Школа боевой магии. Том 2

Глава 20

— А какое отношение имеет Чернобог к солнцу? Он что, может управлять восходом и закатом? — не сдавалась Ритка.

Я был с ней солидарен. И не только я. Все парни и девчонки ждали ответа. И он последовал:

— Солнце не подвластно Чернобогу, но ночь… Ночь в его власти. А уж здесь, в Исподнем мире, он может длить ночь столько, сколько ему захочется. И что-то мне подсказывает: захочется ему, чтобы рассвет наступил очень нескоро.

— Сколько раз такое было… — подключилась Светлана, — хочешь, чтобы день не кончался, а он пролетает, как миг. А тут, значит, ночь будет длиться… Это несправедливо!

Григорий Ефимович ничего не ответил.

Я чуть не ляпнул: «Жизнь вообще штука несправедливая!». Но сдержался — и так всем хреново.

Зомбаки стояли на границе света плотной стеной. Они ждали. Их дёргающиеся носы и стучащие зубы лучше всего подтверждали слова Григория Ефимовича.

— Ну, так что? — спросил Илья, — Кранты нам? Пушной северный зверь пришёл? Надежды нет?

— Не писсимисди! — прервал его Артём.

— Надежда есть, пока мы живы, пока не сдались, — ответил Григорий Ефимович.

Илья вздохнул и сказал негромко:

— Что ж я, олух, с сестрёнками не играл, западло было…

Перед моими глазами тут же всплыла Сонька — какой она была в последнюю нашу встречу — испуганная, в ночнушке, прижимающая к себе обгорелый лапоть.

— Карета для кукол… — пробормотал я себе под нос.

Мысли зацепились за слово «карета». В карету запрягают лошадей… Но у нас лошадей нет, есть только Дёма. И если Дёма для Сонькиной кареты сгодится, то для нашей…

«Какой нашей⁈ — оборвал себя я. — У нас нет кареты!»

«Зато есть берёза!» — задумчиво произнёс Чёрный.

«Да, берёза есть, — согласился я с богом и по-новому взглянул на дерево. — Но её коры на карету для нас не хватит, даже если оборвать всю. И кого в неё запрягать? Зомбаков что ли?»

Мысль, конечно, была идиотская, но моё воображение уже рисовало, как мы все вместе сидим в запряжённой грешными душами берестяной карете, и те скачут по веткам мёртвого дерева всё выше и выше… Туда, где Сонька со своими куклами и с моим первым лаптем… Мы скачем, ветки прогибаются под тяжестью, и Сонька переживает, что мы опоздаем к ужину, потому что путь солнцу в Исподний мир закрыт, и оно, оттолкнувшись от земли там, наверху, катится вспять… Ужина не будет, а мама сварила суп с лапшой на курином бульоне, пюре с гуляшом, компот и кутью с изюмом, как на бабушкиных поминках, а ещё нажарила блинов… золотых, словно солнце! Целая гора солнц лежит на тарелке — протяни руку, скатай, обмакни в сметану и ешь!

Я не успел скатать — скатали меня. Я очнулся от того, что зомбак схватил меня за щиколотку и поволок…

И тут же Дёма с диким мявом кинулся на него и вцепился всеми когтями и зубами тому в харю. Зомбак отшатнулся и выпустил меня. Дёма не стал его преследовать, тут же вернулся, залез ко мне на колени и, затарахтев, начал яростно ласкаться.

Я не сразу понял, что Дёма не просто ласкается, а толкает меня к дереву. А когда понял, рассердился — около дерева лежали мои товарищи. Мне что, самому спрятаться в центр, а их прогнать на край? И кем я буду после этого?

Но Дёма был настроен решительно, и когда я отодвинул его, он заорал и ударил меня лапой. Слава богам, не выпустил когти.

«Он хочет, чтобы ты влез на дерево», — объяснил Чёрный.

Я уже и сам догадался, но это ведь глупость? Дерево невысокое, макушка загнута, ветки тонкие…

Тонкие ветки… Я вспомнил свой сон — ещё там, в нашем мире. Как я прыгал по ветвям и как древесница дала совет лезть ближе к стволу.

Я по-новому взглянул на дерево, ощущая тепло на груди — амулет разгорался.

Дёма, поняв, что я заинтересовался, вскочил на нижнюю ветку и уже оттуда призывно заорал.

— Похоже, он нас на дерево приглашает, — с удивлением прокомментировал Григорий Ефимович.

— Но ведь это не древо жизни… — удивилась Агафья Ефимовна.

— И низкое к тому же, — присоединился к ним Боря.

