Шаг третий. Ключи и калитки

Глава 10 Дома хорошо, а когда не достают — еще лучше

Возвращение в Хольмград вышло фееричным, но оно не шло ни в какое сравнение с той ночью, что устроила мне Светлана. Как всегда последовательная в реализации принятых ею решений, несмотря на всю суету, предварявшую наш практически случайный уход из мира словенцев, подруга как-то очень быстро справилась с потрясением от такого резкого поворота и… таки воплотила свой план по переводу наших с ней отношений на новый уровень. Так что к обеду мы выползли с нею на кухню моей квартиры выспавшимися, довольными и… немного уставшими после утреннего «закрепления пройденного материала».

А ещё расслабленными… правда, стоит заметить, что немалую роль в этом сыграл и факт окончания нашего затянувшегося приключения в ином мире. Как ни крути, но Света привыкла несколько к иному уровню комфорта, чем могло предоставить словенское средневековое общество, особенно в последние пару дней нашего путешествия на запад. Да и я, признаться, хоть и не испытывал особенных проблем в быту, всё же предпочитаю тёплый клозет уличному «насесту» и горячую ванну с душем даже самой лучшей и аутентичной бане.

Именно поэтому, когда до нашего слуха донёсся перезвон колокольчиков, заменявший в лавке дверной звонок, я распахнул дверь перед неурочным и нежданным визитёром, сияя улыбкой счастливого идиота.

— Виталий Родионович? — окинув взглядом стоящего на пороге щеголяющего белоснежным гардеробом князя, я моргнул. Не, не морок. Настоящий. — Добрый день!

— И тебе здравствовать, Ерофей, — улыбнулся в ответ Старицкий и чуть качнул франтоватой тростью с серебряным набалдашником в мою сторону. — Я войду?

— Разумеется, — спохватился я, сдвигаясь в сторону и освобождая князю проход в лавку. — А как вы…

— Как я узнал о вашем возвращении? — повесив своё белоснежное пальто на вешалку у входа и сняв с головы белую же шляпу с чёрной лентой на тулье, Старицкий водрузил её на прилавок и, прислонив к стойке трость, обернулся. — Это было несложно, Ерофей. Во-первых, маяк Граца утром дал совершенно чудовищную засветку на приёмниках сигнала нашего профессора, и тот высказал предположение о вашем возвращении.

— Маяк? — не понял я. Как так? Баюн же забрал с поляны только меня и Свету!

— Именно. Ну а во-вторых… люди, приглядывавшие за твоей лавкой по моему распоряжению, доложили о появлении у «объекта» запряжённого лошадью фургона на железном ходу, — князь усмехнулся, а я в неверии выскочил за порог, да так и застыл на месте. Чуть в стороне от витрины стояла наша лошадка, запряжённая в знакомый фургон, и с совершенно индифферентным видом объедала выставленный дворником на тротуар вазон с цветами. Баюн?

В ответ на мысленный образ-вопрос двухвостый отозвался каким-то ленивым посылом… куда подальше. Мда, не он. А кто тогда? И как⁈

Тем временем князь как ни в чём не бывало продолжил свой рассказ.

— Вообще, мы предполагали, что, как бы ни сложились обстоятельства, вернуть вас удастся в ту же точку, откуда вы и ушли из нашего мира. Но получив сведения от Граца и наблюдателей… в общем, сложить два и два труда не составило, и, поскольку этот день у меня был решительно свободен, я решил прокатиться к тебе в гости, чтобы поздравить вас с возвращением и…

— Первым узнать о всех наших приключениях, да? — справившись с удивлением, я обернулся к Старицкому, на что тот только насмешливо кивнул.

— Именно так, Ерофей. Именно так, — протянул князь.

— Что ж, тогда, полагаю… — начал было я, но был тут же прерван спустившейся в лавку подругой.

— Доброго дня, ваше сиятельство, рада вас видеть, — наряженная в тот же костюм, в котором её унесло в иной мир, Света на ходу кивнула князю, ничуть не тушуясь, мазнула меня тёплыми губами по щеке и, указав в сторону лестницы, договорила уже для нас обоих: — Чай и всё сопутствующее на столе, а я — к маме.

