Системный Кузнец V

Глава 8

— И коль уж вы превратили всё в дерьмо… — голос Барона был тихим, но в нем слышался скрежет камней.

Мужчина с брезгливостью оглядел присутствующих мастеров, задерживаясь на каждом, словно оценивая их цену на рынке рабов, и остановился на Брандте.

— Ты меня убедил, Брандт, — неожиданно произнес Ульрих. — Не потому, что я верю в твой гений, а потому, что я знаю, чем пахнет поездка в Столицу. Там меня ждут не союзники, а шакалы, которые только и мечтают разорвать Каменный Предел на куски, пока буду искать спасителя.

Барон шагнул к столу, словно нависая над оружейником, хотя мужик был очевидно повыше ростом.

— Но ты настоял — выпросил этот шанс. Значит, теперь вам всем придется разгребать эту кашу. Вывернитесь наизнанку, сожгите себя дотла, но положите мне этот сплав на стол.

Глаза Барона вспыхнули холодным огнем.

— И если для этого потребуется, как сказал пацан, прорваться на стадию Пробуждения за неделю, а потом сдохнуть во имя великой цели — значит, кто-то из вас это сделает. Вы — мои инструменты, а сломанный инструмент идет в переплавку.

— Но… — начал было старший оружейник, судорожно хватая ртом воздух.

— Никаких «но», Брандт! — рявкнул фон Штейн. — Ты больше не задаешь вопросы — ты исполняешь.

Губа гиганта дрогнула, собираясь выпустить еще слова, но замерла — в глазах что-то погасло. В этот момент Брандт потерял не просто должность руководителя проекта, но словно потерял самого себя. Мир, где мужик был царем и богом «Горнила», рухнул, оставив того на руинах.

Повисла мертвая тишина.

Ульрих еще раз медленно прошелся взглядом по лицам собравшихся. Серафина опустила глаза, Гюнтер смотрел сквозь стену остекленевшим взглядом, старик Хью сжался в комок.

Наконец, тяжелый взгляд Барона нашел меня.

Наши глаза встретились — чувствовал, как тот впечатывает в меня невыносимое бремя. Правитель не просил, а назначал крайнего.

— Справишься? — спросил мужчина просто.

В вопросе не было надежды — один лишь вызов и скрытая угроза: «Если скажешь „нет“ — ты бесполезен».

Внутри всё взвыло протестом — я не просил этого, не искал короны мученика.

Одно дело — вытащить ребенка из огня — там работают инстинкты, вбитые годами тренировок. Ты видишь цель, видишь пламя, видишь путь. Да, можешь сдохнуть от одного неверного шага, но правила игры понятны.

А здесь мне предлагают решить уравнение, в котором половина переменных неизвестна, а вторая половина пытается меня убить. Это не спасательная операция, а прыжок в бездну с завязанными глазами. Авантюра чистой воды, ценой которой станет не только моя жизнь, но и вся провинция.

Да, я — командир — умею управлять людьми в хаосе, но то, что происходило сейчас, выходило за грань моего опыта. Это уже не риск, а тупо безумие.

— СПРАВИШЬСЯ⁈ — гаркнул Барон, голос ударил по ушам, как взрывная волна. Вены на лбу вздулись, прорывая пергамент морщинистой кожи.

Я сжал зубы. Врать? Кормить сладкими обещаниями, как это делал Брандт?

Ну уж нет — слишком часто видел, чем заканчивается самонадеянность. Огонь не прощает лжи, и этот мир тоже.

— Попробую, — ответил негромко, глядя в глаза.

Это был единственный честный ответ. В прошлой жизни, уходя на смену, никогда не был уверен, что вернусь — всегда может случиться «что-то»: рухнуть перекрытие, взорваться баллон, отказать дыхательный аппарат. Гарантии дают только мошенники.

Барон замер, издал протяжный стон, не разжимая губ, словно воздух с трудом выходил из легких. Опустил глаза.

Кажется, мужчина понял.

