Мы с Анной почти бегом бросились к деревне, ожидая увидеть новую атаку мертвецов или что-то похуже. Однако картина, открывшаяся нам на главной, если ее можно было так назвать, улице, была иной, но от этого не менее бурной.
Два крестьянина, здоровенных мужика с лицами, красными от ярости, сцепились в грязи посреди улицы. Один, рыжебородый, сидел верхом на другом, черноволосом, и методично вмазывал ему кулаком в физиономию.
— Ворюга! Курицу мою спер! Я тебе, сволочь, очко на задницу натяну! — рычал рыжий, не прекращая избиения.
— Не я! П… дишь! — хрипел снизу черноволосый, пытаясь защититься. Вокруг столпились другие жители, кто с осуждением, кто с любопытством, но никто не решался разнять дерущихся.
— В чем дело? Немедленно прекратить! — мой голос, привыкший командовать, прозвучал резко и властно.
Рыжий замер с занесенным кулаком, обернулся и, увидев меня, сполз с противника. Оба встали, отряхивая грязные штаны, тяжело дыша и исподлобья поглядывая друг на друга.
— Ваша светлость, — начал рыжий, снимая картуз и мну его в руках. — Он, Гришка этот, мою курицу, пеструшку, самую яйценосную, стырил! Утром была, а теперь нет! А у него, поглядите, перья на пороге!
Он ткнул пальцем в сторону покосившейся избы черноволосого Гришки. Действительно, у входа валялось несколько пестрых перышек.
— Это они сами налипли! — взвыл Гришка. — Я не брал! Он на меня, как собака, кидается!
— А я тебе говорю, брал! — рыжий снова сделал выпад, но я встал между ними.
— Тише! — рявкнул я. В воздухе повисла напряженная тишина. Я чувствовал на себе взгляд Анны, которая наблюдала за этой сценой с интересом и некоторой долей брезгливости. Для неё, аристократки, такая приземленная склока была, наверное, диковинкой. И вместе с тем я высматривал Петра, нашего молодого управленца, которого почему-то нигде не было видно. Ну, с ним потом разберусь, где его черти носили в столь важный час.
— Хорошо, — сказал я, стараясь говорить спокойно. — Ты, как тебя?..
— Степан, ваша светлость.
— Степан. Ты обвиняешь Григория в краже. Улик — перья. Григорий, ты отрицаешь. Так?
— Так точно! — хором буркнули оба.
— Курица, говоришь, пестрая? — уточнил я у Степана.
— Самая что ни на есть пестрая! Белая в крапинку!
Я подошел к избе Гришки, поднял одно перо. Осмотрел. Потом прошелся взглядом по двору. Возле старого пня стояла деревянная миска с каким-то зерном или отрубями.
— Григорий, а это что у тебя тут для кур припасено? — спросил я небрежно.
Гришка напрягся.
— Это… это я голубей подкармливаю.
— Голубей? — я подошел к миске. Среди зерна отчетливо виднелись те самые пестрые перышки. — А голуби у тебя, я смотрю, пестрые, куриные.
Гришка побледнел и опустил голову. Степан торжествующе фыркнул.
— Ну что, ворюга, признаешься теперь?
— Да я… да она сама ко мне приблудилась! — залепетал Гришка, но вина была написана на его лице крупными буквами.
Конфликт был пустяковый, но в нем крылась серьезная проблема. Голод, страх, напряжение — все это разъедало людей изнутри, превращая соседей в подозрительных врагов. Если я сейчас решу это дело неправильно, обида укоренится и даст горькие всходы.
— Григорий, — сказал я строго. — Воровство в осажденной крепости — это не просто проступок. Это удар по всем нам. Ты украл не у Степана, ты украл у общины. Понятно?
— Понятно, ваша светлость, — пробормотал он, глядя в землю.
— Хорошо. Вот мое решение. Григорий, ты отдаешь Степану двух своих кур. Одну — за украденную, вторую — в штраф.
— Двух⁈ — взвыл Гришка.
— Молчать! — отрезал я. — А потом, в течение недели, ты будешь работать на укреплении стен наравне со всеми, но без зачета в твою трудовую повинность. В назидание. Понял?
Гришка беспомощно кивнул. Степан довольно хмыкнул.
— А тебе, Степан, — я повернулся к нему, — советую впредь лучше следить за своим хозяйством. И за языком. Драка — не метод решения споров. За буйство — дополнительная смена на заготовке дров. Чтобы энергию лишнюю сжигал.
Рыжий сразу скис и тоже промямлил:
— Понял, ваша светлость.
