Солнечное знамя

Глава 27

Подскочившую было Алиону дядька Грок подбил на взлете, заявив, что первым мыться пойдет «мальчишка». Потому что девушки, даже слегка загрязненные — именно так он и выразился, внезапно став очень велеречивым — все равно остаются симпатичными, а вот грязный юноша воняет, как стадо троллей.

Старик выделил Заю полотенце, огромную банку с жидким мылом, скучно и занудно инструктировал его, как этим самым мылом пользоваться… Кончилось тем, что Заю надоело, он наорал на дядьку, тот в долгу не остался и оба родственничка долго и увлеченно переругивались. Наконец, опыт победил, Грок загнал юношу в ванну, вернулся в комнату и сел верхом на стул. Положил руки на спинку стула, подбородок — на руки и внимательно посмотрел на Алиону очень полицейским взглядом.

Сердце девушки екнуло.

— Что у него с рукой? — без обиняков спросил Грок.

Вопрос всколыхнул в душе Алионы два совершенно разных чувства. Одно: острое желание нахамить и сказать, чтобы не смел с ней так разговаривать, как будто она — его подчиненная. И второе… Очень сильное желание расплакаться в жилетку — ладно, в куртку — и рассказать все-все, что она знает о проклятой руке трижды проклятого молчуна. Ей было очень тяжело носить в себе эту тайну, вздрагивать каждый раз, когда она видит эти бинты и представлять себе все те ужасы, которые под ними творятся. Вдруг дядька Грок усмехнется, поиграет лучистыми морщинками и скажет: «Вот дурочка, было бы из-за чего переживать!»

Она рассказала старику все. Все, что знала про руку Зая, про рисунок таинственной травы, даже про то, что тайком рассматривала кожу на руке ночью.

— Точно не светилась? — потер подбородок дядька Грок.

— Точно.

— Значит, не лунная белизна. Уже хорошо.

И замолчал, думая о чем-то. Чем больше Грок молчал, тем больше нервничала Алиона.

— Дядя Грок, — наконец не выдержала она, — так что у него с рукой?

— А я откуда знаю?

Он взглянул на побелевшую Алиону и коротко усмехнулся:

— Я же не доктор. А если вспомнить, кто же я такой, вернее, кем был, то все становится просто: Зай отравился.

— Чем? — ошарашено спросила девушка, не понимая, как можно было прийти к такому выводу.

— Да вон той травой и отравился. Что это за подорожник такой коварный, я не знаю, это мой братец мигом бы рассказал, и что и откуда и зачем эта трава ночами вылезает из земли и охотится на людей на темных лесных дорогах…

— Правда?!

— Да нет! Это я так… шучу по-стариковски… Что за трава и как она себя ведет ночами — не знаю, но понять, что произошло — могу. Ты же, Огонек, говорила, что она похожа на подорожник, с первого взгляда даже аптекарь ошибся. Вот и Зай наверняка ошибся: порезался или оцарапался в лесу и приложил к ранке листок. Так отрава в кровь и попала.

— Так Зай же… живой…

— Живой, живой. Я так мыслю, отрава эта по руке ползет, кожу разъедает либо еще что…

— Нет, — покачала головой Алиона, — я же видела руку без бинтов. Гладкая, чистая кожа, ни язв, ни ран, ничего.

— Ничего, говоришь… Странно. Не просто же так племянничек руку бинтует, значит, не хочет ее на глаза людям показывать. Видела, говоришь? Погоди-ка… Ночью?

— Ночью. Луна светила.

— Тогда понятно. Ночью все цвета серыми кажутся. Кроме белого и черного, понятно. Отрава эта ему кожу выкрасила. Зеленая у него рука под бинтами. Или синяя.

Алиона мгновенно представила Зая в виде Халка, Аватара и Хеллбоя. Ей не понравилось.

— Думаете, ничего страшного?

— Может и ничего… Может, эта дрянь просто цвет кожи меняет, а Зай стесняется.

— Что-то я не заметила, чтобы он очень стеснительным был. Эльфов файрами обзывал — не смущался.

Дядька Грок усмехнулся. Но ничего не сказал.

