Русь. Строительство империи 5

Глава 17

Парень, один из молодых дружинников, которых Алеша натаскивал на разведку, запыхался так, что едва мог говорить. Бледный, глаза мечутся.

— Княже! — выдохнул он. — Я с востока… Плохо там!

Я махнул рукой, показывая — отдышись и говори толком.

— Что стряслось?

— Они там, — Гонец наконец обрел голос, но тот дрожал от спешки. — Ростов… Крепость строят! Настоящую! Я сам видел издали! Людей согнали со всей округи, печенеги их плетьми гоняют, варяги Сфендослава командуют. Стены городские выше делают, бревнами да камнем обкладывают! Рвы новые роют, такие, что конь не перепрыгнет! А перед стенами — частокол в два ряда, заостренный! Денно и нощно стук топоров да крики… Готовятся, княже! К осаде готовятся! Ждут нас!

Он замолчал, переводя дыхание. В палате стало тихо. Сволочи. Значит, понимают, что приду. И не просто ждут, а готовят «теплый» прием.

Время. Вот чего у нас теперь нет совсем. Каждый час промедления — это еще один ряд бревен на ростовской стене, еще одна горсть земли, выброшенная изо рва.

— Значит, решили в норе своей отсидеться, — проговорил я задумчиво. — Ладно. Дождутся. Олег!

Наместник, уже собиравшийся уходить, внимательно посмотрел на меня.

— Слушаю, княже.

— Ты понял? Времени нет. Совсем. Твои кузни, твои мастерские — все на войну! Мне нужны самострелы! Сотни! И болты к ним — тысячи!

— Княже, так сразу… — начал было Олег, озадаченно хмуря лоб. — Люди… железо… Жетоны только начали ковать…

— Жетоны через два дня заканчивай делать и принимайся за производство вооружения. Найди еще кузнецов! Железо — бери из моих запасов, сколько нужно! Людей — найди! Плати вдвое, чтобы работали без сна! И налаживай производство так: разделение! Чтобы один только ложа строгал, другой скобы ковал, третий тетивы плел, четвертый спусковой механизм ладил! Пятый — болты делал! Десятый — все это собирал! Понял⁈ Чтобы как река текло оружие со стапелей!

Олег сглотнул, но в глазах появилась деловитая хватка.

— Понял, княже. Трудно будет… Но раз надо — сделаем. Будут тебе самострелы. И болты будут. Найдем и людей, и железо.

— Ратибор! — Я повернулся к воину.

— Да, княже.

— Поможешь Олегу. И проследишь. Чтобы ни одна заготовка не пропала, ни один час даром не прошел. Охрану на мастерские, на склады. Кто сачкует или ворует — пресекая жестко. Можешь пороть. Публично. Чтобы другие видели. Ясно?

— Ясно, — коротко ответил Ратибор. Ему явно не по душе было заниматься тыловыми делами.

— Алеша! Веслава! — Мои молодые командиры ждали распоряжений. — Людей на ноги! Тренировки — до седьмого пота! С утра до ночи! Арбалетчики должны стрелять по команде, залпами, не целясь! В щит размером с человека с полусотни шагов попадать! Пехота — держать строй, щит к щиту, под любым огнем! Новобранцев гонять так, чтобы землю зубами грызли!

— Три дня, княже… Это очень мало, чтобы… — начала было Веслава, но осеклась под моим взглядом.

— Других сроков у нас нет! — отрезал я. — Сделаете! Через три дня выступаем!

Алеша молча кивнул. Он знал, что невозможное придется сделать возможным.

Я надеялся, что поднакоплю очков влияния и как-то нивелирую отсутствие опыта какой-нибудь моральной плюшкой.

Оставалась Искра. Она стояла у стены. Вся эта суета, приказы, подготовка к войне — она наблюдала за этим с непонятным выражением лица.

— Искра.

Она удивленно подняла брови.

— Ты говорила, знаешь толк в лечении. Травы, раны…

— Да, княже. Отец учил. И… сама кое-что знаю.

— Хорошо. Потери в походе будут, это ясно. Мне нужен не просто лекарь, а тот, кто сможет наладить помощь раненым. Организуй походный лазарет. Собери все, что нужно: травы, чистые ткани для перевязок, мази, иглы, нитки. Найди женщин или толковых мужиков, кто сможет помогать. Расспроси Олега, что есть полезного на складах. Ответственность большая.

