Я подошёл к кострищу. Угли уже остыли. Посмотрел на недостроенную землянку — осталось перекрыть. Вполне возможно, завтра будем ночевать под крышей.
Ни радости, ни воодушевления по этому поводу я не испытал. Так, отметил информацию к сведению…
Все спали. Виднелись тёмными пятнами под соснами.
Снова ложиться спать мне не хотелось — я сильно продрог. И костёр не горит…
«Так зажги и не мучайся!» — проворчал Чёрный.
А как зажечь? Зажигалка у Агафьи Ефимовны, запасная — у девчонок в землянке.
«А как ты брал у костра огонь для портала? Так и отдай!» — ответил Чёрный.
Решил попробовать — покатать внутри себя огненный шарик.
Поначалу ничего не получалось. Когда ты замёрз, как не знаю кто, катать шарик — то ещё занятие. И шарик не шарик, да и не огненный вовсе. К тому же никак не получалось сосредоточиться — всё время думал о родных.
«Вот жрал бы мне больше, я б тебе помог!» — прокомментировал мои попытки Чёрный.
Я проигнорировал его слова. А смысл? Назад время не откатишь и не пожрёшь во славу великого Велеса, живущего во мне и откликающегося на имя Чёрный. И других косяков не поправишь…
Потихоньку то ли от размеренного дыхания, то ли от попыток расслабиться и сосредоточиться, то ли от того, что огненный шарик всё же время от времени собирался, дрожать я перестал. А потом и вовсе увидел, что внутри меня… не костёр, нет, костерок.
Вспомнил слова Григория Ефимовича, что огонь можно потянуть из людей. А тут вот они, мои товарищи, спят. Никто и не почувствует.
«Нет! — ответил я сам себе. — Я этого не сделаю. Им и так холодно, а если я ещё их пламя заберу, они и вовсе замёрзнут. Буду разжигать своё, мне спешить некуда!»
Постепенно моё дыхание выровнялось, костёр внутри стал разгораться. И вот уже полыхает довольно крепкое пламя. Осталось только подать воздух посильнее, вызвать искры, направить их на заготовленную растопку и разжечь нормальный костёр, и тут рядом раздалось:
— Развлекаешься?
С той стороны от кострища стоял Николай. В зубах травинка, руки в карманах, от этого он стал как будто шире.
— А что? — спросил я, пытаясь отвлечься от Николая и снова поймать состояние.
Мне почему-то сейчас особенно захотелось разжечь огонь, чтобы Николай видел, как я умею. Но пламя ускользало.
— Да так, — ответил Николай, — Чего не спишь?
— А ты чего? — Я не сдавался и отчаянно хватался за пламя внутри меня, но внутренний костёр неумолимо уменьшался, пока не превратился в свечу.
— Встал водички попить, а тут ты над потухшим костром колдуешь…
Я вдруг осознал, что стою, выставив руки над кострищем. Сразу стало некомфортно, и я убрал руки за спину.
— Да так, пытался огонь разжечь, — признался я.
— Оригинально, — Николай усмехнулся. — Ну, разжигай, чего ты? Хоть согреемся…
— Уже не получится…
— Ну, да, конечно…
От его «ну, да, конечно» мне захотелось выть. Стало так стыдно, будто я взялся за важное дело и у всех на глазах с треском провалил.
Николай стоял и смотрел на пепел, словно там были языки пламени, и молчал.
Я тоже уставился на пепел.
Чувствовалось: нам нужно поговорить, но я понятия не имел как начать разговор.
— Как дома? — спросил Николай словно ни в чём не бывало.
Я даже растерялся.
— Ну, ты же вчера дома был? — Николай поднял на меня взгляд.
Я кивнул.
И тут на меня с новой силой накатили воспоминания: мама, папа, Сонька, звонки в дверь…
— Походу я сильно накосячил, — произнёс я вслух то, что давно уже давило изнутри.
— Это как пить дать, — согласился Николай и, помолчав, спросил: — Что делать собираешься?
— Не знаю, — признался я.
— Мне б радоваться твоим неудачам… — начал Николай и оборвал фразу.
Я был с ним согласен. Я неудачник.
— … Но мы в одной команде, — закончил он начатую фразу.
Я посмотрел на Николая. Он стоял — взрослый, сильный, уверенный… Блин! Он лучше меня! Он старше… На сколько? Да какая разница! У них с Мариной разница меньше. А может, и вовсе нет. И Николай не косячит. У него всё отлично получается! Не то, что у меня…
Стало так больно. Внутри полыхнуло.
