Шаг третий. Ключи и калитки

Глава 4 Уважаемые гости, а не надоели ли вам хозяева?

О том, что в нашу сторону движутся гости из-за холмов, я, честно говоря, узнал ещё до того, как они, поднявшись вдоль ручья, вошли под сень леса, защищавшего наш бивак от чужих взглядов. Зря, что ли, я столько времени убил на изучение ментальных конструктов из коллекций Яговичей и Ростопчиных… ну, тех, что они соизволили раскрыть для меня. Первые — в силу полученного приказа, вторые — заглаживая, так сказать, «эксцесс исполнителя». Но вообще, и у тех, и у других в распоряжении оказалось немало всякого рода сигнализаций, рассчитанных на разные условия, время и место установки. Нашёлся конструкт, подходящий и для нашего окружения. Вот в него-то вторженцы и вляпались на полном ходу и даже не заметили этого.

Вообще, мы со Светой не особо-то старались скрывать следы своего пребывания в здешних местах. По большей части ввиду банальной бесполезности этого действа для любого мало-мальски опытного следопыта. Уж слишком много времени мы здесь провели, и понять, что исследующие местность вокруг собственного лагеря, воины рано или поздно наткнутся на наши следы, было несложно. Скрываться? Бежать и прятаться?

Ну-у… можно, конечно, но… смысл? Путешествующие по реке бойцы не то что не выглядят разбойничьей шайкой, они в силу сходства имеющегося оружия, снаряжения и одежды скорее походят на солдат регулярной армии. Каких-нибудь аркебузиров или мушкетёров… Учитывая же, что просто так, из любви к водным прогулкам, солдаты вёслами работать не будут, сам собой напрашивается вывод о наличии некоего приказа, заставившего их покинуть любимую казарму, погрузиться в лодку и отправится в путь далёкий. А такое сочетание факторов даёт весьма высокую вероятность того, что размениваться на стычки с каждым встречным-поперечным маленькому военному отряду не с руки. По крайней мере, именно такое впечатление у меня создалось после наблюдения за вознёй этой компании на берегу.

Нет, понятное дело, если они проявят в отношении нас со Светой явную агрессию, церемониться я не стану и легко устрою неприятелю хоть ремэйк хита восьмидесятых «Рембо в джунглях», хоть документалку о жизни пираний в условиях сибирской тайги. Но заранее настраиваться на боевое столкновение? На фиг, на фиг. Иногда проще договориться. Ну и да, банальный интерес к аборигенам этого мира тоже не стоит сбрасывать со счетов. А если контакт состоится… без фатальных последствий, то, думается мне, Грац со Старицким будут такому повороту только рады, что, в свою очередь, выгодно уже нам со Светой. Я не я буду, если по возвращении в Хольмград не стрясу с них соответствующую компенсацию и награду. Обязательно.

В общем, вывалившихся на нашу поляну молодых воинов мы встречали без всякой агрессии… хотя я не поленился отправить им за спину двухвостого, а Света явно держала наготове конструкт со своей росомахой. Ну и арбалеты, лежащие в расстёгнутых чехлах у наших ног, были взведены и готовы к бою.

Опасаться того, что выход молодцев из кустов был призван отвлечь наше внимание, чтобы дать возможность их коллегам напасть из какой-нибудь засады, в нашей ситуации не стоило. Пройти мимо установленной мною сигнализации незамеченными им было бы крайне тяжело. А без определённых навыков или устройств… я бы сказал, и вовсе невозможно. Но, ни того, ни другого у гостей не было. В этом мы с двухвостым были уверены. Ну, не чуяли мы от устроившихся на берегу воинов даже намёка на осознанное ментальное манипулирование. Да и прибор, регистрирующий искажения инфополя, в их присутствии ни разу не дёрнул стрелками… характерно.

