Вышел, и как-то сразу — бац! — переключился. Все, что было и есть за дверью, осталось чем-то хорошим и дальним, будто бы это было со мной много лет назад. И я отныне буду вспоминать это с легкой улыбкой, как взрослый человек помнит мгновенья юности…
— Борька! — вдруг окликнули справа.
Я повернулся. Ага, это Рома Рахматуллин, спешит, аж рукой машет.
— А меня как раз за тобой послали! А ты вон где… Ты чего тут?
— Помощник лаборанта, — усмехнулся я. — Откомандировали ящик для анализов таскать. Тяжелый, зараза, килограммов семь примерно.
— А! Понятно. Слушай, тут вот какое дело: Смольников приказал тебя найти, в наряд заступать. Заместо Табачникова
Сказать, что меня это не обрадовало — ничего не сказать. До заступления в наряд оставалось часа полтора — это весь мой отдых. Туда-сюда, умыться-одеться — полчаса долой, стало быть час на передышку.
Но, понятно, вопиять к небесам о несправедливости жизни я не стал — не тот случай. Сейчас все сбито, перевернуто, кувырк-коллегия, как говорили раньше… Но что с Юркой-то?
— А что с Табачниковым?
— Да заболел невовремя! Температура, чуть ли не грипп. Сам Самыч пришел, глянул — говорит, в больничку надо. Повезли.
— Па-анятно…
Медслужба в нашей части была организована скуповато, по минимуму. Небольшой медкабинет с гражданским фельдшером Александром Александровичем Дьяконовым, немолодым, лет пятидесяти дядькой сурового вида. Почему наш медик был штатский, а, например, не прапорщик — загадка штатного расписания. Как говорится, что есть, то есть. Сан Саныч, разумеется, ученых степеней и званий не имел, но в военно-полевой медицине толк знал, а уж в распознавании симуляций был гроссмейстер. У желающих прикинуться больными это желание оставалось без шансов.
— Сан Саныча обжулить? Недоступно! — говорили мне сослуживцы с сильным нажимом, хотя я и не собирался. Просто когда речь заходила о фельдшере, в речи сам собой появлялся пафос.
Ну и отсюда — если уж «Сам Самыч» направил Табачникова в стационар, значит хворь неоспоримая. Стонать и жаловаться на судьбу нечего, а надо по-мужски принимать как есть.
Тем более, она, судьба, сегодня по-мужски мне подкинула такой щедрый подарок…
— Ладно, — сказал я. — А где Смольников?
— У нас, в расположении. Айда!
— Пойдем…
Смольникова вместе с Зинкевичем мы застали у вольеров. Они довольно горячо обсуждали какие-то расхожие задачи. Нужно было подремонтировать клетки и там, и сям… Где-то прохудились крыши, и счастье, что погода сухая, дождей нет. Но нужно быть готовым ко всему. И понятно, что в части аврал, погрузка-отгрузка, замена техники, но собаки этого не знают и знать не хотят, и правильно делают. Они требуют всей суммы забот, и мы должны им дать эту сумму, и не колышет никого, есть у нас на это время или нет…
— А, Сергеев, — увидел меня комвзвод. — Уже в курсе насчет наряда?
— Так точно.
— Да. Тяготы и лишения военной службы, вот они. И это, считай, пустяки. Вот я служил срочную в Средней Азии. В Туркмении. Город Мары. Так вот там были тяготы…
Да уж! Я мигом вспомнил давнюю армейскую присказку: есть на свете три дыры: Кушка, Термез и Мары… Так невесело острили те офицеры, кого суровая военная судьба забрасывала в эти гарнизоны Туркестанского Ну да ладно! Болтать нечего. Времени у тебя на отдых час с хвостом, так что давай.
— Товарищ старший лейтенант, мне надо Бычкову как-то передать. Я же в его распоряжении нахожусь. Подумает, что я куда-то сбежал…
— Не подумает. Я его найду, скажу ему… А что у Табачникова-то? — старлей повернулся к Зинкевичу. Тот пожал плечами:
— Пока точно неизвестно. Какая-то инфекция. Фельдшер сказал, госпитализировать надо. Да и госпитализировал. Сам повез в райбольницу.
— Ну, если Дьяконов сказал… — Смольников развел руками. — Ладно, Сергеев, иди отдыхать! Зинкевич! Смотри сюда…
И я пошел отдыхать. По пути вспомнил, что стоило бы поинтересоваться, кто сегодня заступает дежурным по части, кто начкаром… Но мысленно махнул рукой. Выясню. Это от меня не убежит.
