Солдат и пес. Книга 1 (СИ)

Глава 22

Дальше мы обошли седьмой и восьмой посты. И часовые и служебные собаки там несли службу нормально, никаких значимых отклонений обнаружено не было. Ни слова о встрече на шестом посту сказано не было, будто и не было ничего, никакого таинственного гостя из ночной тьмы. И я, разумеется, понимал, что об этом надо молчать

Равно и о тени в резервуарном парке.

Есть ли какая-то связь между ней и незнакомцем?.. По факту вроде бы нет. А логически — еще как есть. Не могут же одновременно… ладно, почти одновременно происходить подобные вещи независимо друг от друга. Ну просто это нереально.

Размышляя так, я успевал фиксировать обстановку. На седьмом и восьмом постах она была совершенно рядовой. Часовые полноценно несли службу, псы тоже не дремали, вот словно уловили они мои биотоки и показали себя перед командиром части с лучшей стороны. Железная дорога сияла огнями, громыхала составами и маневровыми тепловозами, нечеловечески голосила мегафонными голосами…

Наш долгий обход занял часа полтора. Уже на подходе к караульному помещению полковник повернулся ко мне:

— Сергеев! Ты парень умный, и я надеюсь, правильные выводы сделал из того, что сейчас видел. А может быть, и слышал?..

— Никак нет, товарищ полковник. Не слышал. Да и не видел ничего.

— Так я и думал. Соображаешь. А раз не видел, то и разговоров никаких нет, и быть не должно. Так?

— Так точно.

— Не сомневался.

На КПП сначала я сделал отметку в караульной ведомости о проверке своих лохмато-хвостатых подопечных, потом командир долго делал запись о результатах своего обхода, не преминув указать на всякие мелкие недостатки, которые необходимо устранять. Закончив, сказал:

— В целом дежурство по части организовано удовлетворительно. Продолжать в том же духе, бдительности не ослаблять.

И отбыл.

Богомилов облегченно вздохнул:

— Ух! Одно из самых приятных чувств в жизни — когда начальство покидает твои окрестности… Что там на обходе? В самом деле все в норме?

— Да, — сказал я.

Произошедшее на обходе, разумеется, далеко выходило за пределы нормы. Но к этой секунде у меня сложилось четкое понимание того, что говорить об этом сейчас не следует…

— И про тот самый инцидент, — осторожно произнес лейтенант, — ничего не было сказано?

— Нет, конечно, — спокойно ответил я. — А что тут говорить? Так, дуновение какое-то. В конце концов, может, мне просто почудилось!

Он помолчал, сложно повел плечами.

— Почудилось?.. — повторил за мной. — Чтобы вот так сразу и почудилось, и тут же командир части мчится с обходом… Вот как-то непохоже на совпадение, а?

Теперь пожал плечами я.

— Да честно говоря, тоже так думаю…

Мы были уже за пределами КПП, и здесь можно было говорить свободно, без всяких лишних ушей, и все-таки я решил воздержаться от разговора по двум причинам. Первая — произошедшее мне надо было самому обдумать, обмозговать как следует. А вторая…

Вторая заключалась в том, что если я сейчас заговорю, лейтенант может взбудоражиться, взыграет ретивое — и это станет заметно, даже если он будет стараться себя сдерживать. А тут… как говорится, у стен есть уши. И глаза.

Вот об этих ушах и глазах мне тоже надо было поразмыслить самому, прежде чем пускаться в совместные мозговые штурмы. А в том, что таковой нам с Богомиловым предстоит, я не сомневался.

Лейтенант точно прочитал часть моих мыслей. И очень хорошо. Поскольку то, что знать ему было рано, осталось при мне.

— Слушай, — сказал он, — мне кажется, это надо обдумать. И обсудить по холодку, как говорится. За этим могут крыться интересные вещи… Но надо еще пошевелить мозгами. Сейчас бы только дежурство дотянуть до конца, башка не соображает…

— Но тут и тянуть нечего, — вежливо подсказал я.

— Тоже верно, — он кивнул. — Значит, завтра. Я тебя под каким-то предлогом вызову. Скажем, в твоей учетной карточке кое-что уточнить надо. Самое обычное дело! А до этого в самый раз будет мозгами пораскинуть.

