Русь. Строительство империи 5

Глава 9

После боя было тяжело. Я сел там же где и стоял. Вокруг суетились люди, оказывали первую помощь раненным.

Я сидел у кромки озера, уставившись на черный остов ладьи. Вода тихо плескалась о берег, отражая красные отблески догорающего дерева. Кубок-череп Святослава ушел в огне и теперь от него осталась лишь память да горький запах дыма. Ноги мои утопали в сырой траве. Бой закончился, а тишина давила сильнее, чем крики врагов.

Слева послышался шорох. Рядом опустился Добрыня, его массивная фигура продавила рыхлую землю. Широкий меч он положил поперек колен. Он бережно сжимал рукоять. Его лицо, покрытое кровью, оставалось спокойным, но глаза выдавали усталость. Справа сел Ратибор, руки легли на колени, кинжал торчал из-за пояса. Он не успел оклематься еще от прошлого ранения, а уже снова участвует в новом. Он бережно собрал свои метательные ножи и спрятал их в кафтане. Он молчал, глядя на воду.

Мы трое сидели у озера, и никто не торопился говорить. Впереди чернела ладья, за спиной лежали тела, а в лесу затаились враги. Время текло медленно.

Шаги за спиной заставили обернуться. Веслава выскочила из темноты, ведя за собой дружину. Люди шли молча, они сразу принялись помогать раненным. Девушка остановилась в нескольких шагах, ее волосы выбились из-под капюшона.

— Византийцы ушли в лес, — сказала она тихо. — Следы еще свежие.

Я кивнул, не вставая.

— Отправь лазутчиков. Не упусти. В бой не вступать, только контроль за местоположением врага.

Она коротко кивнула, не тратя слов. Развернулась, махнула рукой части дружины, где затесались ее лазутчики и они растворились в лесу. Я знал, что Веслава справится. Ловкая, быстрая, она найдет врага там, где другие сломают ноги. Я доверял ей, как доверял Добрыне и Ратибору.

С берега донеслись голоса. Лекари подошли к Такшоню, лежавшему в траве. Его крепкое тело дрожало, кровь текла из-под ребер, где торчал кинжал. Один из них, седой старик с узловатыми руками, склонился над ним, другой принес тряпки и котелок с водой. Они подняли венгра, осторожно уложили находившуюся неподалеку повозку и повели в город. Надеюсь не растрясут беднягу. Я смотрел, как его фигура исчезает в темноте. Он выживет. Такшонь крепкий мужик, как дуб, и смерть его не возьмет.

Ратибор шевельнулся, провел рукой по лицу, стирая грязь.

— Духи довольны, княже, — сказал он тихо. — Наградили за этот бой изрядно.

Я хмыкнул, глядя на воду. Духи ли, система ли — неважно. Сила во мне росла. Бой с византийцами и их «носителями» выжал меня до дна, но оставил больше, чем забрал. Я смотрел на ладью, на угли, что тлели в воде, и думал о том, что сделал. Новгород мой, титул мой, враги бегут. Лепота.

Ладья догорала, и дым от нее поднимался к небу. Вода отражала огонь, и я смотрел на это, не отводя глаз.

Дружинники собирали раненых, уносили мертвых. Мой взгляд был прикован к воде, к ладье, к тому, что осталось от Святослава. Он ушел, как воин.

Ночь опускалась на озеро и тьма сгущалась вокруг. Костры на берегу горели слабее, и их тени плясали на воде.

Я закрыл глаза, и передо мной возникла картина — Березовка, первое село, что я поднял из грязи. Дома, колодец, люди. Оттуда все началось. А теперь Новгород, Киев, Переяславец. Мои города, мои земли.

Ночь сгущалась, а я все смотрел на воду, где отражались последние отблески огня. Мысли мои текли медленно.

Бой остался позади. Великий князь Руси. Назовись хоть сто раз — привыкнуть к этому было непросто.

Я закрыл глаза и мысленно позвал Вежу.

Она появилась прямо передо мной, в воде. Рыжая, с зелеными глазами, стояла по шею в озере и мокрая одежда ее облепила тело. Она медленно выходила с озера. Я видел каждый изгиб, каждую линию, и кровь во мне закипела. Чертовка знала, что делает. Добрыня и Ратибор сидели рядом, но для них ее не было. Только я видел эту девку, которая играла со мной. Она шагнула ближе, вода плеснула вокруг ее ног, и улыбка тронула ее губы.

