Сад для вороны

Глава 15

Май — месяц, когда родилась Мэйли, она же Мэй-Мэй для фанатов. Уже два года как — я за неё. Её — и как бы мой, но не совсем — день рождения еще и день печали. Настоящей Мэйли ведь в этот самый день не стало. И это — единственный день в году, когда я позволяю себе немножко раскиснуть.

Я стараюсь этого не показывать родителям. Незачем. Но коротенький сеанс саморефлексии, когда остаюсь одна, устраиваю. Чего я добилась? Сделала ли что-то хорошее? Достойное? Или… мне и вовсе не стоило занимать место Мэйли?

В этом году у меня были поводы для гордости. Два сериала, один из которых принес мне признание зрителей и награду на престижной национальной премии. Несколько рекламных проектов. Как могла, помогла некоторым из новых родственников. Знакомства с выдающимися людьми. Друзья: мои пацаны из песочницы и новые, детсадовские.

С какой стороны ни глянь, за этот год я изрядно продвинулась.

Мироздание, слышишь?

Эта ворона пока что справляется!

А это значит — что? Верно: продолжаем продолжать.

И выбирать новую жилплощадь. Есть с чего: дядя Ян перевел нам причитающиеся проценты от доходов Вод Куньлунь. Я уже говорила, что реклама минералки — это новый хит. Чтобы было понятнее, насколько удачно «зашло» зрителям наше творчество, я просто назову сумму.

Два с половиной миллиона юаней. За вычетом налогов. Там не совсем ровная сумма, я немного округлила. Как по мне — это явное доказательство успеха. И мы намеревались эти денежки потратить на жилье.

На самом деле, меня вполне устраивала и наша текущая квартирка. Если бы не все эти заморочки со статусом, по которому «положено», ну и необходимость установить дома музыкальный инструмент для репетиций, жила бы я тут и жила.

Про фортепьяно коротенечко: учитель музыки считает, что у меня есть способности. И убеждает заниматься более углубленно. Обоснование: занятия музыкой позитивно влияют на мозг. Начиная от тренировки мелкой моторики (обеих рук, что немаловажно) и памяти (надо много всего запоминать) и заканчивая наработкой новых нейронных связей.

Занятия в садике — общие, учить одну меня, игнорируя прочих детей, непозволительно. А если уделять инструменту дополнительно полчаса-час хотя бы пару (лучше больше) дней в неделю, прогресс будет быстрее. Логично.

Вопрос с репетитором на «музыкальную домашку» мы пока не поднимали. Потому как нет инструмента.

Словом, мы начали подыскивать жилье. Обязательно — в нашем районе. Столовая-гостиная — это само собой. Не менее трех спален: родителям и мне для сна, а еще одна — под занятия. Чтобы соседушки не обалдели от радости, в третьей спальне планируется сразу сделать ремонт со звукоизоляцией. И на полу тоже, потому что мне и танцами где-то надо заниматься.

Каллиграфию и вэйци можно и в гостиной продолжать тренировать. А всё громкое вынести в отдельное помещение.

И, если уложимся в бюджет, было бы неплохо кабинет для мамы в планировке учесть. Там и рукоделия ее со всем для этого нужным держать. И письменный стол — за ним сценарии набирать всяко удобнее, чем за столом в гостиной.

Почему только для мамы? У бати свой офис. Его же тут снова повысили. Теперь он директор по логистике. Фантастический карьерный рост — без связей-то. Там заслуги дочери в зачет тишайшему каменному воину никто не считает. Только его личные усердие и деловая хватка имеют значение.

Подрос и оклад: до семи тысяч юаней в месяц. Вдвое больше прежнего. Кто-то скажет: «Это ж слезы в сравнении с доходами его ребенка». Тем не менее — это стабильный доход за честный труд. Зная батю, работу он не бросит. Миллионы приходят и уходят, а гарантированное завтра остается. Опять же, усилия по подъему по карьерной лестнице не обесценятся.