Из ванны вышел хмурый и недовольный Зай, завернутый в огромное, как простыня, полотенце. В нем он походил на римлянина, идущего на казнь.

— Ну что, Огонек, — Грок подмигнул девушке, бросив хитрый взгляд на мрачного племянника, — Пойдем теперь тебя в ванну определять.

Купать ее — как на секунду показалось девушке — старик не собирался. Он подробно объяснил ей, как пользоваться мылом с точно такой же, как была у Зая, огромной банки. Оказывается, мыло должно было не только отмыть накопившуюся за время лесных странствий грязь, но и поменять внешность девушки и юноши.

— Чтобы тебя никто не узнал, Золушка, вот тебе волшебный рашпиль: сделаешь себе шрам через все лицо — вполголоса припомнила Алиона старую кавээновскую шутку.

— Не так все радикально, всего лишь поменяет цвет кожа и волосы. Короче говоря, мойся, а я пока разожгу угли.

— Зачем?

— Буду племянника пытать.

— Вы шутите?

— Какие уж тут шутки. Пытки — дело серьезное, они юмора не любят.

Алиона озадаченно посмотрела на закрывшуюся дверь. На всякий случай она еще несколько минут прислушивалась, но никаких звуков из комнаты, кроме негромких и неразборчивых голосов, не услышала. Тихо выругала старого шутника, сбросила одежду и начала взбивать густую пену, аккуратно нанося ее на кожу и волосы.

Вот таким вот огромным безе она должна была посидеть на краю ванны, пока остатки мыла не растворятся во воде, потом опуститься в воду и полежать в ванне минут двадцать.

Ванна никакого доверия не внушала и успокаивающих ассоциаций не вызывала. Была она большая, даже огромная, вот только ее темно-вишневый, почти черный, цвет заставлял предположить, что необходима она бывшему начальнику полиции не столько для того, чтобы мыться, сколько для расчленения трупов. Вдобавок единственным источником света был маленький фонарный цветок, который, казалось, пищал, пытаясь разогнать темноту.

Алиона вздохнула, потрогала рукой воду — горячая, но не обжигающая — посмотрела на мыло, которое растворялось, шипя и поднимаясь шапкой пены, за держала дыхание и опустилась в воду.

— Девушка под взбитыми сливками. Взболтать, но не смешивать.

Лежать в горячей ванне было неописуемо приятно. Алиона погрузилась глубже, так, что над поверхностью мыльной пены осталось только одно лицо и закрыла глаза, наслаждаясь…

Короткий стук.

— Огонек, к тебе можно?

— Да, — ответила Алиона раньше, чем поняла, ЧТО она сказала.

Она только что позволила молодому человеку войти туда, где она находится обнаженная, совершенно без одежды! Пусть под этой пеной и при тусклом свете цветка Зай ничего не сможет рассмотреть — она ведь знает, что на ней ничего нет. И при этом в душе не ворохнулось ничего: ни страха, ни скромности, ни стыда, ни совести. Вернее, совесть что-то попыталась пробормотать, но очень тихо и неубедительно. Гораздо более сильным было… сожаление?!

Зай проскользнул внутрь, аккуратно прикрыл дверь и сел на край ванны, спиной к девушке. Алиона, чувствуя себя ужасно развратной, смотрела на его голую спину.

Так вот как она теперь будет выглядеть… Мыло дядьки Грока выкрасило кожу Зая в темно-коричневый цвет глубокого загара, только чуть-чуть не дотягивающий до кожи мулата. Волосы Зая и без того были черными, но сама Алиона должна теперь стать похожа на цыганку. Она как-то хотела покрасить волосы, но мама запретила, мол, бледная, да еще с черными волосами, будешь вылитая покойница. Тогда Алиона сильно расстроилась…

Господи, какими смешными кажутся земные воспоминания! Мама запретила покрасить волосы! Да если эльфы ее поймают, они запретят ей жить!

Взгляд тем временем проскользил по темной спине, с цепочкой позвонков и трогательно торчащими лопатками — божечки, какой же он худой! — и наткнулся… На бинты. Зай успел забинтовать свою руку до самого плеча и даже дальше. Бинты обвили руку, плечо, и зашли на шею. Похоже, Грок был прав: отрава медленно, но верно ползла по телу…

— Я у тебя посижу немножко, — нарушил молчание Зай, — а то дядька там угли разжигает.