— Какое-то хиленькое, — согласился Артём. — тут и одному делать нечего.

Теперь уже все стояли и рассматривали берёзу, а Дёма продолжал орать.

Я почувствовал позади себя шевеление и оглянулся.

Зомбаки проявляли беспокойство. Они переступали, топтались, стучали зубами, порыкивали.

Снова в первые ряды выдвинулись знакомцы, теперь уже все кучей и хором начали уговаривать нас обогреть их, не бросать — им тут холодно…

Блин! Нам тоже было холодно! И голодно! И пить хотелось невыносимо! А главное, хотелось поскорее убраться отсюда!

Короче, я решил довериться Дёме, погладил амулет и шагнул к берёзе, потрогал её. Ствол был каменно-холодный и шероховатый.

Едва я взялся за ветку, как Дёма перебрался чуть выше и уже оттуда принялся призывно мяукать.

— Прыжок веры… — задумчиво произнёс Игорь Петрович.

— Скорее дерево веры, — согласился с ним Боря.

Перед тем, как оторвать ноги от земли, я повернулся к нашим и сказал:

— Хватайтесь за ветки как можно ближе к стволу.

И тут же продемонстрировал, как.

Я не был чемпионом по лазанью по согнутым берёзам, растущим в мире мёртвых, однако упорно цеплялся за ветки. И вот что удивительно: деревце было не самое высокое, к тому же верхушка загнута… Ну некуда тут лезть! Однако я цеплялся за ветки и поднимался всё выше…

Разглядывая мелькающий перед носом хвост Дёмы, я знай твердил: «Спасибо тебе, древесница, спасибо тебе за науку…»

Вниз я старался не смотреть, но знал, что наши карабкаются вслед за мной.

Мне было интересно, полезли или нет за нами грешные души, и если полезли, то как быстро догонят? Но Игорь Петрович был прав — это прыжок веры. Я поверил Дёме и прыгнул, точнее полез на хилое деревце.

Оно уже давно должно было согнуться под моим весом — оно вон и своего ствола не держало, макушка-то согнута. Ну или должно было закончится — берёза реально казалась невысокой. Тем не менее, перед лицом мелькали всё новые и новые ветки. Какие-то удобно ложились под руку или ногу, а до каких-то приходилось тянуться.

Снизу берёза выглядела совсем иначе, мне даже в голову не могло прийти, что она такая высокая. Однако, что хотите со мной делайте — дерево было огроменным!

Оберег грел. Не обжигал, а именно грел. От этого на душе становилось тепло.

Светоч, который поднимался вместе с нами, озарял только ветки. Вверху и внизу лежал глухой мрак. И по сторонам — ветки уходили в темноту. Но света хватало, чтобы видеть следующую ветку, за которую можно схватиться.

Я цеплялся за очередную ветку, подтягивался, цеплялся за следующую… переступал поудобнее, подтягивался… Снова и снова.

Привычки лазать по деревьям у меня не было, поэтому вскорости руки от напряжения начали ныть, ноги — дрожать, но я понимал: назад нельзя, останавливаться тоже не имеет смысла — если только на минуту — перевести дыхание. Но всякий раз, как я замедлялся, Дёма начинал отчаянно вопить, и мне ничего не оставалось, как карабкаться вверх.

Это, конечно, было совсем не то, что в моём сне, когда я прыгал с ветки на ветку. Во снах всё происходит иначе, там и летать можно. В реальности я бы летать не рискнул. Да и прыгать по веткам тоже — далековато… Тут точно улететь можно! И не куда-нибудь, а в объятия зомбаков. А оно мне надо?

Надо будет потом древеснице сплести красивые лапоточки. Сделать мяконькие. Она, конечно, в траву ножки заворачивает, но зимой-то трава под снегом, завернуться не во что. А так будет её ножкам тепло.

Если ещё раз мне доведётся водить хоровод с лесными девушками, я буду делать это старательно. Столько, сколько понадобится. Буду заботиться о деревьях! Особенно о берёзах! Буду любить их трепетно и нежно… Если понадобится, буду поить собственной кровью!

Интересно, как древесница узнала, что нам нужно выбраться? Это ведь она вырастила здесь берёзу? Или не она? В любом случае надо будет сказать ей спасибо! У неё золотые руки — в жизни не видел такого прекрасного дерева!

Я вспоминал встречи с древесницей — как она в первый раз появилась, как потом лапоточки вернула, сказала: Марине нужнее…

Марина… Наверное, устала. Хорошо, что я принёс девчонкам одежду, а то карабкались бы сейчас по веткам в концертных платьях и в туфлях на каблуках. Они ведь лезут на дерево? Не остались внизу?