Мы с мамой и не заикаемся. Только мягкие намеки на покупку машины делаем. Недорогой и отечественной. Для руководящей должности как бы почти обязательной.

Но первым делом — квартира. Мама с Чу (мы же ей платим не только, когда она со мной на съемках) занимались поисками. Нас с батей привлекли уже на просмотр лучшего варианта из имеющихся.

Он учитывал все наши пожелания. Район, площадь, число комнат. Эта квартира — под пафосным названием апартаменты — даже в том же кондоминиуме расположена, что и наша нынешняя. То есть, я не уеду далеко от своих приятелей.

Правда, с учетом моей занятости, мы вряд ли еще поиграем на детской площадке… Да и там уже другие малыши в песочнице возятся. Преемственность поколений, хех. Ворчу в свои три, как старушенция.

Единственный нюанс той квартиры — она расположена на этаж выше квартиры семьи Сюй. У них восемнадцатый этаж, у нас (если остановимся на этом варианте) девятнадцатый.

Из двадцати, но квартира над (возможно) нашей пустует. Она не выставлена на продажу, не сдается. Ее просто купили (взяли в аренду у государства), и не стали в ней жить. Возможно, в качестве вложения. Или — чтобы прописать ребенка для устройства в элитное учебное заведение. Не исключено, что даже в наш Саншайн.

Квартира мне нравится с первого взгляда. Она уже с мебелью, даже с кое-какой техникой. Бывшие владельцы, если верить риелтору, здесь (как и соседи сверху) вообще не жили. Купили, оплатили оформление интерьера, а затем решили, что квартира не нужна. Цветы в кадках — и те поливал человек из службы клининга.

Огромная столовая-гостиная, много света. Окна почти в пол, все направлены на юг. Последнее — особенность китайской застройки. Выглядит как что-то дорогое, но не кричащее. Думаю, позже мама решит добавить уюта. Уверена, она с этим замечательно справится.

— Мне нравится, — озвучиваю вердикт.

Соседи снизу… Ежели их что-то не устроит, это будут их проблемы. Могут съехать, если станет невмоготу от нашего соседства.

Я в семье младшая, но мое слово решающее. И даже не потому, что эти хоромы (в сравнении с нынешней квартиркой) мы берем на мои честно заработанные. А потому, что мои славные родители хотят, чтобы их драгоценное дитя было довольно.

Зрачки риелтора расширяются, когда в подтверждение моих мыслей предки в один голос сообщают ей:

— Берем.

Цена вопроса — три миллиона двести тысяч юаней. Практически всё, нажитое непосильным (детским) трудом. Следующее крупное поступление средств — через квартал. Тут могли бы помереть некоторые земноводные, если бы я не помнила, как в моем мире будет дорожать жилье. И в Китае тоже.

Чтобы уберечь земноводных всего мира, сообщу: лет через десять квадратный метр в этом доме будет стоить в два раза дороже. Несмотря на то, что срок эксплуатации здания сократится.

Всё, минутка душных циферок завершена.

Презент на «дэ-рэ» уходит на оформление (ведь надо получить разрешение на сделку). Риелтор, как мне кажется, отправляется сразу в массажный салон — спину приводить в порядок после стольких-то поклонов. Не по мне такое подобострастие к клиентам, но в данном случае ворону не спрашивали.

Я же на сей радостной ноте на следующий день несу в Солнышко торт. Мама заказывала (точно знаю) ворону, но получилась вольная фантазия кондитера на заданную врановую тему. Скорее, это ворон, который зачем-то косит под павлина.

Что сказать: неплохо. На вкус — тоже вполне себе ничего. Пока трескаем всей группой бисквит, крем и шоколадные перья, размышляю: стоит ли обрадовать Вэйлань нашим скорым сближением?

Здравый смысл велит молчать: сделка еще не подтверждена. Ребячество подмывает сказануть, чтобы леопардовая соседушка заранее готовилась.

