И он разъяснил, что перед в/ч 52506 поставлена большая оперативная задача: отгрузить большое количество мазута и дизтоплива далеко на север, в приполярные и заполярные регионы: Мурманск, Архангельск, Североморск, Воркута. Это огромный объем работы и, разумеется, в сжатые сроки. У нас, черт возьми, всегда так: как гром грянет, так все крестятся — образно говоря, разумеется.
А полковник продолжил. Отгрузка, сказал он — это лишь одна из трех больших задач. Вторая — приемка такого же массива топлива. Сколько отправили на север, столько же надо и принять…
Пока он все это говорил, я, стоя в строю, прикидывал. Командир, естественно, не распространялся о подробностях, но я смекнул, что это отгрузка на Северный флот и Севморпуть, при том, что навигация вот-вот закончится. Но планы высокого руководства нам знать не дано, наша задача — выполнять указания свыше. Есть приказ? Выполним!
— Теперь третья задача, — объявил шеф. — Она не связана с первыми двумя, но не менее важна. А трудоемкость здесь и побольше…
И рассказал о замене техники длительного хранения. В общем, не раскрывая деталей — что правильно, ибо незачем болтать впустую. И подошел к финальной части речи:
— Таким образом… мы переходим на усиленный режим несения службы. Никто с нас не снимает обязанностей по охране, пожарной безопасности, нарядов по кухне и тому подобное… Все это остается, и еще прибавляется огромный объем работы. И мы должны справиться! Другого выхода у нас нет.
И сказал, что подача цистерн под загрузку начнется в десять ноль-ноль. Сейчас весь личный состав, не задействованный в нарядах, получает полчаса личного времени, после чего выдвигается на работы. Все!
Я, не задействованный в наряде, в аккурат попадал в число «работяг». Именно так: на время погрузочно-разгрузочных, а лучше сказать, «перекачивающих» мероприятий мы все, по сути, превращались из солдат в рабочих… Но это было впереди, а пока я побежал слегка затовариться в пресловутый чипок. Или чепок?..
Вот одна из самых легендарных причуд Советской Армии! Жаргонное словечко, не имеющее правописания. Чипок (пусть так) — маленький магазинчик/буфет/чайная Военторга, расположенная на территории войсковой части. О происхождении слова бытует множество версий разной степени достоверности… и это тот самый случай, когда до истины вряд ли добраться. Да вряд ли и нужно!
В общем случае чипок — пара прилавков, один из которых вещевой, другой пищевой. В первом продают форменную фурнитуру (погоны, петлицы, кокарды, шевроны, пуговицы…), необходимую мелочь типа ниток, иголок, подшивного материала и т. п. Во втором — продукты не из числа скоропортящихся. Сухари, печенье, пряники, консервы, концентраты… С консервами, правда, сотрудники Военторга работали неохотно. Оно и понятно: здесь существовал риск травануться, хотя бы и по вине покупателя. Открыл консервную банку, не переложил содержимое в стеклянную тару… и тут начинается рулетка: пронесет или не пронесет. Бывало всякое. И уж в любом случае это головная боль командира части.
Молочных продуктов в чипке тоже старались избегать, из напитков предпочитали лимонады и соки. Практически все это было в стеклянной посуде. Производство «тетрапаков» с прилагаемой к ним пластмассовой трубочкой в СССР открыли к Олимпийским играм 1980 года, но до глубинки эти изделия еще не добрались… Иногда, но не всегда, здесь организовывался буфет: горячие чай-кофе-какао. Это с одной стороны давало дополнительную выручку, а с другой было достаточно геморройно… В нашем случае этого не было, только первые два пункта. Заведовала же хозяйством супруга зампотеха Гончарова Людмила Викторовна, симпатичная разбитная дамочка «за тридцать», скорее даже «под сорок». Мне кажется, она и по жизни была кем-то вроде продавщицы, когда захомутала курсанта военного училища, рассудив, что уж с кем-с кем, а с офицером Советской армии без куска хлеба с маслом не останется… Не знаю, что водилось у нее в голове, но пока я покупал порцию сухарей и томатный сок, она делала туманные глаза, и в лице, во всей ее повадке чувствовалась игривость понятного сорта. Я же держался любезно и отстраненно, понимая, что в такие игры включаться незачем. Очень вежливо улыбался, не забывал «здрасьте, спасибо, пожалуйста», но расплатившись, тут же распрощался, хотя Людмила Викторовна, без сомнений, еще была настроена поговорить за жизнь, а дальше куда кривая повернет.
