Солдат и пес. Книга 1 (СИ)

Глава 16

— Коля… — самым задушевным голосом произнес я.

— А? — Коля повернулся. Сигарета во рту, спички в руках.

— Ты… — начал я и не закончил. Унгуряну взмахнул спичкой, чтобы прикурить.

Нас разделяло метров пять. Времени думать не было. Я ринулся вперед, как барс.

Рост метр девяносто плюс вытянутые руки — минимум два пятьдесят. Полет длился меньше двух секунд. Руками я толкнул субтильного сослуживца, он полетел в сухую траву, растеряв спички, выронив сигарету изо рта. Но черт с ней, с сигаретой, сама-то по себе она пока не опасна, опасны спички. А те вылетели из рук, рассыпались, сам Унгуряну, взмахнув руками, полетел куда-то, я тоже ткнулся в пожухлые травяные заросли, успев сгруппироваться.

— Ты чего⁈ — жалобно-возмущенно возопил Николай.

Я облегченно выдохнул.

— Тебя, дурака, спасаю! Ты вообще соображаешь, что творишь⁈

По-видимому, не соображал. Попросту не видел никакой причинно-следственной связи между спичкой, огнем, искрой и возможным будущим пожаром. Одно с другим не смыкалось в его сознании.

Ну и как ему это объяснить?..

Я уже приготовился говорить нечто о пожаре, попытаться выстроить какую-то логическую цепочку, которую Коля смог бы охватить разумом — но тут из-за угла здания выбежал сержант Редькин из пожарной команды.

Он был в полной пожарной снаряге, только без каски и противогаза. Бледный, как мел.

— Унгуряну! — свирепо заорал он. — Ты!..

И дальше непечатное.

Рассыпанные по траве спички и белая трубочка сигареты, валявшаяся поодаль, служили свидетельством красноречивей некуда.

Между прочим, почти все дни нашей усердной перекачки стояла чудесная светлая солнечная погода. Подсохшая трава сама могла прекрасно дополнить вспышку углеводородных паров.

Сержант обошелся без сооружения логических конструкций — просто треснул полудурку весомый подзатыльник, сопроводив его жаркой речью, в которой цензурным оказался лишь финал:

— Понял, дебил⁈

Данный педагогический прием оказался самым действенным. Унгуряну вдруг мгновенно понял, что его действия могли привести к пожару:

— А, поняль, да-да, все поняль, здесь курить нельзя!..

— Ну, кажется, дошло, — облегченно вздохнул я…

Тут появился ошалевший Бычков.

— И что здесь происходит⁈ — были его слова.

— Уже не произойдет, — сказал я.

Редькин доложил:

— Мне часовой с вышки кричит: там это х*епутало курит! Ну, я сразу и понял. Кто еще может до этого додуматься?.. Один у нас такой… Да вон, Сергееву спасибо, он предотвратил!

Бычков перевел дух:

— Вот ведь недаром предчувствие было! Как в воду смотрел… Сергеев, тебе лично от меня благодарность. Увольнение как минимум обещаю. Как только полегче станет, сделаю. Не забуду!

— Понял.

Гаркать «Служу Советскому союзу!» в данной ситуации было нелепо.

— Унгуряну! — повернулся Бычков к герою дня. — А как вообще ты спички, сигареты сюда пронес⁈

Формально это было запрещено, но опять-таки — человеческий фактор… Вокруг суета, суматоха, караул где-то упустил, не проверил. А Унгуряну, как выяснилось, совершенно невинно, если так можно сказать, прошел сюда с куревом в кармане. И в какой-то момент решил закурить. Он в самом деле просто не держал в голове, что здесь, на территории, а тем более в зоне работающего трубопровода, это опасно. В курилке же он курил? Курил. В столовке тоже. И на хозяйственном дворе! И везде все было нормально. Ну, совершенно не задумываясь, он решил, что и здесь будет нормально. Классическая ошибка популярной индукции. Если ребенку все красные ягоды до сих пор попадались сладкие, то увидав спелую рябину, он делает однозначный вывод, что и она будет сладкая…

В данном случае, правда, индукция Унгуряну могла довести нас до такого цугундера, что и подумать страшно. Однако провидение простерло над в/ч 52506 спасительные крылья. В том числе и в моем лице.

