Ст. лейтенант (Часть 3) Назад в СССР. Книга 12

Глава 13 В Кандагаре

В салоне УАЗа пахло бензином, пылью и старым маслом.

Прапорщик Корнеев неторопливо снаряжал запасной магазин к пистолету ПБ-1С, который тот забрал из вертолета.

К слову сказать, его вечное бпоказушное разгильдяйство куда-то испарилось, теперь лицо было каменным. Ну еще бы — то, что происходило не располагало к веселью и шуткам. И действительно, после слов Кэпа о том, что генерал-майор Калугин дал команду в спешном порядке доставить меня в Герат, настороение вновь испортилось. Радость встречи с боевым товарищем омрачилась.

— Ну, чего молчишь? — поинтересовался я у Паши. — Рассказывай!

— Да я даже не знаю, с чего начать… Мы думали, больше не увидимся. В той ситуации, что ты оказался, вариантов избежать смерти было немного. А ведь прошло почти три недели! Главное, ты жив! Эх, Макс, если бы ты знал, что было, когда мы вернулись из Пакистана… Нас тут же комитетчики приняли. Тот контейнер из спутника они сразу же сгрузили, забрали на отдельной машине и куда-то увезли. Хорев пытался вмешаться, но ему как-то технично рот закрыли. Лейла тогда, кстати, тоже незаметно пропала — не захотела попадать под наблюдение нашего КГБ. Это она уже потом объяснила. Остальныхя, даже раненых, потом долго мурыжили. Ну, а итог ты знаешь. Камера вроде как цела, снимки тоже были, ключ к контейнеру подходил. Да только они безнадежно испорчены. Комитетчики все вернули нам под предлогом, что ничего полезного там нет, а уже наши специалисты по отдельному распоряжению Хорева выяснили, что снимки были испорчены намеренно. Вот так вот.

— Калугин, сука… Прекрасно понимал, что раз история о сошедшем с орбиты спутнике стала фальшивкой и суть была в камере, подсуетился засунуть туда свои клешни раньше всех! Снимки лагеря смерти, где меня держали, а также других объектов — ему крайне не выгодны. У него прямой контакт с американцами, там свои договоры. Вильямса он выпустил. А я эту гниду нашел и успокоил окончательно.

— Ты что, реально Урду замочил?

— А что мне было делать? Либо я его, либо он меня! Кто ж знал, что наш боевой товарищ, с которым мы пот и кровь вместе проливали, станет крысой на побегушке у продажного и коррумпированного генерала КГБ⁈

— Ну и правильно. Я бы так же поступил. Он предатель, сам выбрал этот путь. И вреда он принес бы столько, что потом разгребать и разгребать.

Я тяжко вздохнул. Паша был прав.

— Знаешь… Тошнит уже от всего этого дерьма! — мрачно процедил он. — Я пока с Кэпом к тебе летел, думал… Вот раньше мы бегали с автоматами за душманами, выполняли задачи и в остальное, что выше нас, где-нибудь там, не обязательно в Москве, в общем говорю… Мы не вмешивались. А теперь, когда происходит все это, не один раз задумаешься — а принесет ли это пользу? И, главное, кому принесет? Стране? Советскому народу? Или же какому-то кабинетному генералу, что привык считать выгоду для себя, а не человеческие жизни, что были безвозвратно утеряны по его же вине⁈

— Реальность такова, нам с этим жить. Но мы попытаемся сделать так, чтобы подобного дерьма было меньше! — тихо, но твердо заявил я.

Корнеев молча кивнул. О своих приключениях в лагере смерти я рассказывать не стал. Ему бы не понравилось то, что делали с «куклами».

На заднем сидении УАЗа лежал АК-74 и два запасных рожка к нему, который я случайно нашел под сиденьем. На черный день был припрятан прежним владельцем. И нужно признать, очень кстати. А другого оружия у нас не было. Да большего, впринципе, и не требовалось. Мы не собираемся штурмовать кишлак Малика, это будет тихое проникновение, уничтожение конкретной цели.

Не доезжая километров десяти до нужной развилки, я решил остановиться. Мне показалось, будто машину начало вести влево.

— В чем дело, Макс? — мгновенно насторожился Шут, его рука сама потянулась к пистолету.

— Да что-то не пойму, — отозвался я. — Как будто колесо спустило!

