Слово упало тяжко, как кирпич.
— Ничего себе новости пошли, — сказал я. — Это что, тот самый бригадир?..
— Он самый.
Гена сказал, что сам толком не знает — как говорится, за что купил, за то и продаю. Но он же не один! И выслушав его, и собрав еще слухи-споры-разговоры, пропустив их сквозь сито анализа, я установил достоверный расклад. Это произошло не сразу, но тут нечего соблюдать хронологию.
Он был таков.
Получив приказ, лейтенант Богомилов с шофером рядовым Матвеевым немедля выехали на розыск Афонина. Место жительства было известно, поэтому доехали быстро. Пулей, можно сказать, долетели. Жил бригадир в не очень новом квартале «хрущевок»-трехэтажек, по меркам районного городка вполне приличном. Поднявшись в нужном подъезде на второй этаж, лейтенант позвонил в дверь. Никто не ответил. Он решил постучать. Лупил, видать, увесисто, поскольку открылась соседняя дверь, откуда выглянула сухонькая востроносая бабулька.
— А! — воскликнула она. — Солдат. Явился-не запылился!
— Я, бабушка, офицер, — поправил лейтенант, но старушке это было до плинтуса. Она в погонах и прочей военной фурнитуре не разбиралась.
Зато разбиралась в другом.
Она обстоятельно и толково доложила, что вчера ночью, точнее поздним вечером — часов в одиннадцать, может, в двенадцатом, у нее из-за стены послышался шум. То есть, из квартиры Афонина. Шум нехороший — вот тут-то старушка тонкости просекла четко. Какой-то суетливый, торопливый, и вроде бы голоса. Мужские. Соседка сразу уловила тревожный оттенок в этих звуках. Слышимость в таких квартирах сильная. А потом входная дверь хлопнула, замок щелкнул. И поспешные шаги вниз. Отдаленно стукнула дверь подъезда.
Лейтенант слушал все это, удивляясь бабкиной наблюдательности и напряженно соображая. Попутно выяснил, что к разведенному Николаю ходит «одна зассыха», но вчера была не она, и даже не дружки-собутыльники, которые не часто, но бывают.
— Нет! Это точно не она.
Старушка затруднилась объяснить, почему она уверена, но уверена была на все сто.
— И что-то там было не так, — назидательно подняла она сухонький, похожий на сучок пальчик. — Вот это уж обязательно так! И тишина. Вон, смотри, полдень уже, а у него там тишина непробудная. Уж я-то слышу, как он утром на работу уходит к вам. А тут как вымерли все!
Предпоследнее словечко весомо брякнуло на чашу колеблющихся весов в душе Богомилова. «Устами младенца глаголет истина…» — мелькнула мысль, приравнявшая старушку к младенцу. В общем, допустимо.
— Ну… понятно… — протянул он в раздумчивости. И еще раз решил взвалить на «младенца» должность оракула: — Думаете, дверь надо взломать?
— А про это, мил человек, тебе надо думать, а не мне, — с внезапной иронией парировала пенсионерка. — А если что, так ЖАКТ у нас в соседнем доме, вон там, — она показала тем же сучковатым пальцем.
Так архаично — ЖАКТ, то есть жилищно-арендное кооперативное товарищество — бабушка продолжала называть то, что в 1982 году называлось ЖЭК, жилищно-эксплуатационная контора. Или, в обиходе, домоуправление.
— Спасибо, — пробормотал лейтенант и потопал вниз.
Мысль его работала как атомный реактор.
Ехать в часть, докладывать, что по месту жительства служащий СА Афонин не обнаружен, где находится, неизвестно?.. По всем буквам закона как будто выходило так. Как будто! Вот оно-то и ломало основной концепт.
Богомилов живо представил, как приезжает, докладывает… и с какими кислыми лицами воспринимают это кадровые офицеры, как потом с насмешками переговариваются между собой. «…Ну конечно, послали пиджака, так вот вам и лапсердак…» — будет острить замполит, сам бывший «пиджак», выпускник исторического факультета, оставшийся на службе. Ну и дальше пойдут темы о том, что двухгодичник это не офицер, а черт-те что, недоразумение, матрац с клопами и так далее…
Нет. Он решительно остановился на крыльце. Нельзя уехать, не решив задачу.