— Светлана, — Старицкий не поленился отвесить моей шустрой девушке почти церемониальный поклон. — Рад видеть вас в добром здравии и… да, мама — это серьёзно. А уж ваша матушка… Не смеем вас задерживать.

— Слышал? Учти и… вечером жду у нас дома. — Света прищурилась, но… ей явно было весело, уж я-то видел. Пока же я мысленно готовился к предстоящей казни, подруга шагнула к выходу, но… задержавшись на миг у порога, обернулась к Старицкому. — Ваше сиятельство, надеюсь…

— О, можете не переживать по этому поводу, — усмехнулся тот. — Я обещаю вам проследить, чтобы нынче к закату Ерофей был в вашем доме, даже если для этого придётся доставить его бронетранспортёром.

— Угу, и в бронежилете. Лишним не будет, — буркнул я под прощальное хихиканье стремительно сбежавшей подруги. — Эх, ладно. Света говорила о чае. Поднимемся, ваше сиятельство?

— Ерофей… — укоризненно произнёс тот.

— Да-да, я помню, «по имени-отчеству», — вздохнул я. — Но должен же я был отомстить за обещанную вами помощь в моей доставке к месту казни?

— Во-первых, это было мелко, — фыркнул князь, поднимаясь следом за мной по винтовой лестнице, ведущей из лавки в квартиру. — А во-вторых… не стоит преувеличивать. Рогнеда Владимировна вовсе не намерена вас убивать. Ей счастье дочери важнее. Учитывая же отношение самой Светланы к тебе… в общем, за жизнь ты можешь не опасаться. А вот за личную свободу…

— Угу, — устраиваясь за накрытым Светой столом напротив князя, буркнул я. — Ещё неизвестно, что хуже: смерть от руки разгневанной матери или пожизненные мучения под пятой злой тёщи… И ведь от неё никакие женевские конвенции не спасут!

— Да ты пессимист, друг мой, — всё так же фоня энтузиазмом и каким-то предвкушением, воскликнул Старицкий и, дождавшись, пока я разолью по чашкам чай из меднобокого самовара, кивнул, стерев весёлую усмешку с губ: — Ладно, посмеялись, и хватит. Рассказывай о вашем путешествии. Чую, в походном дневнике, что ты передавал Грацу, и четверть всех ваших приключений не описана.

— И даже не десятая часть, — подтвердил я.

— А почему, кстати? — поинтересовался князь. — Думаю, нам было бы интересно следить за всеми перипетиями ваших приключений по ходу, так сказать…

— А зачем? — пожал я плечами в ответ. — Профессору для работы эта информация без надобности. Лишняя. Тревожить же Рогнеду Владимировну, которой наши записи тот же Грац наверняка предоставил по первому требованию, я не хотел. Ну а записи, передававшиеся вам лично… а зачем? Чем вы могли помочь в тех обстоятельствах, кроме оборудования и советов?

— Ну да, ну да. Советы старших молодёжь у нас особенно не любит, — качнув головой, проговорил князь с едва заметной насмешкой в голосе.

— Да я не о том, — настала моя очередь мотать головой. — Вы же привыкли держать всё под контролем, как нормальный начальник. И зачем вам нужны треволнения, когда мера ответственности превышает физические возможности по влиянию на ситуацию? Да и, если уж честно, я сам не привык жаловаться и перекладывать решение своих проблем на чужие плечи. А записи, о которых мы говорим, именно таким избавлением от личной ответственности и были бы.

— Не скажу, что согласен, но… ладно, — после недолгой паузы произнёс Старицкий, внимательно глядя на меня. — Это было твоё решение, и повлиять на него я никак не могу. Ни тогда не мог, ни сейчас. Посему будем считать это пройденным этапом. А теперь рассказывай, как всё было. И с подробностями!