Я выбрался наружу. Ну да, точно. Колесо еще не спустило полностью, но все равно с ним точно было что-то не так.

Вдруг я услышал странный звук. Бросился к камню, что был слева. Мы остановились в низине, со стороны нас не разглядеь. Выбравишсь из нее, я тут же нырнул обратно. Дал знак Шуту — жесты, которые понимают только те, кого обучали их понимать.

Тот среагировал правильно — заглушил двигатель. Потухли фары.

Через несколько секунд раздался шорох шагов. Паша оказался рядом со мной, опустившись на землю.

— Чего тут?

— Сам посмотри! — я указал чуть левее.

Там, по плохо накатанной дороге, двигался небольшой караван из техники. Пять внедорожников, разной расцветки. Лишь слабый отсвет от лунного света выхватывал из тьмы очертания машин и людей в чалмах, сидевших в кузовах. Они везли что-то длинное, упакованное в брезент. Ящики. Много ящиков. Хорошо вооружены.

— Это еще что за черти?

— Наверное, люди Хасана, — тихо выдохнул Шут. — А в ящиках оружие, деньги или наркота.

— Ты смотри, какие бесстрашные! — мрачно согласился я, глядя на духов. — Ничего не боятся! Запомни место и время. Кэпу передадим, как возможность будет.

Каждая секунда тянулась мучительно долго. Я чувствовал, как под моей афганкой на спине выступает холодный пот. Если нас заметят — конец. Двумя выстрелами из Калаша против целого отряда не попрешь. Наконец, хвостовые огни последнего внедорожника растаяли в ночи. Мы переждали еще с десяток минут, и только тогда вернулись к УАЗу. Я быстро завел двигатель и тронулся дальше, теперь уже с удвоенной осторожностью.

К кишлаку Барад-Кан мы подобрались почти на рассвете.

Я его сразу узнал. Да, этот тот самый кишлак, в котором меня держали раненого, с травмой спины. Мне бы по-хорошему обследование пройти, провериться, восстановиться. Спина еще иногда давала о себе знать — такие травмы бесследно не проходят.

Ну, ничего. Вот разберемся с Калугиным, восстановим справедливость. А там свадьба у меня. Лена ждет. Потом можно и здоровьем своим заняться. Отпуск взять. На месяц, на море съездить и отдохнуть по человечески. И поговорить, наконец, с полковником Хоревым, чтобы перевели меня на другую работу. Поспокойнее. Хватит, блин уже с меня!

Небо на востоке только начало светлеть, окрашиваясь в грязно-серые, сиреневые тона. Афганское поселение, прилепившееся к каменному склону, спало. Но не все. Я сразу заметил неестественную тень у глинобитной стены — часового с автоматом. Еще двое лениво прохаживались у колодца. Охрана. Наемники, нанятые Маликом для контроля над своей вотчиной и чтобы пленные, вроде меня, не сбежали. Андрей тоже где-то там.

Мы оставили «буханку» в полукилометре от кишлака, закидав ее сухими ветками какого-то кустарника.

Воздух в это время еще был холодным и колким, предрассветная тишина казалась звенящей и хрупкой. Я проверил затвор АК-74, холодный металл привычно лег в руку. Шут, держа ПБ-1С, молча кивнул. Его лицо в слабом свете зари было сосредоточенным и жестким. Никаких шуток. Только дело.

По-пластунски, используя каждую складку местности, каждую кочку и чахлый куст, мы начали сближение.

Пахло пылью, сухой полынью и дымом от еще не остывших за ночь очагов. Первого часового, прислонившегося к глинобитной стене и дремавшего с автоматом в руках, Шут снял бесшумно. Мелькнула тень, короткий глухой хрип — и все. Я прикрывал его, впиваясь взглядом в темноту, чувствуя, как сердце отстукивает частую дробь где-то в горле.

Двое у колодца оказались такими же «надежными» охранниками. Одного Паша снял выстрелом в голову, второго я — броском ножа. Итого, у противника уже минус три. Всего же их здесь не более десятка. Затратно это, целую армию наемников держать, особенно учитывая, что врагов у Малика особо-то и не было. Ну, кроме меня.

Хлопки с глушителем прозвучали приглушенно, но в тишине они показались мне оглушительными. ШУт снял еще одного.

