На пятый день подготовки к турниру королевская кухня напоминала поле битвы. В специально отведенном для Алисы углу — просторном, как небольшая комната, отгороженном резными деревянными ширмами с гербами королевства — царил творческий хаос. Мраморные столешницы были завалены пергаментами с рецептами, медные миски с неудавшимися экспериментами стояли пирамидой в углу, а на массивной дубовой доске красовались следы от ножа — свидетельства бессонной ночи.
Алиса стояла перед огромной каменной печью, её пальцы судорожно сжимали серебряную ложку с гравировкой в виде кренделя — подарок королевы. Но сегодня даже этот талисман не помогал. Лимонный курд, который ещё вчера получался идеальным, сегодня упорно сворачивался комками, а безе оседало, словно под грузом невидимых камней.
"Почему не работает?" — она снова взбивала сливки, но ладонь с клеймом-кренделем оставалась холодной. Вчерашние успехи — "Шоколадный фондан" с жидкой янтарной сердцевиной, "Воздушные облака" из ванильного безе — казались теперь недостижимыми. Даже простой бисквит рассыпался в сухую крошку, будто издеваясь над её стараниями.
Из-за ширмы показалась королева, одетая в неожиданно простой холщовый фартук поверх платья. Она молча наблюдала, как Алиса в третий раз начинает замешивать тесто, её пальцы дрожали от напряжения.
— Стресс, — наконец сказала королева, перебирая банки со специями на полке. — У меня перед коронацией три недели руки отказывались подчиняться. — Она бросила в миску щепотку корицы. — Организм так защищается, когда ты загоняешь себя в угол.
— Но конкурс через два дня! — Алиса швырнула вёселку в медный таз, где та с грохотом заставила подпрыгнуть несколько мисок. — Что, если это навсегда? Что, если я... — её голос сорвался, и она в отчаянии схватилась за край стола, покрытого мукой.
В этот момент дверь на кухню скрипнула. Эдриан замер на пороге, заслонив собой солнечный свет из внутреннего дворика. В его руках была простая плетёная корзина, прикрытая вышитым льняным полотенцем — таким, какие используют деревенские пекари.
Его взгляд скользнул по разгромленному "рабочему уголку" Алисы, по её перепачканному в муке и яичных желтках переднику, по королеве, которая вдруг сделала вид, что крайне заинтересована состоянием медного котла.
— Я не вовремя?
Алиса хотела ответить, но вместо этого неожиданно расплакалась — тихо, по-детски всхлипывая, вытирая лицо рукавом, оставляя белые полосы на красных от усталости щеках. Все эти дни — бесконечные тренировки, страх подвести королеву, тоска по дому, который теперь находился не только за тридевять земель, но и в другой вселенной — нахлынули разом.
Эдриан, не говоря ни слова, поставил корзину на единственный свободный участок стола и снял полотенце. Внутри лежали шесть деревенских булок — неровных, слегка подгоревших с одного бока, пахнущих дымком и чем-то неуловимо родным.
— Я испёк их сам, — сказал он, вытирая руки о простую холщовую рубаху, в которой выглядел непривычно молодым. — В старых печах у восточной стены замка. По рецепту Марфы — нашей кухарки, которая кормила меня в детстве. — Он показал ладони — свежие ожоги и следы от теста выглядели непривычно на этих обычно ухоженных руках.
Алиса уставилась на булки, потом на него. На его правой скуле белело пятно муки, а волосы, обычно собранные в безупречный хвост, растрепались, как у мальчишки.
— Ты... сам? В восточных печах? Но там же...
— Да, нужно просыпаться в четыре утра, чтобы успеть до начала службы, — он усмехнулся, разламывая одну булку. Внутри оказалась пористая мякоть с неравномерными пузырьками воздуха — не идеальная, но... живая. — Когда мне было десять, я неделю прятался там, после того как отец... — он махнул рукой, — неважно. Марфа научила меня: "Тесто, милорд, как и люди — любит, когда с ним говорят по-доброму".
Королева вдруг громко закашляла:
— Ой, смотрю, мои кристаллы для охлаждения требуют подзарядки! — Она поспешно направилась к выходу, на ходу незаметно смахнув слезу. — Я вернусь... э-э-э... после полудня. Или завтра.
Когда звук её шагов затих, Эдриан протянул Алисе кусочек тёплой ещё булки:
— Можешь сегодня просто быть собой? Не королевской чемпионкой, не волшебной пекаршей из другого мира... — он сделал паузу, давая ей осознать, что королева поделилась её тайной, — просто Алисой? Женщиной, чьи пироги делают людей счастливыми даже без магии?
Она взяла кусочек, и их пальцы соприкоснулись — её, покрытые следами от работы и трещинами, и его, с благородными шрамами и свежими ожогами. Вкус был несовершенным — чуть больше соли, чем нужно, меньше сахара, чем в королевской выпечке. Но в этом был весь Эдриан — искренний, настоящий, не пытающийся казаться тем, кем не был.
— Я испугался, когда твоя помощница сказала, что ты не выходишь из кухни пятый день, — признался он, вытирая пальцем след слезы у неё на щеке и оставляя белую дорожку из муки. — Думал, ты забыла, что есть вещи важнее этого турнира.
Алиса посмотрела на свои руки — те самые, что ещё утром в панике искали в себе магическую силу. А сейчас... сейчас они просто хотели обнять этого нелепого, чудесного человека, вставшего затемно, чтобы испечь для неё несовершенные булки.
— Спасибо, — прошептала она, прижимаясь лбом к его плечу. Вдруг её клеймо-крендель на ладони слабо дрогнуло, будто отозвалось на что-то. Но сейчас это не имело значения. Потому что Эдриан смотрел на неё так, словно она была чудом — без всякой магии, без титулов, просто Алисой.
За высокими окнами королевской кухни запели птицы, и первый луч утреннего солнца упал на их перепачканные мукой руки, сплетённые вместе.