Январь 2001, провинция Гуандун, КНР.
Год белого металлического дракона был полон свершений. Разной направленности… Финал его вышел сумбурным.
Как-то так получилось, что после благополучного разрешения прекрасным (ну… когда отмоют, будет, наверное) мальчиком одной из зрительниц концерт плавно перетек в банкет. Его не в саду проводили, ясное дело.
Садик же от побочных последствий счастливого события требовалось неслабо так прибрать. И я так думала, что мальчика-обезьяну тоже под шумок «приберут», выметут поганой метлой из группы одаренных. Однако Лин Цинцин снизошла до вызова родителей — крайняя мера, как выяснилось.
Долго-долго приятная пара с уставшими лицами просидела в кабинете директора. И их ручной, кхм, обезьян при разговоре тоже присутствовал. Вышел с красными ушами, без единого солнышка, но с сохранением места в группе одаренных.
Валюту с него списали, на последнее место скинули, но санкций, как с Цао Шуфэн, не ввели. Не выдали запрет на начисление. Можно было б возмутиться несправедливостью. Но я решила, что будет лучше с глазу на глаз при возможности с директрисой этот вопрос обсудить. Без лишнего шума.
Подозреваю, что так легко отделался обезьян не только по причине того, что родители в начале учебного года вносили спонсорский взнос. Напомню, что девочка-куница к нам попала по переводу. «За так», в смысле, за успехи в учебе. А акула нехило потрепала леопарда, что похлеще будет, чем деяние докторского сыночка. И там, и там разукрасили кожу, но есть, как говорится, нюанс.
И даже не потому, что за него просили родители. Скорее, дело в том, что госпожа Лин не желала темное пятно на светлое событие бросать.
Да, роды сорвали представление, но мало кто расстроился. Детки, кто постарше, и кто хотел выступить (не потому, что надо, партия и Саншайн зовут на сцену), может и опечалились. Ну и няни, отмывавшие потом концертный зал. Но тем платят зарплату, так что не переломятся.
Родители преисполнились самых добрых чувств, а секретарь министра удостоил госпожу директора рукопожатия. Что-то там было такое сказано (мои предки далековато были и не всё расслышали, а нас уже увели из закулисья) в духе: «Хоть мы не все выступления увидели, этого достаточно. Младшие дети достигли таких успехов под вашим мудрым руководством: что говорить о старших?»
Похвала важного человека имеет солидный вес на моей новой родине. Тогда как активация режима «суровые разборки» могла бы выйти за пределы Саншайн. Тем самым подпортить впечатление представителя партии. Урон лицу и вот это вот всё.
О других последствиях концерта: мы на нем слегка «приподнялись». Это я о солнышках, если что. Всем танцорам накинули по десятке (то есть всем, даже Шуфэн, и ни одна грымза не пикнула). Актерам еще по десяточке, а за главную роль жирафик отхватил двадцать солнышек. Мои заслуги оценили в двадцать пять желтеньких «монеток». И это (плюс все усилия до и после концерта) к завершению первого полугодия вывело одну ворону на восьмую строку в рейтинге.
Не первая с начала, но и не первая с конца. Золотая середина, а еще — в арабских цифрах — очень похоже на песочные часы… Или, если перевернуть, на знак бесконечности. Но в местной традиции восемь — число благоприятное. Так что — с пивом покатит. С чаем, простите.
И вообще — чхать я хотела на рейтинг среди карапузов, когда он противопоставляется здоровью родственников. Это даже сравнивать нельзя.
Лучшее в Солнышке — это каникулы. На Новогодние праздники семья Ли рванула на деревню к дедушке. В большой семейный дом на отшибе цивилизации. Где шум, гам, куча родни и улыбчивых лиц.
Проведать дедулю спешили не только мы. Родители честного брата Чжуна прикатили на этот раз без задержек. Может, это было связано со звонком моего бати бате Чжуна.