— Звал, княже? — спросила она с придыханием.

«Сколько у меня очков?»

Она подняла руку, тонкие пальцы начали загибаться один за другим. Я следил за ними, и числа складывались в голове.

— Считаем, — сказала она, улыбаясь шире. — Было 1 316. За Новгород и титул Великого князя — 7 000, как обещала. А за бой этот, за «носителя», что ты зарубил, — 10 000. Итого — 18 316.

Я прищурился. Восемнадцать тысяч. Ранг «Претор», а это 168 000 сэкономленных очков влияния, я получил за захват Новгорода и получение титула Великого князя.

«Что еще?» — спросил я, не отводя взгляда.

Она шагнула еще ближе, одежда прилипла к ее телу, обнажая соблазнительные контуры тела. Глаза ее блестели.

— Интерфейс твой обновился, — она склонила голову. — Ранг «Претор» открыл закладки. Посмотри.

Я сосредоточился, и перед глазами возникло окно. Справа, в углу, выстроились названия: «Владения», «Армия», «Технология», «Торг», «Совет», «Личные навыки». Я провел взглядом по ним, и пальцы мои дрогнули. Это было похоже на операционные системы из моей прошлой жизни — офисной, серой, где я щелкал по экрану, обновляя системы. Там они менялись, чуть ли не ежегодно. Помню как седьмой виндоус был для меня лучшей операционкой, но потом пошли восьмерка, десятка и так далее. Так же и тут, ребрендинг за счет нового ранга.

Я открыл «Владения». Первая строка гласила: «Березовское княжество: уровень 2». Ниже — пояснения: налоги выросли, производство пошло в гору. Я сосредоточился, и передо мной возникла картина. Не слова, а живая проекция. Березовка стояла перед глазами: новые дома из крепкого дерева, кузница с дымящей трубой, Крепостная стена вдоль границ. Я видел, как люди таскали бревна, как женщины ткали полотно, как дети бегали меж дворов. Это было мое. Я поднял село из грязи, дал ему жизнь, и теперь оно росло. Кажется, что даже больше стало.

Я закрыл проекцию, и она растворилась в воздухе. Вежа продолжала стоять в воде, глядя на меня с улыбкой.

Я открыл «Личные навыки», игнорируя визуальный облик системы. Там был я.

«Боевые навыки» — ранг 3.

«Базовые навыки выживания» — ранг 3.

«Берсеркер» — ранг 2.

А еще появилась новая вкладка. «Дипломатия».

Название горело ярче прочих, будто само просилось, чтобы я его открыл. Я мысленно потянулся к ней, и вкладка развернулась, словно свиток в руках писца.

Передо мной возникла картина — не просто слова, а живая проекция, как с «Владениями». Я увидел свои земли: Новгород с его высокими стенами, Киев полуразрушенный, Переяславец у реки, Березовку с крепкой кузницей. А вокруг — чужие владения, будто на карте из той, прошлой жизни, где я щелкал по экрану, управляя империями в играх. Тут было то же. Хазары на юго-востоке, их юрты и стада. На юге византийцы с их каменными крепостями, а до них — печенеги в степях, где ветер гнал пыль. Всё это двигалось, шевелилось.

В центре вкладки высветились строки, будто вырезанные на бересте. Первая гласила: «Состояние отношений». Я пригляделся. Под ней — список:

Византийская империя: Вражда (–75). Лев Скилица, их воевода, ушел в леса, но я знал — он вернется. Число дрожало, будто готово упасть еще ниже.

Печенеги: Напряжение (–90). Кочевники смотрели на мои земли жадными глазами, но пока держались в степи.

Хазары: Нейтралитет (0). Их каган молчал, но торговцы из Итиля уже ходили в Новгород.

Галич: Союз (+50). Князь галицкий слал мне дары после того, как я взял Новгород.

Владимир: Нейтралитет (0). Город стоял в стороне, его люди молчали, не склоняя головы ни ко мне, ни к врагам.

Я хмыкнул. Были там и Ростов с Муромом и вятичами с −90, и иные. Числа были как в компьютерных играх, где каждое решение тянуло стрелку вверх или вниз. Тут было то же, только вместо пикселей — живые люди.

Рядом с «Состоянием отношений» появилась другая строка: «Действия». Я открыл ее, и перед глазами выстроился список, словно меню в дружинной избе, где выбираешь, что подать к столу:

— Послать дары (стоимость: 500 очков влияния). Я видел, как мои люди грузят повозки мехами, медом и серебром. Византийцы могли бы смягчиться, если Лев Скилица получит такой гостинец. Число «–75» дрогнуло бы, поднявшись, может, до «–50».

