То есть замерли мы с сержантом. В псах наших пробудился древний волчий инстинкт, оба они не столько застыли, сколько напряглись до последней жилки, став живыми пружинами. Я ощутил, как Гром натянул поводок
— Т-твою мать… — вырвалось у милиционера.
На поляне, источая тот самый неприятный запах — еще не гниения, но уже смерти — лежала растерзанная туша лося. Растерзанная не зверями: медведями или волками, а людьми. Отрубленные конечности, обезглавленный торс. Полуободранная шкура. Разделку туши, не завершив, спешно бросили.
Мгновенный вывод: браконьер или группа таковых незаконно завалили лося. Несколько часов назад. Начали разделывать, отбирая самые ценные части на продажу или себе. И здесь им как снег на голову наша поисковая экспедиция. Услышав лай собак, они сообразили, что работают силовые структуры, что спрятаться, отсидеться не получится. И поспешили рвануть, не завершив черное дело.
— Вот твари, а?.. — процедил сержант. — Стрелять таких надо! Я знаю. Сосед у нас в деревне браконьерничал вот так втихую. Ну вроде промышляет тайком себе, и ладно, вреда особо нет… А он, сволочь, вдруг как запил на двадцать третье февраля, так до восьмого марта без тормозов. Ну и, видать, какую-то гайку в башке сорвало. Схватил ружье, жену убил, ее сестру покалечил, мужа ее тоже. Свояка то есть. Вон так! А начиналось с малого. Ну, балуется мужик ружьишком, так будто бы оно и ничего… Добаловался, хренов сын!
— И что дальше?
— Ну, что! Следствие, суд. Вроде бы дело к вышке шло, да адвокат ловкий попался. Молодой парень, из кожи лез, себя показать… На этого-то урода ему насрать было с высокой колокольни, да случай выпал уж больно громкий. Он и постарался. И верно, согнал вышку до пятнашки!.. Да только один черт, этот колдырь обратно не вернулся, сгинул на зоне. Туда и дорога!
— А что с ним там случилось?
— Не знаю. Не интересовался. Сдох Клим, и хрен с ним… Ладно! Тебя как зовут?
— Борис.
— Володя, — протянул он руку. Я пожал крепкую загрубелую ладонь. Он сказал:
— Ну что, давай по следу? Этих тварей отпускать нельзя.
— А найдем?
— Ха! Ты моего Чингиза не знаешь!
Он сказал это с гордостью, и слегка трепанул пса по холке.
— Ты автомат приведи в боевое на случай чего. Да, и имей в виду: в этом самом случае бьем на поражение. Про всякие там выстрелы вверх будем в объяснительных писать. А то может так выйти, что предупредительный сделал, а с жизнью расстался…
У него самого через плечо был перекинут АКСУ — новейшая по тем временам вещь (Автомат Калашникова складной укороченный), из семейства АК-74: калибр уже 5,45, а не 7,62. Максимально компактные АКСУшки предназначались для экипажей боевых машин, включая самолеты, но признать правду, для общевойскового боя они были слабоваты. Зато для милиции оказались в самый раз, МВД охотно внедряло их. У милиционеров оружие получило прозвище «Ксюха».
Володя привычным движением поправил автомат:
— Ну, вперед? Не дрейфишь?
— Не по адресу.
— Тогда вперед!
Мы подошли к обезображенной туше.
— Чингиз, нюхай! — скомандовал сержант. — Ищи, ищи.
Чингиз принюхался, ощерив зубы. Влажный черный нос его мелко дрожал. И вдруг пес стремительно рванул вправо.
— За нами! — крикнул Володя.
Мы бешено неслись через лес, огибая ели, продираясь средь мелких елочек, перепрыгивая через упавшие стволы. Чингиз уверенно держал след, нам с Громом надо было только не отстать. Я видел, как Гром старался. Конечно, караульный армейский пес — не милицейская ищейка, мы бы вряд ли так смогли выдерживать направление. Но Гром учился! Это несомненно, он стремился повторять все то, что делал Чингиз. Молча. Умные овчарки понимали, что шум — наш враг.