Ну, а мое время дальше полетело так, что диву дашься. Все верно: к десяти ноль-ноль маневровый тепловоз затолкал на территорию части, к бетонной погрузочной эстакаде первую порцию пустых цистерн. И понеслось!
Для перекачки топлива из хранилищ в железнодорожный транспорт и обратно у нас имелась стационарная насосная: низенькое полуэтажное кирпичное здание с длинными, давно не мытыми, заплетенными паутиной окнами-иллюминаторами…
Гончаров сердито обрушился на начальника отдела хранения старлея Бычкова и его подшефного прапорщика Малыгина:
— Вы, товарищи военнослужащие, куда своими зеницами ока смотрите? Пауков на продажу разводите? На экспорт? Бизнес у вас такой?..
Те невразумительно бурчали, сознавая свои косяки.
Насосная насосной, но чтобы ускорить процесс, на эстакаду пригнали еще и мобильные подспорья: так называемые ПСГ-160, перекачивающие станции горючего. По сути, топливные насосы, смонтированные на базе грузовых машин ЗИЛ-130… Конечно, всю техническую часть здесь исполняли прапорщики и сливщики-наливщики, Гончаров и Бычков руководили, а мы, солдаты, сделались за чернорабочих, подай-принеси-отнеси. И работы, мягко говоря, хватало. Прохладно нам не было.
Явилась одна из лаборанток прапорщика Климовских: миловидная блондинка по имени Нина, таща чемоданчик: мини-лабораторию. Тут же она сделала заборы мазута и дизеля из нужных резервуаров, сделала экспресс-анализ, вынесла вердикт: годится. Качать можно.
Приехала в полном составе и ВПК-1086 во главе с Горбенко: две алые пожарные машины ЗИЛ-131. Их развернули в боевой порядок, чтобы немедленно включить в случае чего… И тут не обошлось без промахов — для одной из машин забыли какой-то там пенообразователь. Это открытие сопроводилось, понятно, последними словами, угрозами «поотрывать бошки»… Благо, рядом очутился незаменимый «поджопный», как говаривали у нас, ГАЗ-69. Кто-то из прапорщиков покатил на нем за пенообразователем.
Ну, разумеется, все это были неизбежные мелкие досады. Выполнению основной задачи они почти не мешали. Сливщики умело собрали гирлянды топливных шлангов с быстроразъемными муфтовыми соединениями, запустили насосы… Пошло дело!
На процесс запуска прибыл сам командир. Ну, это понятно. Постоял, проконтролировал. Убедился, что все в норме и удалился.
Пока, грех жаловаться, и вправду все было пучком. И насосная, и обе ПСГ работали исправно, шланги и соединения не протекали. Но сливщики все-таки нервничали, бегали туда-сюда, матерились на всякий случай. Душевно поминали покойника Афонина: за годы руководства он, видать, вселил в них уверенность, а тут они вдруг остались без крыши… Впрочем, постепенно они успокоились, видя, что справляются неплохо, и по грубому лицу прапорщика Малыгина поползла кривая усмешка.
— Как швейцарские часы! — повернулся он к Гончарову.
— Только с пауками, — не преминул съязвить тот.
Перекусывать пришлось по ходу дела, кое-как вымыв руки под краном пожарной автоцистерны — других источников воды в шаговой доступности не оказалось. Иные оказались такими же вдумчивыми, как я, иные ротозеями: не запаслись продуктами, теперь сидели или бродили с унылыми рожами… Пришлось делиться, куда же без этого. Солдатское братство — дело святое.