Она и без того смурная, словно ей не тортик предложили, а тухлую капусту. Хотя чоу тофу — вонючий тофу — здесь за милую душу едят. Мне пока не доводилось (к счастью), но по тому, что я видела и слышала, местные его вовсю едят. Восьмого марта у нас… у бывших нас — Международный женский день. А у нас-нынешних это день вонючего тофу. Не к торту будет сказано.

Словом, молчу. Одно пятно на репутации артиста — и до конца жизни не отмоешься. Буллинг (бесит это слово), он же травля во время учебы — это серьезное обвинение. Это сейчас мы мелкие, можно всё списать на детские шалости и возраст «несмышленышей».

Можно: но кто-нибудь ведь взбаламутит общественность. Мол: как награду давать — так нет ограничений в возрасте. А как другого ребенка «мучать», так она маленькая. Пока что Сюй Вэйлань доставалось (физически) в основном от Шуфэн. А пару-тройку незапротоколированных слов к делу, как говорится, не пришьешь.

В общем, жую торт и не бухчу. До конца учебного дня.

Пока мы не сталкиваемся после занятий в танцевальном классе.

Я задержалась: отрабатывала усложненные движения нового танца. Меня хотят поставить в центр, а там не только общую хореографию нужно исполнять, но и ажно целый трюк — я кручу колесо. Один раз.

На матах я его уже сотню раз прокрутила. Но на полу делать долго не разрешали. Три года — рановато для гимнастики. Даже самым прогрессивным и пластичным деткам. Но и «вау-эффект» на очередном концерте создать хочется. В конце учебного года состоится еще одно представление для гордых родителей. И так — в финале каждого семестра по отчетному выступлению.

В общем, я сначала упрашивала учителя дать мне добро на тренировки без матов. Даже без мысленного упоминания серой птицы, что в пиньин выглядит так: huīniǎo. Вы уже достаточно продвинуты в языке моей новой родины, чтобы зачитать это самостоятельно.

Затем под восторженные крики одногруппников я это колесо тренировала. Удача не подвела: ни осечек, ни травм. Обошлось и без учительского инфаркта.

Когда звучит сигнал о завершении урока, все детки (с разрешения учителя) бегут в раздевалку. А я как бы между делом спрашиваю, не научат ли меня еще чему-то?

Подобные элементы самостоятельно учить — путь в травматологию. В лучшем случае — трата времени, так как заучишь по незнанию неверно — придется переучиваться. Наша фитоняша — учитель танцев Мао — умеет не только в танцы, но и в акробатику. Сама показывала пару раз, производила на деточек впечатление. С ошеломительным успехом, кто бы сомневался.

Мао (пишется, как кошка, что очень ей идет) обещает подумать. Вежливо благодарю — может, даже слишком, потому как Мао смущается. Убегаю в раздевалку позже всех.

Танцы — всегда последний «доп» в нашем расписании. Со сменой одежки нам не помогают. Няни ждут снаружи, чтобы сопроводить «заезд» к главному корпусу. А оттуда уже учитель Дун «выдает» детей родителям.

Если кто-то долго копается (всякое бывает, мы ж малявки), или просто задерживается, чтобы еще позаниматься (это можно), то няни делятся. Не почкованием, а на сопровождение и ожидание. Одна бежит с теми, кто уже готов «к выдаче». Другая сторожит выход из дальнего корпуса, как верный пес Хатико. Учитель уходит сразу — ее работа выполнена.

Так-то, если вдуматься, работка у них не самая легкая… Зато зарплата достойная, элитный же сад. За задержки (тут могла бы быть тупая шутка про развитие, но ее не будет) еще и доплачивают.

Когда я выхожу из раздевалки, все из класса уже ушли. А нет: в углу скрутился кто-то из наших воробушков. Почему воробушки? Так мы до самых-самых холодов не носим шапки. Все — черноволосые, гладкие чернявые макушки над широкими куртяшками торчат. Если глянуть сверху — чисто стайка шустреньких воробушков скачет вприпрыжку.