— Разойтись! — скомандовал я. Толпа начала расходиться, обсуждение переходя в гулкий шепот.
Я вздохнул и подошел к Анне, которая стояла в стороне, наблюдая за разбором с легкой улыбкой.
— Ну вот, — развел я руками. — Приветствуйте в мире мэра. Никакой романтики, одни курицы и навоз.
— Напротив, — возразила Анна, и в ее глазах плескалась не насмешка, а понимание. — Это и есть настоящая романтика. Вы не монстров рубите, а жизнь строите. И поддерживаете в ней порядок. Пусть даже с помощью штрафных кур. Это… достойно уважения.
Ее слова прозвучали на удивление искренне. Я почувствовал, как нелепая досада от этой ссоры понемногу отступает.
— Спасибо, — сказал я просто. — Но баню, пожалуйста, постройте все-таки мраморную. После такого дня она мне понадобится.
— Обязательно, — улыбнулась она. — Но сначала, кажется, нам все же стоит поесть. А то ваш следующий судебный процесс может пострадать от недостатка сахара в крови.
Мы уже подходили к моей резиденции, когда я наконец заметил Петра. Он сидел на завалинке рядом с крыльцом, склонившись над каким-то свитком, и так увлекся, что не заметил нашего приближения. На лице его было выражение глубокой сосредоточенности.
— Пётр! — позвал я, и он вздрогнул, поспешно сворачивая бумаги.
— Ваша светлость! Простите, я… загляделся на чертежи.
«Чертежи» — слово из другой жизни, прозвучавшее здесь, как колокольный звон, заставило мое сердце екнуть. Я обменялся быстрым взглядом с Анной и подошел ближе.
— Какие чертежи? Покажи.
Пётр немного смутился, но протянул мне свернутый в трубку пергамент.
— Это… я набросал кое-какие идеи, — пробормотал он, пока я разворачивал свиток. — Но признаю, ваша светлость, в моих воспоминаниях много пробелов. Принцип ясен, но детали…
То, что я увидел, было похоже на инженерный бред горячки. Контуры зданий угадывались, но система каналов и труб была прочерчена с ужасающими неточностями. Толщина стенок котла явно не выдержала бы давления, схема циркуляции была бы неэффективной и опасной, а соединения… я мысленно видел, как эти стыки расходятся под напором горячей воды, затопляя все кипятком.
Я не смог сдержать легкую усмешку.
— Минуту, — сказал я, и моя рука сама потянулась к карандашу, валявшемуся рядом на лавке. Я прислонил свиток к стене и начал водить грифелем по пергаменту, почти не задумываясь. Я утолщал линии котла, менял конфигурацию труб, вписывал в схему расширительный бак в самой высокой точке системы, о котором Пётр явно забыл. Я набросал эскиз простейшего предохранительного клапана и перечертил лабиринт теплообменника, увеличивая площадь соприкосновения с пламенем.
— Смотри, — мои пальцы двигались быстро и уверенно. — Твоя схема циркуляции здесь основана на надежде, а не на физике. Нужен четкий уклон, иначе вода встанет. А давление… без этого бака котел разорвет. И соединения — только фланцевые, с прокладками, никаких вмуровываний в стены.
Я отступил на шаг, давая им взглянуть. Пётр смотрел на исправленный чертеж с открытым ртом, в его глазах читался не столько стыд, сколько откровенное изумление и жадный интерес.
— Так… так гораздо лучше, — прошептал он. — Расширительный бак… Гениально и просто! Как я мог не вспомнить?
Анна, наблюдая за нами, сказала с легкой улыбкой:
— Кажется, вы не только монстров рубите и штрафуете кур, но и оживляете мертвые чертежи. Это новая магия, ваша светлость? Магия инженера?
— Это магия «не навреди», — усмехнулся я, чувствуя странную удовлетворенность. — Чтобы не обварить наших же людей кипятком. Идея была верной, Пётр. Ты подал искру. Я просто… подбросил дров.
Я свернул исправленный свиток и вернул его Петру.
— Твоя задача — сделать новые, чистые чертежи на основе этого. Все необходимые ресурсы, люди — обращайся ко мне или к Анне. Это важнее мраморной бани.
Пётр взял пергамент с новым, глубоким уважением в глазах.
— Слушаюсь, ваша светлость! Я приступлю к работе немедленно!
— Нет, — возразил я. — Ты приступишь после обеда.
Ибо, как мне недавно грамотно указали, следующие судебные процессы не должны пострадать от недостатка сахара в крови у их судьи. И у его главного инженера — тоже.