Так начала выполняться первая из трех задач, поставленных свыше нашей части и озвученных полковником Романовым. Честно говоря, прежде я не думал, что это столь долгий и трудоемкий процесс. Перекачка шла днем и ночью, посменно, мы почти не отдыхали. Естественно, никто не отменял наши прямые обязанности. Случалось так, что мне, отбарабанив смену на погрузке, приходилось бежать на дежурство по КЖ или заступать в наряд, проверять собачьи посты… Не забывал, конечно, я и про Грома. Мы с ним совсем сдружились, я не мог на него наглядеться-нарадоваться. Умница пес, все понимал! Что хозяин сильно занят, что не может много времени уделить, что должен заниматься и другими собаками… Кстати говоря, я заметил, что мой Гром как-то так незаметно, незаметно завоевал авторитет в своем собачьем сообществе. Стал выходить на первые роли. Меня это радовало, но одновременно и озадачивало: кто знает, как может дело обернуться! Тут ведь тоже, чем выше в иерархии, тем сложнее… Впрочем, долго думать об этом мне не приходилось. Равно как и наши с Богомиловым пинкертоновские дела отошли на второй план. Служба, служба и служба!..
При этом процессы перекачки с каждым днем становились все сложнее. Опустошились ближние резервуары, понадобилось переключаться на дальние. Цепочки быстроразъемных шлангов становились все длиннее, а значит, риск протечек возрастал. Впрочем, пока все было нормально. Лаборантки Нина и Ангелина (ее почему-то все называли Геля, а меня так и подмывало назвать Геллой, но не решился) даже осунулись вроде бы, суетясь со своими анализами. А один резервуар, к ужасу Гончарова и Бычкова Геля начисто забраковала. Не соответствует нормам дизтопливо, и все тут! Хоть ты тресни.
— Как не соответствует⁈ — осатанел зампотех.
— Не знаю как, но не соответствует, — невозмутимо ответила Ангелина.
Она была тоже приятного вида, только шатенка. Помоложе Нины. Прапорщик Климовских, по слухам, беспощадно мял обеих, хотя это были только слухи.
— Не может быть!..
— Может, товарищ майор.
— Давай еще раз анализ делай!
Сделали повторный анализ, все подтвердилось вновь. Посторонние примеси. Зампотех света невзвидел.
Приперся недовольный Климовских, жуя на ходу. Перепроверил лично — результат тот же. Абсолютно. А уж мнению прапорщика в этой сфере можно было доверять с закрытыми глазами. Кто-то чем-то засрал соляру, в как это вышло, теперь уже не установишь.
— Вы что, товарищи офицеры, своим лаборанткам не доверяете, что ли? Тем, кого вы на службу приняли? — ехидничал начлаб.
— Ты, Палыч, не делай умное лицо, не забывай, что ты прапорщик!.. — хмурился Гончаров.
— Я, товарищ Вячеслав Юрьевич, почти старший прапорщик…
— Почти не считается! Вот когда обмоем твою звездочку, тогда и будешь козырять…
Климовских оттянул столько контрактных сроков, что подошел вплотную к повышению: присвоению звания «старший прапорщик», получению третьей звездочки на погон и увеличению оклада. Смеху ради скажу, что просто прапорщиков иронически именовали «ночными генерал-лейтенантами», так как их «беспросветные» погоны в уменьшенном и упрощенном виде напоминали генерал-лейтенантские, а у старших прапорщиков соответственно — погоны генерал-полковника, что служило неистощимым поводом для разных острот.
Ну да шутки шутками, а солярка действительно не годилась, пришлось перекидывать временный трубопровод на другой резервуар, а отдел хранения обретал новую головную боль: куда девать забракованное топливо?.. Конечно, возможности как-то аккуратно списать его, не нарушая отчетность, имелись, но тут надо было сильно думать.
Впрочем, это была совсем не главная сейчас задача. Слишком длинные шланги! Приходилось постоянно бегать вдоль этих линий и следить, особенно за местами соединений. Да, практически всякая советская техника выполнялась с 200 % — м запасом прочности: известен случай, когда вертолет с отказавшим двигателем и экстренно покинувшим его экипажем сел без повреждений на авторотации. То есть на эффекте вращения несущего винта от потока воздуха. Аккуратненько пустой вертолет сел себе и сел. Исправили движок, залили керосин — полетел… А что такого⁈
Шланги наши тоже были прочные, муфтовые соединения — надежные, но ведь и на старуху бывает проруха, никто эту мудрость не отменял. И главное: человеческий фактор! Вот где оно, самое слабое звено.
