Солнечное знамя

Глава 8

Беспорядок на чердаке был эльфийский, а, значит — упорядоченный. На чердаке древесного особняка не было ни пылинки, стоял приятный запах свежих стружек и каждый предмет, от огромных сундуков, набитых разнообразными вещами, до последнего черепка от разбитой тарелки, казалось, находился на своем, строго определенном месте. Алиона иногда подозревала, что на каждом предмете находится крошечный инвентарный номер, а где-то в толстом гроссбухе напротив этого номера вписано: «Сломанная волшебная палочка, работы мастера Олливандериона, лежит под сундуком номер три, ориентирована на северо-восток».

Девушка не выдержала, поднялась с огромного, удивительно мягкого кресла, в котором сидела и заглянула под сундук. Там и вправду лежала, правда, не волшебная палочка, а темная кость, похожая на берцовую.

Алиона вздохнула и забралась обратно в кресло.

С момента, когда она встретила странного типа по имени Код, оказавшегося террористом-смертником, прошла уже неделя. За эту неделю Алиона сделала больше шагов для того, чтобы сбежать из золотой эльфийской клетки, чем за несколько месяцев до этого. Короткий разговор всколыхнул в ней какое-то незнакомое чувство, желание поступить именно так, как хочется ей, а не так, как этого от нее ждут другие. Может, это было появившееся наконец подростковое бунтарство — Алиону-тинейджера слишком задавила мать — может, чувство противоречия, а может, просто чувство собственного достоинства.

Нет, внешне ее поведение не изменилось, она по-прежнему оставалась все той же редкостной «игрушкой», человеком с эльфийскими рыжими волосами, послушно выполнявшей любые пожелания хозяина, господина Хетулиона. Но новая личность, проснувшаяся внутри нее, постоянно, ежедневно, ежечасно искала способ сбежать, гася любые мысли о том, что «Ничего не получится… Зачем… Ведь все и так нормально… А вдруг будет хуже…». Да и полная покорность теперь у девушки получалась не очень. На любой вызов господина-хозяина она появлялась сразу же, а вот дворецкий Аунсион, попытавшись дать ей какое-то совершенно пустяковое распоряжение, тут же наткнулся на фразу «Аветагау». «Я — не твоя игрушка». Дворецкий взялся за «бич», но быстро обнаружил, что в ответ на болезненные разряды скорчившаяся на полу девушка повторяет как заведенная все ту же фразу про игрушку. Улыбнувшись, Аунсион привел к Алионе Настю и объяснил, что существует выбор: строптивая Алиона выполняет его распоряжение — кажется, в целях поддержания общеэстетического состояния особняка, она должна была надеть золотистое платье с красными маками — либо удары «бича» получает Настя. В итоге девушки поссорились. Настя считала, что быть наказанной из-за пустой блажи «рыжей дуры» — несправедливо, Алиона же чувствовала свою вину перед подружкой, но сдаваться не собиралась.

Упорный дворецкий притащил Алиону к хозяину, где, в ходе долгого и певучего разговора, пытался донести господину-хозяину — мысленно теперь девушка называла Хетулиона только так — что «игрушка», судя по всему, «поломалась» или «подсунули бракованную» и не стоит ли ее выкинуть. Господин Хетулион поднял бровь и коротким жестом приказал Алионе переодеться. Она тут же в кабинете скинула одежду и натянула платье, которым дворецкий в ходе разговора размахивал как флагом. Хозяин перевел взгляд на дворецкого, произнес-пропел короткую фразу и теперь Аунсион делал вид, что не замечает строптивую «игрушку». Что не мешало ему прибегать к «бичу» при каждом удобном случае. Если же вопрос был принципиальным, то он тащил Алиону к хозяину.

Победа была крошечной и сводилась к тому, что девушка сама выбрала, чьим приказам подчиняться. Но Алиона по своему прошлому жизненному опыту знала, что стоит дать слабину хоть в чем-то и рано или поздно тебе сядут на шею.

Вторым следствием крошечной победы стало то, что Алиона уяснила неожиданную для себя вещь: боль — это не страшно. Да, это неприятно, да, это ОЧЕНЬ неприятно, да, после применения «бича» у нее трясутся руки и подкашиваются ноги, да, боль продолжает возвращаться иногда короткими приступами… Но все это не шло ни в какое сравнение с тем мерзким чувством, которое наполняло ее каждый раз, когда ей приходилось подчиняться. Неважно: матери ли, коллеге ли по работе, дворецкому.

Боль — это не страшно. Это не самое страшное.

Каждый разряд «бича» казался ударом молота, выковывавшим из прежней размазни новую Алиону, Алиону, которая умеет говорить «нет».

Помимо крошечной победы Алиона совершила еще один крошечный подвиг. Она начала готовить побег.