В логистической компании, где Ли Танзин трудится, появилась вакансия для водителя большегрузов. А у Ли Ченя есть права нужной категории и стаж: он в порту работает, на извозе. Рыба, морепродукты, контейнеры. Весь пропах специфическим запахом дядюшка Чень. Но зато — и для меня это важнее — он честен, без гнильцы. Много говорили мы дома об этой ветви клана Ли. Отец брательника-подельника — правильный дядька, трудяга, каких мало даже в стране трудоголиков. Вот и сына воспитал дельно.
— Я тебя помню, — с грозным видом сообщаю я братану, когда мы сталкиваемся на пороге семейного дома.
— А ты кто? — вопрошает Ли Чжун.
«Ворона, в смысле, конь в пальто!» — пока я выдумываю вариант перевода, братец начинает ржать.
А я вспоминаю, что этими же словами год назад к нему обращалась. Он тогда еще похвалил мою каллиграфию. И вписался по полной программе в развеселый демонический экшен с участием еще двух наших братьев и сестры Бинбин.
Хохочем уже на два горла, а затем с серьезными лицами пожимаем друг другу руки.
— Рад тебя видеть.
— И я!
— Вот бы вы оба провалились, — гнусавят от входной двери. — В подвал с крысами.
Свекольный хвост в саже прямо-таки сам просится в упаковку с вкусняшками Ли Бинбин. Снова. О крысах она заговорила… Чья бы мышь пищала тут, жалобщица недоделанная!
— Бинбин! — вскрикивает обладательница еще одного противного голоса. — Так нельзя говорить, дочка!
Маманя сияющей жемчужины говорит с укором, глядит — это ухитриться надо! — снизу вверх на нас, мелких. Только вот не верю я ей. И дело тут не в том, что она меня год назад намеревалась ударить. Просто — нет, эта женщина нечестна.
Не очевидно и то, за что она ругается на дочь. Здесь, в южной провинции Гуандун, считается запретной темой говорить в доме о мышах. И о крысах, само собой. Или те придут в дом — их же позвали. Суеверие такое. Вне дома, во дворе, еще допустимо, а в доме — дурная примета.
И как прикажете понимать сей профилактический втык, а?
— Эй! — Чжун тоже, кажется, чует фальшь. — Мэй-Мэй заработала награду! Золотую статуэтку! А ты чего добилась за год, Бинбин?
Мой запальчивый брат бьет козырями. Такое нечем крыть. И это ему еще не все достижения младшей сестры известны.
— Тише все, — выступает вперед создатель жемчужины. — Мы все — Ли. Родные. Родители малышки Мэй, как и мы, внесли вклад в лечение дедушки. И слышать не хочу, что кто-то ругается из-за пустяков.
«Как и мы», — чуть не заставило меня подавиться.
Мы оплатили операцию и период восстановления. А Ли, которые свинину продают, дали денег на транспортировку прадеда в городскую больницу. Не думайте, мне ни юаня не жаль из тех денег. Но уравнивать наш вклад и их? Сомнительно аж до икоты.
— Папа, мама, простите, — винится сияющая ж… жемчужина, да. — Дочь сказала, не подумав.
— Перед сестрой извиниться не хочешь? — никак не угомонится Чжун.
— Брат, оставь ее, — тяну его за рукав, пока не нарвался. — Дядюшка прав. Мы — семья. Для семьи мои родители приготовили подарки.
— Ай-ё… — прижимает руки к груди мама Бинбин. — Правда?
— Конечно, — улыбочка на лице в стиле: «самый добрый ребенок в мире». — Для сестры — ханьфу. Красивое. Мэйли его не носила. Прости, сестра. Я не так добра, как ты. Мама зовет, мне пора.
Сваливаю, пока эта часть семейства переваривает слова про щедрый дар.
Тонкое, дорогое унижение: до подношения фарфоровой куклы императрице, рожающей дочерей, не дотягиваем, но тоже неплохо. Те родственнички отдавали нам вещицу с плеча дочери. Да-да, здоровья желали, все эти добрые побуждения. Только вещь ту она переросла. И, судя по виду, не особо-то и носила. Подарить что-то ненужное — удачный ход, как ни крути.
