Самозванка в Академии стихий

Глава 47

Последним мне предстояло держать экзамен по истории. К тому дню я уже сносно отписала руническое письмо, сумела не отравиться на алхимии жидкостей, обратила песок в несокрушимое стекло на алхимии твёрдых тел и без особых сложностей выполнила четырнадцать базовых приёмов магии Игни.

В рунах я всё ещё сомневалась, а насмешливое выражение лица леди Лоденрой было призвано сбивать с толку даже самых уверенных, так что последний экзамен имел решающую важность.

Лорд Фестон сидел за столом с видом скучающего повесы, которого оторвали от разнузданного веселья и приставили лущить горох. Летами он превосходил нас раза в два, но всё ещё питал страсть к ярким краскам и одевался так, что не мог пройти через весенний луг без сопровождения пчёл. Волосы он тайно чернил, умащивал розовым маслом и всегда зачёсывал назад, чтобы скрыть наметившуюся плешь. Сегодня он не изменил этим славным традициям: камзол цвета фуксии с ярко-зелёными обшлагами вызывал чувство, что из-под стола вдруг вырос цветок. Несомненно, ядовитый до крайности.

— Для меня не представляют интереса ваши знания, — сказал он, когда последний экзаменуемый втиснулся за стол. — Гораздо важнее, чего вы НЕ знаете.

Нарелия, что волею случая оказалась рядом со мной, опёрлась лбом на кулак. Хотя мы и оказались кузинами, сердечности отношениям это не особенно придало, однако, склок немного убавилось.

— Каждый раз одно и то же, — недовольно зашептала она. — У него словно год не год, если не усложнит кому-нибудь жизнь.

Лорд Фестон театрально хлопнул в ладоши:

— Полчаса на подготовку, господа адепты. Всего полчаса. Не тратьте это время на пустые разговоры, они не прибавят вам тонкости ума. Я заметил, что нынешним молодым людям она вовсе не свойственна, — прибавил он, и голос дрогнул от обиды, — иначе как объяснить, что ни один из вас не приобрёл моё новое собрание элегий.

По аудитории пронёсся шумок, вызванный одновременным закатыванием четырнадцати пар глаз. Ручаюсь, в Академии не было ни одного человека, которому бы пришлись по душе стихотворные опусы лорда Фестона. Кроме него самого, разумеется.

Нарелия склонилась над своими драгоценными карточками, крупная розовая жемчужина закачалась на цепочке. На девичьей шее, в обрамлении белого золота и мелких камней, драгоценность выглядела куда уместнее, чем на разрушенном полу хранилища. Невольно улыбнулась, глядя на неё — моя дожидалась своего часа в шкатулке, хранимая ото всех в тайне.

Я кашлянула, догадываясь, что более удачного случая для этого разговора не представится.

— Раз уж так вышло, что я наполовину Фламберли, пусть не по имени, но по крови… Думаю, что смогу забрать Джейми из вашего дома, когда… Ну. Ты понимаешь. Замужняя родственница — то, что надо. Сможешь навещать его, когда захочешь, а там и оглянуться не успеешь, как к себе заберёшь. Я не то чтобы умею ладить с детьми, но уж точно не стану дрессировать, как псину в бродячем цирке.

Стопка карточек стукнула срезом по столу. Нарелия уставилась на меня так, будто я предложила скинуть лорда Фестона со скалы в море прямо на его кресле. Она быстро заморгала, осознавая услышанное. Неуверенно улыбнулась:

— Спасибо. Не ожидала. Но в этом нет нужды. — Она коснулась жемчужины пальцами, и улыбка стала гораздо ярче: — Вскоре я сама смогу это сделать.

— Охо-хо, так кто же наш загадочный воздыхатель? — оживилась я.

Нарелия поджала губы, но видно было, как ей до смерти хочется поделиться этим не только со мной, а с целым светом. Она бросила взгляд в сторону и склонилась к моему уху:

— Ди… То есть, лорд Клоффермортон, кхм. Я приняла его предложение.

— Ха! — выпалила я, чем привлекла внимание всей аудитории. Пришлось сделать вид, что обнаружила в записях нечто потрясающее. — Так и знала. Но разве не он должен перейти в род Фламберли? Ты ведь победила его в прошлом году.

