Школа боевой магии. Том 2

Глава 11

Может, Чёрный помог, а может, леший или древесница, не знаю. Но внезапно я увидел лес… прозрачным. И сразу понял, куда нужно идти: я увидел внутри себя, как Марина бежала в слезах, пока у неё не закончились силы. И сейчас она сидит под сосной и плачет. Я точно знал, под какой. А потому развернулся и пошагал прямиком туда.

Чутьё меня не подвело, я вышел прямо к Марине. И остановился рядом, не зная, что делать.

— Чё пришёл⁈ — Марина всхлипнула. — Тебя тут только не хватало!

Она была такая маленькая, такая беззащитная и… босая.

— А где?..

Я хотел спросить, где лапти, но Марина грубо оборвала меня:

— Убирайся!

Потухшая, одинокая и такая несчастная.

Ну и что, что поводок? Девушка не должна быть несчастной и одинокой.

Я сел рядом.

Просто молча сел и всё. Потому что не для того я искал Марину, чтобы уйти.

И тут она разрыдалась с новой силой. Уткнулась мне в плечо и разрыдалась.

Я обнял её. Аккуратно, бережно… Обнял и прижал к себе. Оно само так получилось.

— Разве я виновата, что у меня такой дар? — сквозь слёзы проговорила Марина. — Это же просто защитная реакция. С раннего детства… Когда отец раздражался, я… И тогда он становился добрым и не кричал на нас с мамой. И не дрался… Рита, защищаясь, подавляет, а я…

Я потихоньку погладил Марину по плечу.

— Мы ещё только поступали в Академию. Я когда экзамен сдавать пришла, Рита от волнения всех в депрессию загнала. Атмосферка — хоть вешайся! Она и сама мучилась, и других… Ну и как в такой атмосфере экзамены сдавать? Я и влюбила её. Ей тогда сразу полегчало. Так мы и познакомились. Подружками стали не разлей вода. Рита рядом со мной со своей магией справляется, а мне, если что, защита есть, — рассказывала Марина.

Я не перебивал её, слушал внимательно. Да, девушке нужна защита. И когда рядом с ней нет того, кто может её защитить, то она вынуждена сама.

— Мы всегда были вместе. А теперь…

Слёзы снова полились из её глаз.

Я просто был рядом. Держал её в своих руках. И ничто не имело значения: ни лес, ни клонящееся к закату солнце, ни пропущенный обед, ни Чёрный, ни даже Дёма. Я не знал, что нужно делать в таких случаях, поэтому просто обнимал Марину и гладил её.

— Прости меня, Влад, — сказала, наконец, Марина. — Я не должна была надевать на тебя поводок.

— Ты можешь не бояться, — ответил я ей. — Я не брошу тебя. Никогда.

Марина прерывисто вздохнула и села. Мне было жаль отпускать её, но я отпустил. Я не хотел, чтобы она защищалась от меня. Я хотел, чтобы она мне доверяла.

— Ты хороший, — сказала Марина. — Ты очень хороший и добрый мальчик.

Слово «мальчик» резануло меня, и Марина это почувствовала.

— Извини, я хотела сказать…

— Ничего, — перебил её я. — Я всё понимаю.

Да, я всё понимал. Я для Марины мальчик. И с этим ничего не поделаешь. Разницу в возрасте никуда не денешь.

Помолчав немного, я всё же спросил:

— А где лапти-то? Николай же сплёл. А ты босая…

— Там где-то, — призналась Марина. — Я не смогла их надеть.

— Почему? — удивился я. — Их же для тебя сделали.

— Мне было стыдно, — чуть слышно прошептала Марина.

И тогда я снова обнял её и прижал к себе. А потом поцеловал. Так ласково, как только смог. Сначала один заплаканный глаз, потом другой, потом шмыгающий носик, а потом… И Марина не отстранилась.

Какое это было счастье, целовать Марину! Как давно я мечтал об этом!

У меня кружилась голова. Я то ли в небо взлетал, то ли в бездну падал… Парил в невесомости. Я не видел ничего вокруг, кроме Марины.

Время остановилось. Мир остановился. Жизнь остановилась. Остались только её глаза, нос, губы, волосы — такие тонкие, мягкие… И разводы от слёз на щеках… И глаза… фиалковые глаза.

И тут прискакал Дёма.

Следом шла древесница. Босиком. А лапоточки несла в руках.

Остановилась перед нами и протянула лапти мне.

— А как же ты? — спросил я у лесной девушки, продолжая обнимать Марину.