А потом на меня случайно вышли сразу двое. Тут уже тихо работать не получилось. Вскинул Калашников и дал очередь. Пули устремились к целям. Один отлетел назад, наткнувшись на своего же напарника. Тот, ошалевший от неожиданности, попытался вскинуть свой автомат, но вмешался Шут, заходя сбоку. Пуля ударила тому в шею, он захрипел и рухнул, заливая пыль темной, почти черной в этом свете кровью.

Адреналин ударил в голову, мир сузился до прицельной планки и силуэтов в серых сумерках. Мы двинулись дальше, внутрь кишлака, прижимаясь к глиняным стенам саклей. Из-за угла следующего дома с криком выскочил еще один охранник, беспорядочно открыл стрельбу.

Скрывшись за углом дома, я высунул наружу ствол и когда проитвник попал в прицел, выжал спуск. Очередь из свинца прошлась по нему от пояса до ключицы. Он отлетел в сторону, сбив со стены дувала несколько раставленных там кувшинов.

Мы шли парой, Паша контролировал правую сторону и пространство впереди, а я левую и тыл.

С другой стороны раздался испуганный крик, потом другой. Какой-то мужик в чалме высунул голову из двери, увидел нас и с перекошенным от ужаса лицом тут же нырнул обратно.

— К черту! По-быстрому! — прошипел я Шуту.

Мы рванули вперед, к центру кишлака, где и был дом Малика. Из-за поворота перед нами высыпало двое с автоматами. Первая очередь просвистела над моей головой, вонзившись в стену позади. Я занял укрытие, присел. Тут же поймал первого наемника в прицел и нажал на спуск. Мой автомат коротко дернулся, очередь прошила нерасторопного противника. Он упал. Второй отскочил за угол дувала, ведя беспорядочный огонь.

Шут, не теряя ни секунды, метнулся влево, сделав рывок по открытому пространству. Пули вздымали пыль у его ног. Он скрылся за другим домом. Через мгновение с той стороны раздался одинокий выстрел, а затем — короткая, яростная очередь, по-видимому из трофейного автомата. Стрельба с той стороны прекратилась.

Внезапная тишина показалась оглушительной. Слышно было только мое тяжелое дыхание и отдаленный лай. Шут появился из-за угла, перезаряжая пистолет. Его рукава были в пыли, на лице — сажа и капли чужой крови.

— Все чисто с этой стороны, — бросил он хрипло.

Именно в этот момент, совсем рядом с нами, из-за угла крайнего дувала, того самого, что стоял чуть в стороне, послышался шорох. На нас, шатаясь, вышел худощавый, бородатый парень с перевязанной рукой. Его появление было настолько неожиданным, что я едва не нажал на спуск. Но вовремя опустил ствол, разглядев в его изможденном, заросшем бородой лице знакомые черты.

— Шут, отставить стрельбу! — выдохнул я, и имя парня сорвалось с губ само собой. — Андрей?

Корнеев среагировал верно — ствол ПБ-1С ушел в сторону.

Парень растерянно смотрел на меня, не веря своим глазам. Взгляд его был пустым, отрешенным, но где-то в глубине, как тлеющий уголек, теплилась искра. А сам был очень худым. Малик, сука, нормально кормить не мог, что ли? Тварь паршивая! Обратили православного в свою веру, а сами голодом морили, потому что все равно — другой.

— Товарищ лейтенант? — его голос был хриплым шепотом, поломанным и слабым. — Это… вы? Я думал… Вас убили… Оттуда еще никто не возвращался!

— В Укрытие! Об этом позже! — резко, но беззлобно оборвал я, отталкивая Андрея в сторону. Он был легким, словно пустой мешок. — Ты ранен? Где Малик?

Андрей мотнул головой в сторону самого большого дома в центре кишлака, с глухими стенами и массивной деревянной дверью. Такую просто так не выбьешь.

— Там… — устало пробормотал он. — С двумя душманами… Заперся! Как крыса!

Парень кашлянул, и по его лицу пробежала судорога боли.

— Погодите… Там, в дувале, у него есть подземный ход. Старик всегда хвастался, что у него есть тайный ход имеется.