Я взмок, дыхание сбивалось. Но темп не снижался. И бежать стало легче: лес перестал быть буреломом, проредился… Володя на бегу обернул ко мне взмокшее, румяное лицо:
— Нагоняем! Еще немного… А, мать твою!
Он чуть не кувыркнулся.
— Не озирайся! — задыхаясь, крикнул я ему.
Я еще ничего не видел, не слышал, но псы безошибочно мчали нас к цели. Поверхность пошла под легкий уклон, мы понеслись еще быстрее…
И вдруг вырвались на открытое пространство.
Лощина или распадок — нечто вроде пологого оврага между двумя лесными массивами, по дну которого течет ручей. Мы очутились на склоне, а по ту сторону ручья в гору карабкались трое с огромными, туго набитыми рюкзаками. У одного из рюкзака торчали роскошные, мощные лосиные рога.
Набрав воздуха в грудь, Володя заорал:
— Стой! Стой, стрелять буду! — и повернувшись, прошептал:
— Борька, будь другом, дай два одиночных! У нас за каждый патрон все мозги вынесут, мать их!
Я перещелкнул предохранитель из блокировки в «стрельбу одиночными», вскинул АКМ и дважды пальнул в светло-облачное небо.
Это был заранее условленный сигнал «все сюда!» Конечно, по звуку выстрела найти в лесу цель не просто, но что же делать. Народ у нас опытный, общим разумом решит задачу.
Мы бросились вниз, легко перемахнули через ручей. Догнать перегруженных браконьеров труда не составило. Гром и Чингиз угрожающе зарычали.
— Голос! — приказал я, и Гром залаял. По этому звуку наши тоже смогут взять курс.
Трое поняли, что им не уйти. Но у них было в какой-то степени выигрышное положение: они находились на склоне выше нас. Двое обернулись, один продолжал карабкаться вверх.
У этих двоих были грубые, обросшие щетиной лица. Один, приземистый — скуластый, с приоткрытом рту гнилые зубы. Другой, повыше, худой, пожилой — Кощей Бессмертный, блин, настолько впалыми были его щеки и глазницы, так остро выдавался хрящеватый нос. Первый был в спортивной шапке-колпачке «Олимпиада-80», второй — в кепке-букле.
Этот второй, Кощей, сорвал с плеча двустволку-бескурковку:
— Стоять, падлы! Завалю, легавый! Тебя, служивый, тоже! Еще шаг — оба жмуры!
— И сам зажмуришься, — пообещал сержант.
— А мне похрен. Я свой век прожил. Вас, паскуд, на тот свет с собой заберу — и ладно. И псов ваших поганых. Федот, чего встал, как пень⁈ Ссышь, гнида?
Однако! Высокие здесь у них отношения.
Скуластый Федот нерешительно потянул с плеча ружье… Я понял, что он сильно трусит, попав меж двух огней — эту старую сволочь, видать, боялся до обморока.
— Кто поганый⁈ — вспыхнул Володя. — Да это ты погань тухложопая! Чингиз, фас!
Рыкнув, Чингиз метнулся молнией, вцепился в Кощееву мотню. Тот взвыл, скрючился, судорожно стиснул пальцы. Оба ствола с грохотом полыхнули огнем в землю.
Трус Федот обмер — и я, вмиг перехватив автомат, по всем правилам рукопашного боя врезал прикладом сбоку в рыло, с доворотом корпуса. Он стоял выше меня, но я за счет своего роста нивелировал его преимущество. Улар прилетел точно куда надо. Федот мешком рухнул наземь.
— С-сука, убери пса! Убери, падла, порешу!.. — в бессильной злобе выл главарь.
Гром было рыпнулся к нему, но я крикнул:
— Фу! — и тем же прикладом от души вломил по Кощеевой балде, аж кепка полетела прочь, а сам он ткнулся мордой в землю.
— Чингиз, фу! — грозно крикнул сержант.
Пес отскочил.
Третий браконьер все отчаянно карабкался наверх, мы с Громом бросились ему вслед.
— Гром, голос!
Пес люто рявкнул, давя на психику подонка. Тот отчаянно заработал ногами, но мы были быстрей.