Матвеев высунулся из окна грузовика:
— Ну что, товарищ лейтенант? Едем?
И это стало спусковым крючком.
— Нет, — решительно объявил он. — Подожди.
И решительно зашагал в сторону ЖЭКа.
Контору нашел без труда, обнаружил там секретаршу, пожилую бухгалтершу и мужика немного помоложе в замусоленной телогрейке с признаками абстинентного синдрома. Это оказался местный мастер-универсум, то есть плотник, слесарь, кровельщик и невесть еще кто. Он сперва заартачился, услышав предложение лейтенанта, но тот вмиг смекнул, куда надо бы ветру дунуть, и повернул речь в сторону опохмела. «Швец и жнец и на дуде игрец» сразу стал сговорчивее, дал себя убедить в том, что военные тоже имеют право вскрывать запертые двери…
Это, конечно, лейтенант врал на ходу, но врал вдохновенно. Продмаг был неподалеку, пришлось ему сходить туда, потратиться на четыре рубля с копейками: чекушка плюс закуска. Лишь убедившись в наличии товара, многостаночник вооружился чемоданчиком с инструментами…
Вскрыть дверь ему оказалось делом одной минуты. А лейтенант, на ходу поразмыслив, привлек к делу Матвеева и соседскую старушку, заявив, что всю ответственность берет на себя — вдохновение помчало его, как снежный ком с горы, и про себя он рассудил, что со стороны милиции и прокуратуры к нему, как к военному, претензий много не будет… Короче, вскрыли дверь, вошли и…
И обнаружили мертвого хозяина.
Он сидел на кухне за столом, уронив голову на столешницу. Весь интерьер свидетельствовал о том, что здесь происходила коллективная пьянка. И первая мысль, разумеется: напились, поссорились, подрались… А когда увидали, что произошло, струхнули, протрезвели, смылись. Так?..
Нет.
Нечего толковать о том, как лейтенант вновь бегал в ЖЭК, звонил в милицию, ждал группу, объяснялся… Главное в другом. В характере убийства. Афонин оказался задушен. Удавкой. Профессионально. Другими словами, гибель его никак не была похожа на нелепую смерть в пьяной драке.
И уж конечно, не один я такой Эркюль Пуаро, кто это заметил. Среди солдат — наверное и среди офицеров тоже, не слыхал — только и говорили, что Афонина убили осознанно, что это вполне спланированное преступление… Мотив? А вот этого никто не знал.
Мне надо было на сутки заступать в наряд, отчего полагался законный послеобеденный отдых. Я начал готовиться к нему, скинув обмундирование, и тут как-то случился такой момент, что ребята разбрелись по своим делам, остались мы с Геной.
— Слушай, — быстро спросил он, — у тебя неприятности, что ли, с этими красавцами? Серегой Гладковым, да Витькой Щербининым? Конфликт?
— Да ну! — я отмахнулся. — Пустое дело.
Он помолчал, но все же переспросил:
— Может, помочь?..
— Ну, что ты, Ген! Я тебя по пустякам тревожить стану?.. Сам разберусь. Невелика проблема.
Гена вновь помолчал и, наконец, сказал:
— Ладно, пусть невелика. Но в чем суть-то?
Я скуповато объяснил, что «дедам» почему-то как гость в горле встали мои успехи по службе. Ну, а если начальство на это глаз кладет… то начальство об этом и надо спрашивать, а не меня.
— Ну, смотри. Витька-то, он парень нормальный, он так поперся, из солидарности. А вот Серега… Этот да, подлянку может сделать.
— Учту, — кивнул я. — Но решу сам.
Гена пожал плечами, и здесь в помещение вошли солдаты, разговор прекратился.
Я «отбился», то есть лег, закрыл глаза, типа задремал. Но сам думал.
