Русь. Строительство империи 5

Глава 19

Дым от пожаров, что устроила Веслава, еще не рассеялся, смешиваясь с едким запахом гари от наших огненных горшков и смрадом свежей крови. Воздух был тяжелым, липким. Воины отдыхали после схватки, перевязывали раны, чистили оружие, с мрачным удовлетворением поглядывая на запертую цитадель. Победа в вылазке далась нелегко, Алеша вон как пострадал.

Куря поднял голову.

— Еще что скажешь, хан? — спросил я негромко, но так, чтобы он слышал каждое слово.

Желваки кочевника перекатывались на смуглых скулах.

— Говорить будем, Куря, или предпочитаешь познакомиться с моими людьми поближе? — я обвел взглядом суровые лица дружинников. — Они тебя очень ждут. За жен поруганных, за детей сиротами оставленных, за сожженные села. За князя нашего, Святослава, чью голову ты украсил. Они найдут способ тебя разговорить. Поверь, тебе это не понравится.

Хан дернулся, насколько позволяли путы.

— Убей меня, урус! — прохрипел он. — Чего ждешь? Смерти я не боюсь! Я — Куря, хан печенежский!

— Смерти не боишься? — я усмехнулся. — А боли? А бесчестия? Смерть бывает быстрой, хан. А бывает такой, что предки твои отвернутся. Но я дам тебе шанс умереть быстро. Если расскажешь все, что знаешь

Я видел, как он колеблется. Инстинкт самосохранения боролся с гордостью и ненавистью. Он оглядел мои топоры, запачканные кровью его воинов, потом перевел взгляд на дружинников, чьи глаза не обещали ничего хорошего.

— Псы… — прошипел он, но уже без прежней уверенности. — Что тебе это даст? Все равно конец тебе.

Я иронично поднял бровь. Куря сплюнул кровавой слюной на землю.

— Немного вас осталось… Варягов его… сотни три, может меньше. Тех, кто выжил после вашей мясорубки. Да челядь княжеская, слуги всякие. И ростовский князь, хозяин этого городишки вонючего, и муромский притащился, и вятичский! Все на зов Сфендослава прибежали! Думали, пировать будут после твоей смерти! На дележ добычи спешили!

— Это все? — надавил я, присаживаясь на корточки перед ним, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Ты уверен, что ничего не забыл, хан?

Куря дернулся, взгляд не отвел. В его глазах мелькнуло что-то еще, помимо ненависти. Хитрость. Последняя попытка уязвить, навредить.

— А ты думаешь, Сфендослав один такой умный? — прохрипел он, понизив голос до ядовитого шепота. — Думаешь, только эти три дурака ему поверили? Он игрок покрупнее, чем ты думаешь, урус.

— О чем ты? Говори яснее.

Куря криво усмехнулся, обнажив стиснутые зубы.

— Он обещал земли не только им! Не только этим князькам, что сидят теперь и штаны мочат от страха! Он договорился польским князем!

Мешко. Князь Польши, союзник Оттона. И он в сговоре со Сфендославом? Картина мира резко усложнилась.

— Зачем ему Сфендослав?

— Галич! — выплюнул Куря, и в глазах его блеснуло торжество от того, что он смог меня удивить. — Сфендослав пообещал ему Галич! Разорвать твое союзное с Такшонем войско пополам. А Мешко должен был ударить тебе в спину! Когда ты увязнешь здесь, под Ростовом! Или когда пойдешь на Киев, оставив запад без прикрытия! Он ждет, княже! Сидит на границе и ждет твоей ошибки! Ждет, чтобы отхватить свой кусок! Сфендослав думал переиграть Мешко, а Мешко — его! Глупцы! Вы все там такие… думаете, что самые хитрые…

Он закашлялся. Я переваривал услышанное. Вот оно что. Удар в спину. Польский князь, действующий в союзе с варягом-язычником против меня, Великого князя Руси. И все это из-за Галича, из-за контроля над торговыми путями, из-за влияния. Геополитика десятого века, мать ее. Сфендослав, Мешко, Оттон, Византия… все плетут свои сети. Значит, Такшонь был прав насчет интереса Мешко. И теперь этот интерес обрел конкретную форму.

Я встал, отряхивая ладони.

Он сказал все. Выложил свой последний козырь и теперь ждал расплаты.

Что ж, он ее получит.

Я выпрямился. Решение было принято. Не только из мести за Святослава, хотя и это горело внутри неугасимым огнем. Казнь Кури здесь, сейчас, на глазах у войска и осажденных — это был необходимый акт утверждения власти. Демонстрация того, что Великий князь не прощает предательства и платит по счетам сполна. Знак моим людям, что справедливость, пусть и суровая, существует. И знак врагам, запертым в тереме, что их ждет та же участь.