Так и порешили.

Наряд по части, будь то караул, дневальство, любая другая нагрузка — дело всегда нелегкое, выматывающее. Устаешь и физически и психологически от постоянного напряжения, ожидания того, что сейчас может случиться какой-нибудь неждан. И то, что почти все время на ногах, в сапогах… Короче, нелегко. После наряда одна мысль: упасть и вырубиться. Хоть бы на час, и то хорошо. Конечно, после нарядов нам разрешали — гласно ли, негласно — поспать подольше, но при нынешнем аврале… Тут всякое может быть. Поэтому сдав дежурство очередной паре наших собаководов, я естественно, постарался поужинать — не пропадать же добру! — и поскорее завалился спать. И мгновенно уснул.

И мне приснилась Ангелина.

Сны ведь странная штука. Ты в них сразу, четко знаешь, где ты и с кем ты, даже если это место и этот человек выглядят странно, смутно или вообще как-то фантастично. Например, мне в моей прошлой жизни упорно, хотя и нечасто снилось, что я в каком-то странном здании, в котором я отродясь не бывал наяву. Где запутанная система подъездов и квартир: некие закоулки, лесенки, лифты, переходы из одного подъезда в другой… И я совершенно ясно, нутром, всем житейским опытом знаю, что это мой дом, где я прожил всю свою жизнь. Или, по крайней мере, много, много лет… Словом, это привычно многолетней рутинной привычкой, въевшейся в повседневность. Самая естественная естественность.

И вот точно таким естественным образом я знал, что передо мной Ангелина, хотя вспоминая сновидение дневным разумом, я видел: данный женский объект был размыт, лица вроде бы и нет… И тем не менее я твердо знал: это она, Ангелина.

И она была немного грустная. Молчала. В халатике на голое тело. Халатик этот распахнулся, я обнял ее, совершенно явственно ощутив чудесное женское тепло. Вот это было, повторюсь, настолько реальное, что я, испытав потяг к вожделению, проснулся посреди ночи. Полежал, глаза привыкли к темноте, посмотрел на циферблат. Шестой час. Досада! Теперь вряд ли уснешь, целый час сна потеряешь.

Сон — одна из главных солдатских отрад. Солдат спит — служба идет, одна из самых расхожих поговорок. Что верно, то верно, именно в армии начинаешь ценить возможность поспать, учишься засыпать быстро и так, чтобы тебе не мешал никакой шум…

Я, конечно, постарался задремать как можно интенсивнее, и вроде бы удалось. Но команда «Подъем!» прозвучала все равно внезапно и нежеланно.

Утренние процедуры, завтрак (пшенная каша с котлетой — Светлана просто мастер, кулинарный Левша!!!), развод на занятия и работы.

Командир выглядел как всегда подтянуто и браво, словно и не было полуночных странствий. Оно и понятно: никто не должен видеть и знать командирских секретов. А если кто и знает, тот молчит.

На разводе шеф порадовал нас тем, что сегодня начинается приемка новой техники: ПСГ-240 на базе «Уралов-345». Опять же на это дело бросается весь личный состав, свободный от нарядов, особенно же те, кто имеет в водительских правах отметку категории «С»: солдаты, гражданские, прапорщики, офицеры…

— Все! — подчеркнул Романов. — Я сам лично за руль сяду, если потребуется. Всю партию надо сегодня как минимум с территории станции выгнать. Иначе Товарный двор нам пропишет штрафную санкцию…

Уж это точно. Железная дорога в СССР со Сталинских времен — государство в государстве, а может, даже и с царских. Объект стратегического значения, что тут скажешь. И Министерство обороны не указ Министерству путей сообщения. И хоть кто затянул с выгрузкой, загромоздил Товарный двор своим имуществом — получай штраф.

Мне, конечно, эта суета с выгрузкой и перегоном машин в часть была боком, но и нас таких, кто свободен от нарядов, отмобилизовали на приемку: подай, принеси, помоги… А чтобы мы не слонялись попусту, прапорщик Мотыгин выдал нам метлы, сделанные из связок вервей и насаженные на деревянный черенок, и велел мести бетонные полы в хранилищах и площадки перед ними. Работа не самая обязательная, хотя, в общем, с пользой. А главный толк — педагогический.

