Школа боевой магии. Том 2

Глава 19

Однако, я задумался. Да, я был жив, но что-то внутри меня умерло, замёрзло, померкло. И такая тоска появилась, что хоть волком вой. Я глянул на мертвецов и понял их. Понял тоску, которая их гложет. Мне стало их жалко…

Но не настолько, чтобы растечься соплями. В конце концов, мои по моей вине попали в застенки, я и должен их вызволить. И если ради этого придётся отправиться в преисподнюю, то так тому и быть! Но Сан Саныча грохну! Из-под земли достану гада!

Из-под земли… Мне стало смешно. Привычная поговорка заиграла новым смыслом — под землёй-то сейчас я!

И тут я почувствовал на плече руку Арика.

— Вставай, — сказал мой друг. — Сидя на месте ты родным не поможешь. Нужно выбираться отсюда.

— Действительно, — подхватил его слова Боря. — Нужно двигаться.

— Вот только куда? — хмыкнула Ритка.

— Велес, ты знаешь, где выход? — спросил Григорий Ефимович.

«Нет, — Чёрный вздохнул. — Отец скрыл его от меня».

— Он не знает, — сказал я парням, которые не могли слышать Чёрного.

И тогда замяукал Дёма. И сначала нерешительно, а потом всё настойчивее начал вырываться из моих рук.

Я боялся отпустить котёнка. Я не мог потерять и его, но Леля сказала:

— Возможно Дёма выведет нас. Кошки живут в обоих мирах…

Мне было трудно разжать руки, но я глянул на Марину. Она пристально смотрела на одного зомбака, когда-то бывшего молодым парнем. Разбитая черепушка не оставляла сомнений в причине смерти.

Зомбак смотрел на Марину и улыбался ей, если можно назвать улыбкой истлевший оскал. Они явно узнали друг друга.

Моя фантазия тут же нарисовала картинку, как она накинула на него любовный ошейник, а потом отвергла, и он покончил с собой…

Марина почувствовала мой взгляд и прошептала:

— Я у него была первой…

Потом усилием воли отвернулась от мёртвой души. Я печёнками ощутил это усилие и иначе взглянул на зомбака — Марина тоже у меня первая, но я же не бегу самоубиваться всякий раз, как вижу её с Николаем⁈

Чёрный вздохнул и промолчал, а у меня перед глазами промелькнули дебри, куда я забрался от ревности.

«И всё равно! Я не стал бы лишать себя жизни!» — мысленно ответил я Чёрному.

Он только покачал головой. И я всё внимание переключил на Марину.

Под её глазами легли тени, она стояла, обняв себя за плечи и безучастно смотрела на то, как Дёма пытается вырваться из моих рук.

Видеть Марину такой я не мог, поэтому руки разжал.

Едва Дёма коснулся земли, как начал усиленно вылизываться, как будто ему в моих руках было грязно и брезгливо.

Все стояли вокруг ошарашенные и смотрели на Дёму, а он, не обращая ни на кого внимания, яростно вылизывал то лапки, то бока, то умывался…

— Я больше не могу ждать, — дёрнулась Марина, но Николай схватил её за руку.

— Потерпи чуть-чуть! Мы найдём выход!

Но Марина так глянула на него, что он отвёл взгляд, однако руки не отпустил.

Марина нахмурилась, готовая взорваться, потемнела, как грозовая туча. И светоч ещё чуточку померк.

— Стоп! Стоп! — воскликнул Боря и втиснулся между Николаем и Мариной. Он бережно приобнял Марину за плечи и сказал: — Давайте-ка разделимся на тройки. Задача каждого в тройке будет поддерживать и заботиться друг о друге.

Парни без особого настроения, скорее по привычке слушаться Борю, разделились.

У кого-то тройки сохранились, как наша с Ариком и Ильёй, а у кого-то они были неполными. Девчонки и парни из «Лучезарной дельты» смотрели на Борю и на нас с недоумением.

На этот раз он не стал заставлять нас двигаться с закрытыми глазами, а сам распределил и переформировал тройки. Удивительно, но нас по-прежнему было двадцать семь человек. Три больших триглава и в каждом по три триглава малых.

Светлана ушла в тройку с Дмитрием, а рядом с Риткой и Мариной встала Агафья Ефимовна. Она по-матерински приобняла девчонок, и Марина как-то обмякла.

Пока мы делились на тройки, Дёма перестал вылизываться и отрыгнул комок шерсти. Комок моментально высох. В Исподнем мире было не только холодно и темно, но и сухо. Настолько, что вся влага с комка шерсти моментально ушла в землю, провалилась.