Ну, я и рассказал. О словенцах и острогах, самах и кайсаках. О войне и интригах… о нойнах, байи и характерниках. О Поконе и Тьме. Чёрных духах и встрече с Хранителем Покона… Рассказ затянулся на несколько часов, так что нам даже пришлось пару раз прерваться. Первый, когда на пороге запертой лавки, терзая колокольчики дверного звонка, появился дворник, жутко недовольный наглым поведением моей лошадки. Так что пришлось успокоить дядьку серебряным пятаком и озаботиться размещением фургона и его «движителя». Но тут на помощь пришёл Виталий Родионович и вызванные им специалисты шустро увезли наш со Светой транспорт в загородное имение князя, предварительно затащив в лавку хранившиеся в фургоне «сувениры» и клятвенно пообещав вернуть имущество профессора в его лабораторию.

Во второй же раз нам пришлось прервать беседу в шестом часу вечера. Уж очень есть захотелось. Но и здесь князь решил вопрос одним звонком по зеркому, и уже через полчаса мы с ним уплетали доставленный из ресторана поздний обед. А там и до заката осталось всего ничего.

— Да не переживай ты так, Ерофей, — легкомысленно махнул рукой Старицкий, заметив мой тоскливый взгляд за окно, где алым заревом на полнеба разгорался холодный весенний закат. — Не съест тебя госпожа Багалей. Наоборот, думаю, она тебя за охрану дочери ещё и отблагодарит.

— Что-то как-то не верится, — вздохнул я, на что князь только головой покачал.

— Вот что, друг мой, — заговорил он. — Прекращай хандрить и накручивать себя без смысла и толку. И давай-ка, собирайся. Машину я вызвал, так что у тебя есть всего четверть часа до отъезда. Ну, не стой столбом, Ерофей!

— Ну да, — встряхнувшись, я направился прочь из кухни в спальню. — Перед смертью не надышишься.

— Не ворчи, словно старый дед, — донеслось мне в спину. — Это моя прерогатива.

— Молчу-молчу, — захлопывая за собой дверь единственной комнаты-спальни, ответил я. Носки-сорочка-запонки, брюки-жилет-часы-пиджак… а! Галстук. На фиг удавку, платок сойдёт. Носки, туфли, пальто… готов. Стоп! Подарок же!

Я рванул к свёрткам с трофеями и сувенирами из Бийского острога, сваленным кучей в коридоре у лестницы. Рванул один тюк, другой, и, отыскав в нём аккуратно сложенный руками Светы набор серебряной, украшенной чернением и мелкой чеканкой кайсацкой посуды, состоявший из блюда, высокого узкогорлого кувшина с длинным затейливо изогнутым носиком и шести чарок, больше похожих на пиалы, закутал находку в маленький круглый шёлковый коврик, названный когда-то Хлябей «стольным». Вот теперь точно готов.

Покосившись на сваленные в груду тюки, я в очередной раз отмёл мысль-вопрос о том, как наш скарб, включая фургон и лошадь, перекочевали следом за нами в мир Хольмграда, и двинулся вниз по лестнице в лавку.

— Ну вот, на человека стал похож, — окинув меня изучающим взглядом, довольно кивнул Старицкий. Вот уж кто франт из франтов с его-то белоснежным прикидом. — И не смотри так на меня. То жены заслуга. Кстати, вот тебе и один из очевидных плюсов женатой жизни. И голодным не останешься, и выглядеть всегда будешь прилично. Без лишней головной боли… если, конечно, не сделаешь ошибку и не пообещаешь своей второй половинке ВСЕГДА составлять ей компанию в походах по магазинам и лавкам, как мой зять.

— Не проще одеваться в ателье? — буркнул я, отворяя входную дверь, отчего колокольчики над ней вновь мелодично звякнули. — Ткнул пальцем в понравившуюся ткань, сходил на пару-тройку примерок, и никакой возни с походами по лавкам и нудным выбором из сотен похожих вещей, разницу между которыми всё равно не понимаешь.

— А питаться исключительно в ресторанах, да? — усмехнулся на ходу князь. — Почему нет? Если денег куры не клюют, можно и так. А вопрос томления решать в борделях. Кто ж запретит? Но…

Старицкий неожиданно резко остановился у прилавка и уставился на меня.

