Русь. Строительство империи 5

Глава 22

Где я?

Вопрос повис в нигде. Потому что вокруг было именно оно — нигде. Бесформенное, безграничное, без единой точки опоры или ориентира. Ни верха, ни низа, ни стен. Просто пространство. Залитое ровным, мягким, молочно-белым светом. Свет был странный — он не исходил от какого-то конкретного источника, не имел направления. Он просто был, пронизывая все вокруг, но при этом не слепил и не давал тепла. Сама пустота светилась изнутри.

Ощущений не было. Ни боли от ран, ни усталости, ни даже тяжести собственного тела. Я вообще не чувствовал тела. Было только чистое, ясное сознание, но абсолютно дезориентированное. Последние воспоминания — обжигающая боль в запястье, хрип Сфендослава, земля, несущаяся навстречу, и каскад системных сообщений перед тем, как все померкло. Значит, все-таки конец?

Я попробовал пошевелиться — но чем? Рук нет, ног нет. Только мысль, плавающая в этом белом киселе. Попробовал крикнуть — без толку. Звука не существовало. Только абсолютная тишина. Ушей тоже не было.

И тут передо мной начало что-то формироваться. Белый свет завихрился, обретая знакомые очертания. Рыжие волосы, зеленые глаза, чуть насмешливая улыбка. Вежа. Она стояла передо мной, вполне материальная на вид.

— Где я? — вопрос сформировался сам собой, без голоса, просто как четкий мысленный импульс. — Что это за место?

Вежа чуть склонила голову. Улыбка стала шире.

— Приветствую, носитель Антон. Ты находишься в Хранилище Системы.

— Что еще за хранилище? Это такая шутка?

— Никаких шуток, княже. Хранилище Системы — это специализированный сектор, предназначенный для временного содержания нематериальных копий сознания носителей в критических ситуациях. Проще говоря, твое сознание временно изолировано и поддерживается здесь.

Я пытался осмыслить ее слова. Нематериальная копия сознания? Звучало паршиво.

— Почему я здесь? Что значит «критическая ситуация»? Последнее, что помню — я победил Сфендослава… Кажется. Было много сообщений…

Вежа невозмутимо кивнула.

— Ты действительно одержал победу над носителем Сфендославом. Однако цена этой победы оказалась высока. Критическая ситуация, о которой идет речь, — это состояние твоей физической оболочки.

Внутри или где-то там, где должно было быть нутро, похолодело. Я уже догадывался, но услышать подтверждение было совсем другим делом.

— Насколько все плохо?

— Твоя биологическая оболочка достигла точки необратимых повреждений. Это привело к полному прекращению жизненных функций. Сердечная и мозговая активность остановлены. Согласно биологическим параметрам твоего изначального мира и текущим стандартам Системы, ты мертв, носитель Антон.

Мертв.

Не потерял сознание, не упал в грязь в Ростове. Просто мертв. Сознание есть, а тела нет. Просто набор данных, сохраненный где-то в системных закромах. Странное ощущение.

Пустое.

— Мертв, — повторил я, пробуя слово на вкус. А оно было безвкусным. — Тогда что я тут делаю? Зачем Системе хранить копию сознания мертвого носителя? Для архива?

— Хранилище — это не архив, носитель. Это, скорее, интерфейс. Буферная зона. Доступ сюда строго ограничен и регламентирован. Носители попадают в этот сектор только один раз за все время взаимодействия с Системой.

— Один раз? И когда же наступает этот «счастливый» момент?

— В момент, когда физическая смерть носителя зафиксирована Системой как неизбежная или уже свершившаяся, — пояснила Вежа, — но при этом сохраняется потенциальная возможность восстановления биологической оболочки при определенных условиях и затратах ресурсов Системы. Понимаешь? Твое тело мертво, но ситуация не абсолютно безнадежна с точки зрения протоколов Системы. Это… точка бифуркации, носитель. Перекресток. Момент принятия решения — как для тебя, так и для Системы.

Точка бифуркации. Звучит красиво. Перекресток между окончательной смертью и… чем? Призрачной возможностью? Я плавал в белой пустоте, лишенный всего, что делало меня живым, а мне говорили про какие-то перекрестки и возможности. Верилось с трудом.

«Точка бифуркации» звучит так, будто у меня есть выбор. Лежать тут, в этой белой стерильности, и медленно растворяться в ничто, или что? Вернуться?

— И что это за «потенциальная возможность восстановления»? — спросил я. — Какие «определенные условия» и «затраты ресурсов»? Не тяни, Вежа. Если есть шанс, говори прямо. Если нет — тоже скажи, чего зря надежду давать.