Бычков принял решение:

— Так! Унгуряну, у тебя в хозблоке задания есть?

— Такь точьно. Товарищь капитан велель…

И он добросовестно перечислил все то, что приказал ему выполнить командир роты охраны капитан Лемешев после «командировки» на отгрузку.

— Иди и выполняй, — распорядился старший лейтенант. — Справимся сами. Ты, товарищ Унгуряну, объект повышенной опасности! Как мина с испорченным часовым механизмом. Ты понимаешь это?

— Такь точьно.

— Ну слава Богу. Хоть это понял. Спички, сигареты дай сюда! Потом верну. У тебя оставлять их опасно.

— У менья больше ньету… — приуныл Николай.

— Купишь в чипке. Все, иди отсюда, не буди во мне зверя!

Так благополучно завершился этот инцидент. А я, пользуясь всеобщей расслабухой, ускользнул на второй пост. Там как раз должен был стоять Гром. Часовому наскоро объяснил:

— Пес мой сейчас стоит… Сам понимаешь, хочется проверить…

Ну, сердце не камень, пустил, конечно.

Отчасти я и не сочинял. Действительно, я придирчиво проверил, в каком состоянии будка, резервы еды, воды… Все это было в норме. Но это, разумеется, было не главным. Главное — контакт. И сам я этого хотел, и чувствовал, что Грому каждое мое присутствие, каждое слово, любое скуповатое прикосновение жизненно необходимо. Я старался его не баловать, ни малейшего слюнтяйства. Но крепкая мужская дружба — это именно то, что я стремился всякий раз подчеркнуть. И пес это отлично понимал.

— Ладно, дружище, бывай! У нас с тобой служба, сам знаешь.

Гром понимающе махнул хвостом.

И я побежал на погрузку.

Она длилась еще несколько дней. Прекрасных, ясных сентябрьских дней. Осень в этом году выдалась на диво! Антициклон как встал над округой, так и застыл. Задумался. Черт его знает, сколько местных грибников-клюквенников сейчас шатается по окрестным лесам, сколько из них терпит бедствие!.. Нас больше на розыски не привлекали, хотя, допускаю, к Романову и обращались. Но у того был железный контраргумент: отгрузка топлива на дальний Север, задание государственной важности.

Не знаю, сколько дизтоплива и мазута мы перекачали из наших резервуаров в железнодорожные цистерны. А потом еще и авиационного бензина и керосина. Вдогонку пришло такое распоряжение. Внезапно так спохватились в Генштабе, что полярной авиации требуется больше топлива, чем планировали прежде…

Оживились, заволновались наши «деды». Близился конец сентября — время, когда традиционно выходит приказ Министра обороны об увольнении в запас. Ну и, соответственно, об очередном «осеннем» призыве новобранцев. Термины «весенний» и «осенний» призывы были, конечно, сугубо неофициальные, в документах никаких таких упоминаний не было. Но по факту, соответствующий приказ министра выходил дважды в год: в последних числам марта и сентября. По негласной солдатской иерархии в эти дни «деды» превращались в «дембелей». А когда проходило ровно два года с календарного дня призыва, то «дембель» становился «квартирантом». Допустим, призвался парень 10 октября 1980 года — все, с 10 октября 1982 года он уже «квартирант».

Но это к слову. А зашевелились будущие наши дембеля вот по какому поводу. Пошел слушок, что вот эту погрузку-отгрузку плюс замену техники им могут зачесть как «дембельский аккорд»…

ДА — еще одна стихийная традиция поздней Советской армии. Командир части ставил дембелям задачу: сделайте то-то и то-то, чаще всего какие-то ремонтно-строительные работы, необходимые для части — и свободны. Естественно, при должном качестве работ, которые принимала условная комиссия. Случалось, аккордники халтурили, стремясь поскорее уволиться — тогда, случалось, их заставляли переделывать их тяп-ляпы… Бывало всякое.

