Шарлатан

Глава 17

Вообще-то наступление осени и окончание уборки урожая не обеспечило отдыха крестьянам: сейчас все свободные от иных дел мужики и в гораздо большей степени бабы (потому что баб просто было гораздо больше) занимались копанием земли. Точнее, они руду добывали, но чтобы выкопать из земли одну тонну этой руды, требовалось перелопатить кубов пять-шесть грунта, а так как основным инструментом тут была простая лопата, то копать приходилось очень много. Однако от такого тяжелого во всех смыслах труда почти никто не отлынивал, потому что каждый уже видел вполне осязаемый результат такой работы: в Павлово на инструментальном заводе изготовили несколько (два или три, показания разнились) гвоздильных автомата и гвозди теперь в каждом сельпо лежали. А гвоздь — это не просто кусочек красивого железа, гвоздь, если он доступен, позволяет легко и просто сколотить ящик. А ящик, в который можно набить всякий мусор — это источник ценного пищевого продукта. Продукта для кур — вот только один червяковый ящик за три месяца позволяет вырастить этих самых кур на мясо штук пять. Или, если кур сразу не забивать, то за те же три месяца получить сотни две яиц — а это в любом крестьянском хозяйстве — очень заметная прибавка. И к рациону прибавка, и к семейному бюджету. Потому все, способные держать лопату в руках, копали…

Но копали не только тугую глину, очень неплохо копался и весьма податливый торф. Тоже в крестьянском быту штука весьма полезная, причем не только в качестве топлива для получения гвоздей. Сначала я у себя дома «внедрил прогрессивную технологию», принудив всех гадить не в выгребную яму, а в ведро, в котором поступающий продукт жизнедеятельности присыпался (дабы ароматы не разносились) сухим торфом, а затем содержимое ведра вываливалась уже не в ящик, а в огороженную досками компостную кучу. Туда же обильно добавлялась червяковая молодь — и довольно быстро содержимое кучи превращалось во вполне себе качественное удобрение. К весне сорок второго такие кучи в Кишкино уже в каждом дворе появились, да и в Грудцино народ начал перенимать прогрессивный опыт. Несколько поздновато, конечно, массово народ бросился компостные кучи у себя организовывать уже после того, как в Кишкино картошку выкопали — но размеры урожая, нашими бабами не скрываемые (а так же демонстрация соседям особо выдающихся картофелин) просто вынудили народ в соседних деревнях заняться улучшением собственных огородов. И это стало тем более просто потому, что на том же инструментальном изготовили несколько мельниц для шлака из наших конвертеров, а что такое «томас-шлак», любой грамотный мужик сам прочитать мог еще в разных дореволюционных изданиях. Мог, и даже читал, почесывая в затылке — а тут этот самый шлак появился!

Понятно, что в компостные кучи не только собственное дерьмо народ скидывал, навоз (у кого были коровы или лошади) тоже мимо них не пролетал — но все в деревнях считали, что червяку-то все равно что жрать, он всяко одинаковое удобрение производит — а это удобрение, используемое в «кабачковых башнях», обеспечивало (уже обеспечивало) свежим и пользующимся огромным спросом на рынке продуктом крестьянское хозяйство в просто невероятных количествах. А то, что осень наступила высохли цветы и глядят уныло желтые кусты, определенной части кабачков нисколько не навредило и они упорно продолжали радовать продуктом некоторых людей. Конкретно — школьников в Кишкинском интернате: здесь была построена настоящая теплица (небольшая, но именно настоящая, даже с печкой и с кучей лампочек), и внутри этой теплицы таких «башен» поместилось почти два десятка. А так как кабачкам было тепло и светло, то они и продолжили плодоносить — и когда она собрались это дело прекращать, никто не знал, и все просто радовались, что пока есть возможность детей в школе посытнее кормить. Вторая почти такая же теплица стояла теперь у нас в огороде, и вся наша семья тоже этому радовалась. Да и вообще почти все в деревне этому радовались, так как мама большую часть урожая в детсад к себе уносила. Правда, нашлась одна гнида, нажаловавшаяся в район, в райком партии, на то, что какие-то «частники забесплатно общественное электричество потребляют без счета», но после приезда «комиссии», состоящей из второго секретаря партии и начальника районного НКВД, в деревне просто освободился один дом, о чем никто в Кишкино не пожалел. Разве что еще с неделю бабы судачили о том, что «не нужно нам эвакуированных жидов больше к себе пускать», но тетка Наталья такие разговоры быстро пресекла, сказав бабам, что «нее нужно путать евреев с жидами» и что гвоздильные станки как раз приехавший их Ленинграда еврейский инженер и сделал всем на радость. Ну да, гвозди оказались аргументом простым и понятным, и в деревне согласились, что «гниды в любом народе заводятся»…