— Кашне от лучшего портного никогда не согреет так, как обычный шарф, связанный руками любимой, а пища из лучшего ресторана покажется пресной по сравнению с той, что приготовит тебе любящая женщина. Про бордели и вовсе молчу. Сброс давления в компании профессионалки лишь немногим лучше рукоблудия. И никогда не даст тебе ни тепла, ни нежности, что дарят объятия любимой… — князь вдруг сменил серьёзный тон на ёрнический: — На этом, пожалуй, я закончу своё старческое брюзжание. Идём, Ерофей, машина ждёт.

Подхватив у прилавка трость и напялив на голову свою белоснежную шляпу, Старицкий накинул на плечи пальто и, миновав меня, так и замершего у двери, словно швейцар, вышел из лавки, чтобы, сделав три шага по узкому тротуару, усесться на заднее сиденье роскошного авто, дверь которого распахнул перед ним вытянувшийся во фрунт шофёр. Ну и я, опомнившись, затворил лавку и нырнул следом за князем в пахнущий кожей и дорогим табаком салон. Тяжёлая дверь авто сытно чмокнула, отрезая доносящиеся с улицы звуки, и через несколько секунд машина плавно тронулась с места. Да уж, это не туба от «ЛадоМеханики», и даже не «летяга» деда Богдана. Парящее над дорогой авто катило мощно и гладко, словно линкор по штилевому морю.

А вот и улица Великая и знакомый дом. Княжеский экипаж замер перед высоким крыльцом, и пассажирская дверь, у которой я сидел, с лёгким щелчком приотворилась сама собой. Автоматика, чтоб её… и вежливое предложение выметаться вон.

— Не кисни, Ерофей, — усмехнулся Старицкий. — Поверь, там тебя не ждёт ничего ужасного. А вот завтра… завтра милости прошу в лабораторию с докладом. Пока устным. Но можешь не сомневаться, Всеслав заставит описать все ваши приключения самым подробнейшим образом. И кстати, учти, Светлане тоже придётся потрудиться над изложением вашей истории.

— Понимаю, — кивнул я. — Мы приедем вместе.

— Вот и замечательно, — князь кивком и взглядом подтолкнул меня к выходу и я нехотя полез из машины. А когда оказался на тротуаре, услышал: — И подарки не забудь. Наш профессор падок на блестяшки, как сорока! Удачи, Ерофей!

— Угу, — кивнув, я проводил взглядом уплывающее вдаль авто и, глубоко вздохнув, двинулся вверх по широким ступеням крыльца, навстречу… чему-то.

Впрочем, стоит признать: в чём-то Старицкий был прав. Рогнеда Владимировна не стала расстреливать меня прямо у входной двери и практически весь вечер вела себя безупречно. Даже в эмоциях, исходящих от неё, я не чувствовал негатива. А вот интереса и любопытства… м-да. Учитывая же бурное прошлое уважаемой госпожи Багалей, пожалуй, даже не стоит удивляться тому, с какой лёгкостью она удовлетворила обуревающее её любопытство, одним коротким допросом просто-таки вытряхнув из меня историю наших со Светой приключений. И ведь ни увильнуть, ни сгладить некоторые углы мне не удалось. Уж очень характерные взгляды кидала на меня Света, порой так и фонившая виной. Ну да, уж на беседу с дочерью у Рогнеды Владимировны было не в пример больше времени, так что ничего удивительного в эффективности нынешнего допроса нет и быть не может. Это ведь было не выдавливание какой-то новой информации, а лишь подтверждение и уточнение уже известных следователю фактов. Тьфу ты, чёрт!

С другой стороны, а как ещё это называть? Милым разговором за ужином? Нет, ужин был, тут не поспоришь. И вполне даже вкусный. Но вот с «милым разговором» у нас как-то не задалось. Впрочем, надо отдать должное хозяйке дома. Почувствовав сопротивление, она не давила, а отступала, кружила и заходила с иной стороны, потихоньку-полегоньку, исподволь вытаскивая нужную информацию, дополняя её и тут же препарируя полученные сведения для углубления и расширения темы «допроса». М-да, со Старицким разговаривать было куда проще.