Попробовал представить, как это — лезть на дерево в концертном платье… Не смог. Я вообще не представляю, как можно ходить в платье. Наверное, не удобно. Хотя, девчонкам нравится. Не всем, правда, но красиво…

И тут меня осенила мысль: мы сейчас в Исподнем мире, в него проваливаются. Значит, мы под землёй? А по берёзе ползём вверх… Может, мы так и до нашего мира долезем? Круто!

Эта мысль согрела, сил прибыло, и я немного добавил скорости.

Жалко мясо, которое добыл Николай. Оно же теперь пропадёт. Там же ещё много осталось. Интересно, когда мы сможем поесть? Или хотя бы попить…

Едва я вспомнил про воду, как все остальные мысли улетучились.

Во рту было не просто сухо, а невыносимо сухо.

Тело требовало воды. Внутри меня перекатывались барханы Сахары… Сплошной песок.

Вспомнилась папина фраза: песок сыпется из стариков, чтобы молодёжь на своих соплях не поскальзывалась.

Я именно это и сделал — поскользнулся на соплях. С того момента, как решил с Ариком пойти на концерт, и началось сплошное поскальзывание. Но теперь даже сопли высохли.

Да, высохли. Зато больше не скользко…

А если бы ветки были влажными?

То-то же! Во всём есть свои плюсы.

Что-то конца краю этому небольшому деревцу не было!

Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. Было сухо и холодно.

Говорят, при сухом воздухе мороз легче переносится. Но мороз — чистый, честный, румяный, хрустящий, а тут? Тут холод смертный. Он при любой влажности мерзкий.

А если бы был обычный, то как было бы? Так же холодно? Или нет? Сравнить бы…

Или представить, например, что я лезу не по берёзе, а по скалам куда-нибудь на самую высокую вершину мира?

Я зацепился за следующую ветку, как за камень и представил, что камень пошевелился. Тут же рука соскользнула, и я чуть на сорвался.

Сердце выскочило в горло. Я вцепился в ветки изо всех сил и остановился.

Сразу перед носом появилась озабоченная мордочка Дёмы.

— Мяу? — спросил Дёма.

— Да лезу, я лезу! — ответил я котёнку, держась за ветку одной рукой и разминая замёрзшие пальцы на другой — они плохо слушались.

Я-то лезу, а вот как остальные? У Васька́вообще рука сломана. Как он? И Славка с Вовкой ещё внизу из сил выбились, а тут столько взбираться! И страховки нет… А вдруг Васёк неудобно схватится одной рукой, и рука соскользнёт? Он рефлекторно попытается удержаться второй, а она сломана… И он, ударяясь о ветки, полетит к зомбакам, сшибая на лету всех остальных…

От этих мыслей меня замутило, как будто я сам падаю.

«Стоп! — приказал я себе. — Прекрати панику! Тебе ещё маму с папой и с Сонькой спасать! А если ты тут свалишься, то кто поможет твоим близким? И кто грохнет этого урода Сан Саныча⁈ Так что цепляйся за ветки и лезь! Это всё, что ты сейчас можешь сделать!»

И я лез. Цеплялся, подтягивался, переступал, снова цеплялся…

А вдруг тут есть какие-то хищные птицы или летающие ящеры, которые любят живую человечинку? Подлетит такая, и что я сделаю? Я даже отмахнуться не смогу!

«Нет тут ни ящеров, ни хищных птиц, — хмуро пробурчал Чёрный. — С голоду передохли. Не бывает тут живой человечинки!»

— Не бывает, и хорошо, — ответил я Чёрному.

И задумался. Что-то не нравилось мне настроение Чёрного. Понятно, что всем нам тяжело, но ему-то тут, в Исподнем мире, ничего не грозит, а он хмурый и раздражённый, как будто сорвётся вот-вот.

— С тобой всё в порядке? — спросил я у бога.

Тот только вздохнул.

— Надо бы тебя покормить, — сказал я Чёрному. — А то ты совсем из сил выбился.

«Ты о себе думай!» — усмехнулся бог.

— Да мне-то что? — ответил я. — Я сам хожу, сам решаю. А ты? Если я о тебе не позабочусь, то кто позаботится?

Чёрный снова тяжело вздохнул. И было в этом вздохе столько горечи, что мне стало жалко его.

— Потерпи немного, — сказал я. — Мы выберемся отсюда, вот увидишь! И я специально для тебя куплю лучшего кваса! Такой, знаешь, в бочках — разливной! На ржаных корочках! Он самый вкусный! И сожру тебе сколько влезет! Или нет, попрошу Агафью Ефимовну, чтобы она сделала для тебя квас, ты же помнишь, он у неё…

«Прекрати! — зарычал Чёрный. — Ты не понимаешь!» — и снова замолчал.