Я положил руку на плечо Петра и повел его к дверям резиденции. Запах горячего хлеба из дверей манил сильнее любого чертежа.
Мы вошли в столовую, где уже был накрыт скромный обед. Запах тушеной дичи и свежего хлеба казался сейчас воплощением высшего блаженства. Но даже усталость и голод не могли заглушить воодушевления, которое витало в воздухе после разбора чертежей.
Пока мы усаживались за стол, Пётр не мог усидеть на месте.
— Ваше сиятельство, но… эти правки. Вы смотрели на схему пять минут, — он говорил тихо, но в его голосе сквозило почтительное недоумение. — Я неделю сидел над расчетами в САПР, а вы набросали оптимизацию теплового контура и предохранительную арматуру просто на коленке, как будто это школьная задача.
Я налил себе в стакан воды. Как объяснить, что в моей прошлой жизни инженера-проектировщика такие задачи я щелкал на раз-два? Что этот «архаичный» проект был для меня как чистый холст для мастера.
— Неделя в САПРе — это хорошо, Петя, — отпил я. — Но иногда нужно просто понимать физику процесса. Пар и горячая вода стремятся расшириться. Нужно дать им эту возможность контролируемо, а не взрывоопасно. Все гениальное просто.
— Для вас, возможно, — фыркнула Анна, разливая по стаканам вино, специально привезенное из погребов их семьи. — Для меня это сродни магии. Обычно чтобы решить проблему с отоплением, мы вызываем сантехника. А вы двое собираетесь в гараже собирать реактор для дома.
Ее слова, сказанные в шутку, попали в точку. Это и был своего рода реактор — сердце будущей цивилизации здесь, в этой глуши.
— Это не реактор, Анна, это пассивная система с естественной циркуляцией, — поправил я ее, но сам поймал себя на этом же ощущении — волшебства. — Но да, это меняет всё. Если мы сможем это собрать… Представьте: не только в моем доме, но и во всей деревне. Постоянное тепло. Это спасет больше нервов, чем десяток психологов.
Оставался только маленький нюанс с финансированием и в этом нам должен был помочь договор, заключённый с семейством де Нотель. К тому же первые детали можно было приобрести с продажи порошка из рукреции.
В этот момент к нам присоединились Маша с матушкой. Вид у них был уставший, но довольный.
— Мы начали без вас… — заговорил я, жестом приглашая их присоединиться к столу.
— Тогда вы не узнаете добрых новостей, — хитро хихикнула сестра и села рядом с Анной, с которой тут же принялась о чем-то тихо сплетничать.
— Напоминаю, что вы за столом, — твердо произнёс я.
— Прошу прощения, — смиренно ответила Маша и принялась за макароны.
— Матушка, так что у вас за новости? — я перевёл взгляд на уставшую, но довольную женщину, нашедшую себе дело по душе.
— Кажется, мы нашли способ, как выращивать рукрецию быстрее, хотя выводы делать ещё рано.
Я кивнул. Пускай это ещё был неподтверждённый случай, но такая возможность воодушевляла. Значит, планы по централизованному отоплению могли быть реализованы раньше запланированного.
— Что насчёт нового урожая рукреции? — уточнил я.
— Надо ждать, — развела руками матушка.
Времени на «подождать» у меня не было, ведь поговаривали, что холода все ближе. Поэтому я решил обратиться к Когану и его людям. Они обещались помочь в любой затруднительной ситуации, а сейчас была именно такая.
Отобедав, я направился в их лагерь, который они разбили на окраине нашей деревушки. И хотя больший отряд Коган отпустил, сам он с десятком бойцов остался здесь.
Лагерь был обустроен с армейской аккуратностью: несколько походных палаток, аккуратно сложенные вещи, дозорные на подходах. В воздухе пахло дымом от костра и вареной похлебкой.
Меня встретили настороженно, но с узнаванием. Один из бойцов, коренастый мужчина с шрамом на щеке, кивнул мне и скрылся в главной палатке. Через мгновение оттуда вышел сам Коган. Он был в простой походной куртке, но даже в таком виде от него веяло спокойной силой и уверенностью.
— Ваша светлость, — приветственно кивнул он. — Не ожидал видеть вас здесь. Проблемы?
— Не совсем. Помнится, вы говорили, что готовы содействовать мне…
Лицо Когана напряглось. Скулы сжались сильнее. Ему явно не нравилось, что я упомянул о его данном слове. Но он понимал, что просто так просить я бы не стал. Не тот человек.