— Уведите его, — мой голос прозвучал ровно, без эмоций. — Готовьте место для казни. Здесь, перед теремом. Чтобы всем видно было.

Дружинники, поняв все без лишних слов, подхватили хана под руки. Куря не сопротивлялся, лишь бросил на меня последний взгляд, полный бессильной злобы. Его потащили к центру небольшой площади, образовавшейся между нашим лагерем и стенами княжеской цитадели. Место было выбрано идеально — открытое, хорошо просматриваемое отовсюду.

— Принести большой топор, — добавил я, обращаясь к одному из десятников. Не тот, которым рубятся в бою, а тяжелый, двуручный, которым валят деревья.

Войско зашевелилось, передавая весть из уст в уста. Разговоры стихли, воины начали собираться, образуя плотное полукольцо вокруг места будущей казни. На лицах читалось мрачное ожидание и суровое удовлетворение. Они помнили набеги печенегов, помнили горе и смерть, что несли эти степняки. Для них Куря был воплощением врага, символом их страданий. А еще они знали о чаше из черепа Святослава.

Я окинул взглядом стену терема. Там, за узкими бойницами и толстыми бревнами, тоже наверняка наблюдали. Сфендослав, князья-предатели, остатки варягов.

Это представление было и для них тоже.

Мне принесли топор. Тяжелый, с широким, идеально заточенным лезвием, насаженный на длинное, гладкое древко. Я взял его в руки. Тяжелый, зараза.

Оружие правосудия.

Конвоиры Кури подвели его к центру площади и заставили опуститься на колени. Он держался прямо, не опуская головы, смотрел перед собой невидящим взглядом. Рядом воткнули в землю короткий обрубок бревна — импровизированная плаха.

Я вышел вперед, встал перед своим войском. Тишина стала почти осязаемой, нарушаемая лишь треском догорающих пожаров где-то в глубине посада да карканьем ворон, уже слетевшихся на запах смерти.

— Воины! Мужи славянские! — зычно прокричал я, чтобы слышали все, и те, кто стоял рядом, и те, кто прятался за стенами терема. — Перед вами стоит хан Куря! Его орды годами терзали нашу землю! Его воины жгли наши села, убивали наших братьев, уводили в полон наших жен и детей!

Я сделал паузу, давая словам впитаться в сознание слушателей.

— Он пришел сюда не один! Он привел с собой врага — Сфендослава! Он предал Русь, сговорившись с теми, кто сидит сейчас за этими стенами, — я указал топором на терем, — и с теми, кто ждет на западе, чтобы вонзить нам нож в спину! Он — изменник и убийца!

Гул одобрения пронесся по рядам воинов.

— Но главное его преступление, — я повысил голос, вкладывая в него всю горечь, — это смерть Великого князя Святослава Игоревича! Не просто смерть в бою — подлый удар! И не только смерть! Этот… — я ткнул древком топора в сторону Кури, — … осмелился глумиться над павшим князем! Он сделал чашу из черепа Святослава! Пил из нее вино, празднуя свою подлость!

Волна гнева прокатилась по войску. Воины зарычали, многие выхватили мечи, потрясая ими в воздухе.

— За все его злодеяния! За кровь! За предательство! За поруганную честь нашего князя! Хан Куря приговаривается к смерти! — провозгласил я приговор. — И казнь свершится моей рукой! Рукой нового Великого князя всея Руси!

Я подошел к Куре. Он поднял на меня глаза. Он что-то прошипел на своем языке — проклятие, должно быть.

Двое дружинников крепко взяли его за плечи, заставили положить голову на бревно. Он не сопротивлялся.

Я размахнулся. Тяжелый топор взлетел вверх, описал дугу. Мгновение лезвие блеснуло на фоне серого неба, а потом с силой обрушилось вниз. Глухой, влажный удар разорвал напряженную тишину. Тело хана дернулось и обмякло. Голова с искаженным в последней гримасе лицом откатилась в сторону, оставляя на земле быстро темнеющее пятно.

Я отпустил топор. Дыхание было тяжелым, руки слегка дрожали от напряжения. Я смотрел на обезглавленное тело. Оно не принесло радости. Но оно было необходимо.

Я поднял голову и обвел взглядом замершее войско. Потом медленно поднял окровавленный топор над головой.

И тишина взорвалась. Дикий, первобытный рев вырвался из тысяч глоток. Воины били топорами о щиты, вскидывали копья, кричали мое имя.