— Я поняла, княже. Я все сделаю. Можешь на меня положиться.

Веслава, стоявшая рядом, едва слышно фыркнула и отвернулась. Ее недоверие к Искре никуда не делось, но мой приказ она оспаривать не стала.

— Вот и хорошо, — я обвел всех тяжелым взглядом. — А теперь — за дело! Время пошло! Пусть Сфендослав строит свои стены. Мы выкуем молот, который их разобьет. За работу!

Соратники разошлись. За стенами терема нарастал гул: застучали молоты в кузнях, послышались резкие команды на тренировочном поле, заскрипели телеги, подвозящие бревна и железо. Новгород просыпался, сбрасывал дрему мирной жизни, превращаясь в единый кулак, готовый ударить на север. Гонка со временем и Сфендославом началась. И проиграть в ней я не имел права.

Три дня Новгород бурлил. Молотобойцы в кузнях сменяли друг друга, не давая остыть горнам. Плотники и столяры, собранные со всей округи, строгали, пилили, собирали ложа для самострелов и древки для болтов. На тренировочном поле крики десятников смешивались со свистом тетивы и лязгом стали — Алеша с Веславой гоняли людей до полного изнеможения. Я сам почти не спал, мотаясь между мастерскими, казармами и пристанью, где Олег уже налаживал погрузку припасов на первые ладьи, которые должны были идти по Волхову и озерам, догоняя войско там, где возможно.

Искра тоже времени не теряла. Я видел ее то у городских знахарок, выменивающую сушеные травы и коренья на серебро из выделенной ей казны, то в пустующих амбарах, где она вместе с несколькими приставленными к ней женщинами и пожилыми воинами, негодными к походу, сортировала тряпье для перевязок, кипятила в котлах какие-то снадобья, готовила просмоленные мешки для своих запасов. Она работала сосредоточенно, ни на кого не обращая внимания, и даже Веслава, хотя и косилась на нее по-прежнему с неприязнью, вынуждена была признать, что дело свое новая «лекарка» знает.

На рассвете четвертого дня войско выступило. Три тысячи воинов — не считая обозников, лекарей и прочей прислуги. Ядро составляли полторы тысячи моих старых дружинников, прошедших огонь и воду Березовки, Переяславца и Киева, и почти семь сотен арбалетчиков — грозная сила, которую мы успели подготовить. Остальные — новгородское ополчение, крепкие мужики, но необстрелянные, которых предстояло еще превратить в настоящих бойцов.

Я ехал во главе колонны. Рядом — Ратибор, которому я все же не смог отказать в участии в походе, оставив в Новгороде Олега с небольшим гарнизоном, да Алеша с Веславой. Искра со своим маленьким отрядом и повозками с медицинскими припасами двигалась ближе к середине колонны, там, где шли менее опытные воины и ополченцы — именно им, скорее всего, в первую очередь понадобится ее помощь. Сзади маячил обоз.

Поход с самого начала пошел тяжело. Словно сама природа ополчилась против нас. Небо затянуло серыми, низкими тучами, из которых почти непрерывно сеяла мелкая, холодная морось, временами переходящая в затяжной дождь. Дороги, и без того разбитые, превратились в сплошное вязкое месиво. Ноги тонули в грязи по щиколотку, кони скользили, выбиваясь из сил. Телеги обоза постоянно застревали, их приходилось вытаскивать чуть ли не на руках, подбадривая руганью и без того измученных лошадей и волов.

Люди шли угрюмые, мокрые, продрогшие до костей. Тяжелые броньки и шлемы казались неподъемными, мокрая одежда липла к телу, ветер пронизывал насквозь. Настроение падало с каждым днем. По вечерам у редких костров, которые удавалось развести из сырых дров, слышался недовольный ропот. Куда идем? Зачем? Сидели бы в теплом Новгороде. Сфендослав далеко, а холод и грязь — вот они, рядом.

Я понимал их. Сам чувствовал, как стынут руки в мокрых перчатках, как ноет спина от долгой езды, как въедается в душу эта серая, беспросветная хмарь. Но показывать слабость было нельзя. Я старался быть везде: проверял дозоры на привалах, подбадривал уставших, делился куском вяленого мяса с продрогшим ополченцем, сурово обрывал паникеров. Вечерами обходил лагерь, останавливаясь у костров, перебрасываясь парой слов с воинами, интересуясь их нуждами. Нужно было показать им, что князь — с ними, делит все тяготы, верит в победу.