Мы подобрали для этой малышки на самом деле дорогое детское ханьфу. Раз в пять дороже того, прошлогоднего. Его нельзя будет не надеть, не оскорбив меня и моих родителей. А надев, они признают, что наша ветвь клана — успешнее.
Сложное? Да, понимаю, для меня тоже.
Это примерно как подарить самую красивую золотую заколку нижестоящей (по гаремному статусу) сопернице. Со словами: «Бери, сестра, она идет тебе больше». И с не озвученным: «Ведь самой тебе такую ни за что не заполучить».
Я даже не стала спрашивать мамочку, откуда ей знакомы подобные маневры. Небось, она ответила бы, что из дорам. Ну да не суть. На подобное денежку зажать — грешно было бы.
С учетом того, что на мамин банковский счет упал почти лям. Без малого миллион юаней — это наша крохотная доля от прибыли Вод Куньлунь. За один квартал, пока крутится ролик (тоже только один пока) с танцующими детками. Налоги уже вычтены, дядя Ян позаботился.
Следующее начисление согласовали на конец апреля. Чтобы к дню рождения Мэйли было, на что купить тортик.
И вот как раз с учетом этого начисления мы всерьез обсуждали содействие родителям Чжуна. Самих родителей перевезти можно хоть завтра: аренду простенького жилья оплатить, дать работу дяде Ченю (не путать с Ченом, это разные имена). Мама Чжуна неплохо готовит, ей дело найдется. Можно даже рискнуть, вложиться стартовым капиталом, чтобы тетя Хуэй (это не то, что вы подумали, а «мудрая девушка») могла открыть ресторанчик.
Но это полумеры. Для того, чтобы честный брат мог пойти в столичную школу, ему нужна соответствующая прописка.
В Срединном государстве не так-то просто купить квартиру. Это должны одобрить власти. Ага, без шуток. Вы можете уже перевести юани за полюбившееся жилье, а вам откажут в согласовании сделки. Деньги вернут, конечно. Но время и нервы — нет.
Чтобы вас не завернули при покупке жилья в Бэйцзине, вы должны прожить в нем три года. О, и работать. Налоги! Не платишь налоги — не претендент.
Съемное жилье или отели на весь срок — ваш осознанный выбор. «Столичные бродяги», есть такой термин. Люди, работающие в столице без прописки. И их… много.
Существуют ограничения по количеству недвижимости, разрешенной к приобретению частными лицами. Людей много, а столица (и другие крупные города) не резиновая. В разных регионах (страна велика) ограничения разные. С ростом свободной жилплощади жесткие рамки становятся мягче, где-то и вовсе снимаются.
В настоящем для Бэйцзина — это две квартиры на семью. Если есть ребенок, то три. Позже, как больше жилья настроят, лимит повысят. Недвижимость — неплохое (даже с уймой подводных камней) вложение средств. Многим (с шуршащими юанями в карманах) интересное.
Для иностранца допустимо иметь всего одну квартиру в любой части Китая… в собственности? Нет. В аренде.
О, это интересное. И многое объясняющее, да. Те, кто покупает жилье в Поднебесной, на самом деле его… арендуют у государства. Срок аренды — семьдесят лет. Для объектов коммерческой недвижимости — сорок лет.
Срок считается не от момента приобретения (взятия? В общем, со дня, когда юани принес), а с года постройки конкретного здания. Что будет семьдесят лет спустя? Теоретически — госкомиссия. Если состояние дома будет признано надлежащим, жильцам предложат продлить срок аренды. Если нет — тогда пойдут в ход варианты с расселением.
Практически — а фиг его знает. Ведь закон принят не так давно, в восьмидесятых, и пока что ни один из домов, по такой схеме отстроенный и распроданный, не «отжил» свое.