Ко мне в середине сентября еще раз приехала Маринка и мы с ней долго говорили по поводу содержимого новых выпусков «Юного шарлатана». Она предполагала сразу два номера печатать, но оказалось, что весь материал можно и в один запихнуть: описание технологии производства коробок для яиц поместилось на пяти страничках, а на оставшихся уже я расписал, как «сильно сократить расход торфобрикетах в доменках». Вообще-то очень простое решение: в торф перед брикетированием подсыпать угольную мелочь, причем уголь брать древесный, выжигаемый в ретортах из веток и прочих древесных отходов на лесосеках — и как раз описание процесса получения «веникового угля», как это назвала Маринка, и занял почти все оставшееся место. Я еще заметил, что можно и крошку каменного угля использовать (о чем, впрочем, народ и без меня знал и даже такие брикеты массово производились уже), но я это «заметил» с «эдаким намеком»: крошки-то такой было немало, особенно на станциях она скапливалась, куда уголь с шахт привозили. А привозили его много…

Я вообще-то на происходящее на фронтах внимания мало обращал: все же голова еще маленькая, в нее много мыслей одновременно не помещаются. Но кое-что «положительное» я все же заметил, благодаря рассказам Вовки Чугунова: наши крепко зацепились за Оскол и немец его нигде форсировать так и не сумел. А еще не сумел в низовьях Серерский Донец пересечь, и наши не пустили немца в Ворошиловоград — в с летнем наступлении отбили у немца Сталино. И с Донбасса уголь снова пошел в больших количествах, в том числе и в Горький. Уголь был, конечно, для обычных доменный печей большей частью не годный, но если угольную крошку в торфяной брикет добавить, что в мелких доменках получалось очень неплохо. Все равно в них топлива тратилось чуть ли не вдвое больше, чем в настоящих домнах, но все рано многое можно было теперь стального сделать, например узкоколейки по району проложить или даже мост выстроить. Железнодорожный, через Кишму в Ворсме — и его уже выстроили! А так как торф теперь в Заочье добывался в очень заметных количествах, то выходило, что вроде «дополнительный металл почти бесплатным выходил». Ну да, бесплатным, люди-то на торфоразработке только за пайки и работали…

А если так считать, то и кабачки в теплицах тоже получались бесплатными: электричество для лампочек шло с «доменной электростанции», вообще в качестве попутной продукции, стекло… Со стеклом было посложнее, все же избытка стеклянных отходов у стекольщиков сейчас не было (да и стекла оконного тоже почти уже не было), но благодаря Маринке нижегородская пионерия стала массово стеклобой собирать наравне с макулатурой и металлоломом, и на нашем «стеклозаводе» с сырьем было все еще неплохо. Не хорошо, а просто терпимо, ведь бой тех же банок и бутылок теперь приходилось в печке и греть сильнее, чтобы стекло успело растечься, и крошить стекло перед насыпанием на стальные листы приходилось тщательно, но все равно листы получались «пузырястые». Дед, который стекольным производством у нас заведовал, все грозился отдельную печь для переплавки этого стеклобоя выстроить — но сам он этого сделать не мог, а все печники района были очень сильно заняты. Потому что кроме них мало кто умел правильно кладку вести, а строили уже много всякого. Однако два Грудцинских печника пообещали, что весной они стеклянную печь все же выстроят…

На совещании, посвященном итогам сельскохозяйственного года, Иосиф Виссарионович не смог не заметить несколько выделяющиеся из общей статистики показатели по нескольким районам Горьковской области. Настолько выделяющиеся, что по завершении совещания он попроси остаться представляющего область второго секретаря обкома. И поинтересовался:

— Товарищ Киреев, вы можете как-то пояснить, почему у вас три района сельхозпродукции сдали в полтора раза больше плановых заданий, в то время как все остальные районы даже план не выполнили?

— Могу, и я даже специально все материалы захватил. Тут, я считаю, основная заслуга принадлежит второму секретарю Павловского райкома комсомола товарищу Чугуновой, которая стала выпускать в Павловской типографии детский журнальчик.

— А при чем тут детский журнал?