План родился мгновенно. Пока Шут оставался прикрывать тыл и присматривать за Андреем, я, ведомый его сбивчивыми указаниями, обошел глинобитную стену и действительно нашел скрытую за разваленным хлевом и грудой хвороста замаскированную дверь из грубых досок. Она скрипнула, когда я ее отодвинул, и этот звук показался мне оглушительным. За ней зияла чернота. Каменные ступени вели вниз, в сырой, пропахший сыростью кое-как пробитый в толще скалы тоннель.

Я двигался наощупь, пригнувшись, боясь наткнуться головой на свод или споткнуться. Впереди, метрах в десяти, виднелась слабая полоска света и доносились приглушенные, взволнованные голоса. Подобравшись, я увидел грубо сколоченную лестницу, ведущую вверх, в пол. Щели между половицами пропускали свет из комнаты и обрывки фраз на пушту. Я поднялся, затаив дыхание, и прильнул глазом к щели.

Малик. Седобородый, с лицом, изборожденным морщинами, как высохшая земля, он сидел на корточках перед открытым сундуком и лихорадочно засовывал в кожаный мешок пачки долларов, свертки с опиумом и какие-то бумаги. Его пальцы дрожали. Двое духов с автоматами Калашникова стояли у входной двери, нервно переговариваясь. Один из них, более молодой, все поглядывал в окно, заложенное мешками с песком.

Я поднял автомат, уперев приклад в плечо, и двумя короткими очередями, прямо через пол, уложил обоих. Тела грузно рухнули, попадало и их оружие. Один из них, падая, задел стену и с грохотом повалил полку с какой-то глиняной посудой.

Я резко толкнул крышку деревянного люка. Тот с грохотом распахнулся.

Малик застыл. Его маленькие, злые, похожие на щелочки глаза расширились от ужаса и немой ярости. Он потянулся к длинному, изогнутому кинжалу с перламутровой рукоятью, лежавшему рядом на сундуке.

— Ты? Откуда? А-а… Русский шайтан! — просипел он, и в его голосе слышалась не только лютовая злоба, но и животный, панический страх. — Я… я все тебе отдам! Деньги! Вот, здесь все!

— Все, старик! — холодно, без единой эмоции, произнес я, поднимаясь в комнату. Запах пороха, крови и чего-то непонятного ударил в нос. — Ты продавал пленных бойцов советской армии. Меня продал. Андрея мусульманином насильно сделал. Я вернулся, вернулся, чтобы забрать твою жизнь. А деньги свои можешь в одно место заснуть! Тварь!

Малик скривился от ярости. Он понял, что договориться не получиться. Недолго думая, выбрал момент и попытался броситься на меня с кинжалом, выкрикивая хриплое, бессвязное проклятие. Увернувшись от неуклюжего удара, я нанес ему мощный удар прикладом точно в висок.

Старик охнул, затем с глухим стоном рухнул на пол, выронив кинжал. Мешок с деньгами выскользнул из его рук, рассыпав пачки по деревянному полу. Он лежал, смотря на меня снизу вверх взглядом, полным такой лютой, нечеловеческой ненависти, что по спине пробежали ледяные мурашки. Мне нечего было ему сказать. Никаких оправданий, никаких слов, никакого суда. Этот человек был воплощением того зла, что пожирало эту страну многие годы. Я просто навел ствол ему в грудь и дважды нажал на спуск. Одиночные выстрелы прозвучали в замкнутом пространстве оглушительно громко. Тело дёрнулось и замерло.

Вернувшись к своим, я молча кивнул. Мол, все, дело сделано.

— Еще пленные в кишлаке есть? — спросил я у Андрея.

— Нет. Давно нет. — тот покачал головой.

А больше здесь делать было нечего. Мы быстро, почти бегом, покинули кишлак. Добравишсь до точки, погрузили ослабевшего парня в УАЗ и тронулись прочь от этого проклятого места.

Двигались на восток, к Кандагару. Километров через сорок случайно вышли на широкую автомобильную дорогу из старого потрескавшегося асфальта. Через несколько минут наткнулись патруль на БТР-80 и несколько наших десантников. Я вышел первым, подняв руки. Увидев нашу советскую форму, сержант, командовавший группой, опустил автомат, но в его глазах читалось недоверие.

— Вы кто такие? Откуда здесь?

— Товарищ сержант, — мой голос был хриплым от усталости и напряжения. — Я лейтенант Громов. Разведка. Этот беглый военнопленный, наш человек. Рядовой Андрей Семенов. Его нужно передать медикам, как можно скорее. Его семья в Союзе… Его там очень ждут! Все понятно?