— Заключить союз (стоимость: 2000 очков влияния). Тут я мог бы протянуть руку Владимир, укрепить наместника. Союз дал бы воинов и защиту с запада.

— Объявить войну (стоимость: 1000 очков влияния). Византийцы заслужили, но я знал — рано. Силы мои еще не окрепли после боя у озера.

— Нанять лазутчиков (стоимость: 300 очков влияния). Веслава уже рыскала в лесах, но я мог послать еще людей — выведать, где прячутся печенеги или что задумали хазары.

— Устроить пир (стоимость: 700 очков влияния). Проекция показала, как в Новгороде ставят столы, жарят мясо, льют мед. Купцы из Владимира и хазары могли бы прийти, подняв отношения на десяток-другой.

Каждое действие мерцало, будто ждало моего слова. Я прищурился, глядя на числа. Восемнадцать тысяч очков влияния — не так мало, но и не бездонный сундук. Тратить нужно с умом, как в тех играх, где один неверный ход рушил всё.

Шаги за спиной заставили обернуться. Из темноты вышел Алеша Попович, его широкая фигура двигалась медленно. Плащ был порван, топор висел на боку, а лицо покрывала грязь. Он остановился в нескольких шагах, глядя на поле боя. Он провел рукой по волосам, будто не веря глазам.

— Что тут было, княже? — спросил он хрипло.

— Византийцы, — ответил я. — Лев Скилица. Есть такой индивид. Бой был жарким.

Он шагнул ближе, осматривая берег. Глаза его остановились на Добрыне, потом на Ратиборе.

— Наемники? — спросил он, прищурившись.

— Они. Били нас числом, но мы стояли.

Алеша кивнул, шагнул к воде и остановился рядом. Я смотрел на него, ожидая. Он вдруг опустился на одно колено и склонил голову. Я замер. Такого я не ждал. Никогда не требовал поклонов, не искал их. Он был воином, не слугой.

— Встань, — сказал я жестко.

Он не шевельнулся. Его голова осталась опущенной.

— Не выполнил я твоего приказа, княже, — сказал он тихо. — Куря ушел.

Я прищурился.

— Говори, — бросил я.

Он поднял взгляд.

— Гнался за ним до Ростовских лесов, — начал он. — Нашел следы. Он не один. Сфендослав с ним. Идут в Ростов, прячутся там.

Я хмурился. Куря и Сфендослав. Два врага, что ускользнули. Ростовские леса — глушь, где их не достать без крови. Он не выполнил приказ, но вернулся.

— Почему не догнал? — спросил я, глядя ему в глаза.

— Ловки, — ответил он, не отводя взгляда. — Лес их укрыл. А я один.

Я снова кивнул. Один против всех, да еще в лесах. Он сделал, что мог. Хотя это было странно. Кочевники — да в лес?

— Встань, — повторил я.

Он поднялся. Алеша стоял передо мной, склонив голову.

— Они в Ростове, — сказал я, глядя на воду. — Значит, туда пойдем.

Алеша кивнул, не споря. Добрыня кашлянул, прерывая тишину.

— Далеко, княже, — сказал он, глядя на меня. — Леса густые.

— Догоним, — ответил я коротко, — но сначала залижем раны, отдохнем, разведаем что там и как. Еще ж и византийцы под боком. Не удивлюсь, если и они в Ростов махнут.

Ночь сгущалась, и отблески костров слабели. Я поднялся, отряхнув сырую траву с ног. Ратибор молча встал следом, кинжал за поясом блеснул в темноте. Добрыня крякнул, подхватывая свой меч и кивнул Алеше. Пора было идти. Новгород ждал, а с ним — дела.

Дорога до города была тяжелой, сказывалась усталость. Раненые, которые тащились за нами на повозках, стонали при каждом ухабе. Я шел впереди, рядом с Добрыней. Ратибор держался чуть позади, а Алеша шагал последним.

— Алеша, — окликнул я, не оборачиваясь. — Не передумал сотником лазутчиков стать?

Он вздохнул, шаги его замедлились.

— Княже, я ж Курю упустил. Какой из меня сотник, коли наказ твой не выполнил?

Я хмыкнул, остановился и обернулся. Алеша стоял, глядя в землю. Добрыня хмыкнул.