Я вспомнил, как уходила вода, когда Григорий Ефимович мылся внутри защитного круга ещё там, в лесу… И вот теперь мы сами в аду.

Дёма тем временем начал играть с комком шерсти — цеплять лапой, подбрасывать, катать… Очень скоро комок стал напоминать клубок… Клубочек шерсти.

Был момент, когда я хотел отобрать у Дёмы эту омерзительную игрушку, но Чёрный остановил меня:

«Он знает, что делает!»

А Дёма, продолжая гонять по земле клубочек, выскочил из круга и начал планомерно передвигаться в одном направлении.

— Нам туда, — сказал Григорий Ефимович и направился за Дёмой.

Мы пошли следом. Не быстро, потому что и Дёма двигался не быстро.

Я шёл рядом с Ариком и Ильёй, а в голове звенело, отдаваясь эхом, как в пустой комнате: «Я убью Сан Саныча! Я убью Сан Саныча!»

Несмотря на решимость, приходилось прикладывать усилие, чтобы двигаться, но Боря был прав — двигаться нужно. В аду уж точно оставаться на месте нельзя. Тут ведь как? Замер? Значит, умер! Умер даже не потому, что мёртвые души попируют. Просто во мраке в холоде, в сухости долго не протянуть.

Я глянул на светоч. Он ещё светил, но больше не сиял. Чернобог был прав, света надолго не хватит. В этом мире как вода проваливается в землю, так и свет проваливается во мрак. И ничего с этим не сделать…

Я шёл и думал: мне всё равно дорога сюда, в Исподний мир. Потому что Сан Саныча я грохну, чего бы это мне не стоило! Собственно, увидеть, чего это будет стоить, не сложно. Достаточно оглядеться. Моя вечность пройдёт тут, среди вот этих грешных душ… Скоро они, вот эти зомбаки станут моими соседями…

И тут позади меня звякнули струны.

Это Дмитрий передал кожух с гуслями Светлане, перехватил гитару поудобнее и провёл по струнам. Раз, другой, словно пробуя мелодию. А потом, настроившись, подыгрывая себе, прочёл нараспев:

Абсолютной темнота

Быть не может.

Пламя спички,

Этой щепки-невелички,

Прогоняет древний мрак.

Жизнь зависит от привычки

Танцевать всегда от печки

И до самого крылечка

Перестукам сердца в такт.

Коли сердце вяло бьётся,

Жизнь вряд ли удаётся.

Музыка и стихи смолкли, но от них сделалось светлее. Реально светоч стал светить ярче. Немного, но ярче.

— Хорошее дело! — сказал Григорий Ефимович, оценив искусственное солнце. — Светлана, передай мне гусельки.

Светлана, прижимавшая к груди недоделанный берестяной короб, достала инструмент и протянула Григорию Ефимовичу.

Он принял гусли и любовно погладил их.

— Простите, я в трудную минуту не вспомнил о вас, я был занят людьми, — ласково обратился он к гуслям.

Мне показалось, что гусли что-то пропели в ответ, а может, это Григорий Ефимович случайно коснулся струн.

Дмитрий, с улыбкой глядя на то, как Григорий Ефимович разговаривает с гуслями, поделился:

— Я не мог их там оставить.

— Спасибо тебе большое! — тепло ответил Григорий Ефимович, пристраивая ремень через плечо, чтобы играть на ходу.

Тем временем Дёма сильно обогнал нас. Он докатил клубочек уже практически до границы света. Ещё чуть-чуть и зомбаки дотянутся до него.

Я не мог этого допустить, а потому прервал их разглагольствования.

— Может, мы уже пойдём?

— Да, да, конечно! — согласился Григорий Ефимович и шагнул к Дёме.

Светоч качнулся и поплыл за Даждьбогом.

Двигались мы очень медленно — со скоростью играющего котёнка. И это было самое противное. Меня раздирало между двумя противоположностями: душа жаждала действий, а тело хотело лечь и умереть.

Боги и преподаватели шагали себе и шагали, а вот остальные…

В общем, изнывал не только я.

Смотреть по сторонам? Так даль скрыта во мраке, а то, что освещено… Не на зомбаков же любоваться? Хотя некоторые твари наглели нипадецки.

Но что самое мерзкое, среди мёртвых душ всё чаще мелькали знакомые. И даже родственники.

К нам приблизился невысокий лысый зомбак с круглым брюшком и заканючил, обращаясь к Марине:

— Доча… Доча… Мне холодно… Мне так плохо… Доча… Я ж родил тебя… ты ж должна мне… Доча…

Он бубнил, и бубнил… И камня не находилось, чтобы запулить в него.