— Его дар сильнее, печать такая яркая и чёткая, что любой позавидует, — шепнула Нарелия. Она так очевидно гордилась женихом, что было трудно сдержать вздох умиления. — А что до победы… В тот раз на моей стороне оказалась удача. И теперь она снова склонила ко мне свой лик.

— Леди Фламберли, — позвал лорд Фестон с постной миной, — вы так разговорчивы, потому что уже заполнили пробелы в своих скудных знаниях? Прошу, не томите нас в ожидании и продемонстрируйте их.

— А давайте я? — Тянуть было незачем. Тот, кто ставит целью придраться во что бы то ни стало, всё равно найдёт способ это сделать. Хоть все тридцать томов «Истории магического искусства от прародителей до наших дней» вызубри от корки до корки.

Тем более, что была у меня кое-какая идея…

— Что же, начнём с лёгкого, — с холодной ухмылочкой сказал лорд Фестон. — Полагаю, недавние новости отвлекли вас от подготовки, леди де Блас, так что не буду вас мучить. Расскажите-ка мне о ходе битвы между силами Совета восьми Ил'Мораэ и порождениями Бездны на 35-м году Ивы, после которого Запретные земли получили своё название.

Аудитория разом загудела, зашелестела, зацокала языками. Вот же гад! Историю магии соседнего Ил'Мораэ никто и не думал учить: эльфы всегда держались особняком, никем не интересовались и к себе особенно не пускали. Всё, что мне было известно об этом сражении — из Бездны явились столь мерзкие твари, что и пером не описать, гаже просто некуда.

Я вдохнула поглубже, расправила юбку на коленях и напустила на себя вдохновенный вид:

— Позвольте начать с ошеломляюще прекрасных строк, что поразили меня во время Соревнований равноденствия: они как нельзя лучше описывают историю этого противостояния. Бесконечно во тьме блуждаем, мы стремимся достигнуть света…

ߜߡߜ

Свадебный дуб в столице вырос как нельзя удобнее — на пологом холме, плоская верхушка которого так и выпрашивала учредить на ней площадь. Случилось это задолго до нас, и теперь дуб радовал пышной кроной, необхватным стволом и желудёвым опадом, который деловито сметали на корм. В прежние времена любого друида бы хватил сердечный удар от такого святотатства. Нынче же лунозарный Геал-Аит превратился в руины и порос мхом, друиды проводили свадьбы и похороны за скромную плату, а хрюшки ежедневно получали угощение от священных дубов — и нисколь не трепетали от этого факта.

Сейчас я им немного завидовала. Не потому, что хотела погрызть желудей (мучнистая горечь, да и только), а из-за тошнотворного волнения, от которого не спасали даже эликсиры. Эреза влила их в меня столько, что они едва не лезли из ушей — но тошнота никуда не делась и даже немного усилилась.

Свадебная процессия разделилась на две части: мужчины ждали наверху, собирая град желудей на макушки и шляпы. Женщины сгрудились у лестницы на площадь и готовились преодолеть 113 ступеней на пути к моему замужеству.

— Сколько живу, не понимаю, отчего нельзя сделать наоборот, — жаловалась леди Эскриг. Она обмахивалась шёлковым веером, к явному неудовольствию леди Лоденрой, что стояла позади неё и принимала на себя ароматическую атаку. — Мы бы прекрасно могли отдохнуть в тени, пока джентельмены карабкаются по лестнице.

Денёк, как нарочно, выдался жаркий. Ни клочка облаков; солнце зависло в лазоревом небе и неустанно проливало благодать на всё живое. Всё живое недовольно жмурилось, пряталось под зонтиками и посылало компаньонок за лимонадами.

— Пора! — вдруг крикнул кто-то впереди. За причёсками, зонтами и шляпками не разглядеть, кто именно.

Одной рукой я вцепилась в юбку свадебного наряда, другой — стиснула запястье Бетель, да так, что она охнула.

— Тише, тише, — зашептала подруга, — всё будет хорошо. Если запнёшься на лестнице, я поддержу магией.

В копилку страхов прибавился ещё один.

По ступеням загодя раскатали дорожку, чтобы невеста не изваляла длинный шлейф в пыли. Платье будто держало меня в кулаке: расшитый золотой нитью лиф плотно облегал торс, юбки из слоёв белоснежного шёлка весили так много, что придавливали к земле. Это чувство слегка отрезвляло.

