Солдат и пес. Книга 1 (СИ)

Глава 2

Небо? Ну, пусть будет небо.

Не скажу, что я расстроился, огорчился или вроде того. Нет. Оказывается, помирать совсем не страшно. А раз так, значит, смерти нет. Есть другая жизнь. Ладно! Посмотрим на нее.

Но что-то пошло не так. То есть, может, и так, да я того не ожидал.

Небо отменилось. Оно как-то так незаметно потемнело, я моргнуть не успел, как меня окружила ночь. И восхитительное чувство взлета, отсутствие гравитации тоже исчезло. Мир окутался привычной тяжестью. Полет кончился.

Как говорится — хорошенького помаленьку! Полетал, полетал, и будет. Вернулся.

Я лежал на спине в темноте, и первое, что пришло в голову: госпиталь! Сколько-то проплутал в бессознанке, да и вернулся в себя

Но с самой первой секунды это мысль была какой-то неуверенной. Вне всякой логики и даже восприятия. В довесок к ней призраком возникла мысль: нет, что-то здесь не то… И вот отсюда уже заработала логика, анализируя окружающее.

Огромное помещение, куда большее, чем больничная палата. Не тьма, но полутьма, искусственный синий свет. Дыхание, храп множества людей. Казарма?

Похоже. Но сроду не было у нас такой казармы! Какая-то она архаичная, как будто из прошлого. Двухъярусные нары, тощее шершавое одеяло типа «привет из СССР», подушка тоже какое-то недоразумение… И маленькая она, эта кровать, черт бы ее взял. Ноги мои ощутимо упирались в металлические прутья спинки. Хотелось распрямиться покомфортнее.

И запах! Тоже такой добротный, пусть и на любителя запах из прошлого — такое амбре устойчиво наполняло старые деревянные здания. Его не назовешь благовонием, чего нет, того нет. В нем другое: нечто патриархальное, уводящее в глубины подсознания, в коллективную историческую память… Короче, вряд ли объяснишь. Но помнить я его помню!

К этому времени мои глаза привыкли к этой полутьме, и весь я освоился настолько, что способен был воспринимать ситуацию в целом. Я видел над собой койку второго яруса, провисшую под тяжестью спящего тела, соседние подобные сооружения, слышал негромкие, но увесистые неторопливые шаги в отдалении… и понимал ровно то, что ничего не понимаю.

Где я, что со мной?..

Но в любой ситуации спокойствие — это на пятьдесят процентов решение любой проблемы. Ну ладно, на тридцать. Трезво, спокойно разбираться. И при том не тянуть.

Шаги приближались. Я осторожно повернул голову. Постарался, чтобы движение было максимально незаметным. Увидел коренастого парня в солдатской форме…

Твою же мать!

Это была так хорошо знакомая мне по фотографиям и картинкам форма бойца Советской Армии образца 1969 года, то есть последний вариант, просуществовавший до самого распада СССР. Однобортная гимнастерка с металлическими пуговицами, ремень с тускло отблескивающей латунной бляхой, штаны-галифе полушароварного типа, заправленные в кирзовые сапоги. А главное — голову украшала пилотка. Головной убор, в Вооруженных силах РФ сохраненный только на флоте и для женщин-военнослужащих! Иными словами, я видел перед собой солдата ВС СССР, к ремню которого к тому же был прикреплен штык-нож. Дневальный, ясное дело.

Ну и что все это значит?..

Ответ на этот вопрос, конечно, уже крутился во мне, но я не готов был к нему морально, поэтому постарался оттолкнуть его, этот ответ, не находя никакого другого.

Дневальный мерно прошагал мимо, а я, стараясь не шевелиться, проводил его взглядом, и тут только заметил рядом табурет с аккуратно сложенным обмундированием. И опять же с запозданием обратил внимание, что на мне тонкое белье: рубаха и подштанники. Летние, хлопчатобумажные, на армейском канцелярите — х/б. Зимний же комплект был так называемый полушерстяной или п/ш. В этом ночном костюме под неказистым одеялом спалось, в общем, нормально, но в целом в казарме ощущалась заметная прохлада, несмотря на «нагревательные элементы» в виде множества молодых тел. Без них, наверное, было бы еще холоднее.

Отбросив одеяло, я встал. Увидел сапоги с намотанными вокруг голенищ портянками. Да уж! Реликт за реликтом. Ну, с портянками я обходиться умею, жизнь научила. Быстро обулся, разобрал амуницию на тумбочке, прошелся по карманам гимнастерки — тоже летней, х/б, с черными погонами и петлицами — пальцы наткнулись на бумаги и книжечку из плотного материала. Документы. На месте. Хорошо.