— Нам необходимы батареи, трубы и пара котлов. Все необходимые расчёты по диаметрам и мощностям я представлю позже. Но сейчас мне нужно от вас согласие, — я испытующе глядел на Когана, выигрывая в дуэли взглядов.
— Я не волшебник, ваше сиятельство, — спустя несколько секунд возразил он. — К тому же сейчас всё идет на фронт, сами понимаете.
— Понимаю, — я утвердительно кивнул. — Но вы сами видели, что у нас здесь тоже далеко не детский сад. Я в ответе за этих людей. И дать централизованное тепло в их дома — это самая малость в благодарность за их труды и самоотверженность.
Коган ухмыльнулся и прищурил глаза, словно пытаясь просканировать меня.
— Не пытайтесь найти второе дно там, где его нет. Мне нет смысла лукавить или юлить. Люди замерзнут этой зимой, если мы ничего не сделаем. Хоть лес и рядом, я не могу позволить людям ходить туда по одному, слишком опасно. Уголь на исходе, а газ нам сюда не провели. Зимой же станет и того хуже. Дороги, скорее всего, занесет и к нам будет не пробраться.
А замерзшие люди не могут ни работать, ни обороняться. Это вопрос выживания, а не комфорта.
Он помолчал, изучая мое лицо. В его взгляде читалось сложное уравнение: долг, выгода, данное слово и холодная прагматика.
— Ладно, — наконец выдохнул Коган. — Считайте, что я ваш интерес уловил. Но чудес не обещаю. Фронт — есть фронт. Присылайте свои расчеты. Я посмотрю, что можно сделать. Возможно, удастся найти что-то из списанного, что можно починить. Или «потерянное» при транспортировке. Но это будет бартер, ваша светлость. Не за золото.
— Я так и предполагал, — кивнул я. — Могу предложить взамен обработанный дурман. Немного, буквально десяток цветов.
Глаза Когана блеснули. Он прекрасно понимал ценность того, что я предлагал. Дурман был стратегическим ресурсом, способным в корне изменить ситуацию в любом конфликте, где применялась магия. И, хотя никто об этом открыто не говорил, но пользовались им все. Тем страннее было отношение властей к участившимся нападениям бешеных по всей стране. На них попросту закрывали глаза, словно так и надо было.
Мы обменялись короткими, твердыми рукопожатиями. Сделка была заключена. Я развернулся и пошел прочь из лагеря, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Я знал, что он не обманет. Наш интерес был взаимным.
Но мне мало было просто поставить горелку и котёл. Я собирался их модернизировать с помощью магии.
Вернувшись к себе в кабинет, я достал из стола несколько листов бумаги и всё необходимое для черчения, принявшись за работу.
Я начал с эскизов. Перерисовывал схему трубопровода, добавляя магические стабилизаторы, вместо гравитационных клапанов и термосифонов, использующих разницу температур. Вместо сложной системы заслонок и рычагов — артефакты-регуляторы, которые ещё предстояло создать. Это была инженерная задача высочайшего уровня, головоломка, которую мне приходилось решать с нуля, используя только подручные материалы и знания, ведь Интернет, к сожалению, сюда не провели.
Через несколько часов упорной работы, когда я уже подумывал сделать перерыв, в дверь постучали. Я крикнул, чтобы заходили, и на пороге появилась Анна.
Ее взгляд скользнул по разбросанным чертежам, испещренным формулами и расчетами, и остановился на мне.
— Вы пропустили ужин, — мягко сказала она. — И, кажется, снова забыли о сне.
— Концентрация, — провел я рукой по лицу, чувствуя усталость. — Это как… сложная мелодия. Если остановиться, можно потерять ритм и уже не вспомнить.
Она подошла ближе, внимательно глядя на мой чертеж.
— Забавно.
— И только? — усмехнулся я.
— Я все равно ничего не понимаю в этом, — она простодушно пожала плечами.
Наш ничего не значащий разговор прервал продолжительный нервный стук. А через мгновение в проёме двери уже торчала обеспокоенная голова Петра.
— Что случилось? — настороженно поинтересовался я, предчувствуя неладное.
— Коган… его люди… они уходят.
Без моего приказа?
Я быстрым шагом направился на улицу. Этот исход не мог быть простым бегством. За ним что-то скрывалось, и я был полон решимости выяснить причину…
От авторов:
На этом бесплатная часть длиной полтора тома, заканчивается. Спасибо что были с нами! Тем же кто решит пройти весь путь до конца, отдельное спасибо