Как назло, следующие несколько дней мы с лордом Морнайтом совершенно не виделись. То у него дела в парламенте и при дворе, то у меня вместо эликсира Лёгкой поступи упорно выходит нечто, удивительно похожее на солодовый виски — словом, оба мы были заняты.
В очередной раз отогнав молодчиков, что явились по цепочке сплетен выяснить рецепт, я возвращалась из Академии. Глаза уже слипались, я то и дело зевала в рукав, но вся сонливость мигом слетела, стоило услышать впереди знакомое имя.
— …а как же лорд Морнайт? — гудел бочковый бас. Лорда Фицроя, декана Терры, ни с кем не перепутаешь. — О нём многие говорят. Как только лорд Вайс ушёл в отставку с поста главы дипломатической службы, все сразу же стали пророчить ему это место. И то, что за два месяца нового главу так и не назначили, подогревает толки.
Личность женщины я определила раньше, чем услышала её голос. Насыщенный аромат духов солировал в хоре садовых запахов, перебивая их с бесцеремонностью базарной торговки.
— Верно. Он мог бы сделать головокружительную карьеру, если бы женился, — с важностью сказала леди Эскриг.
Они неторопливо шли по дорожке и как раз собирались свернуть к теплицам. Мне было в другую сторону, но как же упустить случай? Крадучись, я последовала за ним, тихая, как тень. Всего лишь небольшая прогулка перед сном, ничего предосудительного.
— Думаю, этого никогда не случится, сами понимаете, — вздохнул лорд Фицрой. Симпатия моя к нему тут же поубавилась. — Я знавал его до того ужасного случая — и мыслимо ли, чтобы человек переменился за один день? Но именно это с ним и произошло.
— Я знакома с ним не так давно, как вы… Но не казалось ли вам, что в последнее время в нём стало больше сердечности? Никто не может страдать вечно, река времени унесёт прочь даже самые великие горести.
— Не знаю, не знаю, — продолжил терять мою благосклонность лорд Фицрой. — Как по мне, шрамы остаются шрамами, даже если поросли быльём.
Леди Эскриг ответила приглушённым смешком:
— Ах, вечный спор Аквы и Терры. — Она вдруг остановилась, повернула голову в сторону, будто что-то заметила. — А вы как считаете, леди де Блас?
Сконфуженная разоблачением, я подошла ближе.
— Думаю, что вы оба правы, — проговорила я, подумав. — Шрамы становятся частью нас навсегда, отсекают что-то или прибавляют то, чего не было до. Но если мы выдержали то, что их оставило, если восстали из пепла — то сможем разгореться вновь.
— Прелестная мысль, мне нравится. Очень мудро для вашего возраста, — кивнула леди Эскриг. И снова хихикнула: — Пожалуй, нам стоит отыскать кого-нибудь из Аэри для этой дискуссии. Что же, вы тоже решили проведать теплицы в этот поздний час?
От её вроде бы доброжелательного тона почему-то закралось ощущение, что леди Эскриг категорически против, чтобы кто-то нарушил их уединение.
— Нет-нет, я просто совершаю моцион, сверну к коттеджам на следующей тропе, — поспешила заверить я. — Говорят, полезно немного пройтись перед сном.
— О, я тоже что-то такое слышала, — подхватила она и подцепила террита под локоток. — В таком случае, доброй ночи.
— И вам тоже.
Как и было обещано, я свернула налево. И свернула бы туда, даже не устрой создатели парка здесь мощёную дорожку. У всех аквитов была удивительная способность доносить своё настроение даже без слов — или под прикрытием ровно противоположных.
Мысль о том, что едва не сорвала чужое свидание, веселила меня не особенно долго. Из-под неё, будто пузыри из-под толщи воды, всплыли совсем не радостные мысли. Ч и т а й на К н и г о е д. н е т
Признание лорда Морнайта само по себе ещё ничего не обещало. Что, если он уже пожалел о нём и хотел бы забрать обратно? Я думала, что знаю его, но если на секунду посмотреть со стороны — мы встретились впервые меньше года назад. Слишком малый срок, чтобы питать уверенность.
А тот, кто знаком с ним долгое время, уверяет, что он едва ли сможет отринуть боль и зажить снова. Мне вдруг ужасно захотелось догнать лорда Фицроя, схватить его за грудки и вытрясти из этого толстячка признание в наглой лжи.
Это его слова зародили комок беспокойства, что ворочался у меня под рёбрами.
В окнах «Терракотовых холмов» горел свет. Я нашла окно кабинета и с неприятным чувством признала, что беспокойство это не даст спокойно заснуть — и даже моцион не поможет, хоть до самого моря беги.
Избыток терпения никогда не был мне свойственен. Возможно, однажды я устану ждать настолько, что сама заговорю об этом, в нарушение всех мыслимых правил и обычаев. Печальная это была мысль и отдавала пеплом на языке.
Некоторые вещи теряют ценность, если ждёшь слишком долго.
И дело не в том, что я могу перестать видеть в лорде Морнайте желанного мужа и друга по жизни. Скорее, я просто с каждым днём всё больше буду уверяться в том, что не могу излечить его раны и не стану той, ради которой он сам захочет быть исцелён.
Я вздохнула и потёрла лоб. А ещё смеялась над Бетель с её глупыми страданиями на пустом месте — не так много дней прошло, чтобы бросаться в пучину тоски с камнем на шее.
Так говорил мне рассудок, но голос его уже подрагивал.
Часом позднее, когда я уже доела зажаренную пулярку с дивным ароматом можжевеловых ягод и проводила последние минуты за столом в сытой неге, в коттедж вернулся лорд Морнайт.
Едва он переступил порог столовой, как в глаза бросилось напряжённое выражение в каждой чёрточке лица.