А вот слова вывалившихся из кустов вояк заставили нас со Светой удивлённо переглянуться. Ну, не ожидали мы услышать здесь язык родных осин, берёз и прочих… дубов. Пусть чуть архаичный, пусть отличающийся каким-то странным акцентом, но абсолютно понятный и ничуть не искажённый русский язык! Вот уж чудо так чудо…

На удивление, знакомство с гостями прошло без проблем. Пришедшие к нам в гости воины не стали изображать гопников на районе, несмотря на явный перевес в вооружении, а предпочли представиться первыми и попросить разрешения присесть к нашему «очагу». Так и сказали. Не «костру» или «огню», а именно очагу. Странно, но я отнёс это к разнице диалектов.

Представились в ответ и мы. Точнее, называть наши имена пришлось мне, поскольку Света вновь, как и во время нашего с ней знакомства в Ведерниковом юрте, предпочла отмалчиваться. Лишь приветственно кивнула гостям, когда я назвал её имя… и тут же юркнула в шалаш, чтобы спустя минуту вернуться на полянку с парой дополнительных мисок в руках. Ну да, не оставим же мы гостей наблюдать за нашей трапезой, глотая слюни?

Отказываться присоединиться к нам за обедом стрельцы не стали. А стоило нам взяться за ложки… По моим растрепанным патлам словно тёплый ветерок пронёсся, а судя по брошенному Светой взгляду, не я один почувствовал что-то… странное. И можно было бы предположить, что нам обоим показалось, да вот донёсшийся до нас треск прибора, регистрирующего изменения инфополя, доказывал обратное.

Привычно взвинтив восприятие, я попытался было прощупать взбурливший ментал, заодно сканируя действия молодых стрельцов, но… бесполезно. Волна прошла, будто её не было, а Никша и Вавила даже не дёрнулись, словно ничего не почувствовали. А может… действительно не почувствовали? Если учесть напряжение здешнего инфополя, то можно предположить, что порог чувствительности у местных гораздо выше, чем у нас со Светой. Если они, конечно, вообще способны как-то взаимодействовать с инфополем, что совсем не обязательно. Достаточно вспомнить объяснения Старицкого по поводу нашего с ним прошлого мира…

Размышляя над происшедшим, я как-то увлёкся и, лишь краем глаза заметив, как младший из стрельцов потянулся грязной лапой в котелок с явным намерением прихватить оттуда кусок мяса в дополнение к наваленному в его миску плову, на автомате, как в далёком прошлом, треснул его ложкой по лбу. От души. Правда, Жук оказался на диво шустрым бойцом и почти успел уйти от удара. Почти. Металлическая ложка смачно впечаталась ему под глаз, и стрелец тихо охнул. А его напарник весело заржал.

— Поделом тебе, братец! Попомнишь теперь батькино ученье о вежестве, — сквозь смех выдавил из себя Вавила Вран. Никша смерил его взглядом исподлобья, но не выдержал, фыркнул и сам расхохотался в голос.

— Прости, купец, — отсмеявшись, повинился он. — Забылся я, не подумал, что не с десятком нашим трапезничаю.

— Никша — младший в команде, — «пояснил» его брат, но, не заметив понимания в наших со Светой глазах, развернул объяснение: — У нас принято, что младшему в десятке за трапезой — первый кусок. Обычай такой.

— Понятно, — кивнул я в ответ и повернулся к Никше. — Извини, Жук, не знал. У нас иные обычаи. Не держи обиды.

— Да ну, прав братец. Батюшка нас вежеству к своим и чужим поконам сызмальства учил, а я вот забыл о том… сам виноват, — отмахнулся Жук.

— А ты шустёр, купцов сын, — неожиданно с уважением в голосе протянул Вавила. — У нас не всяк десятник движения Жука даже увидеть может. А уж упредить-то…

Да, стрельцам я представился сыном купца, отправленным отцом в испытание… вместе с невестой, ага. Ну, вот не пришло в голову ничего более обыденного. Да и как понять, что в здешнем обществе есть это самое «обыденное», когда мы кроме этих вот стрельцов здесь ещё никого не видели? А так… «легенда» не хуже прочих. Вырос сын купца, невесту за себя сговорил. Вот, прежде чем приставить сына к делу, отец и отправил того вместе с невестою в путешествие. Новые пути разведать, мир посмотреть да диковинки для грядущей торговли подобрать. Почему вдвоём и без охраны? Так испытание же.

— А ежели сгинули бы? — поинтересовался непосредственный Никша.