— Тяжко идем, княже, — проговорил как-то вечером Ратибор, глядя на ссутулившиеся у огня фигуры воинов. — Погода против нас. Духи, правда, довольны…

— Обычная дождливая погода. А то, что тяжко — так на войну, не на пир идем. Дойдем. Куда мы денемся. Главное — не раскисать.

— Дойдем, — согласился он. — Но люди устали. И злость копится. Им бы выплеснуть ее…

— Будет им, где выплеснуть. Скоро.

Алеша с Веславой тоже делали свое дело. Арбалетчикам приходилось тяжелее всего — их сложное оружие требовало постоянного ухода, защиты от сырости. Они кутали самострелы в промасленную ткань, прятали тетивы за пазуху, постоянно проверяли механизмы. Алеша следил за дисциплиной железной рукой, Веслава — за сохранностью оружия и боеприпасов. Такшонь был заместо Добрыни, моим воеводой.

Искра на привалах разворачивала свой маленький лазарет. К ней постоянно подходили люди — кто с простудой, кто с натертыми ногами, кто с растяжением. Она молча осматривала, промывала раны, давала какие-то отвары, накладывала повязки. Работала быстро, умело, ее спокойствие передавалось и больным. Кажется, даже самые недоверчивые начали признавать ее пользу.

Так мы шли день за днем. Медленно, мучительно, но упорно продвигаясь на север. Позади остались топи и леса Ильменского поозерья, мы вышли к верховьям Волги, двигаясь вдоль ее еще неширокого русла. До Ростова оставалось еще несколько переходов.

На одном из привалов, когда мы остановились на ночлег в редком сосновом бору, где было посуше, и удалось развести нормальные костры, случилось то, чего я подсознательно ждал. Из темноты вынырнули две изможденные фигуры. Это были разведчики Алеши, ушедшие вперед два дня назад. Сам Алеша тут же подскочил к ним.

— Ну что там? Говорите!

Старший из разведчиков, бывалый дружинник по имени Микула, перевел дыхание и хрипло доложил:

— Видели их. Отряд большой. Варяги и печенеги. Куря сам ведет. Не таятся особо. Идут нам навстречу.

— Навстречу? — я нахмурился. — Сколько их примерно? Где видели?

— Тысячи полторы, не меньше. Конницы много печенежской. Видели у переправы через Устье. Река там быстрая, брод один надежный… Они там… ждут. Похоже, засаду готовят. Место удобное — берег наш низкий, а тот, вражеский, — высокий, лесом поросший. Самое то для засады. Хотят нас на переправе прищучить. Вот только странно, что конные, можа хотят кольнуть и шустро удрать?

Засада. На переправе. Полторы тысячи. Попадись мы там, на открытом берегу, под стрелами и натиском конницы с высокого берега — и все, конец походу, а может, и мне самому. Сфендослав не зря послал своего степного союзника. Расчет был верный — ударить по нам на уязвимом участке, пока мы растянуты и скованы рекой.

Я посмотрел на Алешу, на Ратибора. Их лица были мрачны. Они понимали серьезность ситуации не хуже меня.

— Что думаете, други? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Ловушка, княже, — проговорил Алеша, нервно теребя рукоять меча. — Явная. И место выбрали удачно. Тот берег высокий, лесистый. Спрячутся — не увидишь, пока в воду не полезешь. А наш — низкий, как на ладони. Переправляться там — самоубийство.

— Значит, переправляться там не будем, — решил я. — По крайней мере, не так, как они ожидают. Куря ждет нас у брода. Уверен, что мы пойдем по известной дороге, как стадо баранов на бойню. Что ж, дадим ему то, что он хочет увидеть. Почти.

Я подозвал Микулу.

— Далеко отсюда до той переправы?

— Полдня, княже. Если не спешить особо.

— А другие броды есть? Выше по течению? Или ниже?

— Выше есть, — ответил разведчик, подумав. — С версту примерно. Место похуже, дно каменистое, течение быстрее. Но пройти можно. Лес там к самой воде подходит с обоих берегов. Скрытно подойти можно.

— Отлично! — В голове уже складывался план. — Алеша, слушай сюда. Выбираешь полсотни самых легких бойцов, лучше из новгородцев, кто дороги местные знает. Даешь им несколько пустых телег из обоза, пару гонцов для виду, чтобы флажки торчали. Пусть двигаются к главному броду. Не спеша. С шумом, с разговорами. Изображают головной дозор. Как подойдут к реке — пусть начнут суетиться, якобы ищут место для переправы, коней поят. Задача — привлечь внимание Кури, заставить его поверить, что основное войско подходит.