— А в нем она рассказывает про опыт одного юного умельца, котрый приумывает как все сделать. Как урожаи кр-артшки на огороде втрое увеличить, как кур кормить, зерна не тратя, как заставить кур зимой нестись как и летом — много всякого полезного, причем настолько простого, что даже октябрята — и те всем этим заниматься могут. Они и занимаются, то есть октябрята и пионеры, а результат мы все теперь видим. Но главное, что и колхозники результат увидели и они тоже стали передовой опыт перенимать. Я как раз хотел в ЦК комсомола обсудить вопрос об издании этого журнальчика не в одном районе, а на всю страну: если район производство яиц втрое увеличил и теперь в Ворсме и Богородске яйца вдвое дешевле на рынке продаются, чем в Горьком, а теперь на рынке и курицу купить стало нетрудно и относительно недорого…

— И что же это за журнал такой волшебный?

— Вот, смотрите, пока вышло семь номеров, но товарищ Чугунова говорит, что до конца года еще минимум пять выйдет.

— Что⁈ Это кто такой… талантливый название–то это придумал?

— А, название… Да есть у нас мальчонка, его в деревне все так и кличут. А в журнале пока только его придумки расписываются.

— Уж не тот ли мальчонка, который бумажный самолетик придумал? Помню я его, толковый парнишка. Вроде уже в первом классе в свои пять лет…

— Уже во втором, и лет ему уже шесть. Но да, придумывает он много чего полезного.

— И за что же его шарлатаном-то прозвали, если придумывает полезное?

— А он шарлатан и есть. Он же ничего почти сам не делает. Просто проситает где-то что-то интересное, а потом всех как-то убеждает, что «все это знают, только дураки этим не пользуются» — а дураком-то никто себя не считает. Вон, прочитал он у Фабра в «жизни насекомых» про червяков — а теперь их в четырех или пяти районах уже в каждом буквально дворе разводят. И в каждом дворе на этих червяках кур выращивают втрое больше прежнего — а получается что куры теперь у крестьян кормятся гнилой соломой, прелой листвой и навозом… всяким. И на зерне экономия огромная, и яйца, мясо опять же…

— А с самолетиками как, про них он тоже у Фабра прочитал? — усмехнулся товарищ Сталин.

— С самолетиками да, непонятно: на двадцать первом заводе все журналы перерыли, ничего похожего не нашли. То есть нашли, в немецком журнале, про модели самолетов там написано было, и похожий самолет с мотором резиновым там расписывался — но обычный, из дерева, бумагой оклеенного, а тут целиком из бумаги почти сделан получился. Впрочем, в деревне у него все деды в приятелях ходят, а один в ту еще войну в австрийском плену был, немецкий знает — может он ему и рассказал? Но и тут он только сам планер склеил, моторы ему отец и брат старший соорудили, а реле — но катушку намотать нетрудно, а остальное ему тоже другие мальчишки, постарше, сделали. Зато про домны его мы все выяснили, нашли, откуда он все вычитал.

— Какие домны?

— Да он придумал небольшие доменки ставить и из болотной руды стал выплавлять на торфе. Вроде и пустяк, там металла тонны две в сутки выходит — а по Павловскому району узкоколейки проложили, и теперь там и с топливом хорошо, так как торфоразработку новую устроили, и продукты в города крестьяне возят легко. Вот с Ворсме, да и в Богородске с продуктами и полегчало очень заметно, теперь часто и из Горького туда народ ездит. А к следующему лету, когда уже три района такими узкоколейками соединят…

— Погодите, а тут написано, что главный редактор журнала какой-то Кириллов.

— Так Марина… то есть товарищ Чугунова, журнал в одиночку готовит, но по каждому номеру с этим шарлатаном советуется, он как раз все ей и поправляет, чтобы ошибок не вышло. То есть редактирует…

— Мальчик в пять лет.

— В шесть, но, говорят, он уже в три хорошо читал и писал. Семья у него такая правильная, моторы-то к бумажным самолетам его отец придумал…

— Надо бы всех их отметить, а журналы эти, вы правы, нужно на всю страну печатать. Вы мне их оставьте, я попробую договориться, чтобы в самое ближайшее… а отметить их действительно нужно.

— Я хочу на Чугунову представление на «Знак почета» подготовить.

— Не готовить нужно, а награждать! Это же в вашей компетенции, так чего вы бюрократией-то решили заняться?