Ступень за ступенью я поднималась наверх, стискивала ткань в ладонях и думала лишь об одном… Как бы не полететь с этой чёртовой лестницы вверх тормашками.

Но как только нога коснулась вымощенной светлым камнем площади, заботы практического толка вылетели из головы. Гостьи разошлись в стороны. Взору открылись не только увитые цветами дубовые ветви, но и те, кто с нетерпением ожидал нас под этим творением магии Терры.

Среди почётных гостей были леди-ректор и генерал де Блас (без последнего я бы с радостью обошлась). Весь кабинет министров, Королевский совет, принцы и даже сам король — не верилось, что я вообще дышу с этими людьми одним воздухом.

Но никто из них — да простит меня его величество, — не притягивал внимание так настойчиво и неотвратимо, как лорд Морнайт. Я поймала его взгляд издалека и более ни на кого не смотрела, просто шла к нему под торжественную мелодию, как застигнутый бурей корабль следует к маяку.

Не пролегай дорожка этим же курсом, вышел бы конфуз.

Чем ближе я подходила, тем сильнее колотилось в груди. Всё время хотелось что-то поправить: краешек перчатки из тончайших кружев, задники новых туфель, диадему с розовой жемчужиной в центре. Хорошо хоть завитые волосы убраны назад — пряди перед лицом свели бы меня с ума.

Лорд Морнайт выглядел ожившим совершенством, и я хотела быть ему под стать.

Его глаза сверкали. Тёмно-багровый свадебный камзол оттенял их зелёный цвет и делал таким ярким, что даже не верилось. Он шёл ему куда больше привычной мрачности чёрного. Величественная осанка, благородные черты, а главное — то, с какой любовью он смотрел на меня. Был ли хоть у кого-то в этом мире жених прекраснее?

Наверное, так думают все невесты. Но сегодня очередь почувствовать себя особенной выпала мне.

Я остановилась в положенных трёх шагах от него, так близко и так далеко одновременно. Позади меня без промедления выстроились Эреза, Бетель, Тангиль и Лиам, позади жениха — леди Алистер, лорд Фицрой и женатая пара его дальних родственников.

Мелодия постепенно смолкала, будто музыкантов крали одного за другим. Друид, сухонький старичок в долгополом одеянии и венке из дубовых листьев, взял наши руки и свёл вместе. Одна ладонь легла на другую. Первая травинка обвила их, дрожащие пальцы затянули узелок.

— Священное древо… — затянул он нараспев, слегка покачиваясь.

— Свидетельствует! — хором отозвались гости.

— Вечные небеса…

— Свидетельствуют!

— Земля и огонь, вода и воздух…

— Свидетельствуют, — подтвердили восемь людей позади.

Три мягких травинки обвили наши руки. Самые обычные, из тех, что обильно покрывают берега рек, но мне чудилось, что даже самый известный силач не сможет разорвать их.

Друид обвёл всех неожиданно ясными, как у молодого, глазами. Его голос птицей взлетел над площадью:

— Двое людей, что стоят перед вами, пришли сюда разными путями. Не важно, приходилось им подниматься в гору или спускаться вниз, идти торными тропами или брести сквозь туман, ведь отныне их ноги всегда будут ступать по одной дороге. Как цветок ищет воду, как пламени нужен воздух, они станут опорой и поддержкой друг для друга во всём. Небеса благословляют этот союз! — Он сжал наши сомкнутые ладони и проникновенно сказал: — Когда сплетаются ветви — сплетутся и корни. Да будет союз ваш прекрасен и вечен, как горные пики, озарённые светом звёзд. Перед этими достойными людьми я нарекаю вас одним целым. Приветствуйте лорда и леди Морнайт!

Площадь взорвалась аплодисментами.

Игниты из восьмёрки избранных пустили вокруг нас вереницу быстрых огоньков. Переливчатый кокон из пламенных росчерков скрыл от гостей, как лорд Морнайт склонился ко мне и сорвал первый поцелуй в качестве мужа.

Я вскинула руку, прижала к его щеке, продлевая момент. И едва успела отстраниться, когда огонь распался на дрожащие искры.

Светлячками они взмыли высоко в небо и растворились в пронзительной синеве без следа.

— Если это сон, то прошу, не будите меня, — сказала я тихонько, чтобы услышал лишь один человек.

