Сладкий уголок в другом мире

Глава 19. «Ревность и крем»

После триумфа на конкурсе королевский двор раскрылся перед Алисой как изысканный, но коварный десерт — прекрасный внешне, но полный неожиданных вкусовых сочетаний. Её новые покои в западном крыле дворца, дарованные королевой, были куда просторнее пекарни Гаррета, но куда менее уютными.

Каждое утро начиналось одинаково. Солнечные лучи, проникая через витражное окно с изображением "Пира богов", рассыпались по каменному полу мозаикой из цветных пятен. Алиса, проснувшись, первым делом проводила пальцами по этим световым узорам, мысленно представляя, как могла бы воссоздать их в глазури. Тончайшие переходы от янтарного к рубиновому, едва уловимые прожилки изумрудного...

"Мадемуазель, вам письмо," — служанка Мариэтта (приставленная королевой и, несомненно, докладывавшая ей обо всем) почтительно склонила голову, подавая серебряный поднос. На нём лежал конверт из плотной бумаги с золотым тиснением, запечатанный тёмно-бордовым воском с оттиском герба дома Монтескью — стилизованной орхидеи, обвивающей меч.

Алиса вздохнула — уже пятое письмо за неделю. Первое она проигнорировала. На второе ответила вежливым, но холодным посланием. Третье и четвертое даже не распечатывала. Но граф Лукас де Монтескью, похоже, не понимал намёков.

Разломав печать (намеренно неаккуратно, чтобы показать своё пренебрежение), она развернула пергамент. Духи, которыми было пропитано письмо, заставили её чихнуть — слишком сладкий, навязчивый аромат, смесь жасмина и чего-то экзотического.

"Прекраснейшая мадемуазель,

Не смею надеяться на ответ после моего настойчивого молчания, но осмелюсь пригласить Вас на банкет в честь победителей конкурса..."

Дальше шли изысканные комплименты её таланту, тонко вплетённые в текст так, что отказаться было бы невежливо. Королева, заставшая её за чтением, лишь покачала головой:

"Монтескью? Хорошая партия. Но..." — её глаза блеснули, — "...слишком уж старателен в своём восхищении. Будь осторожна — его семья имеет виды на слияние с королевской кровью."

Банкет во дворце герцога де Ваньи стал для Алисы испытанием куда более сложным, чем любой кулинарный конкурс.

Зал сиял как драгоценный камень — хрустальные люстры с сотнями свечей отражались в полированных мраморных полах, создавая иллюзию бесконечного пространства. Гости в шитых золотом камзолах и платьях с турнюрами медленно двигались по залу, словно фигуры в изысканном механизме.

Алиса стояла у фонтана с шампанским (настоящим, не местным напитком, а привезённым из-за моря специально для этого вечера), чувствуя себя белой вороной в своём платье цвета вишнёвого варенья — подарке королевы. Ткань, переливавшаяся от насыщенного бордового до почти прозрачного розового, была прекрасна, но не могла скрыть её происхождения — в каждом жесте, в каждом взгляде читалась простолюдинка.

"Прекраснейшая из жемчужин нашего королевства," — голос за спиной заставил её вздрогнуть.

Граф Лукас де Монтескью поклонился с такой грацией, что это граничило с театральностью. Его золотистые локоны, уложенные с тщательностью ювелирного изделия, упали на высокий лоб. Камзол из серебристого шелка, расшитый тончайшими нитями, подчёркивал широкие плечи и узкую талию.

"Позвольте преподнести вам скромный дар в знак восхищения вашим талантом," — его голос звучал как тёплый мёд, слишком сладкий, слишком... рассчитанный.

Из внутреннего кармана он извлек маленькую шкатулку из чёрного дерева. Внутри, на бархатной подушке цвета спелой сливы, лежали три стручка ванили необычной формы — более толстые и короткие, чем обычные, с едва уловимым голубоватым отливом.

"Ванильные орхидеи с моих плантаций на Южных островах," — он наблюдал за её реакцией как кот за мышкой. "Особый сорт — цветёт лишь раз в пять лет. Говорят, их аромат способен вдохновлять на чудеса."

Алиса невольно потянулась к экзотическим стручкам — таких она не видела даже в тайных запасах королевы. Пальцы графа "случайно" коснулись её ладони — прикосновение было лёгким, но намеренным, как удар шпагой в фехтовальном поединке.

В этот момент воздух вокруг словно сгустился. Из-за колонн, сливаясь с тенью, появился Эдриан. Его тёмно-синий камзол (цвета ночи перед грозой) почти не отражал свет, делая фигуру едва различимой на фоне праздничной толпы. Но глаза... Серые, как зимнее море перед штормом, они горели холодным огнём, не отрываясь от руки графа.

"Лорд Рейтель! Как кстати," — Лукас улыбнулся слишком широко, намеренно приближаясь к Алисе так, что шлейф его духов смешался с её естественным ароматом ванили и корицы. "Мы как раз обсуждали возможность визита мадемуазель в мои оранжереи. Вы не против?"

Тишина между троими длилась дольше, чем было прилично. Эдриан медленно подходил, и с каждым шагом напряжение росло, как тесто на слишком тёплой закваске. Его пальцы сжимали бокал (почти пустой, она заметила) так, что казалось, хрусталь вот-вот треснет.

"Почему бы и нет?" — его голос звучал мягко, но Алиса знала эту опасную мягкость — как знала, что самые опасные ножи в пекарне всегда самые острые. "Если мадемуазель Алиса пожелает."

Она видела, как напряглись его скулы, как дрогнула едва заметная жилка на виске, когда Лукас снова "случайно" коснулся её руки, передавая шкатулку. Мускулы на челюсти Эдриана заиграли, как струны натянутого лука, но внешне он оставался холодным и невозмутимым, словно ледяная скульптура на этом празднике жизни.