— Зачем?!

— Пытать меня будет.

— Я думала, он пошутил!!

— А он тоже так пошутил?

Алиона ткнула его кулаком в спину, оставив пару хлопьев пены стекать вниз:

— Вы точно родственники!

— Конечно, — ответил Зай не оборачиваясь, но, судя по голосу, улыбаясь.

— Зай, — требовательно спросила Алиона — а почему ты на меня не смотришь?

И удовлетворенно увидела, как бесцеремонный и наглый Зай… Смутился!

— Потому что, — немного запинаясь, выговорил юноша, — на тебе нет одежды.

— Тебя это беспокоит? — хихикнула Алиона.

— Нисколько, — заверил Зай, по прежнему не оборачиваясь.

— А если я попрошу посмотреть на меня?

— Попроси.

— Прошу.

— Что просишь?

— Посмотреть.

— Посмотреть на что?

— На меня.

— Что на тебя?

— Посмотреть.

— На что посмотреть?

— Зай!

— Огонек!

Они тихо захихикали на пару.

— Зай, а теперь серьезно. Обернись и посмотри на меня.

Юноша неторопливо повернулся. И посмотрел.

Алиона прикрылась ладонями, хотя под слоем пены увидеть что-то не смог бы и Конрад Рентген. Потом медленно убрала руки. И посмотрела на Зая. Прямо в глаза.

В глубоких синих глазах было… многое. Зато в них совершенно точно не было того, что боялась увидеть Алиона. Не было похотливости, не было того специфического мужского взгляда, который тебя не только раздевал догола, но чуть ли не ощупывал.

Судя по этому взгляду, Зай вообще не представлял ее обнаженной. Как будто…

Как будто никогда ранее не видел девушку без одежды.

— Зай… — Алиона тихо дотронулась до руки юноши, — прости, если обижу… А у тебя девушки были…

Она вовремя прикусила язык, не спросив«…до меня».

— Огонек, — прошептали губы юноши, — я жил в лесу, где из людей были только мои родители. Какую девушку я там мог бы встретить? Дуплистую иву?

Пальцы Алионы двинулись вверх по руке Зая, лаская и поглаживая. Потом они спустились вниз, переплелись с пальцами юноши и опять тронулись в путь по телу Зая. Девушка вздрогнула, ощутив как сильные пальцы касаются ее кожи, скользят по предплечью… по плечу… касаются ключицы…

Ничего вокруг, только синие глаза…

Будь что будет и пропади весь мир пропадом…

Стук в дверь!

— Племяннник, выходи, я тебя нашел.

Юноша и девушка отстранились друг от друга почти со стоном.

— Выходи, выходи. Разговор есть. А ты, Огонек, еще лежи в воде, время не вышло.

Алиона пробыла в ванне совсем недолго: вода начала казаться ей холодной. Она вылезла, вытерла пену и завернулась в полотенце, завязав узел на левом плече. Узел был крупный, с двумя торчащими концами, казалось, на ее плече поселился белый зайчонок.

— …мышцы работают, значит, и сердце будет работать. Сам-то подумай своей тыквой. Вымылась уже, Огонек? — обернулся Грок на появившуюся на пороге девушку, — Побудь на кухне, пожалуйста, высохни, я тут с твоим… спутником… закончу разговор. А потом он все тебе расскажет.

Зай дернулся, но промолчал.

— Вот и молчи, — повернулся к нему дядька, — Чтобы все рассказал девчонке! Она уже с ума сходит, а ему лень! Вечерком погуляете по городку и поговорите. Все понял? Иди-иди, Огонек, ты это потом услышишь.

Алиона, торчащая в двери, решила было применить свое свежевыученное умение говорить «Нет». Но, прежде чем она поняла, что сейчас — не та ситуация, когда нужно упрямиться, полотенце все решило за нее.

Узел развязался и ее единственный предмет одежды соскользнул на пол.

Если бы Зай не отвернулся с реакцией потомственного охотника, то она сгорела бы от стыда.