— Так, не единственный же я сын у батюшки, — развёл я руками. — Старший уже пятый год у него в учении, готовится семейное дело перенять, да младшие подрастают. Послушные и исполнительные.

— А родители невесты? — слюбопытничал Вавила, поглядывая на по-прежнему молчащую Свету. — Они не против были?

— А нет тех родителей, — вместо меня ответила подруга, не забыв стрельнуть в мою сторону недовольным взглядом. — Ероша меня вопреки воле своего батюшки сосватал.

— Поня-атно, — в один голос протянули стрельцы.

Ну да, ну да. Теперь они додумают историю о пошедшем поперёк воли отца юнце, отказавшемся жениться по указке и выбравшем себе невесту по собственному разумению. Отец, само собой, взъярился за такое неуважением и скандал, да и погнал сына со двора, лишив наследства и обставив это, как испытание. Ну, или выдумают ещё что-то эдакое, душещипательное. И чёрта с два потом кто-то сможет эту «легенду» размотать. Уверенного в своих умозаключениях человека довольно трудно заставить переменить мнение. Это ж, придётся признать, что он был не прав, а кто такое любит? Нет, если за дело возьмутся профи, тогда, да… могут быть проблемы. Но где их взять в здешней-то глуши?

В общем, несмотря на завиральность, наша со Светой история вполне зашла стрельцам, хотя и вызвала некоторое удивление, не без того, конечно. Если бы ещё подруга моя отнеслась к этой легенде полегче. Вот чего фырчит, спрашивается?

От размышлений меня оторвал Жук. Послеобеденный трёп этому живчику явно надоел, и теперь молодой стрелец рвался «растрясти жирок».

— А что, говорят купцы не дураки кулаками помахать, — с эдакой деланной ленцой протянул Никша, с намёком поглядывая в мою сторону.

— Есть такие, — кивнул я в ответ, прекрасно понимая, к чему идёт дело.

— Так… может, смахнёмся? — прищурился Жук, поднимаясь с бревна и расстёгивая широкий боевой пояс. Я почесал кончик носа, бросил взгляд в сторону шалаша, где скрылась Света и… махнул рукой.

— А, давай! — поднимаясь на ноги, ответил Никше. Но тут же поспешил уточнить: — Правила?

— Оружия не брать, кулак не утяжелять. Кровь не пускать, под брюхо не бить. В висок и горло не метить… Упавшего не добивать, — протараторил вместо брата Вавила, подскакивая со своего места и, в свою очередь, расстёгивая пояс с саблей. Ну да, понятно, старший из братьев тоже не против размяться после сытного обеда. Тем более, что плов в наших желудках уже улёгся, а травяной взвар выхлебан до донышка.

Смахнулись. Сначала с Жуком, потом и с Враном. И если младший стрелец ничем особенным, кроме, разве что, действительно хорошей реакции и скорости, меня удивить не смог и был сначала легко взят на болевой, а потом и на лопатки уложен, чтоб уж точно не возмущался возможной «нечестностью» приёма, то с Вавилой пришлось повозиться. Резкий боец оказался. Удивительно техничный, с весьма тяжёлым ударом и… какой-то запредельной устойчивостью. Влетевший «на дурака» удар в скулу едва заставил его покачнуться, даже на миг не смутив. Но… я справился, хотя и получил несколько о-очень ощутимых плюх. Бока мне Вран намял весьма и весьма основательно. Но и сам он поднимался с земли, кряхтя и потирая побитые места.

Никша, которому досталось куда меньше тумаков, попытался было затеять ещё и сабельный потешный бой, по его выражению. Но, во-первых, прозвучало это предложение уж очень неуверенным тоном, а во-вторых, его на корню зарубил старший брат, смерив Жука одним-единственным суровым взглядом. Да уж, с отбитыми-то рёбрами только саблей махать, конечно!

— Ты ведь специально это устроил? — тихо спросила Света, обрабатывая мои синяки мазью и тихонько помогая себе лекарским конструктом.

— Ну-у… да, — так же тихо ответил я. — Какой из меня фехтовальщик, сама подумай?