Батя у меня — мужчина с хозяйской хваткой и познаниями в совершенно разных областях. От менеджмента и логистики до технологии посадки риса, практикуемой уже не одно тысячелетие. От вэйци (го, если кому привычнее) до ремонта сантехники своими руками (был в быту прецедент).
А еще он полочку может прибить. Своими руками. Тогда, когда его об этом просят. Золото, а не мужчина. Правда, есть нюанс: мама ни о чем не просит его тогда, когда он уставший с работы приходит. Дожидается выходного дня. Раскрытие секрета семейного счастья, ага.
Так вот, с его слов такой срок эксплуатации зданий — не с потолка взят. Или не только с потолка? Суть в климате (в основном он тут влажный, даже в северной части страны) и коррозии строительной арматуры. И еще куча непонятных для меня слов (я и эти-то выучила случайно). Короче, дома могут выйти из строя, и их будет проще снести, построив на их месте новые.
Помните бумагу с гербом и звездой-печатью? Вот там, похоже, срок эксплуатации нашего многоквартирника и указан. Никакой ненаучной фантастики.
От фантастики к реальности: я никак не могу перевести Чжуна в школу Бэйцзина в ближайшие три года. Но пойти по долгому пути мы уже можем. Он не без ухабов-недостатков, но он есть. И это не может не радовать.
Вчерне план таков: родители Чжуна переезжают в съемную квартиру в Бэйцзине. Батя пристраивает дядю Ченя к себе. Тете Хэуй помогаем открыть ресторан. Возможно, его придется на кого-то из моих предков регистрировать, этот нюанс мы пока не проясняли. Если мама Чжуна не возьмется за дело, то поможем с пристройством. Хоть кем, лишь бы крохи налогов капали.
С апрельского отчисления (по прогнозам оно больше будет, так как еще минералка подключится) от Вод Куньлунь мы покупаем вторую квартиру. В том же районе — это важно для моего хождения в садик. Но побольше. А то мне негде фортепьяно ставить… Так, об этом как-нибудь потом. В нашу старую квартирку заселяем папу-маму Чжуна. Та же аренда, но дешево, и у своих.
Они нарабатывают стаж в столице, плюс срок проживания. А через три года, если что, мы им поможем с покупкой своего жилья. И Чжун сможет хотя бы в старшую школу пойти в столице.
Главный минус: все три года братишке придется жить с бабушкой и дедушкой, практически не видясь с родителями. Стоит ли оно того? Вот посовещаемся все вместе и решим.
Зачем это мне? Очевидно же: кровные родственники, еще и люди хорошие — такие на дороге не валяются. И еще эта ветвь клана Ли совсем не похожа на людей, забывающих добро. На них можно будет положиться в (далеком) будущем.
Ко всему прочему, мне не по себе от того, что я по съемочным площадкам разъезжаю, а честный брат Чжун помогает бате в порту. Этот ребенок достоин большего.
К предкам мы буквально на пару дней приехали. Точнее, на два с половиной дня. Вечер в день приезда тоже стоит учитывать. И даже так — на действия по вправлению мозгов в сестрицу слишком мало времени.
В сам праздничный день такое столпотворение, что остаться не на виду проблематично. Да и праздник портить… Не, свинство это.
Год белой металлической Змеи клан Ли встречал в обновленном составе. Один из молодых мужчин женился. В семье другого родилась дочь. Вроде как хотели сына, но теперь, глядя на успехи А-Ли, рады и девочке.
О здоровье прадедушки стараются не упоминать. Застолье вообще не место для разговоров о грустном или проблематичном. Надо радоваться, есть и пить. О, и еще новогодний концерт смотреть.
Поводов для радости (основных) в семействе два: мои невероятные успехи и рождение еще одной малышки Ли. Теперь и у Мэй-Мэй появилась своя мэймэй — младшая сестра.
В беспечальном многоголосье к нам приходит Новый год.
День после Нового года — это как раз день, когда дом почти пуст. Взрослые навещают почивших предков, дети предоставлены сами себе. И вечно занятой бабулечке.
