Родная земля

Глава 4

Я повернулся к ним. Испуганные и потерянные. Нет, нельзя было продолжать бой, оставляя их у себя за спиной. Стоило их выводить, пока сохранялся эффект неожиданности после моей первой вылазки.

— Собирайте вещи. Только самое необходимое, — приказал я.

— Куда? — хрипло спросил Иван, кивая на окно, за которым стояли немые стражи.

— К машине. Прорвемся.

— В этом-то молоке? — в его голосе прозвучало отчаяние. — Мы в кювет сядем на первом же повороте!

— Не сядем, — я сказал это с той ледяной уверенностью, которая не оставляла места для возражений. — Маша будет нам глазами.

Я посмотрел на сестру. Она поняла меня без слов. Маленькое пламя на ее ладони вспыхнуло ярче, заиграло голубоватыми бликами. Она не могла развеять туман, но могла его… отодвинуть. Осветить путь. На несколько метров. На несколько секунд. Этого должно было хватить.

— Глаша, — обернулся я к хозяйке. — Ты с нами? Та смотрела на огонек в руке Маши с суеверным ужасом, но быстро взяла себя в руки.

— Мои предки этот дом строили. Я его не покину. Но вас выведу. Через черный ход.

Решение было верным. Оставлять ее здесь одну на осадное положение значило обречь на верную смерть.

— Хорошо. Ведешь нас.

Мы насколько собрали свои вещи. Я подошел к окну и резко постучал рукоятью кинжала по стеклу. Силуэты снаружи вздрогнули, зашевелились. Отлично. Я привлек их внимание на себя.

— Пошли.

Глаша, не говоря ни слова, повела нас вглубь дома, в кладовую, заваленную старыми тряпками и банками с соленьями. Она отодвинула в сторону тяжелый сундук, под которым оказался почти незаметный люк в полу.

— Прямо по коридору. Выход — за сараем, — прошептала она.

Иван первым спустился в темноту, держа наготове ключ. За ним — Маша, с огнем, пляшущим на ее ладони, освещающим низкий земляной коридор. Пахло сыростью, плесенью и мышами. Я шел последним, прикрывая тыл.

Коридор был коротким. Через два десятка шагов Иван уперся в деревянную дверь, запертую на скобу. Он прислушался.

— Тишина, — бросил он через плечо.

— Открывай.

Он откинул скобу и резко толкнул дверь. Мы вывалились наружу, прямо в колючий кустарник за сараем. Туман был здесь таким же густым, он обволакивал нас, пытаясь просочиться в рот, в нос, в легкие. Холодный и липкий.

Маша сжала кулаки. Огонь на ее руке погас на секунду, а затем вспыхнул с новой силой, превратился в сияющий шар размером с яблоко. Она с силой выбросила руку вперед, словно толкая невидимую стену.

И случилось невероятное. Белая пелена перед нами отступила, уплотнилась по краям, образовав узкий, но четко видимый туннель. Стены этого туннеля клубились и шевелились, но внутрь не проникали. В конце этого светящегося коридора, в каких-то десяти метрах от нас, угадывался темный силуэт автомобиля.

— Держи, — сжав зубы, прошипел я, хватая Машу за локоть и поддерживая ее. Она кивнула, на ее лбу выступили капельки пота. Это давалось ей огромным усилием.

— Бежим! — скомандовал я.

Мы рванули вперед. Иван бежал первым, откидывая ветки. Глаша за ним, тяжело дыша. Я почти волоком тащил Машу, которая, не переставая, концентрировалась на удержании огненного коридора.

Из тумана по краям нашего тоннеля послышался шепот. Вначале тихий, потом громче. Десятки голосов, накладывающихся друг на друга, полных тоски и злобы. «Останьтесь…», «Не уходите…», «Холодно…».

Из белой стены в проход потянулись бледные, расплывчатые руки. Я отмахивался кинжалом, рубя их под корень. Отсеченные конечности падали на землю и таяли, как снежинки на горячей сковороде.

Иван уже был у машины. Он дернул дверь, она была не заперта. Он распахнул ее.

— Быстрее!

— Садись, заводи! — крикнул я Ивану, вталкивая Машу на заднее сиденье.

Она почти потеряла сознание, ее силы были на исходе. Огненный шар погас. Туман сомкнулся за нами, поглотив вход в сарай. Но мы уже были внутри.