— Я? — Древесница засмеялась. И снова ветерок пронёсся по кронам. — Я так…

Она опустила взгляд, и я вслед за ней глянул на её ноги. Мягкая зелёная травка окружила ступни древесницы, и я понял, что лесной девушке лапти, действительно, ни к чему.

— А ей надо, — Древесница кивнула на Марину и снова протянула мне лапти.

Я взял берестянки, над которыми трудился весь вчерашний вечер.

Древесница посмотрела на Марину, на меня, погладила Дёму и ушла.

— Кто это? — спросила Марина.

Она тоже увидела лесную девушку.

— Древесница, — автоматически ответил я и, сообразив, что я забыл поблагодарить древесницу, крикнул ей вслед: — Спасибо.

В ответ по веткам пробежал лёгкий ветерок.

Возвращались с Мариной мы уже потемну. Шли — не спешили. Марина полностью доверилась мне. А я видел лес, как днём, и потому выбирал дорогу — обходил буреломы и выступающие скалы, смотрел, чтобы не было крутых спусков или густых колючих кустарников.

Не знаю, почему я хорошо всё видел. Может, Чёрный помогал, может, леший или древесница. Но проблем с ориентацией не возникло. Я точно знал, где наш лагерь. И поэтому шёл спокойно, уверенно.

От доверия Марины мне было тепло. Я был счастлив. И чувствовал себя не просто большим, а сильным и могучим.

Могучий… Тот, кто может…

Рядом с Мариной я чувствовал, что могу всё! Что непосильных задач нет. И мне это чувство нравилось!

Но любая дорога рано или поздно заканчивается. И мы вышли к лагерю.

Народ уже поужинал и теперь все сидели вокруг костра, разговаривали. На нас особого внимания не обратили — пришли и пришли. Только Агафья Ефимовна сказала в своей обычной манере:

— Там вам еду оставили, идите, поешьте.

Мы с Мариной подошли к столу. Посредине стояло три тарелки, аккуратно накрытые сверху.

Три!

Кто-то ещё остался без ужина?

Но я не хотел думать об этом. Я пододвинул одну тарелку Марине, другую — себе.

Взял две ложки — для неё и для себя. Улыбнулся — хлебушка бы! Дома не ел, а тут захотелось — что значит на свежем воздухе… И зачерпнул едево — что-то среднее между грибным супом и кашей.

Мы с Мариной пропустили обед и ужин. А она, скорее всего, и завтракала плохо. Однако, ела Марина без особого аппетита и всё поглядывала на третью чашку. Время от времени пробегала взглядом по тем, кто у костра, а потом снова смотрела на третью порцию.

Глядя на Марину, я тоже сбавил темп. Ну как сбавил? Еда закончилась быстро, но остатки я уже выгребал не спеша.

Не доев свою порцию, Марина вздохнула и отложила ложку.

— Не могу я так… — прошептала она негромко. Так, что только я и услышал. Да ещё Агафья Ефимовна…

— Спит она, — сказала наша кухарка и строго посмотрела на Марину. — Легла пораньше… А ты ешь, давай!

Марина немного приободрилась и снова взяла ложку. Без особого аппетита, но всё же.

А я понял, что третья чашка — для Ритки. Получается, она тоже не ужинала. А может и не обедала.

Когда Марина доела, я взял обе тарелки — свою и её — и сказал:

— Ты садись к костру, а я пойду помою.

Марина кивнула, и я отправился к ручью.

Я точно знал, что сейчас пошёл сам, а не потому, что мной управляли, и от этого простое дело — помыть чашки-ложки — стало для меня вдруг серьёзным и важным. Ну, или естественным.

Может, поэтому я не спешил уходить от ручья. Сел на бережок и задумался.

Жизнь в лесу, в диких условиях для нас, городских жителей, тяжела. Это хорошо ещё, что немного посуды есть и продуктов. Ну и лопаты, топоры тоже есть. Хоть землянку вторую сделаем да дров заготовить можно. Но вот начнётся дождь и что? Вторая землянка ещё не готова, спрятаться негде. Да и не просидишь в землянке долго без дела… Были б инструменты, можно было бы резать по дереву или другое какое ремесло осваивать, а так… Можно переждать небольшой дождик, а если затяжной? Но если парни могут спрятаться под деревья, то готовить всё равно под дождём придётся.

Я представил, как стою под дождём, мешаю кашу, а мне за шиворот льются холодные струи… Бр… А девчонкам и Агафье Ефимовне каково?

Хорошо бы тент какой что ли? Да и продуктов ещё надо. И одежду…

Короче, нужен портал! Кровь из носу как нужен!