Не зря она днями пропадала на чердаке особняка. Здесь, в завалах старых ненужных вещей нашлось много того, что пригодилось бы беглянке. Небольшой, но удобный рюкзак со множеством карманов. Короткие мягкие сапожки. Плоская серебряная фляжка.

Также на чердаке появились сделанные Алионой, как она это называла, «беличьи припасы»: украденные на кухне кусочки эльфийского хлеба, называемого «баст».

В отличие от гномского хлеба Пратчетта, эльфийский баст на самом деле был отличным питанием для путешественника: круглая лепешка, плоская как картон и невесомая, как пластинка пенопласта, утоляла голод как полноценный обед из трех блюд. Еще баст не крошился, не размокал, обладал приятным вкусом и мог храниться практически вечно. Единственный недостаток: чтобы его разжевать, требовались железные челюстные мышцы.

Еще в одном тайнике, в круглой плоской вазе, бока которой были расписаны камышами и цаплями, Алиона хранила деньги. Ей было ужасно стыдно шарить по карманам, но деньги беглянке потребовались бы. Поэтому она наступила на горло собственной честности и воровала деньги, не обращая внимания на хрипы задавленной честности.

Помимо материальных ценностей, Алионе, как вода рыбе, требовались ценности нематериальные и первейшая из них — информация. Как она будет бежать, не зная языка и вообще окружающей обстановки? А получать сведения об окружающем мире было сложновато: эльфы с ней не разговаривали, Настя разговаривала — она вообще девчонка отходчивая — но о жизни за стенами особняка она знала лишь чуть побольше самой Алионы. Правда, в особняке была огромная библиотека, в которой наверняка находились книги по всем возможным отраслям. Вот только… Книги были на эльфийском.

Эльфийский язык был сложным. Эльфийская письменность — это полный аллес. Прихотливо изогнутые буквы, отличающиеся друг от друга углом наклона, крутостью завитка или поставленной точкой — и поди гадай, оставлена эта точка писцом или случайной мухой — сливались в ажурные фразы, длинные, как железнодорожные полотна. Такие пустяки, как пробелы между словами, эльфам были неизвестны. В итоге страницы книг были покрыты вязью, напоминавшей полный титул царя Алексея Михайловича Тишайшего, написанный тогдашней скорописью. За живой изгородью этих фраз надежно скрывался от Алионы смысл написанного.

В итоге, все добытые сведения о жизни и повадках рыжеволосых эльфов, Алионе приходилось записывать в найденную на чердаке записную книжку. Очень удобная, толстая, с обложкой из тисненой светло-кремовой коры и маленькой застежкой. Страницы сделаны из типично эльфийской бумаги: тонкой, светло-желтой, прочной и, если посмотреть на просвет, то можно было рассмотреть сеточку прожилок. Из листьев они свою бумагу делали, что ли?

Сейчас, свернувшись в клубок в кресле, она записывала информацию о денежной системы эльфов.

Фаэр, самая крупная монета. Или купюра. Как, интересно, можно назвать деревянный прямоугольник, величиной так с сигаретную пачку и толщиной в лист ватмана?

Инд, следующая… да черт с ними, пусть будет монета. Достоинством ровно в один фаэр. И на кой нужно вводить две абсолютно одинаковые монеты, различающиеся только названием и рисунком — неизвестно.

Брегил. В фаэре и инде их два.

Орикан. В брегиле их три.

Нену. Этих монет в орикане пять.

Ахорн, каковых в нену восемь.

Церин (или черин, с произношением Алиона еще не разобралась), в ахорне их — пятнадцать.

Церен (или черен), более мелкая монета, их в церине — двадцать одна.

Ихуг, самая маленькая денежка, церен (не путать с церином) можно разменять на тридцать четыре ихуга.

Да, денежная система эльфов отличалась простотой и незамысловатостью…

Алиона неожиданно широко зевнула и посмотрела на странички записной книжки. Погодите… А почему это она писала на эльфийском?

Девушка встряхнула головой — отросшие волосы легонько хлестнули по щекам — затем посмотрела еще раз. Нет, все по-русски… Тут ее поразил еще один мощный зевок и Алиона поняла, в чем дело.

Тирис.

Ванильная дрянь, которую эльфы добавляли везде и всюду, так надоела Алионе — иногда она прямо-таки чувствовала, как слипаются кишки от этой пакости — что вчера она попросила у эльфийки-кухарки — красивой настолько, что все фотомодели мира дружно придушили бы ее из зависти — что-нибудь другое. Разговор двух глухих — кухарка не понимала ее, а Алиона не понимала эльфийку — закончился тем, что кухарка, изогнув в легкой улыбке коралловые губы, изящные как лук Эрота, и сварила девушке бледно-зеленый напиток, который назвала «тирис».