Он посмотрел на меня с улыбкой. Качнул всё ещё связанные ладони:

— Думаю, теперь мы можем отбросить формальности хотя бы наедине. Обращаться на «ты» и звать друг друга по именам.

Почему-то это смутило меня куда больше поцелуев. Я представила, как называю его Маркусом — и ей-ей, если от моей головы не пошёл пар, то это большая удача!

Церемония закончилась, но торжество всё ещё продолжалось. Нас усадили в свадебный экипаж, украшенный цветами столь щедро, что напоминал клумбу на колёсах. Остальные разбрелись по своим каретам и ландо — и длинная процессия устремилась прочь из города. Генерал де Блас хотя и был в ярости от того, что никто не подумал спросить у него разрешения на брак, но всё же предоставил фамильное поместье для свадебного приёма. Возможность видеть у себя королевскую семью не та вещь, от которой можно отказаться под влиянием эмоций.

И здесь мне впервые выпала возможность побыть хозяйкой торжества.

На идеально подстриженных лужайках поместья де Блас грибами выросли круглые столики, нескончаемые стулья и скамьи, вазоны с самыми ароматными розами и хрупкие мраморные фонтаны, в которых вместо воды искрилось шампанское. Между ними развернули шёлковый тент, под которым мне предстояло бесконечно улыбаться, принимать поздравления и благодарить за подарки тех, кто решил одарить новобрачных лично. Маркусу (боги, наступит ли момент, когда я смогу это произнести без желания завизжать?) не было нужды проводить это время здесь, но он всё равно оставался со мной, пока не был украден каким-то министерским чиновником для приватной беседы.

Судя по тому, что нам дарили, в столице к этому утру не осталось ни одной вазы и ни одного натюрморта. Я с ужасом смотрела на то, как слуги снова и снова проносят свёртки узнаваемой формы, чтобы сложить в доме. Что с этим всем потом делать?.. Поместье Морнайтов не отличалось скромными размерами, но даже в нём едва ли найдётся столько стен и укромных уголков, чтобы всё разместить.

Я всё представляла себе бесконечную анфиладу залов, каждый из которых завален искусством так плотно, что сквозь него нужно прорубаться.

За этим умственным упражнением меня и застал Лиам.

— Хотел преподнести свой подарок лично, чтобы он не затерялся в горе фарфора и полотен, — сказал он. Я скорчила страдальческую мину. — К слову, если захочешь избавиться от них, могу подсказать скупщика, но я бы посоветовал оставить. Всегда забавно подсчитывать, через сколько передариваний картина возвращается обратно. Помнится, одна девица в жемчугах попадала к нам в дом тринадцать раз. К тому времени ей уже следовало бы покрыться морщинами.

— Так это просто развлечение? А я-то решила, что знать так самоотверженно поддерживает искусство.

— Если повезёт, на шестом-седьмом круге художник приобретёт имя, — хмыкнул Лиам. Мимо как раз пронесли очередной свёрток, из которого торчала позолоченная конская голова. Он проводил её взглядом и снова посмотрел на меня: — Подумал, что не могу оставить это себе. Руки жжёт.

Почти чёрный бархат футляра красиво отливал на солнце багрянцем: плоская, шириной в две ладони коробочка. Лиам медленно приоткрыл крышку — и на ткани заиграл прохладный свет.

Изумительной работы колье, похожее на венок: по серебристым листочкам бежали тонкие прожилки из золота, на лепестках сверкали капли бриллиантовой росы. Но оно не было бы столь великолепным без хорошо знакомого мне кристалла. Он горел в сердцевине изящного цветка по центру композиции, как крошечная звезда.

— Ну и судьба у этой вещицы, — весело хмыкнула я. — Всем нужна, а никто себе не берёт.

— Теперь-то тебе придётся её оставить. — Лиам вернул улыбку: — Мне не идёт белое золото.

— Госпожа, отнести это к другим подаркам? — подоспела компаньонка.

— Нет, положите это к моим личным вещам, пожалуйста. Думаю, я буду часто его носить.

Лиам никак не показал, что его это тронуло. А может, вообще уже позабыл о подарке, что так его тяготил. Он расправил плечи, сунул руки в карманы брюк и теперь оглядывал гостей, кивая тем из них, что решались узнать опальное детище Триккроу. В позе этой, в сверкающем взгляде было столько внутренней свободы, что на мгновение на меня повеяло морским бризом.