Наш собаководческий наряд примерно то же, что караульный, только со своими плюсами и минусами. Нам не надо, как часовым, по два часа топтаться на постах, независимо от погоды-непогоды. Зато несколько раз в сутки двое наших дежурных должны обойти все собачьи посты, проверить, что там так или не так, подкормить, напоить собак по возможности… И каждый такой рейд — это немалая нагрузка. Все это, естественно, с определенной боевой выкладкой: на поясе штык-нож, подсумок с магазинами — вернее, с магазином. На дежурство выдавалось два полных, один при выходе на проверку постов примыкался, другой, резервный, на ремне.
Мысленно вздохнув, я стал готовиться к короткому отбою. Пусть малый отдых, да надо его использовать на всю катушку. Рассуждения отбросим на потом, будет время заняться этим на дежурстве.
Последствия соития, конечно, давали себя знать. Было и приятно и натруженно в известном месте. Знакомое, но так и не ставшее обычным ощущение… Вот она, жизнь! Не знаешь, где, когда, откуда прилетит событие… Впрочем, даже такими пустяками не надо сейчас загружать мозги. Все! Любые мысли побоку, спим. Как получится.
Получилось умеренно. Вроде бы в самом деле задремал, и что-то неясно-приятное понеслось перед глазами, возможно, навеянное внезапным сексом. Но я не успел разгадать, что это. И сам я вроде бы полетел куда-то, подумал: как хорошо, что летаю во сне!.. Мысль совершенно четкая. Но мгновенная. Я резко вздрогнул, именно так, как бывает в этих полетных сновидениях — и проснулся.
Часы лежали рядом на тумбочке. Глянул: двадцать минут проспал. Немного, да. Ладно, усну-не усну, стоит полежать, расслабиться…
Так и сделал. И правильно. Худо-бедно, да отдохнул. Встал бодренько, умылся, подогрел воду в электрочайнике, попил чаю с печеньками «Земляничное» из чипка. Разумное решение: ужин еще не скоро.
Итак, подкрепился. Собрался. В оружейке получил свой штатный автомат, два магазина и, соответственно, шестьдесят патронов. Магазины, естественно, были разряжены, чтобы не перегружалась пружина подавателя…
Магазины к АКМ были двух видов: черные металлические с ребрами жесткости и пластмассовые — естественно, из особо прочной пластмассы. Они были такого редкого, темно-оранжевого цвета, почти терракотового. Издалека могли показаться сделанными из дерева какой-то экзотической породы… Мне достались разные, один черный, другой рыжий, я их быстро снарядил, приготовил ватник. Настроение боевое, подогретое ожиданием ужина, да к тому же я узнал, что дежурным по части заступает Богомилов. Вот и хорошо! Найдем время потолковать.
В 17.00 произошла смена всего наряда по части. Дежурный, караул, дневальные… Дневальные у нас формально менялись, а по факту без графика на этой должности пахал Унгуряну, по своему усмотрению находя время для отдыха, еды, своих злосчастных перекуров, одним из которых он чуть не отправил всех нас в неизвестность… Тем не менее, конечно, по специальному прошитому, опечатанному, пронумерованному журналу дневальные менялись, сдавали-принимали дежурство и так далее.
Моим напарником по этому наряду был Айвазян. Первый рейд по постам был его, он и отправился, а я заглянул на КЖ, где орудовал Рахматуллин. Поболтали малость, я немного пособил ему, зная, что когда-нибудь и он в ответ поможет. Так более или менее время прошло, и призрак ужина стал превращаться в нечто почти осязаемое. Полдник в виде чая с печеньками давно свое доброе дело сделал, расцепившись во мне на элементы, микроэлементы… Молодой растущий организм настоятельно требовал новой порции энергии.
И вот она, счастливая солдатская минута! В армии всякий прием пищи… ну, праздник-не праздник, так, может, не скажешь, но по крайней мере возможность ненадолго отвлечься от рутины. При том, что сама процедура приема — рутиннее не бывает. А все-таки всякий раз бойцы с детским простодушием воспринимают ее как наивный секретик: ну-ка, а что на сей раз завтрак (обед, ужин…) мне готовит?