Так вот, неизвестно кто этот слушок пустил, но он упал, конечно, на благодатную почву. Ну а что, на самом деле, чем не дембельский аккорд? Самый, что ни на есть!.. Правда, реакции начальства не было еще никакой, и дедушки волновались придавленно, в своем кругу. Озвучить руководству никто не решался.

От меня, конечно, эти проблемы были далеки, у меня свое. Аврал продолжался. Ну и, разумеется, посты, КЖ, уход за псами… Честно говоря, о полноценных тренировках и говорить было нечего. По крайней мере, пока шла отгрузка-загрузка. Но с Громом я старался приемы отрабатывать. Не терять форму.

Держал я где-то на заднем дворе и мысль о городских барышнях, Ольге и Марии. Что здесь сложится, куда поведут стежки-дорожки?.. Это было пока совершенно непредсказуемо, но думать на данную тему было ужасно приятно. Ну как думать? Представлять. Логикой же это не назвать, чистая работа воображения.

А вот что касается размышлений, то здесь у меня было другое поле: флюиды странных событий вокруг части. Начиная с бегства Николая Николаевича и кончая гибелью Макса…

Кстати! Насчет Макса. Ветеринарные патологоанатомы вынесли категорический диагноз: отравление. Бедный глупый пес сожрал кусок мяса. Говядины. Чего в нашем рационе не было. Собачью еду на КЖ готовили из конины. Следовательно…

Следовательно, некто подкрался, не возбудив беспокойства караульной собаки, оставшись незамеченным. И часовые ничего не видели, не слышали! Этот некто бросил заранее приготовленный, начиненный ядом ломоть мяса… Вообще-то наши собаки не брать такие подачки обучены. В «Красной Звезде» наставляют и этому. Но, еще раз не в порядке эпитафии, а по факту: Макс был дурак. Увы. Какой-то собачий Унгуряну, я глубоко извиняюсь. Не только люди бывают дебилами… А отсюда оч-чень интересное соображение!

Сильно похоже на то, что упомянутый некто знал: в самое глухое время суток, на самом отдаленном глухом посту будет стоять не самый умный пес. И бросить ему отравленный кусок будет не так уж сложно. Но как это можно знать? Как⁈ А только так: либо отравитель сотрудник части, военнослужащий или гражданский, либо через кого-то получает подробнейшую информацию о происходящем. Как говорят в таких случаях, где-то у нас протекает.

И вот вопрос: где? И еще более объемный вопрос: зачем⁈

Вот в самом деле, зачем! Ну какой толк травить собаку? Чего добился тот, кто это сделал?..

Я размышлял об этом во время коротких передышки и перекуса по ходу погрузки. Найдя укромное местечко на складе с насосно-шланговой фурнитурой, присев и даже закрыв глаза. На самом деле: что за смысл травить собаку? Решили проникнуть на базу через шестой пост, после того, как потерпела неудачу попытка проникнуть на пятом?..

Да, вот еще! О судьбе того нарушителя, Шубина. О нем ни слуху, ни духу. «Ни звука, ни пука» — как говорят иные остряки. Информации ноль… Но допустим и другое. Скажем, отравление собаки есть злобное дикое хулиганство, но имеющее отношения ко всему остальному. Прочие зловещие события — да, они в одном ряду, а это никак не связано с ними. Возможно такое?

В принципе да. Но я не забыл о правиле Оккама: старайся все объяснить максимально просто. Максимально, но не чересчур! Мне удалось узнать, что яд определили как профессиональный, не какая-нибудь там отрава для крыс. То есть версия с хулиганством на правду не похожа.

Значит…

Логика была готова сделать следующий шаг, но тут прозвучала команда заканчивать отдых и приступать к работам. Мысль, конечно, не исчезла, но зрела подспудно, за горизонтом.