— Ты бы хорошо смотрелся на корабельной палубе.

Тот удивлённо задрал брови:

— Откуда?.. Я ещё никому не рассказывал о своих планах.

— Однажды мне сказали, что я проницательнее, чем все думают, — с загадочным видом проронила я. И тут же засмеялась: — Но это не тот случай. Просто угадала. Значит, ты тоже собираешься в дальние страны?

— Не такие уж дальние. После выпуска хочу попытать счастья в Конфлане, братья обещали поддержать предприятие, если дело выгорит. Можешь дать пару советов насчёт своей фальшивой родины?

— Только один, — сощурилась я. — Не верь сходу той, кто представляется баронессой.

ߜߡߜ

Академия Четырёх стихий никогда не уходила на покой полностью. Часть адептов не желала возвращаться домой и оставалась в коттеджах даже на те два летних месяца, что давали передышку перед учебным семестром.

Преподаватели же разлетались, как птички из гнезда, с единственным исключением. Но в этот раз, прямо накануне вечера прощания, Академию до основания сотрясла невероятная новость: лорд Маркус Морнайт, что редко использовал даже положенные выходные дни по болезни, уходит в отпуск первым из всех.

Молодёжь бесстыже ухмылялась. Старики мечтательно закатывали глаза и погружались в чересчур подробные рассказы о своих романах и похождениях, заставляя окружающих подыскивать срочные дела.

Сам же лорд Маркус Морнайт в это время пытался отговорить жену от самой большой ошибки в её жизни.

— Я тебя уверяю, золотая полулошадь в нашем саду будет смотреться чудовищно. Кто вообще её прислал?

— Хм… — Я перевернула карточку с длинным пожеланием семейного благоденствия. Разумеется, в стихах. — Это лорд Фестон. От себя лично, ну надо же.

— Кто бы сомневался. — Маркус засел на козетке в противоположном конце комнаты и оттуда бросал неласковые взгляды на статую. — Не представляю, кому вообще могло прийти сделать такую образину? Ладно бы ноги коня и голова человека, но наоборот-то зачем?!

Я обошла статую по кругу, задумчиво постукивая по подбородку.

— Выглядит интересно.

— Нет.

— Свежо, необычно.

— Не-ет.

— Хотя бы подумай… — Я подкатилась к нему под бочок и положила голову на плечо. Отсюда статуя выглядела не так вызывающе. — Нам ведь не обязательно выставлять её ко входу. Какой-нибудь из укромных уголков сада. Высадить там папоротники, еловые деревья, что-нибудь тёмное. И среди всей этой мрачности вдруг раз — и наш молодчик выглядывает из кустов.

— Гостей у нас после этого поубавится.

— Из всего можно извлечь пользу. Будем так выпроваживать самых наглых.

Тяжёлая рука обвила мои плечи и прижала сильнее. Маркус заглянул мне в лицо:

— Порой я даже не знаю, шутишь ты или строишь планы.

— Конечно шучу, — сказала я и счастливо зажмурилась от поцелуя в лоб. — Жаль тратить такое чудо на сад, давай поставим его в спальне.

Следующий поцелуй пришёлся в губы.

Мне до ужаса нравились эти томные, ленивые вечера, которые мы проводили только вдвоём, не выходя в общество. В них чувствовались отголоски тех долгих часов в его кабинете, что тратились на постижение этикета, наук и магии. Но было в них и нечто новое. То, о чём раньше я иногда грезила наяву, засматриваясь на мужественные руки лорда-декана, его широкую грудь, его профиль, словно высеченный из камня.

Одно мимолётное прикосновение следует за другим — и вдруг обретает силу.

ߜߡߜ

К моему искреннему сожалению, полуконь, к которому я уже успела прикипеть и даже дать имя, отправился радовать собой благотворительное сообщество. Представляю, какой фурор он произвёл среди уважаемых матрон и нервных старушек.

Мы же отправились в совсем другую сторону.

Поместье привели в порядок к приезду хозяев. Вымели всех пауков, отчистили бархатные шторы щётками, натёрли полы и вымыли окна до блеска. Мебель радовала глаз: её освободили от плена чехлов и как следует отполировали. Здесь больше не пахло затхлой пылью и сожалениями о былом. Комнаты наполнялись ароматами летних лугов, свежесрезанных пионов и — самую малость — паркетной мастики.