Напиток не был сладким, это уж точно. Он не пах ничем и был горький как отвар полыни. После первого же глотка Алиона вспомнила слово «хина». Она героически сделала второй глоток, больше для того, чтобы посрамить скептически взиравшую на нее эльфийку, и напиток ей неожиданно понравился. Было в нем что-то такое… Смывающее липкие наслоения в животе.

Эльфийка спокойно смотрела, как девушка пила тирис, после чего, несколькими движениями изящных пальцев пояснила, что заснуть после этого напитка Алионе вряд ли удастся. И правда: всю ночь Алиона не могла заснуть, просто не хотелось. Зато теперь сон, видимо, настигает ее…

Алиона зевнула еще раз, спрятала книжку и чернильную палочку и решила пойти подремать.

Как говорят девочки-пятиклассницы: «Ага, щас».

— Аленка, — в коридоре на Алиону вылетела запыхавшаяся Настя, — тебя хозяин ищет.

Алиона уже три дня боролась за то, чтобы подружка называла ее Алиона, но та упорно продолжала кликать ее Аленой, Аленкой, Аленушкой и Еленой Презлобной, в моменты ссор.

— А… А… А-а-ах…

Возражение Алионы прервалось могучим зевком. Бог с ней, пусть пока называет? как хочет…

— Давай, дуй быстрее.

Господин Хетулион привык постоянно держать рядом с собой Алиону во время работы. Девушка просто сидела в кабинете, даже не особенно стараясь слушать, что там говорит господин-хозяин. Да тому внимание особо не требовалось, ему просто нужен был кто-то, к кому можно обращаться, размышляя вслух. Хотя свои бумаги он все-таки ей смотреть не позволял. К бумагам он вообще относился очень бережно и всегда держал их в серебристого вида сейфе, с выгравированной на дверце картиной битвы маленьких человекоподобных фигурок с огромным чудовищем где-то в пещере.

Увидев девушку, эльф взмахом руки указал на низкий диванчик у окна. Алиона кивнула и, по пути утащив из чаши золотое наливное яблоко, запрыгнула на подоконник. Маленькое непослушание. Маленькая крошка в почти пустую чашу гордости…

Не все сразу. Тихо ползет улитка…

Алиона подтянула ноги к груди и подол платья — того самого, с маками, но надела она его по СОБСТВЕННОМУ желанию! — с тихим шелестом сполз, обнажив ноги чуть ли не до самого пояса.

— О, закрой свои бледные ноги… — пробормотала девушка, натянула подол и впилась в яблоко.

Наливным оно было не по названию, а на самом деле. Кожура обычная, яблочная, а под ней — прозрачная, как вода, мякоть, пропитанная вкусным, ароматным соком.

Господин Хетулион не потерпел был огрызок нигде в своем кабинете — если его, конечно, оставил не он — но Алиона с детства имела привычку сгрызать яблоки целиком, вместе с кожурой, семечками и хвостиком плодоножки.

Она доела остатки яблока, облизала пальцы и…

Сон таки догнал девушку. Глаза закрылись, и обмякшее тело мягко шлепнулось с подоконника на пол.

Сон прекратился так же резко, как и напал. Алиона открыла глаза…

И обнаружила, что ее замуровали!

После первого мгновения паники, Алиона сообразила, что она просто лежит на полу между окном и диваном — там был довольно широкий промежуток — упираясь носом в мягкую траву пола, которую она с перепугу приняла за мох на камнях камеры.

Это надо же, так вырубиться. Почему господин Хетулион не разбудил ее? Впрочем, судить о поступках эльфа — дело безнадежное, у них своя особенная логика, которую простой человеческой женщине не понять. Может, он забыл про нее перед уходом, а может, попинал сапогом и не смог разбудить.

Тихонько прошелестели бумаги.

А, нет, он просто все еще работает, трудоголик длинноухий. Алиона неторопливо поднялась из-за дивана…

Сейф господина Хетулиона стоял распахнутый и в нем бесшумно рылся совершенно незнакомый эльф.

Снежно-белый мундир с красной вышивкой по обшлагам, ярко-красные узкие эполеты, хвост длинных рыжих волос струился по спине, острые кончики ушей нервно подергивались.

Дернулись и встали торчком. Затем чуть повернулись в сторону Алионы…

Эльф резко развернулся, выдернув кинжал из ножен. В левой руке, отставленной в сторону, стеклянно поблескивало что-то шарообразное.

Алиона замерла. Между ней и острым клинком было метра три, но ей почему-то показалось, что эльф сумеет убить ее, не приближаясь.

Эльф…

В его лице, фарфорово-гладком как и у остальных существ его породы, было что-то такое, что не позволяло увидеть в нем хозяина. Может, глаза…

Синие, как само море…

На острие кинжального клинка медленно разгорался зеленый огонек.

— Сиди тихо, — еле слышно прошептал эльф.