Понятно, что мысль завертелась вокруг последних событий. Теперь несомненно, что все это звенья одной цепи, что не может быть столько зловещих случайностей. За всем эти прячется чья-то недобрая воля… Чья? Ну вот на этот вопрос мне и предстоит ответить.
И чем напористее я об этом думал, тем настойчивее маячил перед моим умственным взором лейтенант-двухгодичник Богомилов. Я сделал вывод, что с ним мне будет проще найти общий язык. Все же мы с ним люди схожего социума, да плюс к тому я уже успел заметит, что парень он совсем неглупый, соображает хорошо. Да, он совсем не военный человек… Но это и понятно. Его же никто не спрашивал: после защиты диплома дернули на армейку, и живи по команде. Отслужил он год, даже чуть больше.
Я вовсе не зациклился на нем. Перебирал по максимуму. И все же лучшей кандидатуры не нашел.
Ну а раз так, то можно и вздремнуть. Отдых — великое дело! А вот встать надо будет пораньше.
Организм мой работал как часы. Я проснулся за час с небольшим до заступления в наряд, быстро встал, оделся и устремился в штаб. На случай вопросов по моему появлению там у меня была голова версия: дескать, Богомилов запросил у руководства ВВКС какие-то сведения, вот Зинкевич меня и отправил с этими сведениями. Должно прокатить. Сам лейтенант на это сердиться не будет. Более того, я надеялся его заинтересовать.
Хотя наш двухгодичник и называл себя КДЗ, в чем была доля истины, вообще-то официально его должность именовалась «начальник УОМО», учетно-операционного и мобилизационного отдела. То есть был он в чистом виде военный чиновник, составитель всяких планов, отчетов, графиков, заполнятель множества журналов и амбарных книг, а кроме того, на нем, как я понял, висело мобилизационное производство. Это, разумеется, было дело сугубо секретное, но у меня-то был опыт, и я худо-бедно представлял, что это такое. В случае войны на территории той или иной части должны формироваться несколько частей, и на весь их штатный состав должны храниться на складах данной части запасы продуктов, обмундирования, оружия, оборудования, время от времени обновляемые. С продуктами понятно: консервы и концентраты за несколько месяцев до истечения срока годности изымаются, поступают в пищу, а на их место загружаются новые. С оружием и прочей техникой по сути так же: есть определенные нормы хранения, после чего опять-таки все это изымается, поступает в войска, а на склады и площадки длительного хранения поступает все новое. Но тут дело куда более геморройное! Скажем, с автомобилем, простоявшим на консервации лет десять, понятно, придется колдыбениться не по-детски, несмотря на его нетронутость и нулевой пробег. При самом тщательном уходе невозможно предотвратить рассыхание резиновых уплотнителей, подтекание технических жидкостей, всякое там отсырение и ржавчину металлических деталей… Все это надо по возможности устранить, а полностью это сделать нереально.
Вот учет и статистика подобного добра и были возложены на начальника УОМО. В общем-то, чисто гражданская деятельность, вполне нормальная для человека, обученного системно мыслить. Богомилов (звали его Юрий Васильевич) с данными задачами, похоже, вполне справлялся, а очки, отсутствие выправки и дисциплинарные промахи, служившие предметом язвительных насмешек со стороны кадровых офицеров… Ну, я думаю, какой-никакой иммунитет он к этому выработал.
Мои «домашние заготовки» не понадобились, я уверенно дошел до самой резиденции лейтенанта — небольшого кабинетика сугубо канцелярского вида, разгороженного барьером. Лейтенант, сняв фуражку и очки, старательно заполнял какой-то разграфленный толстый журнал. При моем появлении он тут же этот кондуит захлопнул.
— Здравия желаю, товарищ лейтенант!
— Взаимно.
Близоруко щурясь, он встал, напялил окуляры:
— А! Сергеев, да?
— Так точно.
— Слушаю, — приглаживая слипшиеся волосы, он подошел к барьеру.
— Товарищ лейтенант, — начал я, — у меня разговор не совсем обычный…
— Уже интересно, — он улыбнулся. — Начало многообещающее.