По черт знает когда возникшей традиции на ужин в Советской Армии принято было подавать рыбу с гарниром. Естественно, качество данного блюда в зависимости от конкретных условий варьировалось чуть меньше, чем от минус бесконечности до плюс ее же. В случае в/ч 52506 оно было заметно выше среднего. Повариха у нас была гражданская, звали ее Светлана: молодая, тридцати с небольшим лет, но порядком раздобревшая женщина, выглядевшая на все сорок… Вообще, при кухне худых людей не бывает. Не буду утверждать стопроцентно, поскольку мало ли чего на свете ни творится, но лично я таковых не встречал. Видал, случалось, в прежней своей жизни, в разных местах: приходит в столовую молоденькая девчонка — младшим поваром, на раздачу, да хоть бы на кассу… Через полгода она вдвое шире прежней, а через год ее обеими руками не обнимешь.
Наша Светлана где-то примерно такая и была. Однако, надо отдать ей должное: готовила она неплохо. Да просто хорошо! Романов ее ценил, отлично понимая, что для солдата значит качественное питание, какие плюсы это дает. Наверняка приплачивал в виде премий, еще чего-нибудь… Не удивлюсь, если закрывал глаза на определенные вольности с продуктами. Проще говоря, старался не замечать, если она что-то втихую подворовывает. Ну, скажем мягче, распределяет порции с легким отрезом в свою пользу. Подозреваю также, что повариха могла промышлять этим в тандеме с Людмилой Викторовной, супругой зампотеха, которая та еще жучка… Впрочем, как бы там ни было, Света края видела, за буйки ее не заносило. Благоразумная особа. А так, повторюсь, работала она здорово. Думаю, это даже талант, который в любом деле должен быть, тут совершенно прав полковник Романов, согласен с ним на все сто!.. Из имеющихся в ее распоряжении продуктов наша стряпуха старалась выжать максимум вкусного и полезного. И себя при этом не обидеть.
Поэтому и на завтрак, и на обед, и на ужин мы шли в приподнятом настроении, предвкушая: а что сейчас будет?.. Эх! Тому, кто не служил, не понять, какую огромную моральную роль в жизни солдата играет хорошая еда! Вот и сейчас, не обольщаясь насчет того, какие продукты ожидают их, бойцы маршировали в столовую с приятным ожиданием маленькой житейской загадки.
В Светланином распоряжении для приготовления рыбных блюд имелись консервы: скумбрия и ставрида, либо мороженые тушки хека или минтая. Мне лично второй вариант нравился больше. И я отправился на ужин в надежде на жареного минтая.
Заступившие в наряд ходили в столовую вне строя — крохотная привилегия дежурных. Караульные питались у себя в караульном помещении: начкар отправлял обычно парочку посланцев, которые забирали порции на всех и тащили в помещение. Мы же, кинологи, кто сейчас в наряде, могли идти на прием пищи в свободном режиме. Не опоздав, разумеется.
Хорошие бонусы этого дня на Ангелине не кончились! Светлана нынче порадовала меня именно жареной рыбой, правда, хеком, а не минтаем, но это несущественно. И приготовила она это блюдо на славу. Хоть благодарность объявляй!
Что касается гарнира, то здесь дело обстояло похуже. Опять-таки по традиции, если на завтрак в Советской Армии полагалась та или иная каша, то на ужин — картофельное пюре. Вроде бы самый стандартный стандарт, что может быть стереотипнее?.. Но дьявол кроется в деталях, справедливо говорят французы. Картошка бывает разная. Натуральная (реже; к тому же зимой часто мороженая, с раздражающим сладковатым привкусом), а чаще консервированная во всяких видах, вплоть до порошкообразного. Этот полуфабрикат, превращенный в пюре, практически безвкусный, и хотя с голодухи можно есть, конечно, и его, но военнослужащих в/ч 52506 Светлана успела избаловать. А нас сегодня ожидала именно такая пюрешка.
Ну, делать нечего, беда невелика. Не знаю, как другие, а я с отменным аппетитом истребил и хека, и невеселый гарнир, и чаю средней крепости выпил, и хлеба сожрал от пуза. Как раз перед обязательным променадом: проверкой собачьих постов. Прогулка в среднем темпе, самое то, чтобы утряслось все в животе.
Заметно смеркалось. Веяло прохладой… Да что там! Было уже ощутимо холодновато. Я плотно застегнул ватник, подпоясался, примкнул «терракотовый» магазин и пошел.
Фамилии дежурных собаководов вносятся в караульную ведомость, пароль и отзыв нам сообщаются. Сегодня это были «Курск — Орел». Ну и так вот я отправился по маршруту вдоль всего периметра части.