— Слава князю! Слава Антону!

— Смерть врагам! Смерть предателям!

— Русь! Русь! Русь!

Этот рев катился по площади, отражался от стен терема, заглушая все остальные звуки. Это был рев торжествующей справедливости и преданности новому вождю, который не только ведет их в бой, но и вершит правый суд. Они видели не казнь врага, а рождение новой силы, которая способна защитить их и отомстить за старые обиды.

Я стоял с поднятым топором, пока рев не начал стихать. Опустил оружие, чувствуя его липкую тяжесть. Взглянул на стены терема.

Надеюсь, там поняли, что пощады не будет и Великий князь Антон пришел не договариваться. Он пришел забирать свое и карать виновных.

Казнь Кури стала точкой в старой вражде. Но впереди была еще одна, главная цель — Сфендослав и его прихвостни, запертые в своей последней крепости.

Рев моих воинов еще висел в воздухе, смешиваясь с запахом дыма, а я уже думал о следующем шаге. Казнь Кури воодушевила людей.

Я подозвал к себе Ратибора и Веславу. Такшонь уже отдавал приказы по размещению воинов вокруг терема, чтобы никто не ушел.

— Смотрите, — я указал на дальнюю угловую башню терема, которая выходила к остаткам сгоревшего посада. — Видите?

Они прищурились, вглядываясь. Башня была сложена из таких же толстых бревен, как и стены, но в месте ее примыкания к основному периметру, у самого основания, виднелись мощные деревянные балки. То ли строители так скрепляли конструкцию, то ли это был след какого-то давнего ремонта, но эти балки казались уязвимым местом. Дерево, даже самое крепкое, — не камень. Особенно если бить в одну точку долго и методично.

— Деревянные связи? — Ратибор первым понял мою мысль. — Думаешь, можно перебить?

— Не просто перебить, — уточнила Веслава, ее взгляд разведчицы уже оценивал расстояние и угол обстрела. — Если бить точно и сильно по балкам и кладке вокруг них с одной стороны, можно попробовать ослабить основание. Башня тяжелая. Если одна опора поддастся…

— … она может рухнуть наружу, — закончил я. — И увлечь за собой часть стены. Образовать пролом. Достаточно широкий, чтобы мы вошли без штурмовых лестниц и тарана под градом стрел.

План был дерзкий, но осуществимый. Наши катапульты били с огромной силой.

— Веслава, — обратился я к ней. — Лучшие стрелки. Сможешь организовать? Выбрать позиции, чтобы доставали до балок, и чтобы их самих не сильно достали со стен.

— Сделаю, княже, — она коротко кивнула. — Укрытия найдем за остатками домов, да щиты большие поставим. Главное — бить кучно.

— Ратибор, твои люди — штурмовой отряд. Как только башня пойдет — вы первые. Будьте готовы. Там внутри будет ад, варяги просто так не сдадутся.

— Не впервой, княже, — усмехнулся он, поправляя пояс с ножами. — Прорвемся.

Работа закипела. Пока Такшонь руководил перемещением тяжелых осадных машин, а Ратибор собирал и инструктировал своих головорезов, Веслава уже уводила своих сподручных. Они растворились среди руин посада, выбирая удобные точки для стрельбы, устанавливая большие деревянные щиты-мантелеты для защиты. Я видел, как они занимают позиции. Спокойно, деловито, как на учениях. От их точности и выдержки зависел успех всего дела.

Вскоре тяжело ухнули катапульты. Камни полетели в сторону угловой башня. Горючую смесь я оставил на крайний случай. Со стен ответили редкими стрелами — защитники явно экономили боеприпасы и силы. Они ждали основного штурма.

Катапульты били точно в цель — в массивные деревянные балки у основания башни и в бревна и каменную кладку вокруг них.

Удар. Еще удар. Еще. Снова и снова камни вгрызались в дерево, откалывали щепу, крошили камень. Сначала повреждения были почти незаметны издали. Но под руководством Веславы воины работали методично, перезаряжая свои мощные орудия и отправляя в цель новый смертоносный заряд.

Я стоял рядом со штурмовым отрядом Ратибора, наблюдая за этой монотонной, но напряженной работой. Воины переминались с ноги на ногу, сжимали рукояти топоров и мечей, их взгляды были прикованы к обреченной башне. Воздух гудел от свиста снарядов, грохота катапульт и редких ответных выстрелов со стен терема.

