Солнечное знамя

Глава 21

Треклятый внучок обвел взглядом помещение, слегка приподнял бровь при виде привязанного к стулу Зая, и тут увидел лежащую на полу Алиону. Довольная улыбка, появившаяся на его лице, крайне напоминала выражение лица ребенка, в новогоднюю ночь обнаружившего в коробочке под елкой новенький айфон вместо с тоской ожидаемого паровозика.

Алиона закрыла глаза. Ее воображение было достаточно богатым для того, чтобы представить что ее ждет в будущем. Сейчас Хетулион заберет ее, отвезет в какое-нибудь схожее помещение и будет долго-долго ей припоминать, как она оглушила его и сбежала. Она еще не знала, какие ощущения испытывает человек, которого пытают раскаленным железом, но подозревала, что приятного в этом мало даже для мазохиста.

Хетулион повернулся к эльфу, который пытал Зая и произнес что-то требовательное, судя по интонациям. Впрочем, и без перевода понятно: «Заверните мне вон ту рыжеволосую девку. Ах, уже завернута? Тогда грузите». Еще и пальцами прищелкнул, мол, пошевеливайтесь.

Эльф-палач… Если бы он был человеком, то можно было бы сказать, что он «побагровел». Эльф же, скорее, приобрел оттенок благородного розового вина (каким его представляла Алиона, никогда такого вина не видевшая). Хетулион получил в ответ длинную певучую фразу, смысл которой тут же становился ясен, если взглянуть на лицо внучка, приобретшее точно такой же «винный» оттенок.

Алиона внезапно поняла, что захвативший их с Заем эльф совершенно не намерен уступать свои игрушки первому попавшемуся наглецу. Девушка даже в первый момент испытала к нему извращенное чувство благодарности, тут же исчезнувшее при взгляде на жаровню. Тут непонятно, кому быть благодарной: если бы местный эльф не уперся, то сейчас ее уже везли бы на пытки, если бы не Хетулион — пытки бы уже начались.

Среди эльфов нет хороших людей. Потому что эльфы — не люди.

Два эльфа уперлись, как два барана на узком мостике, горячо и мелодично доказывали друг другу что-то, Алионе непонятное. Угадывался разве что общий смысл: Хетулион хотел немедленно получить беглую «игрушку» и не желал слушать возражений, здешний же эльф не собирался подчиняться первому попавшемуся наглецу, тем более что форма на них была одинаковой. Кроме того, здешний эльф — как его, черта, зовут? — понимал, что если отдаст Алиону, то быстрого результата от Зая не добьется. Поэтому ему появление Хетулиона с претензиями на Алиону — как… как явление врача-диетолога, вынимающего изо рта обжоры аппетитный кусок сливочного торта. С вишенкой.

Никак повлиять на происходящее девушка не могла, поэтому ей оставалось только лежать в виде рождественского подарка — только бантика не хватало — и анализировать происходящее. Можно было заметить, что два эльфа, несмотря на беломундирность, делающую их почти близнецами, все-таки разные. Местный более спокоен, Хетулион же горячится и злится. Впрочем, может и его противник горячится и злится, только не показывает этого на глаза подчиненных. Кстати, то, что спор продолжается, не переходя в поединок, во многом объясняется именно наличием подчиненных: за спиной местного эльфа стоят его эльфы, те беломундирники, которые схватили их в поезде, за спиной же Хетулиона — спокойные ребята в странноватой одежде, похоже на оживший куст, полностью покрытый плотной листвой. На бедре каждого висит короткий меч в белых ножнах, то есть в огневой силе эти парни превосходят местных эльфов, вооруженных только кинжалами.

Хетлион и командир местных эльфов, продолжая певуче ссорится, дружно схватились за рукояти кинжалов. Похоже, их ссора достигла градуса, за которым слова уже не кажутся убедительным аргументом и в дело вступают клинки. Подчиненные, и беломундирные и зеленолистовые, также схватились за оружие. Алиона быстренько помолилась всем богам, которые согласятся ее услышать, с просьбой о том, чтобы все эльфы, имеющиеся в данный момент в помещении, перестреляли друг друга. То ли боги не услышали, то ли молитва была слишком длинной, но перестрелка не состоялась.

Оба командира отошли друг от друга на короткий шаг, плавно достали из ножен кинжалы, поднесли клинки вертикально к лицу и размеренно заговорили. Возможно, конечно, что именно так выглядели эльфийские матерные ругательства, но больше эта декламация все-таки походила на какую-то торжественную клятву. Типа: «Клянусь не успокоиться, не мыться, не бриться, не пить, не курить, пока вот эта мразь, стоящая напротив меня, топчет землю своими мразевыми ногами».