— А мы? — спросил Ратибор.

Он уже понял мою задумку.

— А мы, — я обвел взглядом притихший лагерь, — снимаемся тихо, без шума. Прямо сейчас. Идем лесом, к тому верхнему броду, о котором говорил Микула. Всей пехотой. И главное — всех арбалетчиков с собой. Ночью перейдем реку и ударим Куре во фланг или в тыл, когда он бросится на нашу приманку.

— Рискованно, княже, — покачал головой Алеша. — Ночь, лес, незнакомый брод… Да и те полсотни ребят на приманке… Их же порубят!

— Рискованно оставаться здесь или лезть в ловушку Кури, — возразил я. — А ребятам дай наказ: как только печенеги сунутся — не принимать бой, а бежать врассыпную в лес. Задача — не сражаться, а создать видимость и уцелеть. Главный удар нанесем мы. Веслава!

Девушка встала с камня, на котором сидела.

— Арбалетчики — наш главный козырь. Когда выйдем на позицию — жди моего сигнала. Огонь открывать только по команде, залпами. Цели — печенежская конница и варяжские командиры. Нужно посеять панику, смешать их ряды до того, как наша пехота ударит.

— Поняла, княже. Болтов хватит. Люди готовы.

— Тогда не мешкать! — Я поднялся. — Ратибор, Алеша — поднимайте людей. Тихо! Без лишних слов. Обоз остается здесь под малой охраной. Берем только оружие и самый необходимый запас болтов. Движемся налегке. Микула, веди!

Сборы были недолгими и тихими. Такшонь подгонял воинов, разбуженных шепотом десятников. Они быстро разбирали оружие, проверяли ремни и застежки. Слухи о засаде разошлись по войску. Никто не роптал — все понимали, что ночной марш-бросок лучше, чем гибельная переправа под стрелами врага. Вскоре темная масса войска бесшумно растворилась в ночном лесу, оставив позади лишь догорающие костры и немногочисленную охрану обоза. Небольшой отряд-приманка под командой опытного десятника двинулся по основной дороге к реке.

Марш был тяжелым. Лес ночью казался чужим и враждебным. Шли почти на ощупь, спотыкаясь о корни, цепляясь за ветки. Луна едва проглядывала сквозь плотные тучи. Тишину нарушал лишь шелест шагов по опавшей хвое да сдавленное дыхание тысяч людей. Микула и еще несколько разведчиков вели нас уверенно, безошибочно находя тропы и обходя буреломы. Я шел впереди вместе с Ратибором и Алешей, стараясь не думать об усталости. Главное — успеть до рассвета, пока Куря не разгадал наш маневр.

К реке вышли за пару часов до рассвета. Устье здесь было нешироким. Вода темная, холодная, шумно билась о камни. Лес подступал к самой воде, скрывая нас. На противоположном берегу тоже темнел лес. Брод оказался действительно неудобным — течение сильное. Переправа заняла больше времени, чем я рассчитывал. Люди шли по пояс, а где и по грудь в ледяной воде, держа оружие над головой, помогая друг другу. Арбалетчики бережно переносили свои драгоценные самострелы. Несколько человек оступились, их подхватили товарищи. Наконец, продрогшие, но обозленные, мы выбрались на другой берег.

В предрассветных сумерках начали занимать позиции. Веслава быстро расставила своих стрелков вдоль берега, используя деревья и кусты как прикрытие. Пехота выстроилась за ними, готовясь к броску. Я вглядывался вниз по течению, туда, где должен был находиться главный брод и наша приманка.

И тут донесся шум. Сначала неясный гул, потом — конский топот, крики, лязг оружия. Стало ясно: Куря клюнул. Наша приманка сыграла свою роль. Печенеги и варяги атаковали тех, кого считали авангардом моего войска. С нашего берега были видны лишь всполохи битвы в утреннем тумане, окутавшем реку.

— Пора! — скомандовал я. — Веслава! Залп!

Сотни тетив щелкнули почти одновременно. Воздух наполнился хищным свистом. Мы видели, как туча болтов обрушилась на скученную у переправы массу врагов. Оттуда донеслись вопли боли и ужаса, ржание раненых лошадей. Печенежская конница, застигнутая врасплох сокрушительным ударом с неожиданного фланга, смешалась. Всадники падали, лошади шарахались, топча своих же.