Накинув х/б, я встал, пошел, стараясь ступать бесшумно…

Так!

С первого же шага я ощутил непривычность габаритов и моторики. Смотрел на окружающее я с заметно более высокой точки, и как-то неловко было ощущать самые естественные движения: встал, пошел… словно в одежде с чужого плеча.

Да. И вновь тот же немыслимый ответ.

Вставанием я, разумеется, произвел легкий шум, и теперь дневальный неспешно шел ко мне. В синем свете «ночной» лампочки я разглядел, что это среднего роста коренастый широкоплечий парень азиатской наружности. Типа башкира или северного казаха. Шел он, поигрывая в пальцах какой-то не то цепочкой, не то четками. Да, и даже при таком освещении видно было, что погоны и петлицы у него красные, с общевойсковыми эмблемами: звездочка в обрамлении лаврового венка. На советском армейском жаргоне этот орнамент иронически назывался так: «сижу в кустах и жду Героя» — имелась в виду Золотая Звезда, знак отличия Героя Советского Союза. Лычек на погонах не было. Рядовой.

— Ты куда? В сортир? — спросил он негромко и доброжелательно, и без малейшего акцента.

— Да, — не соврал я, поскольку именно туда и собрался. Правда, с другой целью.

— Ты же из переменного состава?.. Знаешь куда идти?

Мысль моя сработала вспышкой молнии.

Конечно, дневальный увидел мои черные погоны. Ага! Значит, в этой части я временно прикомандированный, на пересылке, так сказать. Можно слегка шлангом прикинуться:

— Да нет, честно говоря. Еще не успел…

Говорил я очень осторожно, опасаясь сболтнуть лишнего.

Рядовой показал рукой:

— Вон туда, по коридору вправо почти до конца. Дверь налево. Там увидишь.

— Спасибо!

И я припустил по указанному маршруту.

Длинный неуютный коридор, худо озаренный дежурным освещением, развешанные по стенам советские плакаты и наглядные пособия: форма одежды… элементы строевой подготовки… Все это безмолвно орало мне о том, что со мной случилось то самое. Совершенно невозможное. Противоречащее всем известным мне научным данным. Аргумент за аргументом вколачивался мне в мозг. Тебе еще доказательства?.. На! На! На!

Но я знал, что главный довод впереди.

Туалет, как я и ожидал, оказался санузлом: умывалка с латунными кранами, эмалированными металлическими раковинами. Тусклые небольшие зеркала над ними…

Вот он, момент истины! Зеркало. Честно сказать, несколько секунд я не решался подойти к нему. Впрочем, все это психологический вздор, который надо решительно ломать. И времени на все минуты три-четыре, не больше. Дневального подводить ни к чему. И я шагнул к зеркалу.

На меня смотрел очень рослый парень симпатичной наружности. Рост — в районе ста девяноста. Короткая армейская стрижка. Волосы темные. Серо-синие глаза. Ален Делон, блин!.. Нет, парень на знаменитого француза не похож, но все-таки было в его лице нечто плакатно-кинематографичное, наверняка он должен производить впечатление на девушек, да еще в сочетании с ростом, со спортивным телосложением…

Я поймал себя на том, что мысленно говорю: он, он… Хотя пора бы уже говорить: я. Да! Хватит цепляться за руины обыденного мировоззрения. Надо принимать реальность и встраивать себя в нее.

На секунду я закрыл глаза, вновь открыл — нет, я не надеялся, что длинный парень исчезнет, а вместо него возникну я, Сергей Борисов. Нет. Просто уж так, по простительной человеческой слабости. Все! Нет Сергея Борисова. А кто есть?..

Я полез во внутренний карман гимнастерки. Вынул красную книжицу — военный билет — и несколько аккуратно свернутых и подколотых скрепкой бумаг. Ну что ж! У меня где-то около минуты, чтобы в самом первом приближении въехать в ход событий…

Через полторы минуты я был в казарме. Дневальный глянул на меня с легким поощрением: молодец, долго не шлялся.

— Сколько до подъема? — спросил я.

— Три часа без малого, — он улыбнулся, показав белоснежные зубы. — Спи-не хочу!

Я кивнул и прошел к своей койке.

Формально-то оно так, да вот уснуть мне было трудновато. Приходилось и свыкаться с положением и делаться философом, восклицая про себя: нет, ну каковы же прихоти судьбы!..

Судя по тому, что случилось со мной, ничего случайного в мироздании нет. Все мы под контролем… наших персональных ангелов, скажем так. Вот только понять их логику и чувство юмора иной раз бывает нелегко.

Я покинул облик контрактника Вооруженных Сил РФ Сергея Борисова для того, чтобы воплотиться в обличье рядового Советской Армии Бориса Сергеева. По воинской специальности, конечно же, кинолога.

