Солдат и пес. Книга 1 (СИ)

Глава 18

Меня эти слова как воздушной волной толкнули, хотя я даже ожидал чего-то такого. Может, не конкретно этого жуткого выкрика — но чутье мне сигналило, что просто так дело не закончится. Какой-то подлянки нужно ожидать от хода событий. Не может это взять и сойти на нет. Наоборот, чем дальше, тем гуще замесы. И это дикое известие — лишь очередной порог на пути к неведомой развязке.

Дежурный крикнул командиру, но я тоже бросился вперед. Вбежал в здание КПП… и первое, что я увидел — двое в штатском. Те самые, не те самые, но в сущности, неотличимые от тех. Люди-функции.

Я ворвался столь стремительно, что они не успели ничего, а я успел. Увидел распахнутые двери комнаты, пустой стакан на столе, Соломатина, неподвижно лежащего на топчане… И это не было похоже на неподвижность спящего человека. Это была страшная неподвижность трупа.

— К-куда⁈ Сергеев! Куда тебя несет! Назад! — возопил Лемешев, растопырив руки, как регбист или баскетболист, блокирующий соперника. — Тебе кто сказал сюда лезть?

— Прошу прощения, товарищ капитан! Я как услыхал, так ушам своим не поверил…

— Ушам твоим тут делать нечего! Глазам тоже. Свободен!..

В этот миг в КПП, тяжело дыша, влетел командир.

— Товарищ полковник… — каким-то замогильным тоном начал один из двух пришельцев, но Романов прервал его:

— Потом! Все потом. Посторонние, очистить помещение! Дежурный по КПП где…

— Я! — возник Петраков.

— Постоишь за входной дверью пока. Лемешев, оставайся здесь. Сергеев⁈ Ты что здесь делаешь?

— Виноват, товарищ полковник! Услышал, не смог пройти мимо…

— Не время! Ступай пока.

— Есть!

Конечно, я понимал, что не по чину мне здесь находиться. И это еще мягко сказано. Поэтому дисциплинированно удалился. Пошел к рабочему месту.

Гладков усердно возился с ПСГ — похоже, он в самом деле технику любил, чувствуя нечто вроде упоения при работе с ней.

— Ну, чего там было? — невнимательно спросил он, с силой ворочая ключом.

— Да, ерунда, — я не стал вдаваться в подробности, в общих чертах сказал, что меня поспрашивали насчет задержания Соломатина, а я, дескать, добросовестно рассказал все, что знал.

Это младшего сержанта устроило. А вернее, он не особо-то и слушал, увлеченный делом.

— Так, — провозгласил он, спрыгнув с бампера, — кажется, и все… Сейчас аккумулятор проверим!

К кому был обращен этот призыв, неясно, поскольку я в данной ситуации оставался зрителем. Я даже отошел в сторонку, уселся на табурет — как в театре одного актера. Ну, посмотрим, мол!

Гладков, невнятно бурча, повозился с аккумулятором над левой подножкой, обматерил нечто, невидимое мне. Потом залез в кабину.

Слышно было как слабо щелкнул ключ зажигания. Затем взвыл стартер… и взревел мотор, наполняя помещение лютым бензиновым выхлопом.

— Ну как⁈ — гордясь собой, Гладков выпрыгнул из кабины.

Я без слов показал кулачную фигуру с поднятым большим пальцем.

Секунд через пять дышать в помещении стало невозможно, мы поспешили выйти.

— Сейчас обороты упадут! — проорал довольный Гладков. — Давление в тормозной системе поднимется! И можно ехать!..

Появился прапорщик Мотыгин:

— Запустил?

— А то! — прозвучал краткий ответ. И тут же вопрос: — Товарищ прапорщик!

— Ну? — тот нахмурился, предчувствуя, что сейчас его будут грузить чем-то. И не ошибся.

— А вы можете поговорить, чтобы мне это зачли за дембельский аккорд?..

— Это ты одну ПСГ запустил, и все?.. Шалишь, брат! Такое дело не прокатит. Это тебе и я скажу, и начальство тут волновать незачем. Да и какой тебе дембель, еще приказа не было!..

— Так скоро уже будет!..

— Когда будет, тогда и поговорим. А сейчас айда! Помощь твоя требуется.