Болтаем с Чжуном обо всем и ни о чем. О том, как братцы-кролики переметнулись от сестрицы-лисицы. К знаменитости подкатить удумали. Может, виной тому презенты. Или же можно допустить, что моя слава так ярко засияла, что у пацанят открылись глаза.
Я склонна полагать, что с мелкими провели разъяснительную работу их родители. На тему: «С кем дружить нынче выгоднее».
Их мы не шпыняем, но и не рвемся принимать парочку в свою компанию. Нам и вдвоем нескучно совсем. Чжуна распирает от желания заманить Бинбин в подвал (кто за что боролся, тот на то и напоролся), а там устроить новое — свеженькое — явление демона. Упирается в повод: на то, что именно в подвале дедуля прячет сладости, сестра-песец не повелась.
— Брат, давай без демонов? — хмурюсь. — В этом году. А то тогда мы призывали одного…
— И ты стала, как демон! — восхищенно сказал Чжун. — В дораме. Мы все-все серии смотрели, а те, где ты — потом пересматривали.
— А еще мне кажется, что со мной подружилась одна… — живо вспоминаю мертвые акульи глаза. — Демоница. Давай пропустим год, ладно?
С меня хватит одной неугомонной подруженьки. Шуфэн, конечно, классная, но даже для меня она чересчур странная. Еще одну такую моя детская психика может не перенести.
— Да ладно? Расскажи?
Ли Чжун, в том году удививший меня своей рассудительностью, всё же ещё такой ребенок. Сказала двухлетка…
Пересказываю брату наши садиковские приключения. Про кино ему тоже охота узнать. Говорю так много, что язык устает.
— Не можешь не хвастаться? — заявляется с той стороны, где курочки, Бинбин.
— Завидуешь? — вскидывает подбородок честный брат.
И, пока сияющая пакость на него фырчит (полярные лисы же фырчат, да?) я успеваю произвести обходной маневр. Прищепка крепится очень легко — проверено.
— Змея! — вскрикиваю.
Малость наиграно, но сестрица ведется.
— А-а-а-а-а-а-а!
Знала, вот знала, что пригодится мне снова змея-шутиха.
Сестричка бежит вприпрыжку впереди своего визга. Не выбирая направления — лишь бы бежать. Ноги заводят Бинбин в куриный загон. Пернатые умнее хвостатой (я про прицепленный хвост сейчас), они улепетывают от невнятной, но громкой угрозы с возмущенным кудахтаньем.
Петух слегка тормозит, видимо, шок у бедной птицы. Это ж он тут главный и самый громкий, а тут на его территории беспредел творится. Он тоже начинает убегать, но не может выбрать направление, где нет этой двуногой. И вместо пути по прямой петляет между ногами орущей на высокой ноте девчули.
Хвост неповинного петьки оказывается под детской ногой. Птиц расправляет крылья, бьет ими в воздухе. Машет руками и Бинбин…
В сражении побеждает, однозначно, петушок. Потому как он — успешно ретируется, лишившись всего пары перьев, а ее сиятельство поскальзывается на… пусть будет — траве. На траве — оно. И оно встречает Бинбин, ведь она так неудачно падает носом в свежую кучку. Оно маленькое в сравнении, скажем, с коровьим. Ну так и сестра-песец еще не вымахала.
К тому времени, как бабуля прибежала на рев, у меня устал не только язык от болтовни. Живот болел от смеха, лицо свело… А змейка невероятно удачным образом отцепилась, пока сестрица вставала.
Так что ей еще и полотенцем влетело. Сначала по попе, за очередной «шум этих глупых, выросших в городе», а затем по носу — стерла бабуля заботливой рукой с носопырки Бинбин след от забега.
К нам с Чжуном — ноль претензий. Подумаешь, змея. Это юг, детка, тут змеей мало кого удивишь. Кроме городских, само собой.
В последний денечек нас (мелких, но не слишком) везут «на хозяйство». Я ужасно хотела побывать в цитрусовом саду. И не потому, что мы на его приобретение давали денег. Просто мандарины люблю.