Этот птенчик сидит в углу, ножки подтянуты, головушка уткнулась в коленки. По форме (детка не переодета) не понять, кто там скрючился.

— Ты в порядке? — спрашиваю с тревогой.

Вроде бы никого наша Мао не шпыняла сегодня. Класс нормально справляется, отстающих больше нет — подтянулись еще в том полугодии.

В ответ от меня отмахиваются.

— Ладно, — замечаю я розовую заколку в волосах.

Не больно-то и хотелось, с чудом леопардовым беседовать вне учебных часов.

И я бы ушла. Протопала через весь класс, ловя в зеркалах свое отражение. Потянулась к двери. И услышала всхлип.

Гордая дочь семьи Сюй — плачет в углу танцкласса? Я тут же развернулась на пяточках.

Да, мы вроде как враждуем «фракциями». Да, она та еще мелкая говнистость. Я так и не простила ее за тот посыл мяча в лицо Шуфэн. Подставы и зеленый «маскировочный» окрас — фиг с ними. А случай с мячиком — это другое.

Но здесь и сейчас Вэйлань — плачущий ребенок. Дитя, которое нуждается в утешении. С искореженной — усилиями взрослых — психикой.

Пройти мимо? Взрослая тетка внутри меня не смогла.

И чхать три раза с высокой колокольни или с крыши даосского храма на мое личное к ней отношение.

— Вэйлань? — короткий вопрос и касание.

Трогаю за плечо со всей деликатностью. Малявка поднимает заплаканное личико. А затем кидается на меня. Как была, из положения сидя. Головой врезается мне в живот, изо всех сил толкает.

Это так неожиданно, что я не успеваю среагировать на удар. Заваливаюсь на нелакированный паркет. Сверху на меня запрыгивает мелкий леопард. Неумело: драться дочь семьи Сюй явно не учили. Она пытается меня придавить к полу, но ни сил, ни длины конечностей ей для этого не хватает.

Прости, малая, но никто не обещал, что я буду смирно лежать, не брыкаясь. Мой организм разогнался в росте — сказываются разнообразные занятия и хорошее питание. И я сильнее. Пока тебя, бедолагу, натаскивали «быть самой умной» репетиторы, эта ворона тренировала силу и выносливость.

Я быстро оказываюсь сверху. Эта… цап-царапка с перекошенной моськой мне не соперница. Только порыв ярости да моя к этому порыву неготовность позволили ей повалить «врага» на землю.

Фиксирую своими конечностями «противницу».

— Что с тобой сегодня? — спрашиваю еще раз. — Вэйлань, что стряслось?

— Всё из-за тебя! — выпаливает мне в лицо клубничный леопард. — Это ты виновата!

— В чем? — мой голос мягок, несмотря на внутреннее напряжение. — Я не сделала тебе ничего плохого. Сегодня тортом угостила. Объясни?

Если сейчас одна из нянь зайдет, чтобы проверить задержавшихся воспитанниц, то застанет она красочное нависание одной ученицы над другой. С применением силы. Охренительный компромат.

Мысль о том, что всё это может быть продуманной подставой-провокацией, мелькает и гаснет. Вэйлань три годика, слезы всамделишные… Нет, вряд ли. Скорее, просто совпадение. И, чтобы оно не стало фатальным, нужно ускорить процесс.

Я ловлю ее взгляд. С учетом положений, это не так и трудно. И — давлю. Грозный взгляд-приказ грымзы Дун в сравнении с этим взглядом тускл и невыразителен. Я училась у лучших: незабвенная наставница по театралке, Наталья Сергеевна, была из таких.

Уж она-то умела глядеть требовательно, но не унизительно. Этот взгляд впивался в душу, взывал к чувству долга, побуждал превзойти самого себя.

И сейчас трехлетнюю кроху пронизывает тот самый взгляд.