Я сразу вспомнил про этот самый фактор, когда увидел кривобокую, хромую фигуру Унгуряну, да еще в длинной, чуть не до земли шинели. Ну, понятно, что это списанное одеяние, хранимое на складе для хозработ, но все-таки… Не солдат, а недоразумение.
Оно понятно, люди сбивались с ног, выматывались, к работам подключали офицеров, они трудились наряду с рабочими и солдатами… Пришлось «бросать в бой» и такую ненадежную единицу, как рядовой Унгуряну. Вот так и екнуло во мне нехорошее предчувствие, когда данный боец-удалец показался на рабочей площадке!
Видимо, понимали это и офицеры, в данном случае Бычков, поскольку определил «вечного дневального» на самую простую должность.
— Унгуряну! Смотри: вот видишь шланг?
— Такь точьно, — с мягким акцентом уныло отвечал рядовой.
— Твоя задача! Ходить вдоль него, глядеть, не протекает ли где… Понял?
— Такь точьно.
— Молодец. Значит, смотри…
И старлей долго, старательно разжевывал, как надо ходить, смотреть, при обнаружении протеканий, лужиц и тому подобного немедленно докладывать…
— Понял⁈
— Такь точьно.
По лицу Бычкова было видно, что он сильно сомневается в этом «такь точьно» и вообще в когнитивных способностях рядового. Но… делать нечего, надо же как-то использовать и этот ресурс.
— Ну смотри! Вон шланг, видишь? Вон к тому резервуару ведет. Иди, посмотри, потом вернешься, доложишь. Давай!
Унгуряну исправно заковылял вдоль шланга, всматриваясь в него — ну, вроде бы усвоил. Пока все делает верно.
Бычков с Мотыгиным проводили скособоченную фигуру нерадостными взглядами.
— Слышь, Серега, — негромко произнес прапорщик, — ты думаешь, он справится?..
— А черт его знает, — так же вполголоса ответил старлей. — Человек-катастрофа, как Богомилов говорит… Ну уж туда-сюда сходить-то сможет, надеюсь.
Эта надежда сбылась. Унгуряну прихромал, доложил, что все в порядке, протечек нет. Офицер с прапорщиком переглянулись. Вроде бы от сердца у них отлегло.
— Ну вот так и ходи, понял? — сказал Мотыгин. — Смотри, чуть где протекает, сразу беги, докладывай мне или товарищу старшему лейтенанту… да любому в принципе! Понял?
— Такь точьно.
— Ну, иди!.. Серега, пошли, ПСГ глянем, вон ту, слева. Не понравилось мне, как мотор работал. Похоже, в одном цилиндре свеча барахлит.
— Идем…
Я был ближайшим свидетелем этого диалога, а вернее, триалога, поскольку подтаскивал канистры с маслом для смазки топливных насосов ПСГ — такую мне определили задачу.
Бычков вдруг повернулся ко мне:
— Сергеев!
— Я!
— Будь добр, проследи за этим красавцем, — почти просительно сказал он. — Вот все-таки сердце у меня не на месте. Ничего он не напутает?.. Он ведь и не туда уйти может! Кто его знает… Сходи, глянь.
— Есть!
И я устремился вслед за Унгуряну.
Звали его, кстати, Коля. Николай.
Он скрылся за углом кирпичного склада — шланговая композиция тянулась к группе небольших резервуаров, из одного из них стационарная насосная качала уж не знаю, то ли дизтопливо, то ли флотский мазут. Я тоже завернул за угол.
Унгуряну старательно шел вдоль линии, всматриваясь в нее. Ну, молоток, что тут скажешь!..
Так мысленно воскликнул я. И поспешил! Точно сглазил.
Он остановился, с удовлетворением потянулся, как человек, довольный собой. Полез в карманы шинели…
И вытащил сильно мятую пачку сигарет «Прима». И коробок спичек.
Я окаменел. Глазам своим не поверил. Ну не может же человек в конце двадцатого века не знать таких вещей⁈
Оказывается, может. Я недооценил рядового Унгуряну.
Он сунул сигарету в рот, вынул из коробка спичку и…