Иван вскочил на место водителя, ключ уже был в замке зажигания. Он повернул его. Стартер злорадно взвыл, мотор на секунду захлебнулся и, наконец, с рыком ожил.

— Пристегнись! — рявкнул Иван, включая передачу.

Я прыгнул на пассажирское сиденье рядом с ним. Глаша втиснулась сзади рядом с полубессознательной Машей.

Иван прибавил газу, и машина рванула вперед. Туман немедленно облепил лобовое стекло, пытаясь ослепить нас. Дворовые «обитатели», застигнутые врасплох, метались перед капотом. Раздался глухой удар, потом еще один. Мы что-то переехали. Машина подпрыгнула на кочках.

— Маш, свет! — крикнул я, оборачиваясь.

Сестра, собрав последние силы, подняла дрожащую руку. Маленький огонек, словно искра, ударил в лобовое стекло и растекся по нему тонкой пленкой. Стекло будто бы очистилось от тумана, создавая перед нами небольшой, но ясный обзор. За его пределами белая стена все так же бушевала.

— Держись за меня! — крикнул Иван, выворачивая руль и выезжая на дорогу.

Он вел машину почти вслепую, ориентируясь только на тот клочок асфальта, что освещали фары и сила Маши. Мы неслись сквозь белое забвение, и из этой белизны то и дело возникали фигуры. Они бросались на капот, бились о стекла, цеплялись за борта, но машина, тяжелая и мощная, сносила их с пути, оставляя позади лишь тихий хруст и расплывающиеся пятна.

Вдруг прямо перед нами из тумана возникла одна из них. Высокая, искаженная. Она не бросилась под колеса, а лишь подняла руку, словно приказывая остановиться.

Иван, не моргнув глазом, нажал на газ еще сильнее.

Фигура исчезла под колесами с отвратительным мягким звуком.

Мы мчались еще несколько минут, которые показались вечностью. Маша стонала на заднем сиденье, ее свет мерцал, готовый погаснуть. Иван сидел, вцепившись в руль, его костяшки побелели.

И вдруг… Свет фар уперся не в белую пелену, а в темноту. Туман резко оборвался, как будто его срезали ножом. Мы вырвались из него. Сзади осталась стена молочно-белого света, неподвижная и зловещая, а перед нами была обычная грязная дорога, мокрая от недавнего дождя, и темное, чистое небо с редкими звездами.

Иван резко затормозил. Машину занесло, и мы остановились посреди дороги. В салоне повисла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием и ровным гудением мотора.

Я обернулся. Маша лежала, запрокинув голову, ее дыхание было ровным, она просто спала, обессиленная. Глаша смотрела в заднее стекло на ту самую стену тумана, которая теперь казалась просто далекой и странной полосой на фоне ночного пейзажа. Ее лицо было мокрым от слез, но она молчала.

Иван опустил голову на руль и несколько секунд просто так сидел, не двигаясь.

Потом он поднял голову, посмотрел на меня. В его глазах не было ни страха, ни паники. Была лишь усталая, каменная решимость. — Едем, ваше сиятельство? — его голос был хриплым.

— Едем, — кивнул я, глядя вперед, на темную дорогу, ведущую к Перевалу. — Теперь едем точно.

Иван кивнул, перевел взгляд на дорогу и снова тронулся. Машина плавно покатилась по мокрому асфальту, оставляя за спиной неподвижную, зловещую белую стену. Она медпенно уменьшалась в заднем стекле, пока не превратилась в тонкую светящуюся полоску на горизонте, а затем и вовсе исчезла за поворотом.

В салоне воцарилась тягостная тишина, нарушаемая лишь ровным гулом мотора да тяжелым дыханием Глаши. Она все еще смотрела в ту сторону, где остался ее дом, ее жизнь. Я не стал ее беспокоить. У каждого свои призраки.

Я проверял патроны в обойме, привычным движением руки вкладывая ее обратно в пистолет. Обычная сталь, обычный свинец. Против чего-то более серьезного этого будет мало, но против бледных тварей из тумана — вполне действенно. Кинжал, испачканный темной слизью, я вытер о тряпку.

— Как она? — тихо спросил я, не оборачиваясь.