— Передохнуть бы, товарищ прапорщик! Перекурить!..

— Потом перекуришь. ПСГ давай отгони на эстакаду и вали в двадцать первый склад. Там меня найдешь. Живо!

— Товарищ прапорщик, — вмиг подхватился я.

— Ну?

— Можно я к псам своим сбегаю? Проверить их надо. Живые существа как-никак.

— Ну-ну! Мы тоже вот живые существа, а нас до седьмого пота жмут…

— Мы — сознательные, а они твари бессловесные. А мы в ответе за тех, кого приручили!

— Так, Сергеев! Понес без колес. Жизни учить меня собрался?

— Никак нет. Сам только учусь.

— Вот это правильно!.. Ладно, вали к своим барбосам, потом найдешь меня или Бычкова. Без дела не останешься. Давай!

И я припустил к вольерам.

Гром встретил меня с той сдержанной радостью, что так для него характерна. Я давно уже понял, что за этим кроется настоящая преданность, и я отвечал ему тем же, без сентиментальности показывая самую настоящую дружбу. Но отдав дань этому, я взялся за прочих моих подшефных, и они требовали заботы и ухода. И им досталась от меня порция внимания…

Делая все это, я не забывал главного. Главное для меня сейчас — думать.

События приобретали все более грозовой размах.

Мне — да и не только мне! — было ясно, что Соломатина убрали как нежелательный «язык». Это он здесь такой неприступный, слова не вымолвил. Там бы его разговорили в два счета, без умолку забарабанил бы…

Там! Я поймал себя на этом «там». Эти двое, ну или не обязательно эти, хоть бы и другие, они из какого ведомства?.. Ну, разумеется, из КГБ, чего тут думать, к бабке не ходи… Такие дела как наши, это уже по их ведомству, ну или военной контрразведки. Несколько смертей плюс незаконное проникновение на территорию базы Генштаба! Это вам не фунт изюму, говоря по-старинному…

Так-то оно так, но у меня же своя голова на плечах! Я как-то умственно распалился, честное слово. Как будто жизнь задала мне загадку… А хотя почему — как будто? Так и есть. Зачем я угораздил сюда, в эту эпоху, в эту точку на карте?.. Если во Вселенной есть смысл — а он есть! Не будь его, так о она сама, Вселенная, давно бы развалилась… Значит, меня и бросило сюда потому, что лишь мне по плечу разрешить задачу. Логично? Да! А раз так, значит, будем разрешать.

Начнем с конца. Соломатин убит.

Я прямо так и подумал — убит. Не умер. Заметил это с запозданием, но усмехнулся. Тот случай, когда первое слово дороже второго! Убит, конечно. Но как⁈

И здесь в памяти точно молния сверкнула.

Стакан! Стакан на столе! И слова: он только пить попросил. И ему принесли стакан воды. И в нем — яд. Ни цвета, ни запаха… Ни судорог жертвы. Легкая, безболезненная смерть. Ну, хоть так повезло…

Тут, конечно, я вспомнил Макса. Второе отравление на территории части. Собака и человек. Жертвы разные, а почерк один. Бедняга пес тоже отправился на радугу без мучений… Это не доказательство, разумеется, но вклад в копилку моих рассуждений. Ну и отсюда первый вывод: в обоих случаях убийца кто-то свой. И Соломатина он поспешил отправить на тот свет, боясь разоблачения. Они, выходит, были как-то связаны! Соломатин и неизвестный убийца…

Тут меня окликнул Зинкевич:

— Борис!

Почему-то он никогда не называл меня «Боря, Борька». Всегда — Борис.

Подошел и попросил малость помочь на КЖ, кое-чем надо было там подсобить дежурному. Я объяснил, конечно, что забежал на минуту, помня о своих кинологических делах, а потом меня снова ждут на обслуживании техники — ничего не попишешь, распоряжение начальства…

Он досадливо махнул рукой:

— Да знаю я! Но там помочь пять минут, не больше.

— Ну, пошли, — согласился я.

Пошли.

— Слушай, — внезапно спросил Гена, — ты слыхал, что там с этим… с Ленькой Соломатиным?