Догнав, я просто дернул за тяжеленный рюкзак — и закон всемирного тяготения бросил негодяя вниз, он кувыркнулся на зависть любому каскадеру. И еще, и еще! — рюкзак сместил центр тяжести, преступник беспомощно катился, взмахивал руками, пытался схватиться за грунт, пальцы срывались… Наконец, тормознулся кое-как.
Разгоряченный, впавший в азарт Гром рванул следом. Я цыкнул на него:
— Рядом! — и мы дуэтом припустили вниз.
Ошалевший от пируэтов браконьер пытался встать, но я так рявкнул:
— Лежать! — а Гром обозначил себя таким рыком, что он вмиг затих, как мышь под веником.
Невдалеке грянул выстрел. Ясно, что группа поддержки спешит в правильном направлении.
— Борис! — весело крикнул Володя, бодро вязавший оглушенного Кощея. — Дай-ка им салют одним патроном.
Я стрельнул одиночным вверх — мы тут, мол, рядом.
У Володи всякие ментовские примочки были под рукой: в частности, тонкий прочный линек. Им он проворно и намертво связал правую руку и левую ногу задержанного — почему-то эта поза называется «ласточка», хотя мне она больше напоминает тюленя, что ли. Долбанул я старого урода знатно! Кепка смягчила удар, крови не было, но шишкан наверняка вздуется на пол-башки… Федот очухался, но встать, конечно, не смел. Лежал, охал, стонал, требуя сочувствия.
— Не вой, нервируешь, — назидательно сказал я ему.
Заткнулся.
На той стороне лощины показались один человек в милицейской форме, три солдата, несколько гражданских. Володя замахал коллеге рукой — у того на погонах тускло блеснули звездочки, и я понял, что это офицер.
Группа быстро устремилась вниз, перепрыгнула ручей, а на дальнем склоне появились еще и еще люди, в форме и штатские, и собаки, и я понял, что вся поисковая команда спешит на выстрелы, думая, что наконец-то найдены пропавшие… Хотя, конечно, опытному уху были слышны выстрелы несанкционированные, отличные от штатных. Вот и милицейский начальник, торопливо карабкавшийся по склону вверх, похоже, смекнул, в чем суть.
— Что там… у вас⁈.. — сквозь сбивающееся дыхание прокричал он.
— Браконьеров взяли, товарищ капитан! — откликнулся Володя. — Как говорится, побочный эффект. Но и упускать их было нельзя.
Капитан добрался до нас. За ним трое полузнакомых мне бойцов из роты охраны. А из дальней кромки леса в распадок выбегали все новые и новые искатели, я краем глаза увидал и Смольникова, и Храмова с Рахматуллиным…
— Батюшки! — иронически заговорил капитан. — Кого я вижу!
— Старые знакомые? — оживился Володя.
— Вот этот, — капитан указал хромовым сапогом на главаря. Пригнулся к нему: — Никсон! Тебе все-таки не жилось нормально?.. Чего? Не слышу ответа!
— Да вряд ли тут услышишь, — откомментировал сержант. — Ему вон, — кивнул он на меня, — коллега приложил прикладом. Теперь у него в башке как бегемот насрал.
Кощей-Никсон пробурчал нечленораздельное. Капитан оглядел способ его увязки в «ласточку».
— Ермаков, — обратился он к сержанту, — это ты упаковал?
— Так точно, — с гордостью отрапортовал Володя. — А что? Не так?
— Ну почему, — со странной задумчивостью промолвил его шеф. — Как раз все так… Молодец.
Володя разулыбался.
— Товарищ капитан, — обратился я. — А почему у него кличка такая?
— Никсон-то? — капитан вскинул взор, провел им по лесному горизонту. — А хрен его знает. Не интересовался. Он с зоны с ней пришел. Лет двадцать назад, когда… а хотя откуда тебе помнить!