Я вспомнил наши упражнения с Григорием Ефимовичем, поднялся, отошел от ручья на ровную площадку. Представил костёр, у которого сейчас сидели все наши… у которого сидела Марина. Мысленно зачерпнул из него немного огня, добавил к своему внутреннему, чтобы точно был костёр, а не свечка… Вспомнил, как мы сидели с Мариной под сосной. Вспомнил ощущение собственной могучести. Пламя внутри меня загорелось ровно, уверенно.

Я задышал глубже и размеренней, чтобы мой костёр разросся, но искр не разбрасывал.

Когда пламя внутри меня стало по-настоящему мощным, я огляделся — выбрал место, чтобы подальше от деревьев, и… И направил пламя туда.

Портал открылся. Сразу и без проблем.

Не раздумывая, я шагнул в него.

И вышел у себя дома, в своей комнате.

Если честно, я не задумывался, куда открывать портал. Я вообще не думал, куда хочу попасть. Просто нужна была помощь, и я пошёл к родителям.

Мама с папой ещё не спали. Они разговаривали на кухне. Я поспешил к ним.

Странное это было ощущение — вот я дома, а всё тут стало таким далёким, как будто прошло не несколько дней, а несколько лет!

Мама с папой, конечно, обрадовались, давай скорее кормить меня, расспрашивать. И я был счастлив, что вижу их, могу обнять, но почему-то в сердце зазвенела тревога, занялась, завибрировала. И я остановил родителей.

— Мам, пап, нужна одежда для девочек и для Григория Ефимовича, он сейчас совсем без одежды остался. И тент для кухни, и продукты… Хотя бы это… Поможете?

Мама тут же начала складывать в пакеты упаковки круп, макарон, хлеб, колбасу… короче, всё, что было на полках и в холодильнике. А папа поспешил к шкафу. Распахнул дверцы и растерялся…

— Солнце, что из одежды дать? — спросил он у мамы.

Мама сунула мне пакеты в руки и побежала к шкафу. Вытащила папины трикотажные штаны и футболку, ещё какую-то одежду — всё это сложила в кучу на кресле и задумалась на минутку. Потом стянула с кровати покрывало, и расстелила его на полу, одежду сложила в него и завязала узлом.

Мама всё делала как-то быстро, отчаянно, а папа стоял и смотрел на неё. Но когда она начала завязывать узлы, кинулся помогать. Потом повернулся ко мне и спросил:

— Останешься до утра или…

— Сейчас пойду, — ответил я, потому что тревога внутри уже гудела.

Папа подхватил покрывало с вещами и направился в мою комнату. Я с пакетом пошёл вслед за ним и увидел Соньку. Она проснулась от шума и теперь стояла в ночной рубашке, сжимая в руках обгорелую «карету для кукол» — мой первый лапоть.

Я подошёл к ней и присел.

— Ты как, егоза? — спросил я у Соньки.

— Нормально! — ответила Сонька. — Ты уже уходишь?

— Я должен, — ответил я и почувствовал, как сердце сжалось.

И тут позвонили в дверь.

Мама с папой переглянулись. Потом мама решительно повела Соньку в её комнату, а папа схватил меня за руку и чуть не волоком утащил в мою комнату, сунул мне узел с вещами и пакеты с продуктами, и толкнул во всё ещё открытый портал.

Я кубарем выкатился у ручья и тут же вскочил, но костёр внутри меня уже истощился, и портал начал закрываться.

Но и того, что я увидел, мне хватило — портал светился в ночи! Ярким голубым пламенем. Он не просто горел, как голубая светодиодная лампа, он мерцал. Очень специфически мерцал. По нему пробегали искорки — те, которые прожгли пространство.

Я уставился на портал и в отчаянии сел.

Это что получается? Если портал светился тут, в лесу, значит, он и в родительской квартире тоже… А я за своими переживаниями не обратил внимания. И портал всё время, пока я был там, светил в окно, как маяк, сообщая всем заинтересованным, что вот он я.

Вот он я — идиот и дурак!

Вот он я — тот, кто подставил родителей!

А то, что окна были закрыты шторками, так это ничего не значит — свечение было слишком ярким!

То, что к ручью прибежали Агафья Ефимовна и Григорий Ефимович, меня не удивило.