— Конечно, — усмехнулся я. — Точно, войсковая часть что деревня, любые слухи мигом разбегаются. А что?.. Кстати! — спохватился я. — А ты ведь его знал, наверное? Соломатина-то этого?

— Ну как — знал? — хмуровато молвил сержант. — Так, один из работяг. Вроде бы ничем не выделялся. Только…

И здесь Зинкевич вроде бы запнулся.

— Только? — с выражением переспросил я.

— Ты знаешь, — вдруг изменившимся тоном заговорил мой замкомвзвода, — я раньше как-то и не обращал внимания, а вот только теперь дошло…

— Что?

Ему потребовалось усилие, чтобы сказать:

— Я его часто встречал в неожиданных местах…

Вот это поворот!

— То есть?

Гена объяснил, что занимаясь обходом постов, да и просто так, мало ли по каким поводам бывая в резервуарном парке, он несколько раз замечал сливщика-наливщика Соломатина в тех местах, где тому по должности вроде бы и делать нечего. Но и в голову не пришло что-то худое подумать! Ну ходит себе гражданский служащий и ходит, мало ли зачем отправил его начальник отдела хранения, либо кто-то из начальников хранилищ-прапорщиков… Тем более, тот всегда блуждал с таким озабоченным видом, как будто минимум открывал некий новый закон физики.

— А главное… — здесь Гена понизил голос и оглянулся, точно кто-то мог нас подслушивать, — я его видел на шестом посту. Правда, один раз. Не то, чтобы на самом посту, а поодаль, ну, где внешняя запретка. Думаю: чего он там шляется?.. Ну, все ж таки свой, я как-то и не очень вдумался…

— А когда это было? — я ощутил жгучий драйв.

— Да не так давно и было. В начале лета. Может, в мае… Где-то так, точно не вспомню.

Мы приостановились, не доходя до КЖ, и вели этот диалог вполголоса.

Тут, наверное, надо сделать пояснение.

На постах со третьего по шестой, расположенных с глухих западной и южной сторон (северная сторона — это КПП, выход в город, пост № 1; северо-западная сторона, пост № 2, примыкал к штабу, столовой, хоздвору; а с восточной стороны, где посты №№ 7 и 8, территория части граничила с железной дорогой) имелись предупредительные знаки. То есть таблички с надписями «Стой! Прохода (проезда) нет. Запретная зона», установленные метрах в пятидесяти-шестидесяти от самого ограждения, караульных вышек и собачьих постов. Лес между оградой и внешней запреткой был начисто вырублен во время строительства части, травяной покров регулярно выкашивался, а снег зимой старались чистить. Хотя по нынешним северным местам с могучими снегопадами это было сильно проблематично… Однако, старались.

Как можно понять, Соломатин шастал по этой самой выкошенной зоне.

— А часовой что? — спросил я.

— Ну что там часовой… — с кислой миной сказал сержант. — Тоже, небось, подумал: свой же… Нет, по Уставу, конечно, запрещено, но сам ведь знаешь, где устав, а где жизнь… Не знаю, короче. Да я бы это сто лет как забыл! Но вот сегодня такая хрень, я и вспомнил. А что, говорят, у него пистолет был при себе?

— Да. ТТ-шник. Левый какой-то, у нас в части не числится.

Гена задумчиво покачал головой, плотно сжав губы:

— Да, дела-делишки…

— Слушай, Ген! — я слегка прищурился. — А зачем ты мне это все рассказал?

Он помолчал секунды три.

— Зачем?.. — помог себе вопросом. — А затем, что вижу: ты парень умный. С головой. И в этом деле можешь разобраться. Так вот тебе… как это говорится? Информация к размышлению.

— Спасибо, — сказал я без иронии. — А ты?

— Ну, я! Мне до дембеля самая малость. Чего я буду себе жизнь усложнять?.. Мне сейчас характеристика нужна хорошая, во всякие истории влезать совсем ни к чему. И учти: я тебе ничего не говорил. А если говорил, — он ухмыльнулся, — так будем считать, то сон я интересный видел. И поделился с боевым товарищем. Понял?

— Конечно, — я кивнул.

— Ну вот так.

— Так… На КЖ-то помочь надо?

— Ладно, сами справимся. Ты же на приемке топлива сейчас?

— Больше на ремонте техники. Старые ПСГ выгоняют из хранилищ.