На Марину было жалко смотреть. Она еле перебирала ногами.

Наконец, Ритка не выдержала, вклинилась между Мариной и душой её отца и заорала матом. Да таким, что у парней глаза округлились — какие слова она знает.

Зомбак ощерился и скрылся в толпе, уступив место другим.

А Ритка так и пошла дальше рядом с Мариной, закрывая её собой.

Но вскоре уже Марина защищала Ритку от грешных душ, потому что жертвы Риткиной ненависти тут тоже были. И теперь уже Марина крыла их матом на чём свет стоит.

Мат. Другого оружия против нечисти у нас не было. Мат, свет и забота друг о друге. Это Боря хорошо придумал, что разделил нас на тройки. Когда все вместе и товарищу плохо, то каждый думает, надо ли идти на помощь именно ему, другие же ближе, сильнее, лучше знают… а тут понимаешь — это твоя обязанность! Твой долг! Я это на себе испытал, когда к Илье пристала какая-то бабка с отвисшими до земли карманами. Она предлагала ему все сокровища мира, чтобы он только поговорил с ней, обогрел её. Ну мы с Ариком поговорили и обогрели — бабку сдуло в мгновение!

Как Илья потом рассказал, это была дедушкина сестра-клептоманка.

К преподавателям тоже приходили их знакомые и родственники. Хуже всего было, как ни странно, Игорю Петровичу. У этого спокойного, доброго, трудолюбивого человека, как оказалось, было много родственников, и далеко не все они, скажем так, являлись образцом добродетели. Ему, в силу мягкости и неконфликтности, было очень тяжело противостоять зомбакам. Но Григорий Ефимович ещё в самом начале сказал:

— Прямо так сожрать вас грешные души не смогут. Только если дадите слабину, испугаетесь или поведётесь на заверения, поддадитесь на уговоры. Не жалейте бесов, не пускайте их в свои души. Иначе и охнуть не успеете. Они выбрали свой путь и теперь расплачиваются за это.

Вот Игорь Петрович и старался даже не смотреть в их сторону. А как не смотреть, когда они отовсюду?..

Хорошо справлялся с зомбаками Боря. Он просто их в упор не видел, словно шторкой отгородился.

Я задумался о его выдержке и немного выпал из действительности. И тут услышал шорох и шёпот, похожий на шипение. Обернулся и чуть не вскрикнул от неожиданности.

Рядом со мной шаркал распухшими, покрытыми язвами ногами Пашка — мой одноклассник-наркоман. Я в младших классах сидел с ним за одной партой, тогда он ещё не кололся. Мы с ним веселились на уроках так, что потом родителей к директору вызывали. Нас рассадили, и дружба закончилась. А потом Паша связался с упырями… И вот он тут. Тело покрыто струпьями, землистого цвета. Какое-то… не знаю… сгнившее изнутри.

Тут, конечно, все не красавчики, но почему-то именно Пашка шокировал меня больше всего.

— Влад, Влад, Джеймс Бонд нашей школы… — проникновенно зашептал Пашка. — Ты тут… Друган! Помнишь, как мы с тобой зажигали? Влад! Как круто! Ты тут! Влад, только ты можешь мне помочь, тут так холодно, Влад… Я ж не виноват… Честное слово! Я ни в чём не виноват! Ты же поможешь мне? Влад! Ты хороший! Ты настоящий! Влад! Мне плохо… Помоги! Ради нашей дружбы! Я замёрз…

Он казался таким искренним… Таким раскаявшимся… Я уже готов был протянуть ему руку, но тут меня оттолкнул Арик.

— Тебе напомнить Димона с Танюхой, мразь! — не сдерживая себя, закричал Арик. — Это ты посадил их на иглу! Ты! Так что, давай, двигай отсюда свои кости! Ублюдок!

Я аж запнулся. Я тоже вспомнил Димона с Танюхой — Димку и Танечку. Шустрого, любознательного пацанчика и тихую девчонку из параллели. Именно Пашка втянул их в наркотики перед тем, как сам словил передоз.

Сожаления сразу кончились, и я послал его по адресу.

Чем дальше мы шли, чем больше знакомых зомбаков встречали, тем сильнее уставали. Мало того, что темно, холодно и сухо, так ещё и эти мрази… Как бы мы ни храбрились, как бы ни поддерживали друг друга, а чувство вины за грешные души росло. Я, конечно, Пашку прогнал, но на душе потемнело от дум: мог ли я ещё в школе что-то сделать, чтобы Пашка не связался с наркоманами. Может, если бы нас не рассадили, если бы наша дружба сохранилась…

Что-то в душе говорило, что нет, но всё равно Пашку было жалко.