Рядовой Сергеев Борис Андреевич, 1963 года рождения, бывший студент, ушедший из технического вуза по собственному желанию, призван в ряды СА в мае 1982 года. Имеет второй юношеский разряд по баскетболу. Совсем скромненький. Видать, позанимался малость, да и бросил… После карантина и принятия присяги почему-то в ракетном дивизионе направлен в Центральную ордена Красной Звезды школу военного собаководства, прошел курс обучения по специальности «вожатый караульных собак» вместе с подопечным — двухлетним кобелем Громом породы «восточноевропейская овчарка». Паспорт животного — тощая бумажная книжечка — прилагался. После выпуска рядовой Сергеев и пес Гром направлены во временное распоряжение военного коменданта города Н. с дальнейшим переводом к постоянному месту службы. Это событие было датировано 3 сентября 1982 года, стало быть сегодня где-то 4–6 сентября. Я не прослужил еще и полугода, стало быть по негласной солдатской иерархии называюсь «дух».

Вот с этим и жить еще полтора года. Да больше! С этим и жить…

В шесть утра вспыхнул яркий свет, и дневальный — не тот, что был ночью, другой — во все горло возопил:

— Па-а-адъем!.. — и казарма вмиг наполнилась суетой.

Откуда-то взялись несколько сержантов и офицер — старший лейтенант в сапогах, портупее и с красной повязкой на рукаве. Дежурный по части, ясное дело.

Со второго яруса прямо передо мной спрыгнул худощавый белобрысый парень.

— Привет! — радостно осклабился он мне.

— Привет, — улыбнулся и я.

— Ну что? Сегодня, кажись, раскидают по частям?

— Должны, — солидно кивнул я. — Посмотрим!

— Да… Хорошо бы нам в одну часть попасть!

— Это точно. Да только вряд ли…

Он вздохнул.

По ходу этого разговора мы самым интенсивным образом одевались.

— Колян! — окликнул его кто-то, и он обернулся:

— Да?

Ну, имя теперь знаю. Уже неплохо.

— На зарядку! — прикрикнул старлей. — Быстро! Без ремней. Строиться!

Одетые, но распояской, мы выбежали на рассветный холодок, поеживаясь.

— Ну, — проворчал кто-то за моей спиной, — вот она тебе и осень… Здрасьте, год не виделись!

— Стройся по ранжиру! — командовали сержанты.

Я оказался почти правофланговым. Выше меня только один парень с голубыми авиационными погонами и петлицами. В этом отношении у нас тут царило полное разноцветье — ну, переменный состав, понятно.

— Баскетболом занимался? — вполголоса спросил я.

— Не, гандболом, — расплылся в улыбке он. — Нападающий! Первый разряд.

И верно, я бы мог догадаться: мощный детина, тяжеловес. Ручной мяч — спорт силовой, контактный, игроки как правило здоровые, массивные ребята.

— Напр-раву! — рявкнул один из сержантов. — Бегом марш!..

Зарядка оказалась элементарной. Побегали, поделали примитивные разминочные упражнения, опять пробежались, теперь уже к казарме.

— Полчаса на заправку кроватей и санитарно-гигиенические мероприятия! — скомандовал сержант.

Будучи лицом кавказской национальности, он произнес «гиенические», что, разумеется, осталось без комментариев.

Меня слегка подскребала мысль о том, где же находятся мои «мыльно-рыльные» принадлежности. Здравая логика говорила — в тумбочке возле кровати, но тумбочка наверняка одна на двоих с Колей. Где моя половина, где его?..

Коля сам помог мне ответить на этот вопрос, сунувшись в верхнюю половину тумбочки за мылом и зубным порошком.

— Давай скорее, — бормотнул он мне, — а то сейчас эти черти разорутся!

Под «чертями» он наверняка имел в виду солдат из постоянного состава, смотревших на нас как на чужаков.

Я сунулся в нижнюю половину, увидел там ровно сложенную бумагу, взял — слава Богу! Это был документ о прививках, сделанных Грому. От бешенства, еще чего-то там. Почему сертификат очутился в тумбочке, не знаю, но спасибо за это!

Прихватив барахло, включая помазок, я устремился в умывалку. Первым делом побриться! Но раковины все были заняты, толкаться не хотелось, пришлось подождать. В итоге малость задержался. И когда уже добривался, в помещение вкатился ефрейтор-краснопогонник с двумя значками на новенькой гимнастерке: комсомольским и классностью. Второй — очень красивый, стилизован под щит, с темно-синей эмалью и золотистым обрамлением. На нем красовалась цифра 2.