Подчиненные, вытянувшиеся чуть ли не по струнке, внимали мерно роняющим слова отцам-командирам, даже уши, казалось, заострились и торчали вверх острыми клинками. Стихли последние слова, на секунду повисла торжественная тишина… И тут кое-кто решил, что в помещении стало скучновато.

Зай поднял голову и выдал длинную тираду на эльфийском — значит, все-таки мог говорить на нем, упрямый негодяй! — завершившуюся смутно понятным словом «файрион», обращенным персонально к Хетулиону.

Эльфы окаменели. И если все они сдержали свои эмоции — понятно, что Зай не стихотворение им прочитал — то Хетулион терпеть не стал. Он широко шагнул к довольно ухмыляющемуся Заю и ударил того в лицо. Размахнулся, чтобы ударить второй раз, но тут его ухватил за руку местный командир, яростно пропевший короткую фразу. Хетулион скрипнул зубами, выдернул руку и зашагал к выходу. Следом за ним потянулись лиственные эльфы и…

Алиона не поверила собственному счастью.

Местный командир тоже вышел! Вместе со своими подчиненными! Значит… Значит у Алионы есть время на то, чтобы сбежать!

Ага. Вот только…

Она связана по рукам и ногам и не может даже встать. Зай привязан к стулу и, кажется, потерял сознание. Единственный выход из помещения, если не считать дверь, которую эльфы не забыли запереть на замок — это небольшое круглое окно.

«Давай, девочка. Шевели мозгами. У тебя есть пять минут».

Взгляд Алионы побежал по помещению.

Повисший на веревках Зай…

Дверь…

Жаровня…

Стена…

Кинжал!

До сих пор торчащий в стене кинжал, который эльф у нее отобрал. Алиона радостно дернулась. И сникла. Кинжал застрял в стене на уровне головы. Сейчас она не сможет до него дотянуться: максимум, что позволяет веревка, стянувшая руки и ноги — встать на колени… Если бы ее разрезать…

Жаровня!

Алиона перевернулась на живот и толкнула ногами в высокую ножку жаровни. Глухо лязгнула чаша, посыпались рдеющие угли и раскаленные докрасна металлические стержни. Пол начал тлеть… плевать! Если эльфы придут до того, как она сбежит — ей будет все равно, горит помещение или нет. Если же после того — то тем более все равно.

Извиваясь как червяк, девушка подползла к кучке углей и осторожно протянула к нем связанные за спиной руки… Горячо. Ладно, план Б. Алиона умостила на кучке углей веревку, притягивающую ноги к руками, натянула ее… Задымилось, с тихим треском начали лопаться перегорающие волокна… Есть!

Веревка лопнула, и девушка с наслаждением вытянулась в струнку, постанывая от удовольствия в распрямляющихся мышцах. Две секунды и хватит. Алиона перекатилась на бок и попыталась аккуратно поместить веревки на руках на угли. Та-ак… Нет, руки связаны за спиной, контролировать, чтобы на угли легли именно веревки, а не руки, очень трудно и есть риск сжечь совсем не то, что собираешься. Инквизитор Курт Гессе Алионе нравился, но не до такой степени, чтобы подражать ему, щеголяя обгорелыми руками. Может, хотя бы ноги…?

Ай!

Уголек, подкатившийся под бок, имел другое мнение, и сейчас левая половинка попки горела огнем. Хотя и в фигуральном смысле, но ожог болел ощутимо. Да и штаны явно прогорели.

Алиона кашлянула — едкий дым от тлеющего пола лез в горло — и поднялась на ноги. Цель — кинжал. Девушка запрыгала к стене. Обнаженные груди прыгали вверх-вниз, выскакивая из расстегнутой до пупа рубашки. Зрелище, возможно, и занимательное, но для нее очень неудобное.

Вот и кинжал. Алиона посмотрела на клинок, глубоко впившийся в стену и со вздохом взяла в рот навершие рукояти.

Она качала кинжал вверх-вниз, вправо-влево, дергала его вперед-назад (стараясь не думать, как это выглядит со стороны), наконец усилия увенчались успехом, и проклятая железяка упала на пол. Алиона рухнула на колени, нащупала за спиной лежащий на полу кинжал и дотянулась клинком до связанных ног. Взмах — ноги свободны! Больше не надо изображать безумного кролика. А вот до веревок, связавших руки у локтей, не дотянуться…

Проклятье!