«Зажигай!» — пихнул меня Чёрный, и я неожиданно для себя выбросил руки над растопкой.
Посыпались искры и…
— Охренеть! — прокомментировал Николай и тут же засуетился, начал подкладывать к растопке сухую хвою, тонкие веточки и раздувать тонкий язычок настоящего пламени.
Через несколько минут огонь весело потрескивал на сосновых ветках. А я смотрел то на него, то на свои руки и никак не мог поверить, что у меня получилось…
— У меня получилось! — сообщил я Николаю.
— Я видел! — смеясь подтвердил он.
— Ура! У меня получилось! — закричал я.
— О, чёрт! — раздалось из-под сосны.
В следующий миг Григорий Ефимович стоял рядом с нами.
— Ну, что мне с тобой делать?
— Я костёр зажёг… Магией! — похвастался я.
— Я ж тебе говорил про Чернобога, — напомнил Григорий Ефимович. — Магией можно пользоваться только до обеда и под защитным куполом. Если вчера после портала Сан Саныч и сомневался, где мы, то теперь ты подтвердил координаты. А мы ещё не готовы к битве!
Григорий Ефимович был в отцовских штанах и футболке с кофтой. Они были ему маловаты, но хорошо, что налезли.
Я смотрел на отцовскую одежду и никак не мог понять, о чём он говорит. Хотя, вру, конечно. Всё я понял. Сразу же.
Николай тоже понял. И не растерялся, как я.
— Сколько у нас времени? — спросил он.
— Если Сан Саныч не научился открывать порталы, то дня три. Это минимум. И то, если у него наготове транспорт и снаряжение. А если не наготове. То… Хотя, зная Сан Саныча…
— Три дня — это дофига времени! — перебил Григория Ефимовича Николай.
И я был ему благодарен. Я был благодарен Николаю!
Григорий Ефимович внимательно посмотрел на Николая, на меня, на костёр и кивнул.
— Так тому и быть, — сказал он. — Значит, время пришло.
Я думал, что Григорий Ефимович будет ругать меня, за то, что я применил магию ночью, но он сел к костру и задумался.
В отцовской одежде он выглядел по-другому, не так как в своей или даже в покрывале. Вроде, такая мелочь — ну надел человек другую одежду, а что-то сразу изменилось. Хотя, это же чушь? Человек-то остался тот же самый. Но, когда он ходил в покрывале, такого ощущения не возникало, а тут — есть. Может, потому что это отцовская спортивка, и она ему мала?
Григорий Ефимович глубоко вздохнул и сказал мне:
— Когда судьба вмешивается вот так, нам остаётся только следовать её указаниям.
— Почему? — не понял я. — То есть, вы хотите сказать, что мы должны сдаться Сан Санычу? — уточнил я, подозревая, что наш директор или не выспался, или немного того… двинулся от стресса.
— Ни в коем случае! — возразил Григорий Ефимович. — Ни в коем случае…
И снова замолчал в раздумьях.
Подошла Агафья Ефимовна, протянула руки к костру. Глянула вопросительно на Григория Ефимовича.
— Пора? — с тревожным волнением в голосе спросила у него.
— Выходит, что да, — ответил ей Григорий Ефимович, и я почувствовал, что он не рад.
Я не понимал, что именно пора, но, видя реакцию Григория Ефимовича, расстроился заранее. И нафига я разжёг чёртов костёр? Мог бы руками и ногами помахать и согреться. Про портал вообще молчу… Из-за него теперь родные в опасности. Маг-недоучка!
— Мы знали, что этот день придёт, — сказала Агафья Ефимовна и похлопала Григория Ефимовича по плечу.
— Знали, — подтвердил он и накрыл своей рукой руку Агафьи Ефимовны.
На этот раз она руки не отняла.
Николай потянул меня.
Я повернулся к нему.
— Что?
— Пойдём, прогуляемся? — предложил он.
Я не понял зачем, но Николай показал глазами на Ефимычей.
— Им нужно поговорить.
Ефимычи, казалось, никого не видели и не слышали, словно для них сейчас остальной мир не существовал. Были он, она и что-то между ними. Что-то большое и длительное. Полное боли и совместных переживаний.
Уходить не хотелось, но Николай настойчиво тянул меня прочь.
Григорий Ефимович и Агафья Ефимовна даже не заметили, что мы ушли. Он продолжал смотреть на костёр и держать её за руку. Она — стоять за его спиной и опираться на его плечо.
Ушли мы не так далеко. Собственно, до новой землянки, и всё. Остановились на краю ямы, и я увидел, что стены уже выложены брёвнышками и дырки между стенами и землёй засыпаны почти полностью. И ещё было видно, что между брёвнами и землёй что-то проложено. Я наклонился разглядеть и понял — берёста.
