Соблазнение в академии

15-е Листопада

Зал заседаний Думы находился не в государевом дворце, а в получасе езды, в большом круглом здании, напоминавшем арену древнего театра. По воле одного из первых государей места для советников, располагающиеся в три яруса вокруг пустой круглой площадки, были выполнены из граба, известного своей твёрдостью.

Я как-то случайно услышала ворчание старого князя Пермского, что такая пытка придумана для того, чтобы советники не затягивали с решениями. И действительно — мало какое собрание Думы длилось дольше трёх часов.

Сегодняшнее не было исключением и уже подходило к концу. Я сидела на самом верхнем ярусе, хотя место главы одного из богатейших родов было на первом. Но я радовалась и этому. Слушала с интересом, сразу представляя, как те или иные указы скажутся на жизни моего княжества. Ни разу не высказалась, но голос отдавала, опираясь исключительно на собственные размышления.

Хотя я присутствовала на собраниях уже четвертый год, на меня все равно поглядывали. Кто-то с любопытством, кто-то недовольно, с кто-то задумчиво. Надежда вновь собрала мои волосы в простую высокую причёску без украшений, и платье я выбрала самое строгое — шерстяное, плотное, с высоким воротником, скрывающим шею, и длинными рукавами, под которыми не было видно даже пальцев. Но тем не менее некоторые взгляды словно оставляли на мне неприятные масляные пятна.

Но мне все равно будет этого не хватать. Этой свободы, своеобразного признания, собственной значимости. После свадьбы я останусь главой рода только формально, и на собраниях вместо меня будет сидеть Теодор.

Или, если чёрная полоса все-таки наступит, муж, которого мне подберет государь. Хотя может быть и хуже — мне придётся уехать в союзное государство, и тогда государь назначит собственного представителя от Уваровского княжества. Формально его выберет глава рода, а по факту я уже ничего не буду решать.

При мысли об этом стало так тоскливо, словно сердце сжали ледяными тисками. Не так я себе представляла своё будущее, не о том мечтала.

Оставалась лишь надежда, что граф Вольский согласится работать над артефактом вместе и при этом откажется от притязаний на меня. Но расспросить Черняхова никак не удавалось. Я надеялась сделать это сегодня — нам предстояло возвращаться в одной самоходке.

— Вы поговорили с графом Вольским, Михаил Юрьевич? — спросила я, проигнорировав тот факт, что помимо меня и графа в экипаже находилось ещё четверо дружинников и двое секретарей.

Граф нахмурился, обвёл глазами присутствующих, которые усиленно и поспешно сделали вид, что заняты своими делами, и неохотно сказал:

— Мне удалось это только сегодня утром. До заседания.

И замолчал. Я выдохнула сквозь стиснутые зубы, понимая, что таким образом Черняхов "наказывает" меня за несдержанность.

— И какое решение он принял? — постаралась задать вопрос, собрав все имеющиеся запасы спокойствия.

— На удивление Вольский согласился.

— Правда? — день словно обрел краски, я даже на миг зажмурилась от не по-осеннему яркого солнца.

— С одним условием, — с видимым удовольствием добавил Черняхов. — Если наступит зима, и государев артефактор решит, что не успевает закончить с работой до конца Лютого, он будет вправе потребовать немедленного обряда.

— Справедливо, — пробормотала я.

— И я еще не обсуждал это с государем, — добавил Черняхов. — Он слишком верит в Вольского. Как по мне, то брак ради союзной поддержки надежнее и проще.

Я не ответила и молчала до самого дворца, думая о том, что день, когда мне придётся покинуть родное государство, станет самым чёрным в жизни. А ещё о том, что разговор с Тео откладывается на неопределённый срок — вчера пришло сообщение, что старший год вновь отправляют на сборы.

"Все готовятся к войне".

Черняхов и в этот раз проводил меня до комнат и ушёл, лишь лично убедившись в их безопасности.

"Что бы он сказал, если бы узнал, что я выезжаю в Белозерск без охраны, лишь с друзьями?"

Надеюсь никогда этого не услышать.

Мое настроение улучшилось лишь вечером, когда я увидела своих троюродных братьев. Павка подбежал ко мне, не успела я войти во внутреннюю столовую, крепко обнял и подставил румяные щечки под поцелуи. Потом торопливо отступил, словно устыдившись своего порыва. А я подавила желание притянуть мальчика обратно. Сердце сдавила нежность и жалость. И надежда, что государыня хоть в какой-то мере заменила мальчикам мать.

Дмитрий поздоровался как взрослый — коротким поклоном. Я тоже подхватила юбки и, широко улыбаясь брату, изобразила положенное приветствие. Потом не удержалась и быстро поцеловала его в еще совсем по-детски гладкую щеку.