Рыжая бестия чуть качнула головой, словно отгоняя невидимую пылинку.

— Шанс есть, княже. Система не стала бы перемещать твое сознание в Хранилище без веских оснований и наличия соответствующего протокола. В ответ на критическое состояние твоей биологической оболочки и учитывая твой текущий статус Великого князя, а также ранг «Трибун» в иерархии носителей, Система инициировала протокол экстренной регенерации высшего уровня.

Звучало обнадеживающе.

— Как в играх, здоровье восстановить?

— Не совсем, — Вежа слегка нахмурилась, словно я сказал глупость. — Это не восполнение шкалы здоровья. Это комплексный процесс, направленный на полное восстановление поврежденных тканей, органов и систем организма на клеточном уровне, включая рестарт остановленных жизненных функций. Процесс чрезвычайно сложный и энергозатратный. Кодовое наименование протокола — «Феникс».

«Феникс». Красиво назвали, ничего не скажешь. Возрождение из пепла. Только пепла пока нет, есть только мертвое тело где-то там, в реальности.

— И где это тело сейчас? — уточнил я. — Его хоть… не выбросили?

— Твоя физическая оболочка находится в относительно безопасном месте, — сообщила Вежа. — В уцелевшей части терема Ростова, под присмотром твоих ближайших соратников. Они предприняли первичные меры по сохранению тела, насколько это возможно в их условиях. Но время ограничено, носитель. Процессы распада уже запущены на биологическом уровне. Протокол «Феникс» должен быть активирован в ближайшее время, иначе точка невозврата будет пройдена окончательно и бесповоротно.

Значит, Ратибор и Веслава… или кто там остался в живых… они рядом. Не бросили. Это грело. Даже здесь, в этой холодной пустоте.

— Хорошо. Допустим. Активируй этот свой «Феникс». Что для этого нужно?

Вежа выдержала паузу.

— Активация протокола «Феникс» требует колоссальных затрат ресурсов Системы. Конвертируемых в понятную тебе единицу — очки влияния.

Ну конечно. Бесплатно Вежа и не почешется. Система — не благотворительная организация. Она дает возможности, но за все берет плату. И чем круче возможность, тем выше цена. Вопрос — насколько выше?

— Цена, носитель, — медленно произнесла Вежа, словно смакуя момент, — составляет сорок тысяч очков влияния.

Да ладно!

Сорок тысяч?

А ничего не треснет?

Это почти все, что я заработал за последнее время. За находку Искры, за жетоны, за победу над этим ублюдком Сфендославом. Хотя нет, погоди. За Сфендослава вроде дали больше. Нужно было прикинуть. Но все равно — сорок тысяч! За право просто жить. За право вернуться в свое разбитое, искалеченное тело.

— Сорок тысяч… — повторил я вслух, или вернее, мысленно. — Нехило. Это почти… грабеж.

— Это цена за преодоление биологической смерти и полное восстановление, носитель, — без тени эмоций ответила Вежа. — Уникальная возможность, предоставляемая Системой лишь один раз. Ты можешь отказаться. В этом случае твое сознание будет стерто из Хранилища, а физическая оболочка продолжит свой естественный путь распада. Выбор за тобой. Но решение нужно принять немедленно.

Это выбор разве? Заплатить грабительскую цену и получить шанс вернуться, либо сгинуть здесь и сейчас, окончательно. Выбор без выбора, по сути. Я не для того проделал весь этот путь, не для того карабкался из грязи в князи, чтобы теперь просто раствориться в белом свете.

Да и просто жить хотелось. Чертовски хотелось жить. Почувствовать снова ветер, холод стали, тепло огня, увидеть лица своих людей.

— Я согласен, — твердо произнес я. — Забирай свои сорок тысяч. Только верни меня обратно.

Вежа слегка улыбнулась своей фирменной улыбкой.

— Решение принято, носитель Антон. Протокол «Феникс» будет активирован немедленно. Но прежде чем мы приступим к процедуре и списанию средств, Система проведет полный аудит твоего текущего баланса и статуса. Необходимо зафиксировать все изменения, произошедшие до момента твоей временной деактивации.

— Аудит? Сейчас? — я не мог скрыть удивления. — Не самое подходящее время для бухгалтерии, тебе не кажется? Мое тело там, хм, разлагается, а ты хочешь баланс подбить?

— Порядок важен во всем, княже, — невозмутимо парировала она. — Особенно в вопросах, касающихся ресурсов Системы и статуса носителя. Процедура займет немного времени. Итак, приступим к фиксации данных.