Капитан немного рассказал про него. Из его повествования я узнал, что это местный житель, фамилия его Михеев. По молодости лет он по пьяной дури подрезал собутыльника, что было квалифицировано как «тяжкие телесные повреждения». Нашлись и отягчающие обстоятельства. Получил семь лет. Вернулся уже Никсоном, стал корчить из себя тертого-перетертого калача, прошедшего огонь и воду. Докорчился до очередной пьяной драки, где вновь пырнул кого-то ножом. На сей раз не сильно, на четыре года, зато стал официальным рецидивистом. Отсидел, вернулся. Теперь он почему-то он был угрюм и нелюдим, об этой отсидке отмалчивался. Что-то, видать, с ним там произошло такое, о чем лучше не говорить… Как-то пристроился заготовителем в систему Роспотребсоюза, то есть сборщиком и поставщиком природных ресурсов: ягод, грибов, трав, меда, рыбы… Наверняка бы он и охотой промышлял, да только разрешения на покупку ружья рецидивисту, понятно, никто не дал. Замуж за него тоже не было желающих, хотя, с одной бабой он сожительствовал — тоже полукриминальной, подозреваемой в спекуляции, однако, без доказательств.
— Так вот, значит, — закончил рассказ капитан, — браконьерствовал он под прикрытием… Где его ружье?
— Вон оно, — я указал стволом автомата на ижевскую бескурковку.
— М-м… — задумчиво промычал офицер. — Купил втихаря у кого-то… Ладно, выясним. Раскатов! — окликнул он своего старшего сержанта, у которого на портупее был закреплен черный «кирпич» рации. — Свяжись с отделом, пусть сюда шлют группу, оформляют…
— Товарищ капитан, да тут вряд ли возьмет, — виновато пробормотал Раскатов.
— Так ищи место, где возьмет! — повысил голос капитан. — Наверх заберись, там пошастай… Ты связист или я? Мне тебя учить?
— Есть, — буркнул Раскатов. — Алмаз, вперед!
И они с собакой полезли вверх.
К этому моменту вся орава поисковиков собралась, возбужденно гомонила. Опознали и двух подельников Никсона, местных жителей с неважной репутацией. Один был судим по мелочи, другой нет, но считался шалопаем-раздолбаем. Теперь, понятно, их всех ждал суд за браконьерство и, вероятнее всего, тюремные сроки.
— Сергеев! — окликнул меня Смольников.
— Я, товарищ старший лейтенант!
— Отойдем.
Мы отошли в сторонку.
— Опиши происшествие, — потребовал он.
Я как можно короче и яснее рассказал все, начиная с той минуты, когда Чингиз и Гром почуяли скверный запах лосиной туши. Смольников выслушал внимательно.
— Значит, действовали грамотно… — произнес он с полувопросительной интонацией.
— В целом да. Так ведь результат налицо, — я сделал кивок назад. — Трое задержаны, потерь нет. Милицейский сержант, кстати, молодец. Ну и пес у него, конечно…
Признаюсь, последнюю фразу я сказал не без умысла. Мне хотелось слегка зацепить самолюбие взводного.
Думаю, так и вышло. Правда, он остался внешне невозмутим. Помолчал. Подумал. И вдруг спросил:
— Твои выводы из происшедшего?
Я ни секунды не промедлил:
— Считаю, товарищ старший лейтенант, нам надо организовать тренировки по силовому задержанию. Собак натаскивать. Да и бойцов тоже.
Старлей поморщился:
— Думаешь, не знаю?.. Я всегда это говорю. Да начштаба с замполитом стоят стеной против. Да, был у нас случай серьезной травмы: собака рванула одного за руку. Потом больница, противостолбнячные уколы, прокуроры… Теперь они волками воют: нам этот геморрой не нужен!.. Ну, примерно так.
— Так может, нам с райотделом милиции совместные тренировки организовать? Пусть вся ответственность на них! А мы у них только гости.
Смольников замер на секунду. Ну, на несколько секунд. Я ощутил, что мысль ему зашла. Но восхищаться ею он, конечно, не стал:
— Хм… Вряд ли милиция на это пойдет. Нафиг мы им, у них своей головной боли хватает… Ну, посмотрим. Надо будет подумать. Хотя, сомневаюсь… Ладно, пошли, посмотрим, как там дело оборачивается.
От автора
Дорама про попаданца в СССР — учеба и работа, семейные отношения, интриги, романтика в советском антураже. Цикл «Ревизор». Первый том тут: https://author.today/work/267068