Но всему на свете приходит конец. Закончился и этот ужин, а с ним и беседа о наших со Светой приключениях в прибийских лесах иного мира. И надо заметить, Рогнеда Владимировна не выглядела недовольной и рассерженной. Нет, она вполне спокойно восприняла мой рассказ, изредка дополняемый Светой. Да что там! Её даже известия о боевых действиях, разворачивавшихся в непосредственной близости от дочери, не вывели из себя. И это настолько не соответствовало моим представлениям, что я не удержался от вопроса.

— А смысл, Ерофей? — отрешённо глядя куда-то поверх наших голов, протянула Рогнеда Владимировна. — Это было и прошло. Моя дочь сидит передо мной, ничуть не пострадавшая, улыбающаяся и довольная. Значит, вы всё сделали правильно. В тех условиях и при имеющихся у вас возможностях. Так чего сейчас переживать? Вот когда она исчезла прямо из этого дома, тогда да… я рвала и метала. Готова была хоть к чёрту в пасть залезть. Каюсь, даже на его сиятельство в приступе гнева орала, как пожарная сирена, а уже этого вашего профессора и вовсе чуть по лабораторному залу не размазала в кровавый блин. Хорошо, Виталий Родионович удержал…

— Но ведь тогда я… — начал было говорить я, но Багалей-старшая прервала меня одним жестом.

— Не стоит брать на себя вину, которой нет и быть не может, молодой человек, — довольно резко отозвалась женщина. — Эту историю я знаю не хуже вас. Как и причины, сподвигшие заигравшегося волхва на похищение моей дочери. Переплутов последыш виновен, да. Вы — нет. К тому же, насколько мне известно, именно вы и наказали похитителей. Как прямых участников, так и самого волхва. И, поверьте, наказали достаточно, даже на взгляд матери похищенной. И тут я могу вас только поблагодарить, Ерофей. Слышите?

— Наказал? — Света перевела непонимающий взгляд с матери на меня и обратно. И Багалей-старшая неожиданно смутилась. Всерьёз, без игры. Замешкалась, но, всё же, бросив на меня виноватый взгляд, ответила дочери прямо и без экивоков.

— Твоих непосредственных похитителей Ерофей убил прямо там, у круга камней, где Остромиров хотел провести свой ритуал. Пулей в лоб отоварил, — твёрдо и чётко проговорила она. — А раненый им волхв впоследствии был приговорён государевым судом к смертной казни, проведение которой возложили на Яговичей. Так те и вовсе лишили его не только жизни и бессмертия, к которому он так стремился, но и самой возможности перерождения в теле разумного существа. Волхвы других школ, наблюдавшие за казнью, подтвердили это со стопроцентной гарантией. И уж в чём в чём, а в таких вещах их мнению можно доверять. Хотя, конечно, довольны таким поворотом они не были, но с государевой волей тягаться им не с руки. Вырежет же, и скажет, что не было никаких волхвов. Вообще. Никогда.

— Ера… — Света, кажется, даже не слышала пояснений матери. Она уставилась на меня совершенно нечитаемым взглядом, а уж что творилось у неё в душе! Я чуть мигрень не схлопотал, пытаясь разобраться в бушующих эмоциях своей девушки.

— Да? — не чувствуя ни грана уверенности, я вновь взглянул в глаза Светы. А та, поднявшись из-за стола, подошла ко мне вплотную, наклонилась и… положив ладони мне на щёки, впилась в губы долгим и страстным поцелуем. Оторваться друг от друга нас заставил только делано-возмущённый голос Рогнеды Владимировны, в эмофоне которой так и плескалась насмешка и… одобрение? Вопрос «в чей адрес?» можно не задавать. И так понимаю, что не в мой.

— Молодые люди, я вам не мешаю?

— Спасибо, милый, — прошептала Света, отодвинувшись, и, заалев, постаралась как можно быстрее вернуться на своё место за столом, по ходу дела чуть не своротив скатерть, а с ней и стоявшие на столешнице блюда. Кстати!