— Вэйлань не справилась, — с надрывом отвечает леопард. — Я плохо старалась. И поэтому папа нас бросил.

— С этого момента поподробней, — я отпускаю руки-ноги, но не взгляд. — Скажи мне всё.

Моя «врагиня» распрямляет спину. Сидя на полу и хлюпая носом, начинает говорить. А я — холодеть от злости. Вовсе не на Вэйлань направленной.

Подслушивать взрослых умеет не только ворона. У представителей семейства кошачьих тоже острый слух… Особенно, когда те взрослые в запале забывают про манеры, достоинство и необходимость «держать лицо».

Так младшая Сюй узнала о «той женщине». Вэйлань не совсем поняла, что за женщина, но то, что мама из-за нее злится — ясно и дитю. Часть фраз малышка повторяла, как услышала. Кое-что я за нее додумала — ведь знаю кое-что о ситуации.

Тетушка Яо делилась с моей мамой сплетнями о том, что господин Сюй «ходит налево». И, если от хождений случатся определенные плоды, положение госпожи Сюй пошатнется.

Случились. «Та женщина» недавно родила сына. Положение не просто пошатнулось, оно рухнуло. Отец Вэйлань решился на развод.

Это будет скандал и урон лицу, но сын — наследник — перевешивает все последствия. Ведь дочь не оправдала ожиданий.

Знаете, что предъявил жене этот господин? Что на зимнем отчетном концерте у какой-то голодранки был сольный номер, а у их Вэйлань — нет. Значит, его дочь посчитали недостойной отдельного выступления.

Мать в ответ прокричала, что муж мог бы больше внимания уделять их ребенку… А не спешить заделать нового.

Я не нашлась, как такую извращенную логику прокомментировать. Это за пределами моего понимания.

Они искорежили ребенку психику. А затем доломали ее (пока что предстоящим) разводом.

— Иди сюда, — смягчаю взгляд и делаю то, что велит Кира Воронова.

Прижимаю к груди хорошенькую сломанную куколку. Глажу ее по спине. Вэйлань ревет в голос.

Это правильно, это хорошо. Ей надо выплакаться, излить наболевшее.

Так и застает нас няня Шань. Повезло, что зашла за «потеряшками» моя фанатка, а не злыдня Лань.

Я сижу лицом к выходу, так что при виде замершей с вытянутым лицом нянечки успеваю приложить палец к губам.

Выходим мы — попозже — из корпуса вместе. Няня Шань смотрит на нас очень странно, но ничего не говорит. Без шуток: выпустимся, я ее найму. Пока не знаю кем, но к окончанию сада придумаю.

Еще страннее глядит следующим утречком акула. Когда я подхожу к Вэйлань. Поздороваться. Та мнется, кусает губы, а затем достает из рюкзачка леденец. Протягивает его мне.

А я не отказываюсь. Это ведь леденец мира.

— Попозже съем, — обещаю леопардику.

— Ты. Она, — Цао Шуфэн чуть позже подходит ко мне с резонным вопросом. — Что это?

— Это сложно, — отвечаю. — Ты умная. Поймешь. Вся группа теперь — вместе.

— И с ней? — ширит пустые глаза акуленок. — Вместе⁈

— Да, — киваю. — Шуфэн, она была сломана. Но мы ее починим.

— Не понимаю, — качает головой подруга.

— Постарайся, — мягко улыбаюсь. — Я объясню. У нас есть то, чего у нее никогда не было.

— Что? — легкая заинтересованность в голосе.

— Друзья, — светлеет моя улыбка. — Настоящие друзья.

Если маленькая пятнистость не взбрыкнет в процессе «починки», выйдет из моей затеи толк. Уверенности нет, но в жизни вообще с гарантиями туго.

Вот смех-то будет, если мы и впрямь задружимся всей группой. Идеальное светлое будущее в масштабах детского сада. И во главе его — ворона. Так и быть, сразу после директора.