— Спит, — так же тихо ответила Глаша. — Дышит ровно. Силы ее покинули.

— Восстановится. Она крепкая.

Мы ехали еще с полчаса, прежде чем Иван свернул на обочину рядом с одиноко стоявшей смотровой вышкой, оставшейся с лучших времен.

— Проверю подвеску, — коротко бросил он, вылезая из машины. — После той дороги и того, что мы по ним переехали… надо посмотреть.

Я кивнул и тоже вышел. Воздух был холодным, чистым и звонким после удушающей мглы. Пахло хвоей и мокрым камнем. Где-то далеко кричала ночная птица. Обычные звуки. Живые звуки.

Иван залез под машину, вооружившись фонарем. Я обошел вокруг, прикидывая ущерб. На бампере и дверях остались темные, влажные пятна, похожие на грязь, но пахнущие сладковатой гнилью. Несколько длинных, бледных царапин тянулись по краске.

Из-под машины послышалось негромкое руганство Ивана.

— Ваше сиятельство? Посмотрите-ка.

Я наклонился. Иван светил фонарем на внутреннюю часть колесной арки. Там, в самых потаенных уголках лепились комья влажной, темной земли. И не просто земли. В свете фонаря было видно, как они медленно, почти незаметно шевелятся, пытаясь просочиться глубже, в технические полости.

— Они… живые? — хрипло спросил Иван, и в его голосе впервые зазвучал неконтролируемый страх.

— Нет, — ответил я, хотя абсолютной уверенности не было. — Это не жизнь. Это эхо. Отпечаток. Они пытаются зацепиться, пробраться с нами. Выковыривай все. Дочиста.

Пока Иван, бормоча под нос, скребал и очищал арки, я поднялся на смотровую вышку. Старые деревянные ступени громко скрипели под ногами. Сверху открывался вид на долину и тот самый перевал, куда мы держали путь. Лес внизу был темным, непроглядным морем. И над этим морем, прямо над дорогой, которую нам предстояло проехать, висел тот самый туман. Не такой густой и всепоглощающий, как у Глаши, но все такой же неестественно-белый и неподвижный. Он стелился по склонам, заполняя низины, и медленно, неумолимо полз вниз, на дорогу.

Они ждали нас. Они знали, куда мы направляемся.

Спустившись вниз, я увидел, что Иван почти закончил с уборкой. Очищенная грязь лежала кучей на обочине и все еще слабо шевелилась, словно клубок червей.

— Сожги это, — приказал я.

Он не заставил себя ждать. Вспыхнула спичка, и через мгновение куча зашипела и затрещала, издавая тот же сладковато-гнилостный запах. Пламя было неестественно синим и жарким.

В этот момент из машины вышла Маша. Она выглядела бледной, но собранной. Ее глаза сразу же нашли туман на перевале.

— Они везде? — тихо спросила она.

— Везде, — ответил я. — Но мы его уже видели. Мы знаем, что это. И мы знаем, как с ним бороться.

Она кивнула, сжав кулаки.

— Я смогу жечь и дальше.

— Не сомневаюсь, — я положил руку ей на плечо и поцеловал в макушку. — Но береги силы. Впереди долгая дорога.

Глаша тоже вышла из машины. Она молча смотрела на горящую на обочине грязь, на синее пламя, которое не хотели гаснуть.

— Они никогда не отступят, да? — в ее голосе не было вопроса, лишь констатация горького факта.

— Нет, — честно ответил я. — Они будут ждать любого шанса. Все, что мы можем — не давать им этого шанса.

Иван потушил огонь, засыпав пепел землей.

— Машина чиста. Едем?

— Едем, — я посмотрел на перевал, на белую ленту тумана, преграждающую путь.

Мы снова погрузились в машину. На этот раз Маша села вперед, готовясь в любой момент осветить путь. Глаша сзади молча молилась, перебирая какие-то старые, потертые четки.

Иван разогнал машину и на полной скорости повел ее в подъем, навстречу стелящемуся по дороге туману. Белая пелена приблизилась, лениво потянулась к нам своими щупальцами.

— Теперь, Маш! — скомандовал я.

Она выбросила руки вперед. На этот раз огонь был не сфокусированным лучом, а настоящим валом пламени. Он ударил в туман, не отодвигая его, а сжигая. Белая пелена вспыхнула синим огнем, зашипела и расступилась, образуя короткий, но абсолютно чистый коридор. Мы влетели в него.