И еще мысль есть одна по поводу цитрусового рая. Но надо сначала своими глазами увидеть, как оно всё тут, чтобы уже от этого «плясать».
Сад именно таков, как я себе и представляла. Деревца аккуратные, видно, что за ними отменно ухаживают. Крепкие темно-зеленые листья, яркие плоды — красотенюшка.
Само собой, вскоре мы тоже украшены — соком мандариновым. Скоро это будут собирать, а пока — до наступления Нового года — плоды оставляли на деревьях.
А раз всё именно так, это повод воплотить одну задумку. Помните, я упоминала товарища, который мне рекламу французской питьевой воды скидывал? Этот человечек не от скуки ролики рекламные смотрел. Он сам занимался рекламой, продвижением, раскруткой, вот этим вот всем. Я ни черта не смыслила в его занятии, а он продолжал закидывать мне выдающиеся образчики рекламы.
И один из таких «образчиков» являл собой китайского — вот удача! — рекламщика. В ролике он продавал как раз мандарины. Всем, что называется, собой. Не красавчик, который бы вальяжно чистил плод от кожуры, а затем деликатно поедал дольки.
Не. Тот дядька разрывал фрукты надвое, он вгрызался в них зубами. Сок тек по щекам и подбородку. А мужик с горящими глазами чуть ли не кричал в камеру, какой же сочный и сладкий этот мандарин. Экспрессия! Задор! Убедительность!
Как сказал тот мой приятель, мужичок — долларовый миллионер — жутко популярен в родной стране. Ему верят простые люди, а их так-то больше в Поднебесной, чем богатеньких.
Дядька вышел на рынок с мандаринами, когда в массовом обиходе уже были смартфоны — на них его и снимали. Живая съемка, с тряской от рук оператора, все дела.
Я не хочу отбирать его хлеб (мандарин). Нет. Пусть, если он (или кто-то на него похожий) делает деньги на своей напористой рекламе.
Мы пойдем другим путем. Но кое-что позаимствуем.
Для начала нужен будет дуэт Бу-Ян. Пусть сделают просто, но красиво, они могут.
Есть сочные плоды будем мы, дети семьи Ли. Кто убедительнее покажет на камеру вкусность сладких мандаринов? А они сладкие и вкусные, проверено лично. Мелким даже играть не придется. Только есть мандарины с тем же восторгом, как сегодня. Кто-то испачкается? Так даже лучше, пусть хоть с головы до ног чумазыми станут.
Мэй-Мэй может поесть немножко аккуратнее. Но тоже — увлеченно, с упоением. Сюжет? О, дети помогают бабушке с дедушкой со сбором мандаринов, но не могут устоять перед искушением.
«Мы немножечко».
«По одному мандаринчику».
«Они слишком вкусно пахнут».
А потом, к финалу ролика, уже после чумазеньких мордах, совершенно пустая корзина и деревце, где фрукты только на самой верхушке.
Надо будет согласовать с Яном и Бу, во сколько эти съемки обойдутся, и когда их проводить. Надо же детей собрать. Своих — дело семейное, семейство в кадре и появится. Братец Чжун, как мне кажется, отлично впишется в концепцию. И сестра Сюэ у нас симпатичная.
Даже братцы-кролики подойдут, они бойкие, гиперактивные. Только Бинбин я не хочу видеть в ролике для бабушки с дедушкой. Ибо думать надо головой. А не только есть в нее и гадости ею говорить.
Февраль 2001, Наньцзин, провинция Цзянсу, КНР.
Уезжать из семейного гнездышка немного грустно даже. Греет, что родители Чжуна согласились с планом «переселение правильных Ли». Бабуля с дедулей сначала с настороженностью приняли мою задумку о пиаре для их мандариновых садов (второй, точнее, первый — тоже скоро начнет плодоносить). Но затем, послушав больше, воодушевились.
Так что сразу после съемок в «Шелесте осенних листьев» постараемся мы это дело воплотить. Очень хочется, чтобы труд родственников окупился. Привел их к благосостоянию.