Но вот кончились отгрузочные работы. Хрен знает, сколько литров мазута, соляры, бензина мы отправили на севера, и теперь пришло время восполнять запасы. Теперь с разных нефтехимзаводов к нам пошли цистерны с теми же продуктами, которые надо было закачивать в резервуары.

И тут же, как нарочно, пришел приказ о замене техники. ПСГ-160, простоявшие на хранении предельный срок, предлагалось расконсервировать и отправить в разные воинские части, а на замену им должны были прийти более мощные и производительные ПСГ-240 на базе «Уралов».

И началось…

Все дефекты, протечки, поломки машин, простоявших много лет, вылезли сразу. Пришлось устранять, менять, заливать… Отмобилизовали всех водителей, включая Гладкова. Командир сказал, что пока сам будет ездить, не до жиру. Гладков, конечно, был недоволен, тем более, что не знаю уж как, но получил звание младшего сержанта. Вымутил! Хотя ничем не командовал, так и оставался водителем «уазика».

С сержантскими званиями, кстати, в Советской Армии дело обстояло интересно. Скажем, ефрейтора мог присвоить командир части на уровне отдельного батальона, полка; он же мог и лишить лычки. А вот сержанта, хотя бы младшего, присвоить мог, а лишить уже нет. Этой властью обладал начальник уровня командира дивизии, то есть генерал-майор, по крайней мере на генеральской должности. В нашем случае подчинения Генштабу — наверное, на уровне начальника отдела… Довольно курьезно, короче говоря.

Так вот, в глубине души Гладков, наверное, был крайне недоволен тем, что его бросили на грубую работу, но тут не пожалуешься. Приходилось делать то, что приказали.

Честно говоря, темп службы взвинтили до того, что мы теряли счет дням. Что-то было в этом чрезмерное, я почувствовал это. Как будто нарочно всех подстегивали: скорей, скорей, скорей!.. Водители, трактористы, прапорщики и даже офицеры с горем пополам запускали моторы стоявших без движения машин, регулировали свечи, подкачивали шины, смотрели, где что течет, капает или, наоборот, пересохло… Ну, а остальные помогали им по мере сил и квалификации.

Не обходилось без небольших аварий. Убей, не знаю, за каким чертом старлей Бычков поволок на буксире ЗИЛ, в котором вышел из строя гидроусилитель руля. То есть, сам Бычков сел за руль ведущей машины, а в буксируемую усадил своего приятеля Богомилова. Ну и поехали цугом, а на повороте-то передний ЗИЛ вписался в дугу, а во втором лейтенант безуспешно пытался повернуть руль, лишенный усилителя, орал: «Серега! Серега!», а толку ноль. Неуправляемый грузовик по прямой так и нырнул в кювет, трос оборвался… В целом, повезло, что обошлось без жертв и даже без увечий.

Тут как тут возник зампотех Гончаров.

— Так, товарищи офицеры, — ледяным тоном произнес он. — В игрушки играем? Пионерская зорька до сих пор в жопе трубит?.. Взвейтесь кострами синие ночи?..

Лейтенанты оправдывались, но майор жестоко разругал их за легкомыслие и сам лично возглавил операцию по вытаскиванию ПСГ из кювета.

Понятное дело, я во всей этой движухе участвовал в роли подсобника, подай-принеси, но с задачами справлялся успешно. Мои прямые начальники были мною довольны… Пока таковым не оказался Гладков.

Он все еще смотрел на меня волком, хотя я ровно никакого повода не давал. Поручили ему восстановление одной ПСГ-шки, стоявшей в хранилище, а механик он был, видать, неплохой: впрягся в работу, все проверял досконально. Ну, а меня в один прекрасный день направили к нему на подмогу.

Началось все более-менее. Он стоял на бампере ЗИЛа, нагнувшись, возился в моторе под приоткрытым капотом. Я был у него на подаче инструмента.