— Да у князя этих наказов, как блох у собаки! — прогудел он. — Одно провалишь, другое возьмешь. Не тужи, Попович.

Я усмехнулся, глядя на Алешу.

— Верно Добрыня говорит. Заданий хватает. Вот тебе одно, чтоб дух поднял. Завтра с утра бери Ратибора, пройдитесь по купцам-предателям. Тех, что с византийцами шептались, тряхните хорошенько. Имущество их — в казну. Ошибки прошлого кровью не смоешь, а делом — можно.

Алеша поднял взгляд, глаза его блеснули. Он кивнул.

— Сделаю, княже. Не подведу.

Добрыня кашлянул.

— Возьми полусотню дружинников в усиление, — добавил он. — Чтоб купчишки эти не рыпались.

Алеша выпрямился, лицо его просветлело. Видно было — шанс реабилитации в моих глазах ему по душе. Ратибор молча кивнул, пряча последний нож в кафтан. Дело решенное.

Мы двинулись дальше. Новгород встретил нас гулом голосов и дымом очагов. Стены города чернели на фоне неба. Я шел к терему, оставив Добрыню разбираться с раненными, а Ратибора с Алешей — готовиться к завтрашнему мероприятию по раскулачиванию негодяев. Ноги гудели.

В тереме было тихо. Я поднялся в горницу, где лежал Такшонь. Венгр, князь Галича, вытянулся на лавке, грудь его тяжело вздымалась. Кинжал из-под ребер вытащили, рану промыли и зашили, но кровь еще сочилась сквозь тряпки. Он открыл глаза, увидев меня, и криво усмехнулся.

— Опасно рядом с Великим князем стоять, — прохрипел он. — Второй раз за несколько дней с того света меня тянут. Не бережешь ты, Антон, своих людей.

Я вздохнул, опускаясь на скамью рядом. Руки легли на колени, взгляд уперся в пол.

— Тяжела шапка княжеская, — ответил я тихо. — Да только шапки-то нет, Такшонь. Ни злата, ни мехов — одна кровь да железо.

Он хмыкнул, но тут же скривился от боли. Помолчал, глядя в потолок, а потом заговорил снова, голос его стал тверже:

— Возьми Галич под свою руку, княже.

Я замер, прищурившись. С чего бы это? Такшонь не из тех, кто земли свои отдает за просто так. Я фыркнул, скрестив руки.

— Ты чего удумал, венгр? Видать сильно тебя ворог приголубил!

Он засмеялся, но смех перешел в кашель. Кровь проступила на губах, и он вытер ее тыльной стороной ладони.

— Стоило, — прохрипел он. — Стоило пойти на это, дабы глянуть, как брови твои вверх полезли. Но дело не в том.

— А в чем? — спросил я, наклоняясь ближе. — Говори прямо.

Такшонь откинулся назад, глаза его блестели.

— Возьмешь Галич, дашь добычу, что обещал. Тонкий укол, знаю, — он усмехнулся, — но не только в том суть. Хочу жить под рукой Святослава, под рукой того, для кого честь, доблесть, отвага и справедливость — не пустой звук.

Я нахмурился. Слова его как дым, — вроде ясные, а смысла не ухватить.

— Не пойму я тебя, Такшонь, — сказал я, качнув головой. — Чего ты хочешь?

Он отвернулся, уставившись в потолок. Повисла тяжелая Тишина. А потом он заговорил:

— Обещай, что и мое тело будут провожать так, как провожали Святослава.

Я замер. Перед глазами встала ладья — черный остов, красные отблески огня, дым, что поднимался к небу. Святослав ушел, как воин, и Такшонь, видно, хотел того же. Гордость венгра, князя Галича, горела в этих словах ярче костра. Я смотрел на него, на его бледное лицо, на кровь, что пятнала тряпки, и понимал — он не шутит.

— Обещаю, — сказал я наконец. — Уйдешь — проводим, как подобает.

Я поднялся, глядя на него сверху. Галич — это западные рубежи. Но слова Такшоня о чести и доблести не выходили из головы. Он отдавал мне не только землю, но и веру в то, что я как Святослав. Великий князь Руси — титул, который еще нужно было наполнить смыслом. Шапки княжеской у меня нет, но ноша эта тяжела и без того.

Он хмыкнул, не открывая глаз. Улыбка тронула его губы.

— Тогда бери Галич, — прошептал он. — Только есть проблема. На него пасть раззявил император Оттон.