А пока — летим в Наньцзин. Он же — Нанкин, кому так привычнее. Город, называемый «южной столицей». Несколько династий называли этот город (по-разному именовали, но локация оставалась та же) столицей.
История здесь, как и во многих городах Срединного государства, смешалась с прогрессом. Жаль, нет времени на разглядывание — взглянуть тут есть на что.
Мы здесь ради встречи с Чу — чудик мой бледный и правдолюбивый летит сюда другим рейсом. А дальше — заселяться в отель неподалеку от киностудии Наньцзина. Часть моих сцен будет там отработана, остальные на натуре.
Смущенная и радостная хризантема — мой официальный личный помощник. По оплате на первое полугодие мы с ней сговорились на три тысячи юаней в месяц. Лотос платил ей две двести, так что Чу уже в плюсе.
Гонорар за роль в «Листьях» — стартовый, без учета съемочных дней — восемьдесят пять тысяч юаней. И по две тысячи за каждый рабочий день с моим участием. Даже если будет отснята всего одна сцена, и займет она по времени полчаса.
Это еще далеко от «звездных» гонораров, но мы к ним потихоньку приближаемся. Нельзя платить обладательнице премии «Летающие апсары», как начинающей актрисе.
Личный помощник, путем несложных вычислений, отобьется (беру ЗП за полгода) за девять съемочных дней.
Всё идет гладко и замечательно. Я рада вновь окунуться в процесс актерского перевоплощения. Это мой особый вид удовольствия. Ровно до момента, как студийное авто (за нами в аэропорт прислали представителя студии и машину с водителем) не останавливается перед высоткой — зданием отеля.
Потому как рядом с нами стоит глазастый мерседес. И выбирается из него… Звезды и звездные гонорары не к ночи будут помянуты…
Мироздание, серьезно?
Других малолетних актрис во всей Поднебесной нет? Закончились?
Лин Сюли, собственной премилой и очаровательной (с экрана) персоной. В сопровождении верной тени и бодигардов.
Конечно же, нас они тоже замечают.
И тут происходит неожиданное. Ян — тень черной овцы — отделяется от своей хозяйки. Выходит на два шага вперед. Сгибается в глубоком поклоне. Таком, что длинные волосы, собранные в низкий хвост, перекинувшись вперед, почти метут улицу.
— Примите мои искренние извинения, — говорит, не разгибая спину, тень. — За вред, причиненный моей дальней родственницей. Заверяю, что семья Лин не имеет никакого отношения к тому инциденту с прессой.
— У нас нет претензий, — холодно и веско роняет слова, точно камни, Мэйхуа. — Ни к вам, ни к семье Лин.
Ян медленно разгибается. Нечитаемо-сложным взглядом глядит на маму.
— Кроме того, госпожа, мы действительно не были осведомлены…
— Довольно, — отсекает мать. — Ничто из случившегося не повлияет на сотрудничество моей дочери и вашей подопечной. Я верно понимаю, что госпожа Лин Сюли тоже приглашена на роль в «Шелесте осенних листьев»?
Едва заметное выделение голосом этого «тоже» превращает вежливую фразу в нечто совсем иное.
— Госпожа Лин Сюли исполнит роль молодой принцессы Юй.
О, моя подруга по занятиям — по сценарию. Однако, тесен мир. И снова звездочка играет принцессу. Мы же с этим интервью-обвинением пропустили в итоге оглашение актерского состава. А теперь — сюрприз-сюрприз.
Ладно. Демоны с нею, с принцессочкой. Стоит она себе в сторонке, зыркает напряженно, но хранит царственное молчание.
Меня другое волнует: что это мать моя китайская женщина сейчас исполнила? «Тоже», «довольно»… Так задела ее выходка глупой курицы Ян-младшей? Не может же новая аккуратная черная сумка от Hermes (на мой взгляд, ничего такого, а ценник, как за рисовое поле) так менять человека?