— Рогнеда Владимировна! Я же чуть не забыл! — хлопнув себя по лбу, воскликнул я, переключая на себя внимание хозяйки дома, сосредоточенно разглядывающей Свету, что никак не могла найти себе места под взглядом матери. — Светик, в коридоре лежит тючок с подарком, что мы подобрали для твоей мамы в остроге. Принесёшь?

— Ой! Ты взял его с собой⁈ Сейчас принесу, — Света подскочила со стула и моментально умчалась прочь.

Проводив взглядом спину дочери, скрывшейся за дверью столовой, Рогнеда глянула на меня и, усмехнувшись, демонстративно трижды хлопнула в ладоши.

— Молодец, зятёк, хорошо сработано, — протянула она. — И тёще угодил, и жену из-под удара убрал.

— Рановато вы, Рогнеда Владимировна, о зятьях-тёщах-жёнах заговорили, — откинувшись на спинку стула, отозвался я. — Мы со Светой этот вопрос ещё не обсуждали. И говорить на эту тему не торопимся.

— Что, повалял девку, да в кусты? — прищурившись, с ядовитыми нотками в голосе проговорила Багалей-старшая.

— Не передёргивайте, уважаемая, — ощерился я в ответ. — Как я отношусь к вашей дочери, вам известно лучше многих. Как она ко мне относится, можете расспросить у неё самой в моё отсутствие.

— Боишься узнать правду? — ухмыльнулась Рогнеда, продолжая разыгрывать стерву.

— Не хочу смущать её своим присутствием при таком откровенном разговоре, — мотнув головой, ответил я и, чуть помедлив, договорил, растянув губы в зубастой улыбке. — И вас, заодно…

— Наха-ал, — также неожиданно Багалей-старшая выключила режим злоехидной тёщи. А тут и Света вернулась со свёртком-ковриком на сервировочном столике.

— Вот! — развернув шёлковую «обёртку», украшенную искусным золотым и серебряным шитьём, девушка вытащила на всеобщее обозрение серебряную посуду и гордо продемонстрировала подарок матери. — Смотри, какая красота! Ручная работа, между прочим.

— Я бы удивилась, если бы это было фабричное изделие, — еле слышно пробурчала Рогнеда Владимировна, но, поймав мой взгляд, осеклась. — Извини, доча, я ещё не отошла от беседы с твоим же… молодым человеком.

— Вы что, уже поссориться успели⁈ — неподдельно изумилась Света, переводя взгляд со своей матери на меня и обратно.

— Нет, просто не сошлись в некоторых определениях, — отозвался я.

— Ма-ам?

— Нет, ну должна же я была объяснить твоему Ерофею, что тебя обижать нельзя! — вскинулась та в ответ. Да так естественно! Страшная женщина. Страшная…

— Да он бы… Ерофей, ну, скажи ты ей! — обернулась ко мне Света.

— Уже, — пожал я плечами в ответ. — Собственно, в определении того, что именно понимать под обидой, мы с уважаемой Рогнедой Владимировной и не сошлись во мнении.

— Вот вы… — кажется, моя девушка всерьёз расстроилась.

— Солнце, не вешай нос, — улыбнулся я, обнимая Свету за плечи. — Это же нормально. Твоя мама тебя любит и заботится о том, чтобы тебе было хорошо. Ничего удивительного, что она решила прояснить мои намерения, как человека, который провёл рядом с тобой больше месяца, практически неотлучно. Ну, чуть переборщила с давлением, бывает. Её можно понять! В конце концов, не каждый день её любимая дочка приводит домой молодого человека, которого, к тому же, целует у неё на глазах, словно заявляя свои права. Вот она и вспылила.

— А ты? — после небольшой паузы спросила Света.

— И я тебя люблю. Потому и воспринял давление уважаемой Рогнеды Владимировны, усомнившейся в моих намерениях, несколько более нервно, чем следовало. Но мы уже всё выяснили и никаких претензий или недопониманий между нами больше нет. Верно, Рогнеда Владимировна? — я повернулся к Багалей-старшей, и та под взглядом дочери тяжко вздохнула.