— Эй! — глухо буркнул он из подкапотного пространства. — Ключ на четырнадцать дай!

На четырнадцать, на четырнадцать… Ага! Вот он.

— Держи.

— Чо даешь, душара!.. — заорал он, не разгибаясь. Ключ со звоном полетел на бетонный пол. — Накидной надо! Наберут дураков в армию!..

— Серега, — миролюбиво сказал я. — Ты ничего не сказал про накидной. Я откуда мог знать?

— Я тебе не Серега, а товарищ младший сержант! Ты на кого рот раззявил⁈..

И полилось то, чего без ответки оставить нельзя.

— Младший сержант, — сказал я. — Ты заткни фонтан, не то труба может лопнуть. Нехорошо будет.

Он даже онемел от такого моего захода. Через секунду грозовым тоном произнес:

— Чего?..

— Того, — был ответ.

Благодаря моему росту я легко дотянулся до невысоко открытого капота и прихлопнул им ремонтника так ловко, что туловище и задница остались под капотом, а ноги снаружи. Миг — и я на бампере, и всем весом навалился на капот.

Гладков угодил в унизительный капкан. Из-за тесного пространства он не мог повернуться, не мог пустить в ход руки, мог лишь беспомощно барахтаться, бессильно материться… Пытался брыкаться, но сам понял, что выглядит смешно.

— Успокоился, товарищ младший сержант? — сказал, наконец, я и выпустил пленника. Спрыгнул с бампера.

Я был готов ко всему. Полезет — врежу. Дальше видно будет.

Но к удивлению моему, вид у «деда» был встрепанный и жалкий. И он явно не знал, что теперь делать.

Выручил его прапорщик Мотыгин, вбежавший в ангар.

— Гладков! — крикнул он. — Как тут дела?

После короткой паузы:

— Нормально… — проскрипел Гладков голосом Джейсона Вурхиса из «Пятницы, 13».

— Слушай, оставь пока, помощь твоя нужна. Айда!

— А я? — спросил я.

— А ты пока передохни с полчаса. Можешь перекусить.

Отлично! Перекусывать мне не хотелось, и я решил просто немного прогуляться. Территория нашей части — это же заповедный лес, роскошный, там можно ходить и от души любоваться видами. Я не такой уж эстет по жизни, однако пройтись, подышать осенним хвойным амбре… Ну чем плохо-то!

И пошел. Завернул на территорию резервуарного парка. Контролируя время, неторопливо шел, наслаждаясь солнечной прохладой, смолистым воздухом, голубым небом…

И тут край правого глаза уловил некое движение среди елей.

В первый миг я даже не подумал ни о чем. Просто глянул туда.

Какая-то тень спешно скользнула за елку.

Оружия у меня никакого не было, но я не думая ни о чем, бросился туда.

Тень метнулась от меня вдаль и вправо, и я увидел, что это человек.

Гражданский, в темной робе, как у наших работяг. Он был спиной ко мне, я плохо видел его, он мелькал среди елок — и все же я каким-то глубинным нутром понял, что раньше я его видел…

Точно, видел!

— Стой! Стой, говорю!

Оклик словно хлестнул его, он понесся скачками, петляя в зарослях.

Я летел следом. Азарт погони захлестнул меня с головой.

— Стой, стрелять буду!..

Стрелять из чего? Из хера?.. — сверкнула мысль, на миг насмешив, несмотря на весь кураж погони.

Сейчас! Сейчас нагоню!.. — отчаянно билась мысль, пока я продирался сквозь заросли.

Но убегавший был не дурак. Он свое дело знал. Его кепка и роба ловко мелькали средь ветвей. Да блин!.. Неуловимый Джо!

И вдруг он исчез. Я его потерял.

Остановившись, огляделся. Черт, да где же он⁈

— Эй! — насмешливый оклик сзади.

Я резко обернулся.

Он стоял, криво ухмыляясь, метрах в трех. А в руке держал пистолет ТТ. Стволом в меня.

— Ну? — спросил он. — Догнал на свою голову?