— Второй залп! — крикнула Веслава.

И снова смертоносный дождь обрушился на врага. Варяги, пытавшиеся построиться для атаки на тех, кто переправлялся, тоже попали под обстрел. Болты легко пробивали кожаные доспехи степняков и даже кольчуги наемников. Паника начала охватывать отряд Кури.

— Пехота, вперед! За мной! — Я выхватил топор и первым бросился вниз по берегу, к месту боя. За мной, издав боевой клич, хлынула лавина дружинников.

Мы ударили во фланг растерянному и деморализованному врагу. Варяги, хоть и понесли потери от обстрела, попытались встретить нас, но их строй был уже нарушен. Завязалась яростная рубка. Мои воины, злые от тяжелого марша и холодной переправы, дрались с ожесточением.

Арбалетчики продолжали методично расстреливать конницу и задние ряды противника, не давая им перестроиться или прийти на помощь своим.

Печенеги, понесшие самые тяжелые потери от болтов и не привыкшие к такому отпору в ближнем бою, дрогнули. Они пытались контратаковать, но их редкие наскоки разбивались о стену щитов моей пехоты, а меткие болты снимали всадников одного за другим. Куря, я видел его в гуще боя на черном коне, отчаянно пытался собрать своих людей, рубил направо и налево, но было поздно. Его отряд рассыпался. Понимая, что битва проиграна и ему грозит окружение, хан с горсткой телохранителей и остатками конницы прорвался сквозь наши порядки и ускакал в сторону Ростова, бросив свою пехоту на растерзание.

Варяги дрались упорнее, но без поддержки конницы и под постоянным обстрелом их сопротивление слабело. Вскоре они начали сдаваться или пытаться спастись бегством через реку, где их добивали арбалетчики.

К утру все было кончено. Берег реки у брода был усеян трупами врагов. Несколько десятков варягов были взяты в плен. Наши потери были минимальны. Главное — мы разбили крупный отряд врага, сорвали их план и захватили стратегически важную переправу. Боевой дух моего войска взлетел до небес. Мы победили!

Одно омрачало победу — Куря ушел.

Пленных варягов, человек тридцать, согнали в одну кучу под охраной десятка арбалетчиков. Сидели они мрачные. Поражение и плен сделали свое дело. Я подошел к ним, оглядывая суровые, обветренные лица наемников. Мне нужен был кто-то из командиров, кто мог знать больше рядового бойца.

— Кто у вас старший был? — спросил я громко.

Варяги молчали, угрюмо глядя в землю.

— Я спрашиваю, кто командовал? Или мне у каждого по очереди узнавать? — Я похлопал топором по бедру.

Один из них, здоровенный детина с седыми висками и рассеченной щекой, поднял голову. На рукаве его потрепанной кольчуги виднелся какой-то знак — то ли руна, то ли просто узор.

— Я вел сотню, — прохрипел он, с сильным северным говором. — Ингвар сын Бьорна.

— Ингвар сын Бьорна, — повторил я. — Хорошо. Пойдешь со мной. Остальных — связать и держать здесь.

Два моих дружинника грубо подняли варяга и повели за мной к ближайшему большому камню, подальше от ушей остальных пленных. Ратибор и Алеша пошли следом.

— Садись, Ингвар, — я указал на землю перед камнем. Сам присел напротив, положив топор на колени. — Поговорим.

Варяг опустился на землю, глядя на меня исподлобья. Лицо его было непроницаемым.

— О чем говорить? Мы проиграли. Жизнь наша теперь в твоих руках.

— Это верно, — согласился я. — Жизнь твоя и твоих людей зависит от того, насколько полезным ты окажешься. Меня интересует Сфендослав. И Куря. Что они затевают в Ростове?

Ингвар криво усмехнулся.

— То же, что и все, кто ждет осады. Готовятся биться. Сфендослав платит хорошо. Мы пришли за серебром, а не за разговорами.

— Серебро тебе уже не понадобится, если будешь упрямиться, — заметил я спокойно. — Я знаю, что Ростов укрепляют. Мне интересно другое. Откуда у Сфендослава столько сил? Откуда люди, припасы? Он сидит в одном городе, отрезанный от Киева, от моря. На одних варягах и печенегах далеко не уедешь. Кто ему помогает?

Варяг молчал, упрямо глядя на свои сапоги.