Розалия мигом засуетилась:
— Не ждали вас так рано, милорд, сейчас подам ужин.
— Можете не торопиться, — сказал он, остановив её жестом. — Дарианна, вы не хотели бы немного прогуляться перед сном?
Я отложила салфетку с мыслью, что сегодняшний моцион должен оздоровить на пару дополнительных лет жизни.
На улице похолодало, ночной воздух приятно освежал лицо и руки — перчатки я благополучно оставила в столовой. На траве уже выпала роса и сверкала хрустальными каплями в свете садовых фонариков, упрятанных между ветвями. Едва заметный ветерок шевелил листья: если закрыть глаза и прислушаться, покажется, что это шуршит множество крошечных жуков.
Может, ночь была бы уж слишком свежа, но изнутри меня грел ужин, а снаружи, с левого бока — тепло, исходящее от лорда Морнайта. Да будут благословенны слишком узкие дорожки этого сада.
— Вы знали, что о вас судачат? — спросила я, потирая ладони. Не от холода, скорее, чтобы просто занять встревоженный разум. — Ждут, что вы займёте кресло главы дипломатической службы.
— Где вы это услышали?
Голос лорда Морнайта заставил меня взглянуть на него. Мы встретились взглядами, и я вздрогнула. Так мог бы смотреть человек, которому ни с того ни с сего всадили кинжал в спину. Глаза под взёрнутыми бровями горели беспокойным огнём.
— Всего лишь слухи… — Я улыбнулась и тронула его рукав, не понимая, отчего он вдруг так всполошился. — Люди болтают всякое, перемывают кости друг другу. А когда обсуждать нечего, то придумывают всякую чушь.
Лорд Морнайт закусил губу. Мой успокаивающий тон на него явно не подействовал.
— Это не чушь, — проговорил он. — Сегодня Королевский совет дал понять, что место до сих пор вакантно из-за моего промедления. Не думал, что молва разойдётся так скоро.
— О? Так чего же вы ждёте?! — воскликнула я. Опомнилась и понизила голос: — Разве такими возможностями стоит разбрасываться? Уверена, вы добьётесь немалых успехов.
— Да, я бы хотел принести пользу обществу и стране. Но как и всегда, между мной и службой есть одно препятствие, — глухо ответил лорд Морнайт. — Я не женат.
Сказать, что моё сердце упало, значит не сказать ничего.
Оно шваркнулось вниз с самой луны и разбилось в стеклянную пыль. Не эти слова я хотела услышать. Не то, что он всё ещё во власти прошлого — и не может принять будущее.
Шаги замедлились, пока не замерли вовсе. Лорд Морнайт обернулся, увидел моё лицо.
— Дарианна?
— Даже не знаю, что тут сказать, — произнесла я дрожащим голосом и замолчала. Через силу натянула улыбку, чтобы не выглядеть так уж жалко.
Лорд Морнайт шагнул ко мне, взял озябшие ладони в свои.
— Я не хотел, чтобы всё так вышло, — сказал он понуро и сжал пальцы сильнее. — Кем я теперь буду выглядеть в ваших глазах? Честолюбцем, беспринципным карьеристом, что расчётливо подгадал момент? Дарианна, я клянусь своим сердцем, своей жизнью, что хочу видеть вас своей женой не ради должности. Из одной любви к вам, которая зародилась так давно и ждала так долго.
Я с шумом втянула воздух, но чувство было такое, словно Пак высосал его до последней капли.
— Так вы… Так вы что?.. Вы?!.. — слова обмылками выскальзывали изо рта, неспособные уцепиться друг за друга. Я едва не разрыдалась от того, что в такой момент не могу даже двух слов связать, язык будто сковало параличом.
— Я прошу вашей руки, Дарианна. — Он поднёс мою ладонь к губам и поцеловал. — Как и все люди, я далеко не идеален и наделён множеством недостатков. Не так уж молод, порой ворчлив, привык к одиночеству и мало что видел в жизни, кроме работы. Но я обещаю беречь вас, хранить и любить столь много лет, сколько мне отмерено судьбой. И мне плевать на любые должности, если вас не будет рядом. А если вам нужно подтверждение чувств более весомое, чем слова… Что же, ради вас я готов отказаться от места в Совете.
— Нет! — вскричала я.
— Нет?..
— Не вздумайте отказываться, вы!.. Да что вы там себе вообще напридумывали? — сердито заговорила я. — Никогда в жизни я бы не подумала, что вы хотите меня использовать таким подлым образом. Разумеется, я выйду за вас! Да как я могу не выйти, когда я люблю вас так, что самой страшно? Не нужно мне ничего доказывать. Идите в Совет, женитесь на мне и будьте же счастливы, чёрт побери!
Лорд Морнайт сгрёб меня в охапку. Тихонько рассмеялся в самую макушку, порождая волну мурашек:
— Теперь вы выражаетесь как пиратка.
— Это называется «идеальная совместимость», — сказала я и прильнула щекой к его груди.
Помолвка ещё не достигла моего рассудка. Каждая жилка тряслась от радости, но я с трудом осознавала, что к чему, словно тело соображало гораздо быстрее головы. Каждый глоток воздуха пенился в лёгких весёлыми пузырьками, и это шампанское разносилось до самых кончиков пальца.
Упоение пронизывало меня с головы до ног, накатывало волнами золотистого света. Я и не думала, что когда-нибудь испытаю такой силы счастье, что оно вытеснит из меня всё прочее, выкинет, как ненужный мусор, тревоги и волнения, сомнения и печали, всё до последней соринки.
И в этой кристальной чистоте останется только одно — любовь к человеку, чьё сердце колотится под моей щекой.