— Верно. Верно, — произнесла она. А когда Света со счастливым визгом бросилась матери на шею, одарила меня таким взглядом… Десять лет расстрела? Ха, да она все десять лет будет меня перочинным ножиком на кусочки кромсать. Но… хотя бы начнёт не сейчас.

— Ушлый подлец, — прочёл я по губам улыбающейся и обнимающей дочь Рогнеды… и развёл руками. Ну да, не всё же злоехидным фальстартующим тёщам на нервах несчастного Ерохи играть. Я не арфа и не рояль, могу и не сдержаться.

Из дома на Великой я вышел аж в первом часу ночи. Уж очень затянулся наш разговор с Рогнедой Владимировной. И лишь когда Света начала клевать носом, её мать опомнилась и, прекратив очередные расспросы о наших приключениях и быте прибийских словен-острожников, стала выпроваживать меня прочь из своего дома. Подруга было попыталась заикнуться о том, чтобы я остался у них, но Рогнеда наградила дочку таким взглядом, что та мгновенно стушевалась и больше эту тему не поднимала.

Я же, покинув дом Багалей, хотел было отправиться к себе на квартиру, но, подумав, вспомнил о каморке над лавкой, где мы со Светой провели совершенно замечательную ночь, и… решил вернуться именно туда. В конце концов, утром меня ждёт визит в лабораторию Граца, а все сувениры остались именно там. В том числе, кстати, и подарок для князя, который я сегодня попросту забыл ему отдать.

Честно говоря, сидя в таксомоторе по пути к лавке и даже поднимаясь по лестнице в спальню над ней, я думал, что стоит мне коснуться головой подушки, и я усну в тот же миг, но вышло иначе. Я лежал под оставленным Светой пледом, рядом мурчал отчего-то вновь вернувшийся к размерам и виду обычного серо-полосатого кота Баюн, а сна не было ни в одном глазу.

Прошлой ночью мне было не до того, да и денёк выдался суматошным, надо признать. А вот сейчас меня просто-таки топило в потоке мыслей и размышлений. И даже вроде бы накатившая усталость, кажется, испугалась этого водоворота и отступила прочь. Провалявшись без сна добрых полтора часа, я не выдержал. Выпутался из пледа, поднялся с кровати и, почесав нежащегося на соседней подушке Баюна по подставленному белоснежному пузу, отправился на кухню.

Чай, крекеры… распахнув окно, я уселся на широкий каменный подоконник и, уставившись на городской пейзаж, замер с чашкой в руках, прокручивая в голове события последнего месяца. Заново оценивая собственные действия и пытаясь прикинуть иные варианты и их последствия. Бессмысленное занятие. Но как ещё бороться с внезапно накатившей бессонницей, я не знал.

Продрогнув у открытого окна, я его запер и, вылив в раковину остывший чай, тихо выматерился, вымыл чашку и, убрав посуду и так и не тронутые мною крекеры, отправился в спальню. В конце концов, коротать время до утра можно и под пледом, в тепле и уюте… Правда, перед этим пришлось подвинуть в сторонку успевшего развалиться на обеих подушках разом двухвостого, что последнему отчего-то не понравилось, и он, выключив свой тарахтельник, тихо исчез из виду. Ну и ладно! Мне же больше места достанется.

Нырнув под плед, я было закрыл глаза, в очередной попытке навестить Морфея, но в этот момент кровать под мной дрогнула, и плед поехал куда-то в сторону.

— Делись, давай, — прошептала мне на ухо Света, винтом вворачиваясь под колючее одеяло. А откуда-то из изножья кровати до меня донеслось довольное мурчание Баюна. Вот же… таксист!

Сон? Да и чёрт бы с ним! В конце концов, имеем мы, как исследователи нового неизвестного мира, право на отпуск? Имеем! Вот пусть Грац и подождёт. И Старицкий. И… всё. На фиг, к чёрту, к дьяволу и Ктулху!