Алиона подбежала к стулу, к которому был привязан Зай, до сих пор находившийся без сознания. Зажала рукоять кинжала между подлокотником и привязанной рукой юноши, так, чтобы клинок торчал наружу. Повернулась спиной, осторожно дотронулась веревками до лезвия, нажала…

Есть! Свобода!

Свобода была пока относительной: пусть без веревок, зато в запертом помещении, которое, между прочим, наполнялось дымом. Кое-где уже плясали язычки пламени.

Алиона разрезала веревки молодого охотника.

— Зай, — позвала она его, — Зай!

Юноша поднял голову, открыл мутные глаза и произнес фразу, за которую в другой ситуации получил бы пощечину. После чего снова уронил голову на грудь. А так как веревки его уже не удерживали, то он рухнул бы, если бы его не подхватила Алиона. Лохматая голова уткнулась аккурат между грудей, по прежнему обнаженных.

— Без сознания, а туда же… — проворчала девушка, застегиваясь.

Теперь отсюда необходимо выбираться.

— Да пролезай же ты!

От Зая — как часто от любого мужчины в подобной ситуации — проку не было никакого. Он категорически отказывался протискиваться в окно, ежесекундно теряя сознание. Теоретически, Алиона могла поднять его на ноги, просунуть голову в окошко и, ухватив за ноги, выкинуть наружу. Вот только…

Во-первых, он при этом сдерет свежие ожоги на груди. Возможно, боль приведет его в себя, но Алионе не хотелось уподобляться эльфам. Его же куртку, вместе с рубашкой, проклятый эльф разрезал на кусочки.

Во-вторых, при таком раскладе он упадет вниз головой, и без того контуженой.

— М-мать… — Алиона грязно выругалась. Вот такой проведешь пару дней с одним культурным и воспитанным юношей и сама не заметишь, как наберешься от него дурных привычек, — Будешь мне должен за стриптиз. Три раза.

Алиона скинула куртку, рубашку и положила последнюю на подоконник. Легче Заю станет не намного, но лучше уж скользить ожогами по шелку, чем по дереву, правда?

— Та-ак… Встаем. Руки… Голова… Та-ак, уже почти вошел… Давай, еще немного… Стоп! А теперь плавно и ак-ку-рат-но…

Зай, поддерживаемый за ноги, протиснулся в окошко, сполз по наружной стене вниз и мягко лег на землю, рядом с заранее выброшенными рюкзаками. Алиона обернулась, чтобы последний раз взглянуть на задымленное помещение и в этот момент огонь наконец вспыхнул и загудел.

Девушка ойкнула и проскочила в круглое окошко, как намыленная.

Этот побег запомнился Алионе. Как нечто, что можно вспомнить, произнося слова «Бывало и похуже…».

Куртка, наброшенная на голое тело — рубашка осталась на подоконнике на память эльфам — на правом плече висит рюкзак, на левом — Зай, который пришел в себя ровно настолько, чтобы его не пришлось тащить. Алиона незамедлительно повесила на него его собственный рюкзак, потому что если бы она тащила еще и его, то точно кончилась бы, не пройдя и двадцати шагов. К сожалению, больше Зай не мог помочь ничего: он, по видимому, не соображал, где находится и что с ним, и периодически повисал на девушке, теряя сознание.

«Двести двадцать один… двести двадцать два… двести двадцать три…»

Пройденное расстояние казалось до обидного малым. Погони не было ни видно ни слышно — похоже, эльфы занялись тушением пожара — и это радует. Не радует то, что у Хетулиона и его подручных точно были собаки-ищейки. Будет чертовски жаль, если то расстояние, которое она столь героически преодолевает, эльфы пробегут легкой трусцой за пять минут.

«Двести тридцать восемь… двести тридцать девять…».

— Зай, — она потрясла юношу, — у тебя, случайно, нет чего-нибудь, чтобы перебить нюх собакам?

Зай резко поднял голову, его взгляд стал осмысленным и четким.

— Собака — животное, — произнес он, — на четырех ногах, покрытое шерстью…

И снова обмяк, повиснув на плече девушки.

— Спасибо тебе, добрый Зай… — проворчала Алиона, подкинув юношу поудобнее, как тяжелый тюк, — Чтоб я делала без этих ценных сведений…

По темной ночной улочке, петляющей между древесных домов с редкими светящимися окнами, двигалась невысокая девушка с растрепанными рыжими волосами, в расстегнутой почти до пупа черной куртке. На плечо девушки опирался голый по пояс юноша с забинтованной по самое плечо правой рукой. Со стороны они, наверное, смотрелись, как загулявшая парочка.