— Гидроизоляция, — пояснил Николай, хотя вопросов я ему не задавал.
В стороне от костра ночная прохлада сразу же прильнула к телу, заставив меня обхватить себя руками.
— Поговорим? — предложил Николай.
Он стоял расслабленный, как будто прохлада была ему нипочём.
Глядя на него, я тоже непроизвольно выпрямился.
— О чём? — Я сделал вид, что не понимаю, о чём, а точнее, о ком он хочет поговорить. Но картинка, как вчера вечером он не уходил с дороги, встала перед глазами во весь рост.
— О нас с тобой… И о Марине, — подтвердил мои мысли Николай и посмотрел на меня.
Если честно, я растерялся. Я ждал этих слов, но всё равно они прозвучали неожиданно. И как на них реагировать, я не знал. Мне сейчас было легче выйти один на один с Сан Санычем, чем говорить о Марине с Николаем. И дело даже не в поводках или магии. Просто как-то…
Короче, я промолчал.
Николай разгладил отросшую на подбородке и над губой щетину, сложил руки на груди и сказал:
— Не лезь, хорошо? Не для тебя она.
— Для тебя что ли? — взорвался я.
Я вдруг осознал, что у меня борода и усы не растут, так, пушок лезет, а вот у Николая довольно густо, по-взрослому. И если раньше он брился и было не заметно, то за эти дни щетина отросла.
Николай дёрнул плечом, мол, а что, разве могут быть сомнения, что я лучше подхожу для Марины? И от этого внутри меня полыхнуло.
«Тише-тише! — заволновался Чёрный. — Ишь, какой вспыльчивый!»
От волнения Чёрного мне стало смешно, и я кинул прямо в лицо Николаю:
— Что, боишься проиграть пацану младше тебя?
— Я не проиграю, — уверенно сказал Николай.
— Я тоже! — ответил ему я.
— Жаль, — Николай ткнул носком кроссовки камень, тот скатился в яму. — Не хотелось бы перед битвой отвлекаться на разборки.
— А ты не отвлекайся! — посоветовал я, чувствуя себя большим и мощным.
— Она же с тобой только из-за портала, — начал Николай, но я его перебил:
— Да, но ходит она в тех лаптях, которые сплёл я!
— Так получилось…
— Естественно.
Николай помолчал, а потом вдруг попросил:
— Оставь её. Будь человеком!
Будь человеком… Я вспомнил про Чёрного, живущего во мне, про пламя, которое жгло меня, когда я в первый раз открыл портал, вспомнил, как водил с древесницей и лесными девушками хоровод, вспомнил молодых Ефимычей и странных зрителей, пришедших послушать молодую Лелю — я их всех видел! Костёр, который разжёг только что!.. Да, я человек! Но я необычный человек! А уж про то, чтобы оставить Марину, и речи не может быть! Я помню её губы…
Поэтому, повернувшись к Николаю, я коротко ответил:
— Нет.
— Тогда готовься… — начал Николай, но я перебил его:
— Да хоть сейчас!
Николай с удивлением посмотрел на меня и сказал:
— Я ж тебя побью. Я лучше дерусь.
— Да, побьёшь, — согласился я с ним. — Но выиграю в итоге я.
Николай некоторое время сверлил меня взглядом, а потом как-то обмяк и сказал негромко:
— Я люблю её.
Мне стало жалко Николая. Потому что я почувствовал внутри себя: не видать ему Марины, как своих ушей. Кивнул и ответил:
— Я тоже.
Повисшую тишину разорвал хруст ветки.
— Что вы тут делаете? — спросил подошедший Арик.
Он держал Дёму и гладил этого потягивающегося паршивца. И где был этот самый паршивец, когда я вчера открывал портал? Почему не остановил меня?
Я протянул руки за котёнком и ответил Арику:
— Смотрим землянку.
Арик с сожалением отдал мне мохнатое чудо и тут же заметил:
— С ним теплее…
— А ты чего не спишь? — спросил я.
— Так утро… — растеряно ответил Арик.
И тут я понял, что уже рассвело. Парни поднимаются. Девчонки тоже встали, потянулись к костру. Марина взялась за котёл… Она была в моих штанах и кофте. И в лаптях, которые сплёл я…
Мы с Николаем переглянулись.
Лицо Николая вытянулось. Он развернулся и быстро ушёл в лес.
Я проводил его взглядом и направился к костру.
— Что случилось-то? — спросил Арик, топая за мной.