— Товарищ Родионов возражает…

— Так, вы сейчас выйдите, у товарища Поскребышева возьмите бумагу и представления напишите. На Чугунову и на этого шарлатана малолетнего… я думаю, товарища Владимира Кириллова нам следует наградить медалью «За трудовую доблесть». То есть я думаю, что этого все же маловато такому разностороннему фантазеру, но он сам просил его не награждать за то, что в книжках вычитал. А вот за редактирование медаль будет вполне достойной наградой. Представления напишите, вернетесь, я их подпишу — и завтра же, как домой вернетесь, их и наградите. Людей, которые так работают на благо Родины, награждать нужно сразу…

Моя паника по поводу приезда товарища Киреева оказалась напрасной. Он всего лишь наградил меня медалью, причем «за редактирование очень нужного стране молодежного журнала» и рассказал, что журнал сам по себе тоже получил орден «Знак почета», а еще таким же орденом наградили Маринку «за успехи в деле воспитания молодежи». И Надюхе орден такой же дали, с той же самой формулировкой, а целом визит большого начальника никаких неприятностей и волнений не принес. Еще Сергей Яковлевич с большим интересом оглядел наши теплицы, похвалил всех школьников, которые за кабачками ухаживали — и уехал. И жизнь в деревне снова потекла как обычно.

То есть не совсем как обычно. Это в раньшие времена лес между Кишкино и Ворсмой всю деревню дровами в достатке обеспечивал, а теперь тут и школа с интернатом появились, и две теплицы, а еще в каждом дворе стоял свой «червячковый домик», который тоже никто замораживать не хотел. Опять же курятники нуждались в тепле и в свете — а это и печки, и электричество дополнительное. Ладно, электричество теперь в достатке поступало с «металлургического завода» — но и оно из топлива получалось. Конечно, торфяных брикетов стало много, тем более, что в Нижнем… то есть в Горьком для нового торфопредприятия изготовили специальные брикетеры — но чтобы их оттуда привезти, тоже топливо для «локомотивов» требовалось. И люди: пока Ока не встала, торф нужно было три раза перегрузить. Хорошо еще, что в Павлово приняли мудрое решение (я про него Маринке все уши прожужжал) и брикеты теперь возили в небольших деревянных контейнерах, которые перегружали вообще козловыми кранами. На деревянных котлах, а моторы к ним на генераторном сделали в достатке — но ведь с остановки «Кишкино» узкоколейки до электростанции (и нашего металлургического гиганта) все равно нудно было с километр брикеты на телегах возить…

В общем, работы (причем совсем не «крестьянской») хватало всем. Даже старшие школьники брикеты в тачках возили, так как телег просто не хватало, а для зимы дед Иван теперь срочно делал школьникам «грузовые санки». Но даже дети предстоящую работу воспринимали с радостью: им же в интернате и тепло было, и светло, и сытно. При школе соорудили отдельный курятник на полсотни кур (два курятника, чтобы в случае заразы какой без кур не остаться), а отопление в октябре в школе сделали вообще от собственной ТЭЦ! То есть поставили еще одну электростанцию, маленькую, на двенадцать киловатт, и «лишним теплом» от нее и школу с интернатом отапливать решили. Для этого отдельно Надюха ездила а Павлово, и там на трубном заводе изготовили, наконец, именно трубы! А на нашем металлургическом гиганте старики отлили чугунные батареи. Честно говоря, народ такое отопление поначалу оценивал очень скептически, но в середине октября, когда температура ночами начала в минус уходить, скептицизм как-то быстро испарился: в интернате пришлось вообще форточки даже на ночь не закрывать.

В Ворсме тоже к октябрю произошли заметные изменения: все же городские власти решили, что кое-какие дома очень сильно мешают «транспортной связности» района и там приняли решение полтора десятка «частных» домов снести нафиг. Но людям-то где-то жить все же надо — и прежних жителей этих домов было решено переселить в новые, уже кирпичные дома, причем в дома с центральным отоплением. В городе для «собственных нужд заводов» и новую электростанцию поставили, с четырьмя сразу генераторами на сто двадцать киловатт каждый, а вот «попутное тепло» для отопления «жилого фонда» и решили использовать. Старики-металлурги в Кишкино получили теперь в дополнение ко всему и рабочие карточки, причем по высшей категории — за то, что они и для города батареи отольют, Надюхе — за то, что она снова договорилась в павловцами об изготовлении новых труб — городские власти вручили медаль «За трудовое отличие»…

Кстати, о трубах. Выяснилось (это ученые мужи из горьковского университета выяснили), что трубы из «фосфотированного железа» — то есть из вырабатываемой на нашем заводике стали — почти вообще не ржавеют. То есть от воды не ржавеют, потому что там что-то такое фосфор обеспечивает. А еще я узнал, почему ученые нашу продукцию сталью в бумагах не обзывают: сталь-то — это сплав железа с углеродом, а в нашей продукции этого углерода было всего две сотых процента. Ну да, в конвертере-то весь углерод выгорает, чтобы из получаемого железа сталь получить, в ковши специально его после конвертера добавлять положено (в виде угольного порошка или графита), а у нас никто об этом вообще не знал. И хорошо, что не знал: оказывается даже самая паршивая гвоздевая сталь с таким, как у нас, содержанием фосфора стала ты настолько хрупкой, что гвоздь из нее при ударе молотком мог расколоться — а у нас материал получился не хуже конструкционных сталей, вон, мост через Кишму из него выстроили…

