Скандал в Академии монстров. Жена для чудовища

Пролог Сцена первая, почти трагическая

— Сай… Сай… О, боги… Что это было, — задыхаясь от дикой смеси ноющей боли и наслаждения пролепетала я, едва переводя дыхание.

— Это любовь, детка. Это просто моя любовь, — тяжело дыша в шею ответил Сайлер, прикусил за мочку уха, вызвав волну дрожи в еще не отошедшем от экстаза теле и расслабленно обмяк рядом.

— Ты такая страстная штучка, Ами, — сонно урчал под боком Сайлер, уложив руку мне на вздрагивающий живот и чуть поглаживал его пальцами. — Ты ведь не соврала мне, детка? Это точно не в первый раз? Не хотелось бы лишних проблем.

— Каких проблем? — обмерла я.

В момент, когда тебя страстно целует в уголке первый красавчик Академии, звезда межфакультетского турнира стихий и почти выпускник Сайлер Гатто, кроме “Да” мозг мало на что способен. Именно таким был ответ на вопрос, не девственница ли я, в перерыве между поцелуями спустя неделю после моего наглого заявления, что такому заносчивому гордецу, как Сайлер, я не уступлю никогда и ни за что, будь он хоть в десять раз красивее.

Сплетни в Академии разлетаются со свистом. Гатто дважды пытался пригласить меня на свидание, караулил у входа в общежитие, бросал жаркие взгляды в коридорах и столовой, а потом просто прижал в угол, нагло захватил в плен мои губы и… сердце. Никаких авансов. Внезапно выскакивал, хватал, целовал до дрожи в коленках и так же стремительно исчезал. До вчерашнего вечера. Поймал, стиснул в объятиях, сказал, что у него от меня крышу сносит, что изнемогает от любви, спросил про девственность и добавил, что придет вечером после десяти, и я стану только его. Если я вдруг передумаю, можно просто не открывать.

Лучше бы не открывала. Лучше бы уснула мертвым сном, оглохла, ослепла или вообще ноги моей не было в этой Академии, но сюда меня устроил отец, строго предупредив, что этот шанс — мой последний.

— Каких проблем, Сай? — повторила я, предчувствуя грядущий и уже нависающий надо мной очередной катаклизм.

— М-м-м? — муркнул парень и спохватился. — Зараза. Чуть не уснул. Спасибо за сладкие мгновения, крошка, — притянул меня к себе и жарко поцеловал, — но мне пора, нужно успеть, пока комендант…

И тут дверь в комнату распахнулась.

Я взвизгнула, натягивая одеяло до бровей, но все явившиеся, включая комендантшу, декана Олли в темном халате и чепце и соседку из комнаты слева, гадкую завистливую стерву Алану Фирст и так всё прекрасно поняли и дорисовали.

— Леди Бредли! Какое немыслимое аморальное поведение! Адепт Гатто…

Мадам Олли старалась отводить глаза от голой груди Сайлера, но удавалось ей это не очень хорошо.

— Немедленно оденьтесь, — немного хрипловато, наверное со сна, проговорила она сводя брови построже, — и подите вон из женского общежития!

— А вы, леди, — вновь почтив меня вниманием добавила декан, — не смейте покидать комнату, пока за вами не придут.

Рано утром вместо занятий я отправилась в кабинет ректора Листа. Впервые за два года я видела его так близко. В кабинете, кроме главы Академии, присутствовали также мой отец, отец Сайлера и сам Сайлер.

Лист в ведущейся дискуссии не участвовал, говорили отцы.

— Вы отказываетесь? Я верно вас понимаю? А если она беременна?

— Вот когда окажется, что беременна, и окажется, что от моего сына, тогда и поговорим, а сейчас…

— Но моя дочь опозорена!

— Это ваши проблемы.

— Господа, — напомнил о себе ректор, — в наших общих интересах будет не выносить историю за пределы Академии. Пусть молодые люди выйдут, а мы обсудим.

Мы вышли. Зачем меня вообще сюда позвали, если тут же выйти велели?

— Сайлер? Что теперь будет? — я с надеждой посмотрела на черноглазого сердцееда, но тот лишь безразлично пожал плечами.

— Мне? Ничего. Можно подумать, ты первая.

— Но ты первый! — возмутилась я, чувствуя, как подкатывает к горлу позорный плаксивый комок.

— Поздно врать, детка. Мы мило провели ночь, но это все, на что ты могла претендовать.

Затем он просто вышел, а я осталась одна в пустой приемной с полным осознанием ямы, в которую сама же радостно и запрыгнула.

— Амантис Розалия Бредли! — удрученно проговорил отец, выйдя от ректора. — Как вы могли?!

Удерживать комок стало невыносимо, слезы хлынули градом.

— Он обещал, что я стану только его-о-о-о, — размазывая по лицу косметику, рыдала я. — Он говорил, что лю-у-у-у…

Я вообще редко разводила сырость. Исключительно по делу. Но дело было как раз стоящее, чтобы не просто слезу уронить, но и основательно повыть.