— Откуда я знаю. Ты же не рассказываешь ничего, — буркнула в ответ подруга, сворачивая аптечку. Обиделась. Точно. Только на что, кто бы подсказал?

Получив помощь от Светы, я помог стрельцам привести себя в порядок, заодно потратив на них часть наших запасов мази от синяков, после чего мы дружно решили наведаться в гости к их начальству. Сборы были недолгими, так что спустя полчаса наша компания уже топала вдоль ручья, на встречу с полусотником Стояном Хлябей, давно заждавшимся своих подчинённых, отправленных им разведать местность добрых четыре часа тому назад.

Отправляя Никшу Жука и Вавилу Врана пробежаться по округе да посмотреть, нет ли поблизости какого жилья или обжитой охотничьей стоянки, полусотник Стоян и думать не думал, что шебутные братья и в самом деле найдут в этой глухомани каких-никаких людей. Делом хотел занять бузотёров, вот и отправил разведать округу. Всё лучше, чем терпеть очередную их шкоду, на которую молодые стрельцы всегда были горазды. Через что, собственно, и угодили в дальний острог на Бие.

А вот неча было шутить над похмельным полуполковником. Тот пусть и приходится братьям родным дядькой, но терпеть поношение боярской чести не стал. Всыпал горячих затейникам, да и сплавил их на две зимы в дальний острог. Да только братьям это наказание было, что с гуся вода. Как чудили, так и чудят. Ума не прибавили… Ну а полусотнику Стояну куда деваться? Его малый острог, принявший наглецов на кошт — последний на реке, дальше ссылать неугомонных родственничков боярина Сколского попросту некуда. Ниже Ловгайское озеро, а по другую сторону Бии земли местных самских племён, с которыми ни войны, ни мира.

Нет, будь у полусотника под рукой людишек поболе, заслал бы команду в речное устье, да и братьёв неугомонных туда же сплавил бы на строительство нового острожка, пусть там свои шутки шутят да народ баламутят. Но… нет у Стояна людей. Нету. В прошлый год боярин Сколский большую часть стрельцов с подчинённых ему Бийских острогов собрал да увёл в помощь новому воеводе, устроившему по глупости да незнанию замятню с верхневодскими самами. А вернул потом едва десяток из трёх взятых. Эх, а ведь были планы. Были! Кабы не тот неудачный поход, ныне имелось бы у Стояна два острога под рукой вместо одного, а это уже сотская должность. Да что должность! Государь милостив, за возведение крепостиц за Старым Камнем, пусть и малых, жалует не только чинами, но и деньгой… да помимо освобождения от тягла. А это… Эх!

Да что далеко ходить? Вон, боярин Сколский, полуполковник стрелецкий. Давно ли его сам Стоян по имени звал да с одного котелка с ним кулеш в походах ел? А, поди ж ты, выслужился Ермил, возвёл пять острожков в среднем течении Бии, и из полусотников до полуполковника за семь тучных лет и поднялся. Всё нижнее пограничье под его рукой. А не будь той истории с воеводой, поди, уж и за реку стрелецкие команды наладил бы…

Сплюнув, полусотник Стоян по прозвищу Хлябя вытряхнул из головы несвоевременные мысли-сожаления и, поднявшись на ноги, двинулся навстречу идущим вдоль ручья весело гогочущим братьям, следом за которыми шла весьма странная пара незнакомцев. Точнее, незнакомец и незнакомка. Молодые, почти юные. И всё бы ничего, если бы… Ну, то, что стрельцы идут впереди чужаков, беспечно подставив им бездоспешные спины, ещё как-то понять можно, хотя и заслуживает трёпки! Ой, как заслуживает. Ну да ладно, то дело грядущее, тем более, что оружия в руках или на поясах гостей не видать, если не считать коротких рабочих ножей в ножнах с застёжками.

