Скандал в Академии монстров. Жена для чудовища

Глава 3

— Эй, пст, пацан! Да, да, ты малахольный, — зашипели из угла.

А я только принялась успокаиваться над тарелкой с сырной нарезкой.

Кроме меня в зале малохольных не было, но я еще не привыкла, что я — пацан, и принялась вертеть головой. Шипели очень таинственно, помещение было довольно просторное, так что я не сразу поняла, из какого именно угла шел звук. Наконец я увидела длинного русоволосого парня, висящего грудью на столе.

Вытянув шею, как гусь, он натужно таращил глаза и делал странные намеки бровями. Я подвигала своими. На пробу, вдруг получится. Движение восприняли как согласие, и я стремительно обзавелась соседом, хотя перед тем, как сесть за облюбованный еще раньше стол, сознательно оттащила подальше три других табурета. Чтоб ни одна тутошняя особь не вздумала помешать моему погружению в спокойствие.

Этот клоун чихать хотел на личное пространство. Подцепил воздушным арканом один из убранных мною табуретов, надсадно визжа ножками мебели по полу, подтащил его, уселся рядом.

— Дарова! — жизнерадостно орнул он и едва не прибил меня к столешнице выражением мужской приязни — со всей дури по спине хлопнул. Хорошо, что я суп не взяла, а то было бы тут сейчас море разливанное, потому что длинный пнул меня, а я — стол.

— Ну-у? — хрипло, по причине спертого в груди дыхания поинтересовалась я.

— Комнату брал?

— Ну, — утвердительно ответила я, решив на всякий случай не блистать словарным запасом, раз уж мы и так друг друга понимаем.

— Давай пополам?

— С какого хр… кх… кх… — Ком воздуха протолкался выше и застрял в горле. Или сыр. Я как раз жевала, когда мне этот троглодит по спине жахнул.

— Ну-у-у, — протянул парень, — дешевле же. А потом вместе поедем. Ты же в Декай? В Академию? Поступать? Ой, да не смотри ты так. Я тебя еще на рынке заметил, когда ты столб с объявлением гипнотизировал.

Я подперла голову рукой и посмотрела пристальнее. Потом вспомнила, что я пацан и насупилась. Стоит ли некоторая потеря удобств обретения попутчика, на лбу которого метровыми литерами написано — жук, но с которым точно не будет скучно? И потом я же сама только недавно думала в эту сторону…

Я не успела даже кивнуть, как этот деятельный рванул с табуретки, отловил трактирщика и начал что-то ему втирать в красках и лицах, поминутно оглядываясь и делая в мою сторону выразительные знаки. Один знак был особенно выразительный: парень то ли плыть одной рукой пытался, то ли мух отгонял. Потом устал загребать воздух, шагнул полтора раза своими ходулями, меня с табурета приподнял и к трактирщику отбуксировал.

Смотрит на меня совой и спрашивает:

— Да?

— Чего “да”? — решила уточнить я, а то вдруг он меня под шумок трактирщику внаем сдал, картошку чистить или нужник.

— Брат. Младший. Первый. Приехал, — будто недалекому, но как из контекста выходило, родственнику, старательно разжевывал пока еще незнакомец, а чтобы до меня доходило бодрее — опять по спине добавлял.

— Таким — не сдаю, осуждаю, — скривился трактирщик.

— Каким “таким”? — удивился длинный.

— Ведьмарям.

Парень вздохнул и точно с таким же выражением и интонацией, как и мне, повторил для мужика:

— Брат. Младший. Первый. Приехал…

И с каждым словом снова меня бдыщ, бдыщ по лопаткам, будто гвозди забивает. И я вот как-то сразу на собственной шкуре осознала, как страшно быть младшим братом, на порядок страшнее, чем когда этот младший брат у тебя есть. С младшими всегда такая ерунда. Их вечно прибить хочется, но жалко.

Трактирщик снизошел. Видимо мой кислый вид помог или он тоже что-то про младших братьев понимает. Экономный наконец оставил в покое мою спину и они с мужиком ударили по рукам, предварительно плюнув на ладони.

— Лойд, — сказал парень и протянул руку. Даже о штаны не вытер.