Белое пространство вокруг нас осталось прежним, но перед моим мысленным взором развернулся знакомый интерфейс — полупрозрачные окна с цифрами и символами, которые раньше я видел только через призму своего физического зрения. Сейчас они были частью моего восприятия.

— Исходный баланс перед началом активной фазы операции в Ростове, после выполнения задания по внедрению жетонов и поимки носителя Искры, составлял… — Вежа сделала паузу, и цифры в интерфейсе подсветились. — 101 504 очка влияния. Верно?

Я припомнил. Да, кажется, так и было. 50 000 за Искру, 10 000 за налог, плюс то, что оставалось до этого… Стоп. Там было 35 504 перед Искрой и налогом… Значит 35 504 + 50 000 + 10 000 = 95 504. Где ошибка? А, задание «Око казны»! За него еще 6 000 дали. Итого 95 504 + 6 000 = 101 504. Вот теперь сходится.

— Верно, Вежа.

— За период с момента выхода из Новгорода до момента твоей деактивации Системой зафиксированы следующие значимые события, повлиявшие на твой баланс и статус…

Окна интерфейса начали сменяться, демонстрируя короткие отчеты и всплывающие цифры начислений.

— Успешное проведение контр-маневра и разгром засадного отряда хана Кури у речной переправы. Сложность: высокая. Потери противника: значительные. Твои потери: минимальные. Награда: + 15 000 очков влияния.

Я помнил тот бой. Ночная переправа, свист стрел арбалетчиков Веславы, побег печенегов и варягов. Да, неплохо тогда получилось. Пятнадцать тысяч — вполне заслуженно.

— Захват хана Кури во время осады Ростова при попытке к бегству. Важный стратегический противник обезврежен. Награда: + 12 000 очков влияния.

Поймал степняка, когда он пытался удрать из окруженного города. Тоже верно.

— Успешный штурм центральной цитадели Ростова. Сопротивление противника подавлено. Казнь хана Кури за его преступления и глумление над останками князя Святослава. Демонстрация силы и справедливости Великого князя. Награда: + 8 000 очков влияния.

Казнь Кури. Восемь тысяч? Маловато, конечно, за такое, но ладно.

— Победа в поединке над носителем Системы Сфендославом. Ранг противника: «Претор». Статус: претендент на титул Великого князя. Результат: полная деактивация носителя Сфендослава. Награда: + 50 000 очков влияния.

Вот это уже серьезно. Пятьдесят кусков за главного конкурента. Тот самый поток уведомлений, что я видел перед отключкой. Значит, не привиделось. Я действительно его победил. Пусть и такой ценой. Интересно, а у него «Феникс» включался ракньше?

— Итого, суммарное начисление за указанный период: 186 504 очков влияния, — подытожила Вежа. — Ах, да, еще и технические очки накапали.

[Тех. логи]

[Сут.л. 4 «ов»]

[Сут. ком. 18 «ов» (36|х2)]

[Итог: +40 «ов»]

— Да уж, не густо, — буркнул я.

Интерфейс снова обновился, показывая итоговую сумму.

«Баланс: 186 544 очка влияния».

Сто восемьдесят шесть тысяч! Вот это сумма. Серьезный капитал по меркам Системы. Жаль только, что почти четверть его сейчас уйдет на то, чтобы просто вернуть меня к жизни.

— Кроме того, зафиксированы изменения в статусе и характеристиках, — продолжила Вежа, переключая окна интерфейса. — Твой ранг в иерархии носителей повышен с «Претора» до «Трибуна». Твой титул «Великий Князь» подтвержден и укреплен после устранения основного претендента. Территория «Ростов» официально присоединена к твоим владениям в Системе. Навык «Берсеркер» достиг третьего ранга. Получено новое достижение: «Убийца Носителей».

Все это я тоже видел в том последнем каскаде сообщений. Теперь это было официально зафиксировано. Трибун. И третий ранг Берсеркера — это должно дать серьезный прирост в бою. Если я еще смогу сражаться после такого. А Ростов теперь мой. Город, который чуть не стал моей могилой.

— Аудит завершен, носитель Антон, — сообщила Вежа. — Все данные актуализированы и зафиксированы в Системе. Текущий баланс составляет 186 544 очка влияния. Мы готовы приступить к активации протокола «Феникс». Подтверждаешь свое согласие на списание 40 000 очков влияния для инициации процедуры восстановления?

Она снова задала этот вопрос. Будто давала последний шанс передумать. Но какой тут мог быть выбор?