И снова из стен огненного туннеля на нас смотрели лица.

Мы мчались сквозь ад, который сами и создавали. И на этот раз я был уверен — мы проедем.

Мы мчались сквозь огненный коридор, который выжигал не туман, а саму тьму. Маша, стиснув зубы, удерживала этот путь, ее лицо было мокрым от усилия.

И вот мы вырвались. Огонь погас, и мы вылетели на пустынную дорогу, огибающую горный склон. Сзади не было никакой стены, только темный лес, поглотивший огни нашей машины. Впереди — серпантин, уходящий вверх, к Перевалу.

В салоне повисла тишина, нарушаемая лишь ровным гулом мотора и тяжелым дыханием.

— Кажется, мы от них оторвались, — хрипло произнес Иван, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба.

— Не обольщайся, — буркнул я, проверяя обойму. Патроны были на месте. — Они просто сменили тактику.

Маша, бледная, откинулась на сиденье, ее веки смыкались от изнеможения.

— Я больше не могу, Миш… хоть минут пять…

— Спи. Сам справлюсь.

Но едва ее глаза закрылись, как сзади, из-за поворота, брызнули два ярких глаза фар. Они быстро приближались, слепя в зеркале заднего вида.

— Иван, — я кивнул в зеркало.

Он посмотрел и резко выругался.

— Откуда? Мы никого не видели!

Машина, мощный внедорожник с затемненными стеклами, вильнула на дороге и пристроилась нам в хвост, не пытаясь обогнать, а лишь давя психологически. Расстояние между нами сокращалось.

— Ускорься.

— Да куда же быстрее на этом серпантине? — взрыдал Иван, но вдавил педаль в пол.

Наша машина рванула вперед, шины взвизгнули на повороте. Внедорожник ответил тем же, не отставая ни на метр. Он был больше, тяжелее, явно лучше управлялся на горной дороге.

— Не знаю, кто еще, но вряд ли друзья, — сквозь зубы пробормотал я. — Иван, попробуй сбросить их на следующем витке.

Иван кивнул, его руки побелели, сжимая руль. Он позволил преследователю приблизиться почти вплотную, а затем резко затормозил перед крутым поворотом и так же резко дал газу. Наш седан юзом вынесло на узкую полосу встречного движения. Внедорожник, не ожидавший маневра, пронесся мимо, но водитель был профессионалом — он резко затормозил, позволяя нам себя обогнать.

В свете наших фар на дороге внезапно возникло препятствие — огромное поваленное дерево, перекрывающее большую часть полосы. За ним стояла еще одна машина, а рядом суетились несколько фигур.

— Засада! — крикнул Иван, ударяя по тормозам.

Мы замерли в десятке метров от баррикады. Сзади, перекрывая путь к отступлению, остановился внедорожник. Двери всех машин открылись. На дорогу вышли человек восемь. Они были в обычной одежде, но их движения были выверенными, скоординированными. В руках у некоторых были монтировки, у других — охотничьи ружья.

Один из них, высокий мужчина в темной куртке, сделал несколько шагов вперед. Его лицо было скрыто в тени, но голос прозвучал громко и властно, без тени неуверенности.

— Выходите из машины. Все. Руки чтобы были на виду.

— Что будем делать, ваше сиятельство? — прошипел Иван, его рука потянулась к монтировке под ногами у Маши.

— Сидеть тихо. Пока что, — я приоткрыл окно. — Вам чего? Денег? Машину?

Мужчина коротко рассмеялся. Его смех был сухим и безжалостным.

— Мы не грабители. Мы — каратели. Выходите. Не заставляйте нас ломать дверь. Девушке внутри будет только хуже.

— Глаша, — не оборачиваясь, тихо спросил я. — Ты их знаешь? Местные?

Она всматривалась в лица, выхваченные светом фар, и качала головой.

— Нет… Ни одного. Не наши это.

Значит, они пришли извне. И явно не с добрыми намерениями.

— Последний раз говорю — выходите! — голос незнакомца стал жестче. Он сделал знак рукой, и люди с ружьями подняли стволы, нацелившись на нас.

У нас не было выбора. Я кивнул Ивану.

— Открывай. Выходим. Но будь готов ко всему.