— Так…

Алиона остановилась. Она уже давно шла на одном упрямстве и нежелании падать прямо на улице и отчаянно высматривала местечко, где можно спрятаться от возможной погони. Мысль о том, что это будет так же глупо, как прятаться под кроватью от грабителя, Алиона прогоняла.

Сейчас они вдвоем стояли у низкой калитки в заборе. Необычность забора была в том, что, в отличии от эльфийских колючих живых изгородей, этот забор был составлен из плотно сросшихся узких стволов с бахромой листвы сверху. В первое мгновение Алионе показалось, что она находится перед забором какой-то тюрьмы, но в тюрьме крайне редко встречаются открытые калитки.

Дверца бесшумно распахнулась, и девушка прошла внутрь, затащив за собой Зая.

Они находились на заднем дворе какого-то огромного строения, вытянувшегося в длину, как кит. В отличие от тех же самых эльфийских древесных домов, стены здания были составлены из плотно сросшихся стволов и походили на сруб, положенный на бок. Под самой кроной-кровлей тускло светились узкие окошки, внутри здания что-то шелестело и пощелкивало.

«На фабрику похоже…».

Тут Алиона увидела цель.

К задней стене странного здания прижималось вполне себе обычное эльфийское: толстый ствол с шапкой кроны вместо крыши. Вот только дверей и окон в нем не было, вместо них огромной пастью распахнулись широкие ворота.

Это строение Алионе было знакомо. Точно так же в поместье Хетулиона-старшего выглядел сенник.

Сенник — это сено. То есть мягкая удобная вещь, на которой можно лежать, а также в которую можно закопаться так, чтобы при беглом осмотре их не нашли.

Девушка потащила Зая к сеннику.

Сенник в странном здании тоже был необычным. Вернее, необычным было сено: оно состояло из узких листьев, похожих на сушеную осоку, но, в отличие от нее, мягких и совершенно не шуршащих. Лежать на этом сене было все равно, что на куче тряпочек.

А еще оно одуряюще пахло. Нет, не сеном, скорее, какой-то сушеной лекарственной травой, вроде валерианы или чего-то подобного.

Алионе было не до размышлений.

Она затащила Зая на верх лежащей внутри кучи сена, после чего они вдвоем сползли вниз с другой стороны, в уютный закуток у стены.

Снизу — мягкое сено, — сбоку стена и то же самое сено, сверху — сводчатый потолок сенника.

И запах…

Алиона устроила юношу поудобнее, положила ему под голову рюкзак, и прижалась к горячей спине.

— Это, — прошептала она, — Ничего не значит. Так просто удобнее…

Алиона достала боевой кинжал и подумала, что любой эльф, который попытается подобраться к ним, получит выстрел прямо в свое идеальное лицо.

Потом она отогнала дурацкую мысль разрезать бинты на заевой руке и посмотреть, что же он там прячет.

Потом она моргнула.

И выморгнула уже утром.

Солнечные лучи проникали сквозь раскрытые ворота сенника и освещали внутреннее помещение неярким пыльным светом. Пылинки забрались в нос спящей девушки и защекотали там.

Алиона чихнула и проснулась. Открыла глаза.

Зай, похоже, тоже только что пришел в себя. Он сидел спиной к девушке, обхватив колени руками и его спина с цепочкой выступающих позвонков была такой трогательной, что хотелось обнять и пожалеть.

— Это ты меня вытащила от длинноухих? — спросил он, не оборачиваясь, — Или мне померещилось?

— Я, — осторожно произнесла Алиона. Честно говоря, у нее ломило все тело, болела голова и было нехорошее ощущение, что охотник сейчас выругается и потребует отнести его обратно.

Зай помолчал, а потом… Отчаянный ругатель, он произнес уже столько слов, от которых свернулись бы уши даже у слесаря-сантехника, но того, что он произнес, Алиона не ожидала от него услышать.

Зай тихо сказал:

— Спасибо.

Девушка не успела отреагировать на неожиданное заявление, как юноша поднял голову, принюхался, прислушался к доносившемуся из странного помещения неумолчному шуму, а потом резко обернулся.

Белое лицо, зрачки расширившиеся во всю радужку.

— Ты что… — сипло произнес Зай, — притащила меня на ткацкую фабрику?