— Да, подтверждаю, — твердо ответил я. — Списывай. И возвращай меня.

— Принято, носитель. Инициирую списание ресурсов.

В интерфейсе перед моим мысленным взором цифра баланса стремительно уменьшилась: 186 504… 170 000… 150 000… 146 544. Замерла.

Цена жизни. Немалая, но приемлемая. Все, что угодно, лишь бы выбраться из этой стерильной пустоты.

— Активация протокола «Феникс», — объявила Вежа. Ее образ начал подрагивать, терять четкость, словно изображение на старом экране. — Процесс регенерации запущен. Синхронизация сознания с восстановленной биологической оболочкой начнется немедленно. Время интеграции зависит от степени повреждений и индивидуальных особенностей носителя. Возможны побочные эффекты.

— Какие еще побочные эффекты? — успел спросить я, но ее образ уже расплывался.

Молочная белизна вокруг меня пошла рябью. Свет начал тускнеть, съеживаться, уступая место тьме. Хотя нет, это скорее, хаос ощущений, которые начали прорываться сквозь барьер небытия.

Сначала был звук. Глухой, низкий гул, переходящий в нарастающий рев. Потом — давление. А затем пришла боль.

Она обрушилась лавиной, затопила сознание, вытесняя все остальное. Боль была везде. В раздробленном правом запястье, которое горело так, будто его держали на раскаленных углях. В ноге, где тупо ныла старая рана от топора и добавилась новая, от удара Сфендослава и моего собственного броска. В плече, которое ломило после блоков и падений. В горле, которое саднило от удушающего захвата и собственного хрипа. Болела голова, раскалываясь от напряжения и, видимо, от удара при падении. Болело все тело, каждая мышца, каждая косточка протестовала против возвращения к жизни.

Это было не похоже на боль в бою, которую глушил адреналин. Это была острая боль пробуждения, напоминающая о том, насколько хрупка плоть. Я хотел закричать, но не мог — легкие окаменели, не желая делать вдох. Я хотел свернуться калачиком, но тело не слушалось.

Сознание металось, задыхаясь от этого шквала ощущений после абсолютной пустоты Хранилища. Там не было ничего. Здесь было слишком много всего сразу. Звуки становились отчетливее — треск огня где-то неподалеку, приглушенные голоса, чей-то тихий стон, шорох ткани. Запахи — дым, кровь, что-то терпкое, лекарственное, и еще запах пота.

Я попытался сделать вдох. Получилось. Судорожный глоток воздуха, обжег легкие. Потом еще один. Дыхание возвращалось. Сердце застучало в груди — сначала медленно, неуверенно, потом все быстрее, разгоняя кровь по оживающему телу, и вместе с кровью — новую волну боли.

Нужно было открыть глаза. Это казалось самой сложной задачей в мире. Веки налились свинцом. Я собрал все остатки воли, сконцентрировался на этом простом действии. Мышцы не слушались. Еще попытка. Снова неудача. Я чувствовал себя младенцем, пытающимся управлять незнакомым, непослушным телом.

Третья попытка. С неимоверным усилием я заставил веки дрогнуть, приподняться на миллиметр. Мир хлынул внутрь — размытое пятно света, темные силуэты, движущиеся тени. Все плыло, двоилось. Голова закружилась от резкой смены картинки. Я зажмурился, пытаясь справиться с тошнотой.

Еще раз. Медленнее. Осторожнее. Веки снова приоткрылись. Мир все еще был размытым, но уже более стабильным. Потолок бревенчатый. Стены тоже бревенчатые. Я лежал на чем-то относительно мягком — видимо, на лавке, покрытой шкурами. Рядом горел факел, вот откуда свет и треск.

Я скосил глаза. Рядом со мной кто-то был. Силуэт склонился надо мной, заслоняя свет факела. Лицо было в тени, не разобрать. Но я чувствовал на себе пристальный, напряженный взгляд. Кто это? Такшонь? Ратибор? Веслава?

Я попытался сфокусировать зрение. Мир медленно обретал резкость. Размытые черты лица начали проступать четче. И я узнал их. Знакомый овал лица, темные, широко распахнутые глаза, в которых сейчас плескалась тревога. И прядь волос, выбившаяся из-под повязки.

Искра.

Она сидела на краю лавки, склонившись так близко, что я чувствовал ее теплое дыхание. Ее рука осторожно лежала на моем лбу. Заметив, что я открыл глаза и смотрю на нее осмысленно, она вздрогнула. Она резко убрала руку.

— Княже! — Выдохнула она шепотом. — Ты очнулся!