Мы медленно вышли из машины, подняв руки. Маша, разбуженная шумом, вылезла сзади, ее глаза были полны страха. Глаша стояла рядом, стараясь казаться невозмутимой.

Высокий мужчина подошел ближе. Теперь я мог разглядеть его лицо — жесткое, с холодными глазами и тонкими губами. Он окинул нас оценивающим взглядом, остановившись на мне.

— Михаил Прохоров? — спросил он.

— А кто спрашивает? — ответил я вопросом на вопрос.

Уголок его рта дрогнул в подобии улыбки.

— Меня зовут Коган. Полковник Константин Ганевский. И у меня к вам, ваше сиятельство, есть серьезные вопросы. Касательно того, что произошло в вашем имении.

В его голосе прозвучала стальная твердость, не оставляющая сомнений — он знал, кто мы, и был здесь по приказу свыше. Это была не встреча с призраками прошлого. Это было столкновение с самой что ни на есть реальной, безжалостной властью.

Он сделал шаг к Маше. Я инстинктивно двинулся, чтобы преградить ему путь, но один из его людей тут же уперся стволом ружья мне в грудь.

— Не надо геройств, — тихо сказал Коган. — Вы все в глубокой заднице. Гораздо глубже, чем можете представить.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее подбородка. Маша отпрянула, и на ее ладони снова вспыхнуло маленькое, испуганное пламя.

Лицо Когана озарилось не здоровым любопытством, а жадным, хищным интересом.

Он повернулся ко мне, и его лицо снова стало каменным.

— Ваше путешествие окончено. Садитесь в свою машину и поезжайте за нами. Попробуете сбежать — сначала убьем шофера и старуху. Понятно?

Я посмотрел на перевал. Туман над ним рассеялся, открывая дорогу. Но теперь она вела не к свободе, а в каменный мешок. Наши настоящие враги оказались не призраками из тумана, а людьми из плоти и крови. И биться с ними предстояло не кинжалом и огнем, а холодным расчетом и терпением.

— Понятно, — кивнул я, глядя в безжалостные глаза полковника Когана. — Теперь все понятно.

Мы ехали за их внедорожником, как на привязи. Иван сидел, вцепившись в руль, его взгляд был прикован к красным огням стоп-сигналов впереди. Я чувствовал, как по его спине бегут мурашки ярости и бессилия.

— Куда они нас везут? — прошептала Маша с заднего сиденья. Ее голос дрожал.

— На Перевал, — мрачно ответил я, глядя в окно на пропасти, уходящие в темноту. — Там должен быть старый командный пункт ПВО. Заброшенный, по всем бумагам. Видимо, не такой уж и заброшенный.

Глаша молча перебирала четки, ее губы шептали молитву. Она понимала, что сменила одну осаду на другую, возможно, еще более страшную.

Внезапно внедорожник резко свернул с основной дороги на едва заметную грунтовку, ведущую вглубь леса. Наша машина, подчиняясь, последовала за ним. Ветви хлестали по стеклам, скрывая нас от мира. Через несколько минут мы выехали на огороженный колючей проволокой периметр. Вышки, темные силуэты ангаров, и главное здание — низкий, бетонный бункер, вросший в склон горы.

Ворота открылись, пропустили нас, и захлопнулись с глухим, окончательным звуком.

Нас выгрузили перед входом в бункер. Воздух пах металлом, машинным маслом и холодом. Полковник Коган вышел из своего внедорожника и подошел к нам.

— Прошу, — он указал рукой на тяжелую металлическую дверь. — Обсудим все в более комфортной обстановке.

Нас провели по длинным, ярко освещенным коридорам с голыми стенами. Звук наших шагов гулко отдавался от бетона. Это было место, лишенное души, чистилище из стали и цемента.

В конце коридора Коган открыл дверь в кабинет. Внутри — простой стол, пара стульев, на стене карта района с множеством пометок. Ничего лишнего.

— Садитесь, — он указал на стул мне. — Девушку и остальных проводят в соседнюю комнату. С ними все будет в порядке, пока вы сотрудничаете.

Мне не оставалось выбора. Я сел. Дверь закрылась, оставив меня наедине с Коганом.

Он прошелся вокруг стола, сел напротив, сложил руки.

— Итак, начнем с начала.