Фингалы у братьёв, у Никши под левым, а у Вавилы под правым глазом, тоже дело привычное. Либо сами друг другу поставили, либо от парня при знакомстве схлопотали… что хуже, но тоже понятно. Жук да Вран кого угодно до рукоприкладства довести могут. В шутку, ага. Интереснее другое. Не похожи чужаки на местных жителей. Ни одеждой полотняной да тканой, в противовес привычной тем же самам коже да мехам, ни обликом. Светловолосы и светлоглазы, какими ни самы, ни кайсаки не бывают, но и словене их за своих не примут. Уж слишком черты лица у гостей тонки… Точёны, можно сказать, как у фрязей. Но те, обычно, либо горбоносы и темноволосы, либо, ежели и светлы волосом, то больше в каштанов цвет… а то и вовсе ржою на головах полыхают. Впрочем, и среди последних, круглых, усыпанных россыпями веснушек лиц, пожалуй, поболе будет.

Чем ближе подходили гости, тем больше странностей подмечал в них полусотник. Тканая одежда их оказалась непростой. Сложного, а значит, дорогого кроя, но без вышивки и мало-мальских украшений. Неярких цветов, что для дорогой одежды и вовсе необычно. А уж обувь… Остановив на миг взгляд на обувке чужаков, Стоян против воли залип.

Высокие, на толстой подошве, сшитые явно по мерке из крепчайшей даже на вид великолепно выделанной кожи, высоко шнурованные сапоги гостей не могли похвастаться даже намёком на тиснение или иное какое украшение, но прочная и чрезвычайно мелкая двойная строчка и небывало аккуратная подгонка деталей выдавали немалую стоимость обувки. Такую, пожалуй, и воевода не враз себе позволить сможет…

Намётанный глаз полусотника выхватывал одну несуразность гостей за другой. И каждая из них приводила опытного стрельца во всё большее и большее замешательство. Чего стоит только заплечный мешок за спиной молодого парня. Необычная ткань, множество ремешков и защёлок, сделанных не из дерева или металла, а из чего-то, чему Стоян и названия-то не знал. Длинные чехлы, притороченные у юноши к мешку, а у девушки за спиной, тоже казались необычными. Как формой, так и видом. Да и материал, из которого они были сделаны, напоминал тот, из которого был сшит заплечник юноши. Поначалу-то полусотник вовсе подумал было, что в этих чехлах гости хранят что-то вроде лютен, но… слишком плоскими те были. Впрочем, кто знает, какие на свете бывают лютни? Может и такие вот где-то своим перезвоном людей радуют.

На фоне всех этих странностей, одетая по-мужски девица, державшаяся за плечом своего спутника, словно привязанная, смотрелась почти обыденно. Ну и… в самом деле, не в юбках же ей было по лесу сутками ходить, верно?

Как бы ни был удивлён происходящим Стоян, но, заметив возвращающихся вдоль ручья стрельцов с гостями, приказ о готовности оставшимся на хозяйстве подчинённым отдал сразу. Так что к моменту, когда Жук и Вран подвели чужаков к лагерю, опытные воины, выслужившие по Бийским острогам по два-три длинных ряда, уже давно были настороже и готовы к любому повороту дела.

Но обошлось. Не выскочили из-за камней идущие в наход самские воины, решившие поживиться оружием и скарбом стрельцов, не засвистели в воздухе тяжёлые стрелы, посланные короткими тугими луками лесных охотников. Песчано-каменистый берег Биянки оставался тих и безмятежен. И только смешки неугомонных братьев Сколских да редкий плеск рыбы в реке нарушал разлившийся вокруг послеобеденный покой. Хлоп!

Ну и звон комарья, да. Стоян размазал по шее прибитого ударом ладони кровопийцу и поманил братьев, дескать, подходите уже.

— Ну, вещайте, барагозы, — с усталым вздохом велел полусотник, не преминув смерить недовольным взглядом чуть примолкших стрельцов, а паче того, висящие за их спинами замками кверху ружья. Разряженные, вестимо. Иначе бы братья их из рук не выпустили, чтоб огненное зелье с полок не просыпалось. И Сколские то поняли. Стёрли ухмылки с едва покрытых щетиной морд. Нахмурились.

— Вот, Стоян Смеянович, соседей встретили. Они в леске, что за холмом, лагерем стоят, — нервно облизнув губы, заговорил Вран как старший. С вежеством, но… а, да все они, Сколские, такие! — Они нас кайсацкой кашей угостили, ну а мы их в гости позвали… то есть, чтоб представились нашему командиру.