— Думаешь, молчание тебя спасет? — Я наклонился к нему. — Ты — наемник, Ингвар. Ты служишь тому, кто платит. Сегодня платит Сфендослав, завтра могу заплатить я. Может, даже больше. Если твои сведения окажутся ценными. Жизнь, свобода, серебро — все это можно получить. А можно получить топор в голову прямо сейчас. Выбирай.

Ингвар поднял на меня тяжелый взгляд. В глазах мелькнуло сомнение. Наемник есть наемник. Верность у них измеряется звоном монет.

— Зачем тебе Сфендослав? — спросил он вдруг. — Он тоже князь. Из ваших же.

— Он — мятежник и убийца, — отрезал я. — И он стоит на моем пути. Так кто ему помогает? Говори, Ингвар!

Варяг помолчал еще немного, взвешивая свои шансы. Потом тяжело вздохнул.

— Не один он, княже. Не один. Помогают ему. С востока помогают.

— Кто именно?

— Князья ваши местные, — неохотно проговорил Ингвар. — Вятичский князь… Муромский… Еще ростовский. Все те, что тебя не жалуют. Они Сфендославу и людей посылают потихоньку, и припасы — зерно, железо.

— Зачем им это? — спросил Алеша, не выдержав. — Сфендослав им кто? Чужак!

— А вы им кто? — криво усмехнулся варяг. — Вы — сила, что идет с запада, порядки свои ставит. А они хотят жить по-старому, как привыкли. Никому не кланяться. Ни Киеву, ни Новгороду. Они Сфендославом как щитом прикрываются. Думают, пока вы с ним возиться будете, они свою волю отстоят. А может, и сами потом ослабевшего Сфендослава приберут. Хитро задумали.

Вот оно что. Значит, все подтверждается. Это не просто Сфендослав и Куря. Целая коалиция. Тайная, но от этого не менее опасная. Вятичи, муромцы, ростовские сепаратисты… Они бьют мне в спину, пока я пытаюсь разобраться с главным врагом. Снабжают его, дают ему дышать, надеясь, что мы со Сфендославом перегрызем друг другу глотки, а они останутся в стороне, независимые и сильные. Как же все это знакомо. Вечная борьба за власть, вечные интриги, вечное предательство.

— Что еще знаешь? — спросил я. — Какие у Сфендослава планы, кроме обороны? Может, вылазки готовит? Или еще какие-то союзы ищет?

Ингвар пожал плечами.

— Про вылазки не слыхал. Сидеть велел крепко. А про союзы… Сфендослав хитер. Крутит всеми. Говорят, и с Византией через купцов каких-то шепчется, и с булгарами волжскими… Но точно не знаю. Я — сотник, мое дело — драться, а не в княжьи игры лезть.

Я посмотрел на Ратибора, потом на Алешу. Они поняли меня без слов. Информация была крайне важной.

Осада Ростова теперь представлялась борьбой с целым враждебным анклавом на востоке, который мог в любой момент ударить нам в тыл или подкинуть Сфендославу свежие силы. Быстрой победы не будет. Предстоит долгая и тяжелая работа.

— Хорошо, Ингвар, — сказал я, поднимаясь. — Ты выбрал правильно. Жизнь себе ты сохранил. И твоим людям тоже. Отведите его к остальным пленным. Кормить наравне со всеми. Пригодятся еще. Может, на стены полезут вместо наших.

Дружинники увели варяга. Я остался стоять над рекой, глядя на воду, уносящую кровь. Победа в этой схватке казалась теперь не такой уж и значительной на фоне открывшихся перспектив.

— Вот так, княже, — проговорил Ратибор, подходя ко мне. — Не успели с одним разобраться, как еще трое из-за угла выглядывают. Вятичи, муромцы… Давно они особняком держатся. Не любят ни Киев, ни Новгород. Теперь вот случай подвернулся воду мутить.

— Значит, будем бить всех, — вздохнул я. — Сначала — Сфендослава в Ростове. Выбьем его оттуда, лишим этих хитрецов их «щита». А потом и за них примемся. По одному. Русь должна быть единой. Никаких удельных князьков, плетущих заговоры за спиной.

— Путь будет долгим, княже, — вздохнул Алеша. — И крови прольется немало.

— Я знаю. Но другого пути у нас нет. Вперед. На Ростов. Чем быстрее мы туда доберемся, тем меньше времени будет у Сфендослава и его новых союзничков. Передышка окончена.