Понял, что это не слабость, а честность. Возможно, в глубине души, за броней тирана и правителя, Ульрих жаждал именно этого — адекватности. Правды, какой бы горькой та ни была, а не фанатичных завываний о величии.

— Хорошо… — тихо выдохнул фон Штейн. — Хорошо. Пробуй.

Снова поднял на меня взгляд, и я увидел разъедающую тревогу.

— Помни, что стоит на кону, парень. На кону не моё баронство — на кону жизни всех людей. Каждого ребенка, каждой женщины в этой долине.

«Тогда почему ты не едешь в Столицу, старый лицемер?»

Мысль пронеслась в голове, как вспышка пламени, всколыхнув застарелую ярость. Он говорит о людях? О жизнях? А сам выбирает сохранить власть и автономию, вместо того, чтобы унизиться перед Королем и привезти реальную помощь.

«Баронство не главное»? Враньё. Видел это в его глазах — Ульрих боялся потерять трон не меньше, чем жизни подданных. Возможно, даже больше.

Но я промолчал — сейчас не время для бунта.

Фон Штейн облизнул пересохшие губы — видно, что мужика трясет изнутри. Несмотря на выдержку старого воина, это был, пожалуй, самый страшный момент в его жизни. Барон только что поставил всё состояние не на красное и не на черное, а на «зеро», которое выпадает раз в жизни.

— Ульрих… — жалкий голос Брандта донесся словно из могилы.

Барон резко развернулся, взгляд ударил Ржавого с силой молнии Зевса-Громовержца.

— ЧЕГО ТЕБЕ⁈

Огромная скала, которой был Старший Оружейник, на глазах съежилась, превратившись в жалкую груду щебня. Брандт сгорбился, плечи поникли.

— Ты… ты лишил меня власти, — прохрипел мужик. — Как я могу…

Его кадык дернулся вверх-вниз, проталкивая слова через комок в горле.

— Как я могу исполнить твою волю, если больше не имею голоса? Если всё решает этот… этот щегол?

Мужик метнул в меня затравленный взгляд, полный черной ненависти.

Барон перевел усталый взгляд на меня — изучал, словно клинок, только что вышедший из закалки: выдержит ли? не треснет?

— Договаривайтесь, — бросил Ульрих равнодушно. — Трудитесь вместе. Или перегрызите друг другу глотки, плевать. Пацан получил право решать не за красивые глаза — мальчишка предложил дело, пока вы жевали сопли.

Фон Штейн снова едва заметно кивнул мне, подтверждая полномочия.

Я выпрямился.

Хотелось высказать старому интригану всё, что думаю о его методах управления, но эмоции сейчас — лишний груз. Нужно делать дело.

Черт возьми, не попытаться найти Мастера, если есть хоть малейший шанс — это не гордость, а сумасшествие.

— Я предлагаю, — начал громко и твердо, вкладывая в голос всю волю, чтобы ни у кого не возникло сомнений в уверенности. — Не отбрасывать идею с поиском Мастера.

Тишина в зале стала оглушительнее, чем была.

— И также предлагаю по настоящему рассмотреть идею с попыткой прорыва на стадию Пробуждения — на войне все средства хороши. Отказываться от такого варианта попросту глупо. Мы должны бить по всем фронтам.

— Щенок… — прошипел Брандт.

— Пусть говорит! — жестко оборвал Ульрих.

Я сделал паузу, глядя в перекошенное злобой лицо Ржавого Беса.

— Я не знаю всей политической кухни, — произнес медленно, взвешивая каждое слово. — И, честно говоря, не горю желанием знать, но раз уж мы все оказались в одной яме, задача у нас одна: выжить. А значит, нужно бить по всем фронтам.

Перевел взгляд на Барона.

— Не предлагаю вам ехать в Столицу лично. Если это неприемлемо, если цена вашей поездки — потеря власти над землями… пусть это останется на вашей совести. Я могу не знать всех последствий.

Старался говорить максимально деликатно, сглаживая углы — сейчас не время для обвинений. Сейчас нужно продать идею.