Весь дом будто ожил. Стряхнул долгий тягостный сон и наконец-то расправил плечи.

Хранилище Морнайтов, в которое Маркус привёл меня сразу же, как мы переоделись с дороги, ошеломило бы любого. Сложная иллюзия скрывала от досужих глаз эркер на втором этаже так, что фасад в этом месте выглядел совершенно ровным. Если не знать, в жизни не заподозришь, что в этом месте целая комната. Такая же иллюзия скрывала дверь, что застигло врасплох даже Пака, о чём он не преминул сообщить.

Ларец Эделии покоился среди множества артефактов. Я погладила резную крышку пальцем — и на каменной звезде ожидаемо затеплел бледный треугольник.

— Ты так и не сказал, — вспомнила я. — Какая у него сила? Всё пыталась найти это в книгах, спрашивала у других, но ответа так и не добилась. Прямо загадка.

Маркус неожиданно рассмеялся. Он откинул со лба волосы и хитро посмотрел на меня.

— Эта реликвия и есть загадка. — Улыбка стала ещё шире. — Никто не знает, что она делает.

— Что, прости?

— Совершенно никто. Ни одна живая душа, во всяком случае. В отличие от сестёр, Эделия не вела никаких записей, а плетения силы в этой шкатулке слишком сложны. До сих пор ещё не нашлось того пытливого ума, что смог бы их разобрать. В юности я не один день провёл здесь, желая раскрыть её тайну, но был вынужден сдаться. Увы. Мама вообще считала, что шкатулка нужна лишь для хранения, а настоящая реликвия давно утеряна.

— Гм… — Я в задумчивости поскребла щёку. — А знаешь, есть у меня одна знакомая аэритка с пытливым умом… Она будет счастлива этим заняться.

— Уверен, сейчас леди Кастерли слишком занята подготовкой к собственной свадьбе.

— Да, но свадьбы не длятся вечно. А жаль. Мне даже понравилось, если не считать дурацкой лестницы.

— А мне не жаль, — мягко сказал Маркус, обнимая меня. — Свадьба лишь начало, за которым следует прекрасное продолжение.

Я потянулась к его губам. Сколько бы он ни целовал меня, всегда было мало. Прикосновение теплой кожи иногда будоражило, иногда дарило успокоение, но неизменно вызывало желание оставаться в объятиях так долго, как только возможно.

Сейчас сладкий миг оборвался непростительно быстро. Дела поместья требовали от Маркуса активного участия, так что мне, с огромным сожалением, пришлось его отпустить.

В саду ещё орудовали несколько рабочих: под присмотром главного садовника чистили пруд, переносили скульптуры и выстригали газоны до идеальной ровности. Пока мой супруг разговаривал с управляющим, я решила пройтись. И сразу же заприметила ту беседку, в которой мы выяснили, что не состоим в родстве.

Прилив ностальгического умиления заставил задержаться здесь. Если бы только знала тогда, как всё обернётся, подумала я с оттенком превосходства над собой из прошлого.

Сразу за беседкой начинался цветник. Белоснежные лилии гнулись к земле под своим весом, нежные лепестки едва не касались земли. Подумав, я сорвала одну и по памяти побрела вглубь сада.

Памятник стоял и поныне, почти такой же, как тогда. Разве что табличку почистили, а с камня убрали вьюнки. Я смотрела на имя той, что могла быть на моём месте. Женой Маркуса, хозяйкой поместья Морнайт, наследницей рода де Блас. Странное это чувство. Словно глядеть в зеркало, в котором отражается кто-то иной.

Я не могла о ней горевать, потому что никогда не знала. Не могла ревновать, потому что любовь Маркуса предназначалась мне, а не её тени. Не могла остаться безучастной, потому что мы были связаны тонкими паутинками, что люди зовут судьбой.

И всё, что мне оставалось — пожелать, чтобы круговорот рождений дал ей испытать то счастье, что выдалось на мою долю. Я оставила лилию с лёгким сердцем. Будь то моё прошлое или чужое, отныне мы будем смотреть только в будущее.

И на этом солнечном горизонте не было ни единого облачка.

Больше книг на сайте — Knigoed.net