Сержант кивнул, растерянно глядя на Андрея, которого Шут почти на руках вытащил из УАЗа. Парень был похож на тень — изможденный, в душманской одежде, с уставшим, отрешенным взглядом. Десантники бережно подхватили его под руки, стали усаживать в броню.

И в этот момент с Андреем что-то произошло. Он, казалось, уже отключился от реальности, вдруг обернулся и посмотрел на меня. Его глаза, до этого мутные, наполнились слезами. Они текли по грязным щекам, оставляя белые полосы.

— Товарищ лейтенант… — его голос сорвался, превратившись в сдавленный, горловой шепот. Он пытался что-то сказать, но не мог. Только смотрел на меня, и в этом взгляде была вся боль, весь ужас плена, лишений и та искра жизни, что чудом уцелела. — Спасибо… Я… Я уже не верил… Маме передайте, что я жив… Что я скоро вернусь…

Он не смог договорить, сдавленно всхлипнув и закрыв лицо здоровой рукой. Что-то острое и тяжелое сжало мне горло. Я подошел, сжал его плечо — кость, обтянутую кожей.

— Все, хорошо! — сказал я, и мой голос прозвучал неожиданно тихо. — Ты будешь дома! Даю слово! Забудешь все это, как страшный сон! Все закончилось, дальше все будет хорошо!

Мы с Корнеевым молча стояли и смотрели, как БТР, увозя того, кто уже и не мечтал о свободе, скрывается в облаке дорожной пыли. Воздух был наполнен ревом мотора и этим пыльным шлейфом, а в груди у меня стоял тяжелый, странный ком — смесь облегчения, боли и какой-то щемящей пустоты.

— Макс, а кто он такой? — тихо спросил Корнеев.

— Тот, кто не дал мне подохнуть, когда меня почти сломали! — выдохнул я. — Хороший парень! Санинструктор еще.

Дальше мы действовали на автомате, без лишних слов.

В обмен на оружие и патроны у какого-то не очень надежного торговца в ближайшем кишлаке в границах пригорода, получили афгнаские шмотки, более менее нормального качества. И немного денег. На попутном грузовике, затерявшись среди других пассажиров, добрались до пыльных, шумных пригородов Кандагара.

Связной Игнатьева, худощавый афганец по имени Карим, нашел нас в условленной чайхане. Новости, которые он принес, заставили похолодеть внутри.

— В аэропорту — беда, — тихо, на ломаном русском, сообщил он, отхлебывая зеленый чай из пиалы. — Люди в штатском, ваши же, всех русских останавливают. Смотрят в лица, в документы. Ищут кого-то.

— Зараза! — проворчал я. — Калугин, уже дал распоряжения. Понимает, что я не просто так сбежал.

— Но про архив-то он не может знать?

— Нет! Точно нет! Ведь я его отдал ему же в руки. Вернее, отдал часть. Но он не понял тогда.

Шут пытался найти Лейлу, используя старые, довоенные контакты. Он ушел в лабиринт узких, как щели, улочек, пообещав вернуться к вечеру. Я остался с Каримом, в голове лихорадочно прокручивая варианты. Без помощи Лейлы, с ее знанием местных порядков и связями в спецслужбах, пробраться в аэропорт, минуя бдительность комитетчиков, было чистейшим безумием.

Вечером, Шут не вернулся.

Беспокойство начало разъедать меня изнутри. Я вышел на плоскую крышу нашего укрытия, чтобы осмотреться и глотнуть воздуха. Город жил своей жизнью — крики торговцев, ропот толпы, запахи жареного мяса и пряностей. И вдруг мой взгляд упал на группу людей у входа в соседний переулок — там было что-то вроде торговой точки.

Там же я приметил и Корнеева. Он о чем-то оживленно болтал с бородатыми торговцами.

Двое мужчин, резко выделяясь на фоне местных жителей, стояли чуть в стороне. Они о чем-то оживленно, но тихо беседовали, поглядывая на Пашу. И в этот самый момент из переулка вышла… Женщина. Она была в темном, закрывающем фигуру хижабе. Шла спокойно, но я все равно заметил, что-то не так.

Когда же один из мужчин вдруг сорвался с места и направился к Шуту со спины, та ловким и скользким движением выхватила из-под одежды пистолет…