— Чтоб представились, значит, — протянул Стоян. — Командиру, значит… Ну-ну. Они по нашему-то понимают?

— И говорят не хуже, — подал голос Жук, за что тут же получил от брата выразительный и о-очень многообещающий взгляд. Тем суровее, что сверкал глазом Вавила через уже набрякший синевой внушительный фингал.

— Славно, — сделав вид, что не заметил кривляния старшего из братьев, кивнул полусотник и перевёл взгляд на чужаков. — Что ж, здравствовать вам, люди добрые. Будьте гостями у нашего очага.

— И вам здоровья. Благодарю за приглашение, господин… — с незнакомым выговором ответил на приветствие молодой парень, глянув чуть исподлобья на командира стрельцов, и сделал выразительную паузу.

— Полусотник Первого Бийского стрелецкого полка, боярич Стоян Рушин по прозвищу Хлябя, — прекрасно понял посыл незнакомца Стоян.

— Купеческий сын Ерофей Хабаров, к вашим услугам, господин полусотник, — коротко поклонился в ответ гость и, положив руку на плечо спутнице, договорил, мимоходом зыркнув на братьев Сколских: — Моя невеста, Светлана Багалей.

Девушка в свою очередь на миг склонила голову, но не промолвила и слова. Гордая. А вот братья-стрельцы под взглядом гостя переглянулись и вздохнули. Хех, а не в том ли причина появления у них фингалов?

С представлением гостей напряжение, витавшее в воздухе, несколько спало, а когда те разделили со вставшими лагерем стрельцами хлеб, от настороженности и вовсе не осталось и следа. Нет, конечно, Стоян не был настолько беспечен, чтобы перестать вовсе следить за происходящим вокруг, да и бойцы его тоже были стрелянными воробьями и осторожности не теряли. Но… одно дело — сторожиться незнакомца, встреченного в пути, и совсем другое — общение с тем, кто преломил с тобой хлеб. Конечно, вероломство никто не отменял, но рушителю покона добра его подлость не принесёт. А вот злом отзовётся, обязательно. Покон же, а не человечий закон, что от народа к народу и от времени до времени меняется вплоть до полнейшей своей противоположности!

Надо сказать, представившийся купцом молодой мужчина, как и его молчаливая невеста, произвели на Стояна неплохое впечатление. Смотрели открыто, лишним не интересовались, да и в ответах на расспросы полусотника сам Ерофей не юлил, хотя, конечно, кое-что не договаривал… но тут уж купеческие привычки не переломить. У этого племени, говорят, слово — серебро, а молчание — золото. Так что ничего плохого в умолчаниях купца полусотник не видел. Сам же купец оказался любопытен и жаден до знаний, что тоже не удивляло. Видно же, что пришли гости издалека, да такого, что прежде в сих местах их соплеменников и не встречали. Вот и интересуются чужеземцы здешним укладом и законом, обычаями и особенностями.

— Там на западе, в двух днях пути отсюда, вот эта речка, прозванная местными Биянкой, впадает в Бий, — рассказывал полусотник, вычерчивая прутиком на песке кривоватые, но вполне понятные кроки. — То большая река, протекает с полночи на полдень. Естественная граница меж Словенью и самской землёй. Ранее граница велась по горам Старого Камня, теперь же её держат бийские остроги. С юга, за Ловгайским озером, лежат кайсацкие степи. Торгуем с ними, как и с самами, но больше и спокойнее. У самов-то племена разрозненные, невеликие, да каждое при своём нойне, а то и не одном. Потому и выходит: с одним племенем торгуем, с другим ратимся, а с третьим и вовсе, то так, то сяк, то наперекосяк. А вот кайсаки уже давно всех своих байи к единому закону привели под властью хана, и с тех пор войн больших меж нами не было… Зато торговля меж кайсаками и Словенью теперь идёт бойкая. Особенно с подкаменным воеводством, на западном берегу Ловгая. Далековато, конечно, от наших острогов, но хоть так…

— Так вы, полагаю, в поисках обхода того озера по Биянке поднимаетесь? — выслушав Стояна, спросил Ерофей. Полусотник усмехнулся.