— Думаю, так и будет. Знаете, пусть это будет разговор не двух военнослужащих, а двух бывших студентов. Правда, один окончил, а другой нет, но…
— Но школярское братство дело святое, — он засмеялся. — Все те же мы, нам целый мир чужбина, отечество нам Царское село! Так?
— Примерно.
И я стал излагать.
— Я, конечно, в части без году неделя, но успел заметить, что закручивается тут водоворот событий…
И постарался убедительно, то есть логично изложить свои соображения по поводу этого водоворота. И дальше промолвил:
— То есть, понимаете, все как-то так… Я даже не рискну сказать…
Конечно, я рассчитывал на продолжение с его стороны. Так и вышло:
— Да отчего же? Рискни. Мы двое здесь, дальше этой комнаты разговор не пойдет.
— Да?.. Ну, тогда скажу так: у меня впечатление, что вокруг базы действуют какие-то враждебные силы.
— Вихри враждебные веют над нами… — процитировал лейтенант старую революционную песню.
— Именно так и получается. Точнее не скажешь. И вот я об этом думаю и думаю… Ну а вслух говорить об этом рядовому… это не по чину, сами понимаете. Поэтому я к вам вот так, неофициально. Поделиться.
Лейтенант задумчиво покивал. Он давно уже завел руки за спину, взгляд сделался отрешенным. Хотя он, несомненно, слушал. Слушал меня и размышлял о чем-то о своем… Наконец, странновато усмехнувшись, он произнес:
— Ну что ж… Думаю, ты прямо по адресу пришел. Время есть?
— Немного. В наряд заступаю.
— Понял. Тогда кратко. Знаешь, вот слушал я тебя и удивлялся. Полное совпадение! Один в один. Я тоже с одной поры-времени чувствую здесь что-то неладное…
Это неладное, по словам Богомилова, он ощутил с конца весны-начала лета. Где-то с мая. И началось с того, что…
Как я уже говорил, в нашей части на разных должностях работало много гражданских, служащих СА. И вот в таком качестве трудился и завхоз: такой спокойный, незаметный, исполнительный мужчина средних лет. Вроде бы уже обретался он здесь годы и годы, во всяком случае, когда прибыл на службу Богомилов, этот товарищ — звали его Николай Николаевич — числился уже чуть ли не в ветеранах.
— И вот как-то, знаешь, не то, чтобы мы с ним подружились, но общались. Он такой бывалый человек был, много чего мог порассказать. И не дурак. Наблюдательный. Замечал то, что у многих течет без толку, как не в коня корм. Но не болтал. Я бы даже сказал, скрытный такой был.
— А перед вами раскрылся?
— Представь себе, да. Но уж, конечно, не весь. Это ведь, знаешь, всякому нужна отдушина, вот он во мне и нашел… Психология, дело ясное! Я не болтун, что было между нами, все там и оставалось. А послушать интересно было. Жизнь-то помотала его по белу свету, за границей побывал… Ну, под это дело выпивали, как же без того. Непременный атрибут содержательного диалога!
Так вот, в одну из таких интеллектуальных посиделок завхоз вдруг завел странную тему. Дословно всю беседу лейтенант, понятно, воспроизвести не смог, да это и неважно. Общий смысл следующий.
— А как ты думаешь, — загадочным тоном произнес он, — ты всю нашу часть изучил?..
Лейтенант удивился, сказал: что значит — всю-не всю? Где что расположено, все знает: резервуары, хранилища… Штаб, казармы, столовая, лаборатория, гаражи, котельная… что еще? Схема постов и часовых, и караульных собак? Это и вовсе знает назубок.
Собеседнику, похоже, только того и надо было услышать. Он победно усмехнулся.
— Ха! Схема постов, котельная… Херня все это. Камуфляж.
Оба они в этот момент были слегка подшофе, в самом таком градусе, когда тянет на откровенность.
— Да? — лейтенант тоже ухмыльнулся. — А что тогда не камуфляж?
Завхоз изменился в лице. Глаза замкнулись, словно он вдруг увидел то, чего видеть не хотел.
— Что не камуфляж?.. — проговорил он. — А вот что.