Григорий Ефимович что-то кричал, тряс меня, но в ушах у меня стояло дребезжание звонка. А перед глазами — мама, подхватывающая Соньку, и серьёзный сосредоточенный отец, толкающий меня в портал. И в мыслях: «Это же не Сан Саныч? Не может же быть Сан Саныч?.. Он бы не стал звонить, он бы вынес дверь… Может, это просто соседи? Тётя Маша за солью пришла…»

Агафья Ефимовна, зачерпнув воды из ручья, плеснула мне в лицо.

Холодная вода отрезвила. Я увидел Агафью Ефимовну, Григория Ефимовича, всех наших — они толпились под деревьями. Марину — она стояла в первых рядах. В глазах её были испуг и восхищение.

Я смотрел на Марину, а до меня, как из ямы, едва доносился крик Григория Ефимовича.

— Влад! Влад! С тобой всё в порядке⁈

Но крик летел так медленно, что я не знал, как на него отвечать.

Агафья Ефимовна снова окатила меня водой из ручья. И на этот раз воды было гораздо больше, чем могло вместиться в её ладони.

— Осторожно, тут хлеб, — сказал я и протянул ей пакет.

Она растерянно взяла продукты.

— Немного, правда, — добавил я и перевёл взгляд на Григория Ефимовича. — Здесь одежда… Вам и девушкам, — я снова посмотрел на Марину.

И тут я словил затрещину. Хорошую увесистую затрещину.

— Ты что наделал, придурок⁈ — прошипел Григорий Ефимович. — Ты всех нас подставил!

Я кивнул. Всё правильно. Я придурок. Я подставил своих родителей и сестру.

— Ты же без защиты своим порталом всем заинтересованным сообщил, где мы! — выговаривал Григорий Ефимович.

А я не знал, что делать. Стоял, держал ставший невыносимо тяжёлым узел с вещами и не смел поднять глаз.

И тут Марина шагнула вперёд. Он подошла, забрала у меня узел, вручила его Григорию Ефимовичу, потом взяла меня за руку и потянула за собой.

— Пойдём к костру, ты весь мокрый, простудишься ещё.

И я пошёл, видя и не видя, как парни расступились перед нами.

Остался стоять на пути только Николай.

— Что⁈ — жёстко спросила у него Марина.

— Ничего, — ответил Николай и шагнул в сторону.

Ночью я весь искрутился. Мысли скакали, как бешеные вороны. Я думал то о родителях и Соньке — может, нужно было их забрать сюда в лес или хотя бы Соньку, но потом вспоминал, что Григорий Ефимыч ещё раньше уговаривал их и они категорически отказались, то вспоминал о Сан Саныче, то, как Ефимычи с Борей и Игорем Петровичем совещаются в стороне… Как парни встревоженно гудели и косились на меня, как Марина взяла меня за руку — сама! То про вставшего на пути Николая, то снова про родителей и Сан Саныча. Уснул только когда Дёма пришёл откуда-то из леса, улёгся мне под бок и затарахтел.

Но спал всё равно недолго. Потому что замёрз, как собака. По-видимому, до конца у костра не обсох. А может, просто похолодало… А покрывало, в котором были, вещи отдали раненым — им нужнее, им сил набираться нужно.

Проснулся я среди ночи от того, что зуб на зуб не попадал. И чтобы не будить Арика, встал. Оставил ему Дёму и встал.

Полная луна клонилась к закату, но была ещё достаточно высоко и лес освещала хорошо, только странно — кусты в лунном свете стали прозрачными. Днём кусты стояли плотной стеной, а в лунном свете всё, что за ними, стало видно, словно листва частично исчезла и остались почти голые ветки.

Я сходил в туалет. Ноги сразу промокли. Выпала роса. Трава, камни, стол, брёвна — всё серебрилось.

На душе было тошно. Снова и снова вставали перед глазами встревоженные лица мамы, папы и Соньки. Не так остро, как вчера, но зато с большим количеством деталей. И от этого боль на душе становилась ноющей, саднящей.

Очень хотелось открыть портал домой, узнать, как у них дела, но я понимал, что не сделаю этого. Григорий Ефимыч вчера очень хорошо дал понять, что портал без защиты открывать нельзя. Он подробно расспросил меня, что было дома, про родителей и про звонок… Потом-то преподаватели и совещались…

Зря я всё-таки не забрал хотя бы Соньку. Ну, ничего, открою портал, как положено — днём под защитой — и уговорю родителей пойти со мной сюда, здесь всё-таки не так опасно, как дома, тут нет Сан Саныча.

«Пока не опасно! — подумал я и вздохнул. — Эх, был бы телефон!»

«И где б ты его заряжал?» — спросил я у себя.

Ответить себе мне было нечего.