— Ну так объясни! — обиделся я, но Чёрный промолчал.

Некоторое время мы карабкались в тишине.

Тишина тут стояла странная, вязкая, как будто вокруг был разлит кисель, и все звуки застряли в нём, залипли.

Я не слышал тех, что лезли за мной, я больше не слышал Дёму. Собственно, я его и не видел. И веток почти не видел… Словно погрузился в плотный туман.

Туман, всё больше сгущался, уплотнялся, становился вязким…

Лезть было всё труднее, как будто я не только поднимал своё тело, но и продавливал густой кисель… Дышать стало совсем нечем. Я уже подумал было, что всё, кранты! Дальше пути нет, а на возвращение нет сил… Да и смысл — не к зомбакам же? Лучше уж сразу… Хотя, так всё равно к зомбакам, только навечно…

И вдруг всё исчезло!

Ну как всё? Исчез кисель! Я продавил головой плотное облако и передо мной открылась сумеречная равнина. В мерклом свете, который был разлит повсюду, стало видно макушку берёзы, она загибалась, склонялась… И ветками касалась белёсого… не знаю чего, для облака оно выглядело слишком густым, а землёй быть не могло. Во всяком случае, нашей землёй.

Дёма, цепляясь коготками, уже перебрался по наклонённому стволу к самой макушке и там спрыгнул на покрытую дымкой белёсую поверхность и… И ничего. Не провалился! Остался стоять, как будто на твёрдой почве. Только лапки скрылись в дымке.

Дёма потянулся, потёрся о макушку берёзы, словно поблагодарил, а потом задрал хвост, повернулся ко мне и завопил, мол, давай быстрее!

Ползти последние метры пришлось вниз головой. Хорошо хоть стало понятно, что лезть недолго. Мелькнула мысль спрыгнуть раньше, но Чёрный аж подскочил:

«Нет! Держись крепче и лезь, как твой кот!»

Я с испугу вцепился в ствол и некоторое время висел, представляя, что, в попытке пораньше спрыгнуть с берёзы, проваливаюсь сквозь густой туман и лечу, отбивая о ветки бока и ломая кости…

Ор Дёмы вернул меня в действительность, и я побыстрее заперебирал руками и ногами, пока не упёрся в твёрдое. И всё равно было страшно отпускать ветки. Но ласкающийся и мурчащий Дёма убедил, что можно.

Я отцепился и встал.

И снова услышал тяжёлый вздох Чёрного.

— Что? — спросил я у него.

«Зря мы сюда пришли», — ответил Чёрный.

— Почему?

Я ждал, что он продолжит, но Чёрный молчал.

— Ты знаешь, что это за место? — попробовал я зайти с другой стороны.

«Тут мой родной дом» — ответил Чёрный, и меня полоснуло болью и тревогой, которые прозвучали в его словах.

— Так это же хорошо? — неуверенно спросил я.

В моём понимании оказаться дома было круто! Я сейчас с огромным удовольствием оказался бы у себя дома. Но интонация Чёрного говорила, что он озабочен и удручён.

«Не всё так просто», — ответил Чёрный и вновь впал в задумчивость.

Я уже готов был устроить Чёрному допрос с пристрастием, как около ствола над белёсой поверхностью появилась голова Арика.

Он растерянно оглядывался, но, увидев меня просиял.

— Лезь до самого конца, не отпускайся! — предупредил я друга.

Арик кивнул и пополз по согнутой вершине. Было видно, как он устал, но крепился, тем более что оставалось совсем немного!

Я встретил друга и помог подняться.

Не успел Арик встать, как появился Илья.

Илью мы принимали уже вдвоём с Ариком.

— Классное местечко! — прокомментировал Илья, поднимаясь. — Интересно, где мы и что тут есть?

Я пожал плечами и поделился:

— Чёрный сказал, что здесь его дом.

— О! — обрадовался Илья. — Значит, в гости зайдём, может, покормят…

— Тебе б только жрать, — засмеялся я.

Я был очень рад видеть своих товарищей. Я даже не представлял, что смогу так им радоваться.

— Здесь нельзя есть, — серьёзно ответил Арик. — Тут ещё мир мёртвых. Мы ещё не выбрались. Не выбрались же?

«Нет», — ответил Чёрный, и я повторил его ответ Арику.

— Значит, не накормят… — преувеличенно вздохнул Илья и отёр лоб дрожащей рукой. — А я уже губу раскатал…