Но это у нас: в деревню приехали в конце ноября мужики уже из-под Тулы, где вроде тоже решили несколько таких же доменок выстроить — и там были люди, которые тамошнюю руду хорошо знали. И они сказали, что такого железа у них просто не получится, зато настоящей гвоздевой они у себя сделают куда как больше нашего. Ну и пожалуйста, нас и своя устраивает, а если в Туле другую сталь сварят лучше нашей, то мы только порадуемся за туляков. Потому что они не станут тогда от нас гвозди увозить для восстановления своих порушенных деревень. То есть нам на такое восстановление гвоздей для них было не жалко, все же помогать ближнему в тяжкую годину — это у нашего народа в крови. Но если этот ближний и сам себе помочь может, то мы уж лучше им поможем самим себе помогать…

Год выдался очень урожайным на яблоки: баба Настя только пастилы заготовила килограмм двести. Еще и грибов много в лесу уродилось — го наши бабы в заготконтору их не сдавали: все же местность-то было вокруг не лесная, грибов самим едва хватало. А вот соли на засолку хватало, и чтобы капусты наквасить тоже: хотя последний раз ее в сороковом году привезли, лари с солью едва наполовину опустошить получилось. Правда теперь ее из ларей приходилось топориком добывать, но это труд все же невелик. А вот в городе с солью стало очень грустно. В городах: в Ворсме еще народ как-то перебивался (родственники из деревень помогали), а в Павлово с ней было уже худо. И в Горьком — тоже, хотя где-то под Семеново каменную соль копали, а возле Балахны ее выпаривали из соленых родников. Но все равно соли было маловато, и в более лесных районах заготконторы грибов от населения много получали: за сдачу грибов и соль выдавали, и разные другие очень нужные товары. Например, обувь, которую иным способом было почти невозможно заполучить. Мне-то хорошо было, у меня от старших обувка оставалась, а вот взрослым приходилось мучиться: пока зима не настала, в валенках-то не походишь…

Я эту проблему все же решил, с помощью Вовки Чугунова: когда он в очередной раз приехал в теще на соленьями, я ему пожаловался на то, что отцу на работу ходить не в чем, и он пообещал помочь. И помог, привез отцу специальные «рабочие» ботинки. Причем сказал, что выписал он их в качестве премии за мой пульт управления самолетиками: этот пульт решили использовать и для других самолетиков, которые стали теперь в Уфе уже делать. То есть сами самолетики были почти такими же, как и горьковские, только на них уже не электрический мотор ставился, который сейчас от каких-то «полуанодных» батареек работал, а внутреннего сгорания, работающий на смеси эфира с касторовым маслом. И уфимский самолетик мог теперь летать уже на три километра и тащить груз до восьми килограммов — и всем, кто в проектировании его принимал участие, полагалась «материальная премия». Вовка и меня записал, так что ботинки сорок второго размера официально мне были выданы… и ботинки уже женские, тридцать шестого (это он для моей мамы выписал). Он еще сказал, что этот же пульт управления где-то вообще для ракет использовать собрались, но деталей он не знал, это слух такой пронесся. Но слух вроде обоснованный: мне он не сказал, для какой конторы у него все схемы и технологические карты запросили, но сам-то он знал, куда их посылал.

Так что мои родители босиком осенью не ходили, а зимой спокойно перешли на валенки. И дядя Алексей снова начал понемножку валенки валять, не для продажи, а для своих, конечно — но Вовка об этом узнал и как-то с ним договорился, что Дядя Алексей и ему валенки сваляет. Не просто так, и даже не за деньги: он и дядьке пообещал хорошие ботинки в обмен на валенки привезти. Однако перед Новым годом он в Кишкино приехал в валенках, но без ботинок. И даже не за очередной порцией еды к теще приехал: он сразу пришел к нам и сказал, что его вызвали в Москву, к товарищу Устинову на прием. А когда я его с этим поздравил, а отец просто усмехнулся столь откровенному хвастовству, Вовка добавил кое-что ее, отчего отцу сразу стало не до смеха. Оказывается, Вовку вызвали не одного, ему было приказано и меня с собой захватить…