— Солдат, не занятый делом — это потенциальный преступник! — наставительно произнес прапорщик заученную фразу. И добавил от себя: — Чем бы ни занять, лишь бы зае…ать…

Последняя мудрость была произнесена на выходе вполголоса, чтобы мы не услышали. Но я услышал. И усмехнулся. Сермяжная правда в этом есть, не поспоришь!

Так начался очередной день службы. Я, улучив момент, постарался слетать в вольеры к Грому, которого сегодня должны были выставить на второй пост. Свидание вышло коротким и трогательным:

— Извини, братишка! — сказал я. — Не могу тебе уделить много времени. Служба не мед!..

Конечно, я поменял ему воду, прибрал в вольере. И уж, конечно, он был рад, хотя особо и не подал вида. Как настоящий джентльмен, он был скуповат в выражении чувств.

Я помчался обратно на техтерриторию. Тут уже начали прибывать первые «Уралы», выглядели они, конечно, мощно, презентабельно по сравнению со старыми ЗИЛами, и насосы на них стояли более мощные. Суматоха достигла апогея, машины стали подкатывать одна за одной, дежурный по КПП плюнул на открытие-закрытие ворот и, держа их открытыми, встал рядом с ними как апостол Петр у врат рая.

Богомилов, между прочим, несмотря на очки, тоже оказался обладателем прав с категорией «С» — учился в школе ДОСААФ. Получилось это, по его уверениям, случайно. В институте, на военной кафедре. Какая-то у них особо продвинутая кафедра оказалась, где студентам предлагали получить какую-нибудь околовоенную специальность типа химика-дозиметриста, шофера, даже санинструктора. Ну и он выбрал водителя — это показалось самым интересным. И теперь его припахали на перегон, естественно.

Загнав свой «Урал» в ангар, довольный лейтенант увидел меня.

— Ну, товарищ Сергеев, — не по-военному приветствовал он меня, — я все помню! Ты же сегодня в наряд не идешь?..

— Пока Бог миловал.

— Меня тоже. Вот и давай… Думаю, часам к шестнадцати-семнадцати эта свистопляска притихнет. Судя по темпам, всю партию должны перегнать к этому времени. Давай сориентируемся на это время. Я для блезиру еще пару парней приглашу из охраны или из пожарки, тоже как бы у них учетки проверить… Ну и ты подтягивайся.

Я кивнул…

Прогноз начальника учетного отдела оказался в целом верным. Вихрь подняли даже с перебором, часам к трем все новые машины оказались в части. Это была не последняя партия, спустя несколько дней ожидалась еще одна, а кроме того, освеженные, оживленные ПСГ-160 ожидали погрузки на железнодорожные платформы. И это тоже предстояло стать немалой заботой…

В общем, время пролетело, я отправился в казарму: нужно было немного постираться, подшиться, заняться вот таким солдатским самообслуживанием. Иголка и три вида ниток: белая, черная, цвета хаки — всегда присутствуют в солдатском хозяйстве, зачастую подколотые за отворотом пилотки. Армейская служба вообще учит маленьким и очень полезным житейским хитростям, которые потом очень и очень могут пригодиться.

Итак, я взялся за поправку обмундирования, что-то успел, а что-то не успел, когда в дежурке раздался звонок.

Зинкевич, чертыхнувшись, прошел к телефону.

— Да?.. Здравия желаю, товарищ лейтенант! Сергеев? Здесь. Да… К вам? Срочно? Есть…

— Борис, — окликнул он, положив трубку, — тебя Богомилов зачем-то требует. Зачем, интересно?

— Понятия не имею, — сказал я, перекусывая нитку. — Скорее всего, в документах что-то уточнить.

— Да, наверное! Он же у нас бюрократ, канцелярская крыса…

— Это точно… Ладно, пошел.