— Верно, — кивнул он. — От Бийска до Авликолья — две седмицы конного пути… или месяц водой, сначала по Бию, а потом и по Ловгаю вдоль берега. Вот и подумалось нашим полковникам, что можно попробовать обогнуть сие озеро через восходные земли. Глядишь, сыщется место для торга поближе да поудобнее, чем нынешний.

— А что мешает вести торговлю с кайсаками через озеро? — прищурился Ерофей. — Пусть сами они степняки, но словенцы-то, поди, в строительстве судов да в речной торговле поднаторели, нет? Вон, какой ладный струг у вас имеется. Значит, знаний и опыта хватает. Так чего ж не построите торговый флот на озере, и не ходите на нём в гости к степнякам?

— Построить можно, и даже кормчих для него найти нетрудно, хоть и говорят, что Ловгайское озеро коварно. Но как товар на нём доставлять? Боится степная живность Ловгая, — почти искренне вздохнул полусотник. — Что овцы, что лошади крайне скверно переносят даже речной путь. А они — первый товар, что кайсаки гонят в Авликолье. И товар ценный, надо заметить.

Признаться честно, в своих объяснениях Хлябя несколько лукавил. Нет-нет, никакого обмана, просто… ну не было у Стояна никакого приказа на исследование восходных берегов Ловгая. Зато была здоровая тяга к хорошей жизни, а устроить её он мог, лишь имея высокий чин. Не меньше полуполковника! Но из-за прошлогоднего провала подкаменского воеводы, лишившего его людей, которых в здешних местах днём с огнём не найдёшь, полусотник лишился и надежды на скорый карьерный рост. Нет достаточно людей в подчинении, некому строить новые острожки и приводить земли под руку государеву, а значит, не видать Стояну и должности полуполковника.

Вот тогда-то, ломая голову над решением сей задачи, и придумал он, как поправить свои дела и добиться-таки вожделенного чина. Всего-то и надо пробить дорогу от бийских острогов напрямую к кайсакам через восходные земли за Ловгаем. А кто сядет на устроенный торговый тракт, тот точно не останется без прибыли, людей и… новых должностей. Эта идея, пожалуй, была даже получше строительства малых острожков вниз по Бие. Вот и отправился полусотник в разведку, взяв с собой лишь четвёрку самых верных и сильных бойцов из своего личного десятка. Опасно? Так здесь самские земли, они вообще опасны. Что ж теперь, страдать и вешаться, что ли?

Нет, будь его воля, взял бы и больше людей, но… если бы они у него были! Нужно ведь и в остроге достаточно стрельцов держать, не то, не дай светлые, навалятся очередные самы-находники, пожгут всё, до чего дотянутся, а самому Стояну потом придётся отстраивать крепостицу заново… и как бы не в чине обычного стрельца. Разжалует же полковник за оставление острога без присмотра. Как пить дать, разжалует. Эх!

За беседой стрельцы и их гости и не заметили, как подкрался вечер, и на воду Биянки опустились сумерки. Но, полыхнул ярким пламенем костёр, и сгустившаяся, уже скрывающая пологие бока холмов темнота вдруг отпрянула на миг, чтобы тут же вновь укрыть их собой, окончательно превращая вечер в ночь.

— Что ж, рад был знакомству с честной компанией, — поднялся на ноги гость, а следом встала с чурбачка и его спутница, — Но, пора нам прощаться. Время позднее, а дел и у вас, и у нас завтра, думается, предстоит ещё много, а?

— Согласен, — вслед за гостем и его невестой поднялся на ноги и Стоян. Протянул руку для традиционного рукопожатия… и тут же полетел кубарем наземь, увлекаемый движением гостя, успевшего заодно уронить на землю и свою невесту. А точно там, где только что стоял полусотник, пронеслась тяжёлая стрела и вонзилась в борт лодки. «Самская», успел отметить тот и заорал, даже не успев подняться на ноги.

— Туши костёр!

Вторая стрела не успела ударить в цель, как огонь погас, словно по мановению руки, и лагерь погрузился в непроглядный мрак.