— Всё нормально, — отмахнулся я. — Так, поболтали с Николаем о том, о сём. Не бери в голову.
Арик посмотрел в ту сторону, куда ушёл Николай и сказал негромко:
— Не нравится мне всё это. Нехорошее у меня предчувствие. Ох, нехорошее.
— Прорвёмся! — я похлопал Арика по плечу и подошёл к Марине.
— Что? — спросила Марина не очень дружелюбно.
Я, окрылённый победой над Николаем, даже немного опешил и смутился. Повисла неловкая пауза. Чтобы как-то справится с растерянностью, я показал на одежду:
— Подошло?
Марина смутилась. Потом подняла на меня взгляд и сказала:
— Спасибо. — Помолчав немного добавила: — Владислав… Ты меня извини, но… Я боюсь, что ты после вчерашнего понапридумывал себе невесть что. Я не хотела бы… чтобы ты строил иллюзии.
Я слушал Марину и не слышал. Я смотрел на неё и видел тёмные круги под её глазами, осунувшееся лицо, усталый взгляд… Она не спала ночью?.. Она плакала?..
Она говорила, и в её голосе слышалась мука.
Моё сердце сдавило от жалости к ней.
— Влад, ты меня слышишь? — Марина слегка повысила голос.
— Да, — ответил я. — Ты не хочешь иллюзий. Но я тебе их и не предлагаю. Всё по-настоящему.
— О, боже! — вздохнула Марина и ласково добавила: — Ты иди, Владислав. Мне нужно завтрак готовить.
— Конечно, — согласился я и пошёл на зарядку, которая уже началась.
Я делал упражнения и смотрел на отросшие щетины. Почти у всех парней были щетины. У кого гуще, у кого реже. У кого чёрная, у кого рыжая или белёсая. У Артёма не очень пышная. У Сергея намечалась густая борода, у Мишки волосы росли только на подбородке, но росли! Торчали, как… Даже у Ильи усы пробивались! И только у нас с Ариком ничего!
— А теперь умываться и завтракать! — скомандовал Боря. — Потом не расходитесь, у нас есть важное объявление!
Завтракали все вместе. Светлана с Дмитрием успели наделать мисок. Под руководством Игоря Петровича там же, у реки, соорудили одноразовую приспособу для обжига и обожгли миски. Те за ночь остыли. Пока Марина с Риткой готовили завтрак, Светлана с Дмитрием разобрали приспособу и вытащили готовую посуду. Две или три миски лопнули, а остальные оказались нормальные. Их помыли и принесли.
Недостающие ложки Игорь Петрович с Сергеем и Мишкой ещё вчера вырезали из дерева. Получились не очень — нужных инструментов не было, только топор да кухонный нож, но всё равно, кашу черпать можно.
Игорь Петрович сказал, что если бы был кочедык, то можно было бы сплести ложки и чашки из берёсты, притом непротекающие. Ага — непротекающие чашки из берёсты! Из сетки ещё сплетите… А ложки? Всё равно что лаптем кашу есть… Глупость, короче. Или не глупость?
Ели в тишине, слова Бори про важное сообщение всех настроили на серьёзный лад.
Николай, бледный и осунувшийся, пришёл, когда все уже ели. Его каша стояла так же, как вчера Маринина и Риткина — ждала его. Вчера о девчонках позаботилась Агафья Ефимовна. Кто сегодня позаботился о Николае, не знаю. Все трое крутились на кухне. Агафья Ефимовна не оставляла Марину с Риткой наедине и следила, чтобы они постоянно были заняты делом.
Мы с Григорием Ефимовичем перед завтраком на своей полянке потренировались немного, но так — повторяли упражнения. Григорий Ефимович сказал, что теперь моя задача научиться контролировать пламя внутри себя, чтобы оно откликалось не абы как, а по моей воле. Вот я и пробовал управлять пламенем. Но нормальной тренировки не получилось. Я постоянно отвлекался — то про Марину думал, то про Николая, то про слова Бори.
Я думал: Боря хочет сказать, что нужно ещё больше тренироваться, что у нас всего три дня и всё такое. Поэтому очень удивился, когда после завтрака Боря сказал:
— Мы переходим на военное положение. Сан Саныч знает месторасположение нашего лагеря. Ему ориентировочно понадобится три дня.
Парни зашумели. Одно дело предполагать, что когда-то возникнет боевая ситуация, и совсем другое, когда знаешь срок, и срок этот совсем небольшой.
Боря поднял руку, призывая всех к тишине.
— Я бы предпочёл готовиться к худшему и назначил срок в два дня.