Прошел час, может, больше. Деревянные балки уже превратились в лохмотья щепы, испещренные десятками попаданий. Бревна вокруг них трещали, каменная кладка осыпалась. Было видно, как башня начинает едва заметно крениться наружу. Защитники на ней, кажется, тоже что-то заподозрили, забегали, засуетились, но было уже поздно. Арбалетчики не давали им поднять головы, осыпая верхнюю площадку башни градом болтов.

И вот раздался оглушительный треск ломающегося дерева, скрежет камня. Угловая башня медленно, словно нехотя, наклонилась и затем с оглушительным грохотом рухнула наружу, вздымая огромное облако пыли, щепы и каменной крошки. Она рухнула не одна — потянула за собой добрый кусок примыкающей стены, образуя в периметре терема широкий, рваный пролом.

На мгновение воцарилась тишина, прерываемая лишь стуком падающих обломков. А затем…

— Вперед! За мной! За Русь! — взревел Ратибор, первым бросаясь в клубящуюся пыль пролома.

Его отряд, как сжатая пружина, рванулся следом. Сотни воинов, моих лучших рубак, хлынули в образовавшуюся брешь, на ходу выхватывая оружие. Штурм начался.

Застигнутые врасплох, защитники — остатки варяжской гвардии Сфендослава и спешно собранные дружинники восточных князей — встретили нас отчаянным сопротивлением.

Я ринулся в пролом одним из первых, сразу за Ратибором. Лязг мечей о щиты, хруст ломаемых костей, предсмертные хрипы — все слилось в оглушающую музыку битвы. Варяги, закованные в добротные доспехи, образовали подобие стены, встречая нас ударами тяжелых секир и длинных мечей. Рядом с ними бились ростовские, муромские, вятичские воины — кто в чем, многие без крепкой брони.

Мои топоры нашли свою работу мгновенно. Удар варяга с секирой — отбил левым топором, одновременно шагнув вперед, сокращая дистанцию. Правый топор вошел под мышку, в незащищенное сочленение доспеха. Короткий вскрик — и он осел на землю. Рядом Ратибор вертелся как бес, его ножи мелькали, находя щели в обороне врага, перерезая сухожилия, вонзаясь в горло. Он был мастером ближнего боя, смертоносным и неуловимым.

Мы теснили их. Медленно, шаг за шагом, отвоевывая пространство двора. Пролом был достаточно широк, и мои воины вливались непрерывным потоком, не давая врагу передышки. Теснили их от стен к центру двора, к главному зданию терема — большому, крепкому дому из толстых бревен, последнему убежищу Сфендослава и князей-предателей.

Мои дружинники, опьяненные успехом и жаждой мести после казни Кури, перли напролом. Падали наши, падали враги. Земля под ногами стала скользкой от крови. Я видел, как Такшонь со своими галичанами обходит очаг сопротивления с фланга, как Веслава, оставив арбалет, с коротким мечом пробивается к раненым, прикрывая их отход. Даже Искра, забыв про свои склянки, с кинжалом в руке отбила нападение какого-то отчаявшегося ростовца на ее импровизированный лазарет у стены.

Вот упал еще один варяг, сраженный ударом моего топора в незащищенный бок. Вот Ратибор метнул нож, и вятичский воин, замахнувшийся мечом на одного из моих дружинников, схватился за горло и упал. Мы пробивались все ближе к крыльцу главного дома. Сопротивление слабело. Видно было, что защитники выдыхаются. Еще немного, еще один натиск — и мы ворвемся внутрь.

Казалось, победа уже в кармане. Оставалось только добить последних сопротивляющихся и взять главарей — живыми или мертвыми. Мои люди уже предвкушали конец битвы, их натиск стал еще яростнее.

И в этот момент, когда мы были уже в нескольких шагах от крыльца, двери терема распахнулись. На высокое крыльцо вышел он. Сфендослав.

Он был весь в крови. Доспех помят, на лице свежая ссадина. Но стоял он прямо, гордо, опираясь на свой длинный варяжский меч. За его спиной виднелись бледные, перепуганные лица восточных князей и несколько оставшихся в живых телохранителей-варягов.

Сфендослав поднял руку, и его голос, зычный, усиленный яростью и отчаянием, перекрыл шум затихающей битвы:

— Антон! Князь!

Бой вокруг нас как-то сам собой пошел на убыль. Мои воины и остатки его людей остановились, повернув головы к крыльцу. Все взгляды скрестились на мне и на нем.

— Хватит лить кровь наших людей! — продолжал Сфендослав, его взгляд горел холодным огнем. — Эта битва — наша с тобой! Спор за Русь — наш! Выйди и сразись со мной! Один на один! Здесь, перед всеми! Пусть боги решат, кто из нас достоин править! Кто из нас истинный князь!