Фу-у-у…

Спать пришлось в одежде. Красота с братского плеча, которую я позаимствовала, хоть и была мне впору в бедрах, но велика в плечах и по росту, потому сидела мешком и отлично скрывала разницу между мальчиками и девочками. Сними я камзол, Лойд сразу бы догадался, что я не парень. Но я еще подстраховалась. Пока мой обретенный попутчик ходил на конюшню за вещами, я успела поплюхаться в лохани в неком подобии помывочной и располовинила косу. Так надежнее. Совсем отрезать ни рука не поднялась, ни экзотичная заточка нашедшихся в помывочной ножниц не позволила. Я и так вспотела, пока пилила этим пыточным инструментом свое рыжеватое добро.

Когда Лойд вернулся, нагруженный, как восточный копытный зверь ублюд (точно ублюд, те тоже плюются!) я усилено изображала спящего на единственной кровати в комнате. Я щедро — мы же братья — выделила ему один из двух тощеватых тюфяков, и колючее обтрепанное по краю одеяло, оставив себе тюфяк попышнее, покрывало, сшитое из лоскутков и приятно шуршащую подушку, в которая вместо перьев была набита лузгой.

Парень меня в плечо потыкал, но я лишь вяло всхрапнула в ответ и он отстал. С час мыкался по комнате, гремел чем-то, шебуршал, возился, устраиваясь на тюфяке на полу, потом угомонился и я заснула, а среди ночи…

— Монти-и-и…

Я открыла глаза и заорала. А кто бы не орал, когда рядом сначала стонут, как неупокойник, а потом над тобой нависает подсвеченное зеленой лампадкой туловище и лицо с желтыми бликующими совиными глазами.

— Ты готовить умеешь? — нормальным голосом спросило лицо.

— Ч-чего?

— Ну, кашу там, похлебку, кулеш, жаркое, кабана на вертеле, торт…

— Какой торт?!

— Грип… Грепфрутовый. Это мой любимый, — котом заулыбался Лойд.

— Ты больной?

— Не… Просто подумал, нам до Курног привал точно понадобится, на обед там, отдохнуть там, крупы я взял, а чего с ней делать, толком не знаю, в смысле, что ее как-то варить надо знаю, а как именно — нет. А ты?

— Тебе прямо сейчас это нужно услышать?

— Ну мне торт приснился и я во сне подумал… Вопишь, как девчонка.

— Ты себя видел?!

— Красивый? — Лойд приосанился, развернул плечи, тряхнул головой, приподнял бровь подковкой, прищурил глаза, странно изогнул губы и поиграл грудными мышцами.

— Придурок, больной придурок, — уверенно кивнула я, отвернулась и накрыла голову покрывалом, чтоб до него дошло, что я спать хочу, а не завтрашнее меню обсуждать. А я еще думала у меня Мортон идиот, да Морт само здравомыслие рядом с этим.

— Эй, Мо! — Лойд, сократив мое и без того сокращенное имя до одного слога, потыкал мне в и так настрадавшиеся от его братского расположения лопатки. — Ты не сказал! Умеешь?

— Умею! — упырем взвыла я. — Отвяжись уже, дай поспать!

— Спи, спи… Эй, Мо!

— Ы-ы-ы-ы…

— Спокойной ночи!

Накрытую покрывалом голову я еще и под подушку спрятала. Кажется, помогло, потому что меня больше никто не трогал до самого утра, пока на заднем дворе трактира не принялся горланить не в меру ретивый петух.

Такая побудка мне, спавшей обычно часов до восьми, была в новинку. Может и ничего, но ночные беседы о грейпфрутовых тортах мешали векам разомкнуться. Так что я еще какое-то время соображала кто я, где я и какая зараза скачет лошадью по комнате, напевая про знойную пастушку, злого волка и посох с бубенчиками. Брякание чего-то пустого и металлического вписывалось весьма органично.

Но что самое удивительное, длинная достача ни слова мне не сказал ни пока мы собирали вещи по комнате, ни пока завтракали свежей и очень вкусной яичницей, еще теплым мягким сыром, ноздреватым хлебом с хрусткой корочкой и запивали все это горьковатым, но приятным травяным чаем. Даже когда нам вывели наших лошадей, накормленных и вычищенных, тоже молчал. Лучше бы молчал и дальше, но увы, все хорошее имеет неприятное свойство заканчиваться очень быстро, а иногда еще и внезапно.