— Отличный выбор книги, — Митя спрятал улыбку в уголках губ и предложил мне руку, чтобы проводить к столу. — Спасибо.

— Как ты вырос! — искренне изумилась я, понимая, что Дмитрий не только догнал, но, кажется, уже и перегнал меня.

— Я тоже вырос, Лисса, — насупился Павка. — Посмотри.

Он ухватил меня за свободную руку и положил на свою макушку. Я потрепала коротко стриженные, но все равно немного вьющиеся волосы.

— Действительно вырос. Очень!

— Проходите к столу, дети, — позвала государыня.

— Успеете ещё поговорить, — добавил государь.

Теперь положенный поклон мы исполнили втроём. Не официальный, но достаточно низкий.

— Как твоя учёба, Василиса? — спросила государыня после положенных пятнадцати минут молчания. Их ввел Петр Славный. Говорят, государь любил поесть и терпеть не мог, когда ему не давали времени утолить голод. Поэтому в столовых появились специальные хронометры, отмеряющие ровно пятнадцать минут тишины.

— Спасибо, хорошо, — вежливо ответила я.

Государыню я побаивалась. Не могла понять насколько искренняя теплота звучит в её грудном сильном голосе.

— Все время пропадаешь в театре?

И вот опять. Невинный вопрос, но мне отчего-то чувствуется пренебрежение.

— Два дня в седьмицу, государыня.

— Я бы тоже хотел быть иллюзионистом! — чистым звонким голосом заявил Павел.

— Не говори ерунды, — отмахнулась государыня. Павка обиженно поджал губы, Митя нахмурился.

— Станешь, если позволит дар, — мягко, но твёрдо сказал дядя, и на душе потеплело.

На доску, что лежала на коленях пришло сообщение, но я посчитала невежливым читать его за столом. Через несколько минут доска снова тихо звякнула, и этот негромкий звук неудачно втиснулся в несколько секунд тишины.

— Что там может быть такого важного? — раздраженно спросила государыня. — Важнее ужина во дворце в столь узком кругу?

— Простите, — виновато пробормотала я, опуская глаза.

— Так прочитай уже, — поморщилась она.

Я послушно достала доску, но в этот момент задняя дверь открылась, и к государю едва ли не подбежал один из секретарей Черняхова. Низко поклонился и, попросив разрешения, начал торопливо шептать на ухо.

Государь нахмурился, быстро и остро взглянул на меня. Сердце зашлось от дурного предчувствия, и я посмотрела на доску. Сообщение было от Веры.

"Лисса, Маша пропала!"

"Нам пришлось все рассказать великому наставнику, и он отправил сообщение во дворец".

Демьян

— Вы передали мои слова княгине Уваровой, Михаил Юрьевич?

Я знал, что Черняхов меня недолюбливает, но он в целом не любил никого, кроме, разве что, государя. Поэтому я спокойно выдержал долгий тяжелый взгляд.

— Мое приёмное время закончилось, — холодно произнес граф, демонстративно взглянув на хронометр.

— Не вы ли мне говорили, что время службы государю не заканчивается никогда? — хмыкнул я и сел в кресло для посетителей.

— Надо поменять охрану, — поморщился граф, — пускают кого ни попадя.

— Вы же и дали мне этот статус, — лениво напомнил я. Потом сделал вид, что задумался и добавил. — Когда же это было? А, точно! Когда я создал для вас тот артефакт слежки!

Граф вновь одарил меня тяжелым взглядом. Подвигал челюстями и неохотно сказал:

— Что вам нужно, Вольский?

— Мне интересна реакция княгини.

— Она уехала.

— Что? — я недоверчиво нахмурился. — Заседания Думы длятся до пятницы.

— У княгини семейные сложности.

— Какие?

— Это внутреннее дело семьи.

— Правда? — спросил я, закипая. — Значит, это в какой-то мере уже и мои сложности.

Граф вновь уставился на меня. Он явно размышлял. Вдруг подумалось, что этому худому хищному лицу подошли бы чёрные птичьи глаза.

— У Василисы Саввовны пропала младшая сестра, — наконец, сказал сказал Черняхов.

— Сестра? Она же тоже учится в академии, верно?

— Да.

— Я мог бы довести княгиню. На моей самоходке было бы в два раза быстрее, чем на поезде.

— Мы не думали, что вы примите ее сложности так близко к сердцу, — с очевидной насмешкой сказал граф.

— Поезд в Белозерск ушел час назад, — произнес я, взглянув на хронометр. — Я успею ее встретить.

— Княгиню Уварову встретит секретарь великого наставника.

— Попросите его не беспокоиться. Обещаю, что довезу Василису до академии в целости и сохранности.