Старался быть очень внимательным. Смотрел во все глаза. Из-за этого обход получился заметно более долгим, чем обычно, к концу маршрута я почувствовал, как устали ноги… Ровно ничего подозрительного, да просто необычного, странного я не обнаружил. При том, что на шестом посту был особенно бдителен, чем даже вызвал некоторое удивление часового, узбека Фархада Пулатова, которого все называли Федей.
— Э! Сергеев! Чего смотрим? Кого видим?
— Да нет, ничего. Вон там, смотрю, угол темный, заросли, ничего не видать.
— А! Я увидим. Твоя пес услишим, лаять будим. Если какая сволочь там сидит, сразу ему пулем, сразу сдохнет!
По-русски Федя выражался, конечно, своеобразно.
— Ладно, — сказал ему я. — Тебе удачи, а я пошел.
Вернувшись, я через окошко КПП взял караульную ведомость, сделал необходимую запись. И в этот самый момент, зябко потирая руки, на КПП вошел Богомилов.
— А, Сергеев! — воскликнул он. — В наряде сегодня? Ну-ну… Что на постах?
— Все нормально. Есть разговор, товарищ лейтенант. Обстоятельный, не на бегу.
— Раз есть, потолкуем… Когда и где?
Договорились на КЖ после отбоя. Самое подходящее место: тепло, можно и чаю попить. И подозрений никаких: дежурный по части должен теоретически в любое место нос сунуть, в каждый закуток. Ну а если кое-кто позволит там себе чайку хлебнуть… Формально этого нельзя, конечно, но грех самый небольшой.
В общем решили. И вскоре после отбоя лейтенант заявился на КЖ. Я к этому времени приготовил чай, готов был предложить гостю «Земляничное». Тот, впрочем, тоже прибыл не с пустыми руками, внеся вклад в общий котел: пачку вафель «Артек», тоже приобретенную, разумеется, в чипке.
Речь я спланировал. Это, собственно, и была та идея, что озарила меня в момент встречи с Ангелиной на эстакаде. И я развил мысль в монологе.
Меня — начал я — очень напрягало отсутствие здравого смысла в поступках предполагаемых диверсантов. Дурацкая попытка Шубина и бессмысленное отравление Макса. Все остальное более или менее вяжется, хотя и тут сумбур. Но пусть неведомая, а все-таки логика здесь может быть обнаружена. Но эти вещи!.. И вот я думал-думал, думал-думал… а яблоко Ньютона, как ему и подобает, упало внезапно.
Я вдруг понял: это все делалось, чтобы переключить внимание и наше, и компетентных органов на все эти странные события, творящиеся вокруг части. Чтобы все впустую ломали головы!..
— Отвести глаза, — понимающе кивнул лейтенант, прихлебнув чай.
— Именно. И не просто так, а от кого-то…
— Кого-то в нашей части…
— Вот! Вот оно и есть
Богомилов крепко задумался. Лицо помрачнело.
— То есть, — произнес он после изрядного молчания. — То есть, ты хочешь сказать, что у нас в части действует агент-нелегал под видом кого-то из военнослужащих… Или гражданских служащих?
— И мало того. Во-первых, он наверняка занимает высокое положение. Во-вторых, он не один. Афонин и Соломатин явно были его сообщниками, и их пришлось устранить. Они стали опасны. Могли сдать его. Соломатин по случайности — этот попался. А тот, Афонин… Он, видимо, стал шантажировать… Ну, это я уже начинаю версии плести, не стоит. Но то, что он стал чем-то мешать, представлять опасность, это вот точно.
Лейтенант вновь долго думал, подкрепляя себя чаем.
— Ну, предположим, — проговорил он. — Но тогда вопрос: а зачем все это? Ради чего⁈ Что такого на базе ГСМ, пусть и центрального подчинения, ради чего устраивать такой кордебалет!..
— А вот это нам и надо выяснить, — сказал я.
— Легко сказать, — усмехнувшись, он встал. — Две задачи, как две стороны одной медали… Ну, ладно! Будем считать, информацией мы загрузились, будем думать. Контрольное обсуждение?..
— По обстановке.
— Тоже верно. Идем? Пинкертоны-любители это одно, а служба — нам за нее деньги платят…
Вышли. Дверь КЖ выходила в сторону ограды резервуарного парка, скудно освещаемой редкими фонарями. Я взглянул в ту сторону…
— Эх, осень хорошая в этом году! — радостно воскликнул Богомилов, но я в нарушение всякой субординации схватил его за руку:
— Тихо!