Интересно, стал бы он колоться сам и подсаживать на наркотики других, если бы знал, что его ждёт вот это чудненькое местечко? У меня не было ответа.

Нам было тяжело. Но сложнее всего было Леле с Даждьбогом. Они жили очень долго, за это время знакомых у них набралось дофига. И преступники среди них встречались в достаточном количестве. Плюс, многим Даждьбог с Лелей помогли перебраться сюда. И вот теперь те тащились за нами и злобно посматривали то на тускнеющий светоч, то на светлых богов.

Светоч слабел. Мертвецы приближались. Смертельно голодные грешные души…

Нужно было что-то срочно делать. Но что, когда наши души отягощены виной и болью за близких и знакомых? Не только угодивших сюда, но и живых…

Григорий Ефимович шел и перебирал струны, вроде негромко, но звучащие гусли были якорем — помогали отвлечься от тяжких мыслей, отвлечься от ада вокруг.

Первым сдался Вовка. Ему из-за сломанных рёбер и так дышалось тяжело, а тут ещё такое напряжение плюс сухой и холодный воздух, который он судорожно хватал открытым ртом.

— Вы идите, я малость посижу, отдохну, — прошептал он и попытался сесть на землю. — Потом догоню…

Артём, в чью тройку Боря определил Вовку, не позволил ему сесть. Подхватил парня и сказал с усмешкой:

— Что, на свиданье собрался? Сексуальную мертвячку присмотрел? Ну, у тебя и вкусы! — И помолчав, добавил: — Давай, бро, крепись! Мы вместе выберемся отсюда.

Почти сразу же пришлось подставлять плечо Славке. Его вывихнутая нога хоть и зажила, но тут разболелась. Плюс сотрясение мозга, полученное во время теракта, тоже проявилось — Славку начало тошнить. Поддерживали его Николай с Мишкой.

Я шёл и посматривал на Васька́, ждал, что он тоже сдался, но он, бледный, прижимал к груди сломанную руку и упрямо шагал вперёд, а на предложение о помощи, только мотнул башкой и, поморщившись, огрызнулся:

— Не выставляйте меня слабаком перед местными красавицами…

Рассматривая наших раненых, я отвлёкся и едва не наступил на Дёму. Он бросил свою игрушку и таращился на мёртвое дерево, выступившее из темноты. Загнутая макушка полоснула меня узнаванием.

Я вспомнил берёзу, вокруг которой водили хоровод лесные девушки, вокруг которой я водил хоровод вместе с ними. От воспоминаний потеплело в груди. Или это амулет нагрелся?..

Берёза, которую я видел сейчас перед собой, была похожа на ту самую, только если лишить её листьев, света, жизни… Она была похожа на ту остовом и чем-то ещё, как если бы была тутошним двойником той берёзы.

Дёма медленно, выгнув спину и вздыбив шерсть подошёл к берёзе, к самому стволу, подозрительно огляделся, а потом вдруг лёг и свернулся калачиком. Просто вырубился и всё, как будто сил у него больше не осталось.

Хотя, о чём я? Он же котёнок! Хоть и подрос немного… Тут, в Исподнем мире и нам-то тяжело, а уж ему и подавно!

Мы растеряно стояли и смотрели то на спящего Дёму, то на мёртвое дерево, то на зомбаков.

Наконец, Григорий Ефимович шагнул к Дёме и сел с ним рядом.

— Отдыхайте! — сказал он нам. — Всё равно дальше мы идти не можем.

— Почему? — удивилась Светлана.

— А куда? — ответил ей вопросом на вопрос Григорий Ефимович.

Под берёзой, если можно так назвать это дерево, все не расселись, а попадали.

— Я поняла из вашего разговора с тем хлыщём, — нерешительно обратилась к Григорию Ефимовичу Ритка, — что днём солнце над Рувенией. А ночью светит тут?

— Да, ночью солнце тут, — подтвердил Даждьбог.

— Так значит, нам только до ночи продержаться, а потом будет светло, и вы сможете вытащить нас отсюда?

Григорий Ефимович тяжело вздохнул.

— Всё намного сложнее.

— И в чём сложность?

— Хозяин тут не я, а Чернобог… Хлыщ. — Григорий Ефимович усмехнулся. — Надо же, слово-то какое…