В кабинете Богомилова я застал рядового Григоряна, флегматично-унылого армянина, родом из какого-то чудовищно высокогорного села, куда вроде бы и автомобильных дорог даже нет. Впрочем, тут врать не буду. Но то, что регион какой-то заоблачный, это точно. «Григорян случайно оттуда в райцентр спустился за солью, — острили наши парни. — Ну, тут его и загребли…»

Разговор был достаточно нервный.

— Ну смотри, Григорян, — раздражался лейтенант, тыча шариковой ручкой в картонку-«гармошку» — учетную карточку. Разве может такое быть⁈ Отец у тебя, написано, 1897 года рождения, так?

— А так точно.

— Так. А ты 1963-го! Такое бывает?

— Бывает.

— Тьфу! Твоему отцу сколько лет?

— А не знаю.

— Как не знаю⁈

Григорян пожал плечами.

Разговор грозил быть бесконечным, как струя магнитной плазмы в токамаке. Я выразительно откашлялся. Лейтенант меня понял.

— Ладно… Чтобы с тобой говорить, Григорян, надо пуд гороха съесть! Понял?

— А так точно.

— Все, иди. Потом разберемся. Иди на хер отсюда!

— А так точно.

Григорян вышел, лейтенант сел, снял очки, устало протер глаза.

— С ума сойдешь с ними, как там у них документы заполняют… Анекдот!

— Ну, — осторожно сказал я, — у них там долгожитель на долгожителе, мало ли что может быть…

— Ну, в общем… Да черт с ними! Ладно, присаживайся. Да о делах наших скорбных покалякаем, — он усмехнулся, процитировав еще одного армянина, Армена Джигарханяна — в данном случае его роль в фильме «Место встречи изменить нельзя».

Мне предстояло быть основным докладчиком, и я начал с того, как смекнул, что суматоха вокруг части затеяна для отвода глаз… Лейтенант слушал очень внимательно, снимал очки, протирал их тряпочкой, снова надевал… Я старался быть убедительным, вспомнил все аргументы. И Богомилов, похоже, проникся.

— Значит, — негромко, задумчиво произнес он, — все это ради того, чтобы отвлечь внимание от кого-то, кто находится у нас в части под видом офицера…

— … или гражданского служащего. Товарищ лейтенант! — воскликнул я. — Ну Соломатина же кто-то отравил, это же факт⁈

Богомилов кивнул.

— Ну, допустим, — сказал он. — Хорошо! Давай примем как рабочую версию: в нашу часть внедрен некий… скажем так, агент. Приняли?

— Приняли.

— Но тогда перед нами встает вопрос: а ради чего все это надо? И даже не все эти странные деяния, а ради чего внедрять агента на базу ГСМ, пусть даже и центрального подчинения⁈

— Вот! Вот и я задал себе точно такой же вопрос!..

— И ответил?

— Пока не знаю. Но я еще не все рассказал.

— Та-ак… — протянул он. — Ну, тогда слушаю.

И я рассказал, что произошло вчера на обходе под началом командира части. Лейтенант, конечно, старался сохранять спокойствие, но все же видно было, как он ошарашен.

— М-да… И ты уверен, что это был тот самый КГБ-шник?

— Ну, я не знаю, КГБ-шник он или нет, но тот самый, это точно. Человек в штатском. А самое интересное…

И я озвучил то, что успел смекнуть, но еще не говорил:

— … самое интересное, что прапорщик Слепцов вел себя так, как будто так и надо! Как будто он все знает про эти ночные встречи! Прямо это его стихия. И командир вроде бы тоже… Ну, понимаете, как будто у них двоих это так и задумано, они оба в курсе дела!

— Оба… — пробормотал лейтенант. — Но если оба…

— Товарищ лейтенант! А Слепцов вообще — он кто?

— По должности?

— По должности и так, по человечески. Вы же его давно наблюдаете!..

Теперь пожал плечами Богомилов:

— По должности как все прапоры, начальник хранилищ… У него три склада под началом. Самые обычные, не оружейные, не под особой охраной. А по человечески он какой… Да какой-то никакой. Серый. Бесцветный. Таких людей семь-восемь на десяток…

И тут сумасшедшая догадка озарила меня.