— Но мы можем отправить кого-то инкогнито — найти Мастера, готового на риск не от вашего имени, а от имени кого-то… нейтрального.

Замолчал. В голове, словно молния, сверкнула мысль.

Торгрим.

Старый каменный крот, местный олигарх. Человек, чье богатство не зависит от милости короны — если тот предложит золото за услугу — кто заподозрит Барона? Для Столицы это будет сделка богатого эксцентрика с пограничья.

Ульрих ничего не теряет, не просит о помощи, не расписывается в своей нелегитимности — остается в стороне, чистенький и гордый.

— Кого-то влиятельного, кто мог бы позволить себе такую инициативу и оплатить её из своего кармана, не привлекая внимания к вашей казне.

Снова сделал паузу, вглядываясь в глаза седовласого правителя — борода мужчины замерла на груди — Барон, кажется, перестал дышать, ловя мысль. В глубине зрачков увидел вспышку понимания — тот уже просчитывал ходы.

— Я знаю такого человека, Барон, и вы тоже его знаете, — произнес твердо. — Говорю о Торгриме — главе Клана Каменного Сердца.

Зал взорвался взволнованным шепотом. Мастера зашевелились, переглядываясь, словно заговорщики — идея нашла резонанс.

— Торгрим! — прошелестело эхом.

— Если он выступит не как посланник, а как заказчик… частное лицо…

— А малец не глуп, бесы его раздери… — восхищенно прошептал Гюнтер.

— ТИХО! — рявкнул Барон, подняв тяжелую ладонь.

Шепот мгновенно стих, словно обрубленный топором. Ульрих смотрел на меня, и во взгляде больше не было усталости — там горел расчет политика, который увидел выход из капкана.

Барон медленно двинулся в мою сторону. С каждым шагом казался всё больше, словно древний голем — подошел вплотную, нависнув надо мной седой бородой, похожей на грозовое облако перед бурей. Пришлось задрать голову, чтобы не потерять контакт с его глазами.

— Торгри-и-им… — протянул мужчина, смакуя имя.

Мы смотрели друг другу в глаза, и в безмолвном диалоге читал больше, чем тот говорил — взгляд кричал: «Ты не глуп, парень, но слеп — видишь фигуру, но не видишь её тень».

— Торгрим не тот, на кого могу рассчитывать в полной мере, — изрек Барон, подтверждая догадки. — Но идея не дурна — она просто… крайне рискованная.

Мужчина чуть наклонился, понизив голос.

— В последнее время, когда Каменное Сердце появляется в Замке, я чувствую вонь. Крысиную вонь. И это не пустые слова, не поэзия старика — это Предки шепчут мне. Это опыт, парень. Торгрим ведет свою игру.

Барон выпрямился и окинул взглядом притихший зал.

— Если мы пойдем на это, Торгриму нужен поводырь — кто-то, кто будет сопровождать его каждый миг, кто станет моим ухом и кинжалом. Тот, кому могу доверять безоговорочно, и кто в случае нужды перережет крысе глотку, не моргнув глазом.

Его тяжелый взгляд снова уперся в меня.

— Найдите такого человека и считайте, что я даю добро.

Ульрих сделал паузу.

— И нет, это не может быть никто из моих Гвардейцев или «Грифонов», даже если я переодену тех в тряпье и лишу знаков отличия — в Столице хватает Видящих. Любой практик выше второй ступени Духа раскусит их мгновенно. Печать присяги въедается в каналы, меняет структуру энергии. Они увидят на нем мой «ошейник» так же ясно, как если бы он вошел в тронный зал с моим штандартом. Сразу поймут, кто дергает за ниточки.

Барон помолчал, давая проблеме осесть на плечи.

— Нужен кто-то со стороны — «дикий» практик. Крепкий, как скала, но чистый, без клановых меток. Тот, кому можно доверить жизнь, но в чьем Духе нет моего следа.