— Точно, да. Ну, давай!

И я устремился на техническую территорию.

Конечно, Гена подбросил информацию к размышлению, что там говорить! Этот чертов шестой пост, что с ним не так?.. Как-то вся муть крутится вокруг него. С Богомиловым перетереть?.. Но когда я его увижу при такой-то суматохе, да еще время для разговора выберу?.. Нет, тут сначала самому надо все прожевать в башке.

Итак! Приходится предполагать, что в нашей части, подчиненной аж Генштабу, действует преступная группировка. Ну, преступная-не преступная, какая-то нехорошая. Один из ее членов имел задачу что-то разузнать на окраинах, в самых глухих углах территории. Пистолет?.. Ну, предположим, он его пронес однажды, а потом прятал тут же, на территории. В сухом укромном месте… Допустимо? Вполне. Вопрос: что он искал?.. М-да, это вопрос пока без ответа. Здесь можно даже предположить, что тот июньский дембель что-то видел нехорошее, но не решился доложить по начальству. А может, его припугнули, и он держал рот на замке. И уже после увольнения решился из-за угрызений совести написать Богомилову в надежде, что тот обнародует… Или, по крайней мере, примет меры осторожности.

Ну, пока тоже все резонно! Я усмехнулся, вспомнив слова из какой-то — убей, не вспомню! — книжки про американскую мафию. Там старый мафиози изрек такую мудрость: «Я не утверждаю, что это правда. Но никаких сомнений, что это правдоподобно…» Вот и я чую, что это правдоподобно.

Хорошо! Идем дальше.

Соломатин имел задание что-то искать, а может делать в резервуарном парке, на дальних постах. И случайно наткнулся на меня. На рядового Сергеева. А вернее, рядовой Сергеев наткнулся на него. Соломатин был взят с поличным, задержан, изолирован. И… отравлен сообщниками, опасавшимися быть раскрытыми.

Надеюсь, тут у нашего руководства хватит разума аккуратно, без шума и звона попытаться выяснить, кто имел касательство к злополучному стакану с водой. И установлению яда, следы которого наверняка должны в этом стакане остаться.

Впрочем, все это будет без меня, а мне лезть с любопытством не по чину. Хотя… хотя, конечно, тут можно потолковать с Богомиловым, чтобы разузнал. Можно! Это дело.

Я воспрянул, даже прибавил ход. Это было уже на технической территории, где я без труда обнаружил Бычкова, доложился: так, мол, и так, собак обиходил, вернулся в ваше распоряжение…

Он это воспринял как-то мимолетом, вид имея очумелый. Что и можно понять: без того забот полон рот, так тут еще такая дикая история с Соломатиным, его прямым подчиненным, между прочим. Терок-разборок не избежать, и это при бешеных нагрузках.

— А, Сергеев… Хорошо, что прибыл. Вот что! Лаборанткам помоги. Они там с анализами возятся, ящик тяжелый, да еще и на цистерну лезть надо. Дуй на эстакаду!

— Есть! — я отправился к железнодорожной ветке.

По пути, естественно, включил мыслительный процесс.

То, что я выше назвал правдоподобным — оно, конечно, так и есть. Но это лишь одна линия расследования. Как она объясняет поспешное бегство завхоза, проникновение того полудурка Шубина, убийство Афонина, отравление собаки?..

А никак.

Ну разве что завхоз — он тонким нюхом, выработанным на зыбкой почве материальной ответственности, почуял, что пахнет чем-то скверным. И свинтил. Но и тут странновато! Уж больно резко сорвался. Хотя всякое бывает, может вовсе не в том дело… Стоп! Теперь и я ступаю на зыбкую почву плохих гипотез. Ладно, отложим пока, пусть мысль отлежится, отстоится…

На эстакаде с массивным лабораторным ящиком возилась лаборантка Ангелина. Называть ее Гелей мне решительно не хотелось.

— Ангелина! — окликнул я.

Она подняла голову, улыбнулась:

— Здравствуйте…

Очень миловидная особа.

— Здравия желаю! Прислали вам в помощь.

— Очень хорошо. Вас как зовут?

Я не успел ответить. Внезапная, парадоксальная и удивительная мысль яркой вспышкой сверкнула во мне.