Глава 24. «Ночь перед вечностью»

Крыша «Сладкого уголка» была усыпана крошками звёзд, а в воздухе витал запах свежеиспечённого миндального печенья, смешанный с дымком от далёких костров. Алиса и Эдриан сидели на старом шерстяном одеяле, украденном из королевской кареты ещё в дни их первых авантюр. Между ними лежало карамельное яблоко, его золотистая глазурь треснула, словно карта их жизни — непредсказуемая, но сладкая.

— Держи. — Алиса отломила кусочек, протягивая Эдриану. Карамель тянулась между её пальцами, как паутина воспоминаний. — Последнее из моей «запретной» партии. Королева грозилась конфисковать весь сахар, если я снова пережгу сироп.

Он поймал липкий кусок, смеясь:


— Зато теперь мы знаем, что её величество боится только двух вещей — революции и твоего карамельного нрава.


Они ели молча, наблюдая, как внизу, под крышей, танцуют тени от фонарей. Город затих, будто затаив дыхание перед их свадьбой. Даже ветер не решался сорвать с вишнёвых деревьев последние лепестки, застрявшие в ветвях после весеннего дождя.

— Эдриан… — Алиса внезапно повернулась к нему, её глаза отражали Млечный Путь, словно две миниатюрные вселенные. — Ты когда-нибудь боишься, что я… сгорю?

Он замер. В её голосе прозвучало эхо той ночи, когда она, спасала ребенка от пожара.

— Каждый день, — признался он, счищая ногтем карамель с её запястья. — Когда ты экспериментируешь с перцем в кексах. Когда забираешься на мельницу, чтобы «поймать ветер для воздушного бисквита». Даже когда спишь… — Его пальцы коснулись её волос, запутавшихся в заколке в форме скалки. — Ты светишься, как уголёк в печи. И да, иногда кажется, что ты вот-вот вспыхнешь.

Она хотела отшутиться, но он притянул её к себе, обняв так, что между ними не осталось места даже для страха. Его губы коснулись виска, где прятался шрам от летящей искры.


— Но я-то знаю секрет, — прошептал он, и в его голосе зазвучала та самая уверенность, с которой он когда-то убедил её дать имя бездомному коту-сладкоежке. — Ты горишь не от огня, а от жизни. И если понадобится… — Он достал из кармана крошечный огнетушитель, позолоченный и украшенный гравировкой в виде кренделя. — Я стану твоим вечным огнетушителем. Сладким, как эта карамель, и надёжным, как наша печь.


Алиса рассмеялась, и смех её звенел, как разбитая фарфоровая чашка, которую они хранили «на счастье».


— Ты носишь это в кармане? Даже на королевских приёмах?


— Особенно на приёмах. — Он щёлкнул рычажком, и устройство брызнуло облачком сладкой пудры. — Видишь? Даже тушить будем со вкусом.


Они повалились на одеяло, смотря, как порошок оседает на яблочной кожуре, превращая её в зимний пейзаж. Где-то вдали завыла собака, и Эдриан вдруг серьёзно произнёс:


— Знаешь, почему феникс возрождается из пепла?


— Потому что иначе скучно? — она ухмыльнулась.


— Нет. Потому что он знает — даже после огня останется тот, кто соберёт его перья.


Алиса прижалась к его плечу, слушая, как под ними, в печи, потрескивают последние угли. Завтра они станут мужем и женой. Послезавтра откроют академию. А через год, может, услышат первый крик малыша, чьи руки с первых дней будут пахнуть ванилью.

— Эдриан?


— М-м?


— Спасибо. За то, что не даёшь мне превратиться в… в идеальную королевскую кондитершу.


— Это ты не даёшь мне стать скучным графом с карманами, полными налоговых деклараций.


Они доели яблоко, оставив лишь семечко, которое Алиса завернула в платок. «Посадим у академии», — прошептала она. И когда первые лучи солнца коснулись крыши, они всё ещё сидели там, сплетённые воедино, как две нити в тесте штруделя — хрупкие по отдельности, но неразрывные вместе.

Загрузка...