Фон Штейн коротко кивнул, ставя точку — сделал шаг, чтобы уйти, но вдруг замер. Не оборачиваясь, бросил через плечо:

— О каждом шаге докладывайте мне лично.

Голос стал ниже, приобретя зловещие нотки.

— Мальчик имеет доступ к моей аудиенции. Скажешь Гроверу — тот отведет к Салиму, а тот ко мне. Никаких посредников.

И добавил:

— Времени нет. Скверна грозит раздавить нас всех. Мать Глубин пробуждается.

Имя прозвучало не как название монстра, а как проклятие.

Больше Ульрих не сказал ни слова. Стремительно направился к выходу и рванул тяжелую ручку — массивная дверь поддалась легко — и вышел.

Дверь захлопнулась со стуком, отрезая от уходящего по коридору мужчины. В «Горниле» воцарилась гробовая тишина.

В этой тишине, казалось, можно было услышать, как кровь толчками пробивается сквозь сузившиеся от страха вены. Воздух звенел от напряжения.

И вдруг — хлопок.

Одинокий звук, затем еще один, и еще.

Я медленно повернул голову.

Брандт стоял вполоборота, лицо скрывали спутанные ржавые косы. Мужик хлопал в ладоши медленно и ритмично, словно изображал дешевого злодея из кино.

— Неплохо, парень. Неплохо… — прохрипел оружейник. — Как быстро ты взлетел. Быстрее, чем пикирующий Скальный Грифон. Пнул старика Брандта под зад и отправил на свалку истории.

Гигант резко развернулся ко мне — на лице застыла издевательская улыбка, которая, впрочем, не могла скрыть кровоточащую рану уязвленного эго. В глазах плескалась боль побитой собаки.

— Теперь якшаешься с самим Бароном? Ходишь к нему на приватные приемы через черный ход? Моё почтение, Мастер Кай.

Брандт картонно, неловко согнулся пополам. Огромная гора мышц изображала придворный реверанс — выглядело одновременно смешно и жутко, как танцующий медведь на цепи. Когда тот выпрямился, на лбу, похожем на кусок скалы, блестели капли пота.

Гигант замолчал, тяжело выдохнув, и обвел затравленным взглядом остальных мастеров, ища в глазах хоть каплю сочувствия или поддержки, но Серафина смотрела сквозь него, Гюнтер изучал свои ногти, а старик Хью просто отвернулся.

Не найдя опоры, Брандт снова сфокусировался на мне.

— Что ж… Слово Барона — закон Каменного Предела. Раз теперь ты правишь балом, я умываю руки.

Мужик демонстративно поднял ладони вверх, показывая, что снимает с себя всю ответственность.

— Даю тебе слово, юный талант — командуй! Что же нам всем делать? Вопросов тьма, времени нет, жопа горит… Чувствую этот жар даже здесь, но также чувствую в тебе силу Огня… Должно быть, это она там и подванивает, а?

Он расхохотался — не громко и раскатисто, как раньше, а мелко и жалко.

— Жду твоих распоряжений, о Великий Мейстер!

И снова карикатурный поклон.

Это было жалко — великий кузнец превратился в паяца.

— Брандт, слушай сюда, — начал, чувствуя, как закипает раздражение. Опять оправдываться? Опять гладить его по головке? — Мы все здесь в одной яме. Я не просился в командиры. И когда думал, что ты возьмешь мои идеи и будешь ими рулить, честно говоря, выдохнул.

Махнул рукой, отсекая возможные возражения.

— Да гори оно всё синим пламенем!

Запоздало подумал, что идиома может быть непонятна местным, но по лицам понял — смысл дошел.

— Я что, оправдываться перед тобой должен? Думай что хочешь, делай что хочешь. Честно? Плевать я на тебя хотел, ржавый ты гигант!

В голосе звучала не ненависть, а скорее усталая ирония — пытался не уколоть мужика, а сбить пафос и разрядить обстановку.

По залу прокатились нервные смешки. Брандт заозирался, словно его стегали невидимыми хлыстами.