— Ты, б…дь, чего тут расщеперился⁈ Тебе отдельное приказание надо? — с ходу заорал он, раздуваясь от припадка начальственного вдохновения. — Кровать заправил⁈

— Успеваю, товарищ ефрейтор, — вежливо сказал я. — До построения еще двадцать минут.

— Чего⁈ Какие, на хрен, двадцать минут⁈

У ефрейтора в башке, видать, жила какая-то своя система счисления времени.

— Давай, кончай на хрен свою цирюльню, или я тебя сам под ноль сейчас побрею!..

Это была последняя относительно цензурная фраза, после чего последовал дрянной неостроумный ненорматив. Это меня возмутило.

— А вам не кажется, — в голосе моем звякнул металл, — что стоит быть повежливее?

— Чего? — оторопел он. — Ты че сказал, душара⁈

— Что слышали, — твердо заявил я.

Он подскочил ко мне и даже вскинул правую руку. Но я мгновенно перехватил ее. Ладонь моя была в полтора раза больше, а сам он, будучи среднего роста, смотрел на меня снизу вверх. Я сжал руку сильнее и ощутил, как он замер. Видать сообразил, что чем бы дело ни кончилось, он по-любому может оказаться в санчасти.

— Товарищ ефрейтор, — задушевно сказал я. — Не стоит подвергать риску свой авторитет. Я все успею до построения. Зря шуметь незачем.

И отпустив его руку, стал добриваться, напряженно ожидая дальнейших действий и решив: если вздумает меня ударить, врежу по-настоящему. Ибо не хрен!

Но у него здравый смысл взял верх.

— Чтоб через пятнадцать минут был готов! — рявкнул он и вышел.

За эти четверть часа я успел заправить койку, подшить свежий подворотничок гимнастерки. Тут были опасения, что могу запороть подшиву, но ничего, справился. Утренний осмотр прошел благополучно. И вот долгожданная команда:

— Строиться на завтрак!

Построились. Переменного состава разномастных бойцов набралось человек пятнадцать, нас построили отдельно. Я, естественно, рядом с гандболистом-авиатором. Дежурный старлей объявил:

— После завтрака быть готовым к откомандированию. Подробности на утреннем разводе. Собаководы! Питание на собак получите вовремя.

И мы строем пошли на завтрак. Я, признаться, с опаской ожидал, что это будут блюда, изготовленные в жанре фильма ужасов — оказалось не ахти, но сносно. Перловка с тушенкой, хлеба вдоволь, кусочек масла на один бутерброд (стандарт 20 граммов), жидковатый сладкий чай. Годится!

После завтрака начался утренний развод, при этом мы, переменники, неожиданно оказались в выгодном положении: нас загнали в курилку — круглую беседку с крышей, скамейками, но без стен, велели ждать дальнейших распоряжений. И мы имели удовольствие смотреть и слушать, как офицеры части — это, как я понял, мотострелковый полк или бригада — проводят утренний развод. Неподалеку от нас выстроилась жиденькая кадрированная рота, ее жестоко распекал упитанный мордастый капитан. Надо полагать, комроты.

— … Я не знаю, куда смотрят командиры взводов! — гремел он. — На баб, что ли? Или на Луну, как агрономы в перископ⁈ А? Товарищи офицеры и прапорщики, я вас спрашиваю! Почему в роте порядка нет? Я вот сейчас, пока эти дармоеды жрали, государственный бюджет в говно превращали, я вот прошелся по ихним тумбочкам! И что? У меня в голове похоронный марш заиграл! Это я захожу в первую тумбочку — а там на стенке голая женщина висит. Я ее, конечно, отодрал и на помойку выкинул, там она и валяется. Ладно. Захожу в другую тумбочку — там тапочки по колено в грязи!..

Это можно было слушать бесконечно, но хорошее долгим не бывает. Запыхавшись, к нам подбежал боец среднеазиатского вида:

— Эй, пирименай састав, кто тут сабакавода? Айда на КЖ, своим писам жратва получать! Прапорщик Жопин велел.

— Не Жопин, а Шопин, чучмек! — беззлобно обронил кто-то.

— От чичмека слышим! — задорно отпарировал сын южных широт и укатился.

— Ну, пошли, что ли, — заторопился Коля, и мы трое, еще один парень по имени Саша, с которым я бегло успел познакомиться, пошли на КЖ. То есть «кухню животных» — обязательный элемент структуры той части, где есть служебные собаки.

Пока шли, меня вдруг озарила мысль: узнает ли меня Гром⁈ Не почует ли неладное, случившееся с хозяином? Что в этом обличье вдруг пришел кто-то другой?.. Ведь пес не человек, его не проведешь!..

С этой занозной мыслью я и прибыл на КЖ.