— Брандт! — повысил голос, перекрывая шепотки. — Ты — Мастер Оружейник! Мощный мужик! Странный и психованный — да. Но я устал на тебя злиться. Вот честно — устал.

Сделал шаг к нему, глядя в глаза.

— Так что на этом всё. Да, теперь я беру на себя ответственность, так уж вышло. И знаешь что? Это отлично! Просто отлично! Наконец-то не нужно будет гадать, одобришь ты мою идею или втопчешь в грязь из зависти.

Обвел взглядом присутствующих.

— Но! Если ты всё-таки захочешь поговорить по-настоящему, без шутовства… я всегда готов тебя выслушать.

Мой голос стал жестким — включился режим командира отделения.

— Вот такие теперь у нас порядки — все мысли важны, все умения нужны. Мы — команда, а не банка с пауками. Неуважения друг к другу терпеть не стану. Если кто-то не может держать язык за зубами или работать на общее дело — покидает это место. Плевать, что будет потом и что вы обо мне подумаете.

Сжал кулак, чувствуя, как огонь отзывается в мышцах.

— Сейчас есть только одно дело — получить гребаный сплав любой ценой. ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ. Даже если придется кого-то выставить за дверь пинком под зад.

В упор смотрел на Ржавого Беса — тот пыхтел, как перегретый котел, лицо налилось кровью, вены вздулись. Казалось, сейчас рванет. Но я не дрогнул — внутри жила странная, «бестолковая» решимость человека, которому все смертельно надоело. Бесконечные игры, интриги, танцы с бубнами, намеки… Просто устал от этого дерьма, и собирался закончить это здесь и сейчас.

— Так что вот такие дела, — тихо, но весомо подытожил я. — Кого не устраивает такой расклад — дверь там.

Указал пальцем на тяжелую створку.

— Кто считает меня щенком, выскочкой, самозванцем — дверь там. На этом тема закрыта.

Медленно обвел взглядом зал. На лицах застыло недоумение — смесь шока и неверия. Речь прозвучала вызывающе и нагло, но плевать. Уж я точно веду себя приличнее, чем этот рыжий тиран, который превратил Нижнюю Кузню в личную пыточную.

Серафина смотрела на меня вновь свысока, вернув на лицо маску ледяного спокойствия, но заметил, как дрогнули пальцы женщины — не рискнула возразить. Гюнтер поджал губы, погрузившись в свои мысли. Старик Хью впервые смотрел мне прямо в глаза — прищурившись, с неожиданным интересом, словно увидел во мне что-то, чего не замечал раньше.

А Брандт стоял, опустив голову — дыхание выровнялось, плечи обмякли, словно из них выпустили пар.

Не было восторженных криков, аплодисментов или клятв верности, но не было и возражений. И мне было плевать — я просто выговорился. Скинул груз, который давил неделями. Терпеть унижения, молчать, когда тебя смешивают с грязью, прикусывать язык — хватит. Наелся этого в учебке, где дедовщина ломала хребты, наелся в части, выбивая уважение в коллективе. Больше не буду молчать.

Брандт нервно теребил край фартука — огромные пальцы, способные гнуть подковы, сейчас выглядели беспомощными.

— Так и быть, — тихо прохрипел мужик. — Я буду молчать в тряпочку.

Оружейник медленно поднял на меня взгляд, и в глубине глаз прочитал обещание: «Когда всё это закончится — мы поговорим по-другому. И тогда за спиной не будет Барона». Чувствовал, как невысказанные слова жгут мужику язык, но тот проглотил их.

— Хорошо, — ответил я на то, что Брандт сказал, и на то, о чем промолчал.

Кивнул, принимая хрупкий мир.

— Тогда за дело! — вырвалось привычным командирским голосом. Тем самым, которым поднимал парней в бой с огнем.

От автора:

Катастрофа Бронзового века. Первая глобальная цивилизация рухнула под напором стихии и войн. А ведь все еще можно спасти… https://author.today/work/425225