Ревизор: возвращение в СССР 49

Глава 8

Москва, квартира Ивлевых

Галия пришла с работы. Не стал ей ничего рассказывать про завтрашние визиты. Отпустили няню, занялись домашними хлопотами. Часов в семь неожиданно раздался звонок в дверь. Резкий такой, каким к нам только люди, редко у нас бывающие, и звонят…

– Странно, вроде никого не ждем? – вопросительно посмотрел я на жену, вставая с дивана и идя открывать.

– Ой, это же Семен Денисович Шапляков, – подхватилась Галия. – Я ему позвонила с работы, про журналы итальянские сказала, что Диана нам перед Кубой привезла. Он предложил сразу, что сам к нам вечером заедет домой. А я забегалась и забыла. Неудобно-то как…

– Ничего, все в порядке, мы же дома, – улыбнулся я жене. – Ставь чайник пока, остыл уже.

Открыл дверь. На площадке, действительно, стоял немного смущенный Шапляков.

– Здравствуйте, Павел, – доброжелательно поздоровался он, – извините, что поздновато к вам заглянул, но Галия сказала, что не помешаю.

– Конечно не помешаете, Семен Денисович, проходите, пожалуйста, – пригласил я гостя в квартиру, пожимая ему руку. – Мы вам всегда рады.

В прихожую выскочила жена, и тут же радостно поприветствовала режиссера. Я, воспользовавшись моментом, метнулся в комнату и притащил журналы. А то знаю я эти посиделки с творческими людьми. Заболтаемся и забудем потом вообще, за чем вообще гость приходил. А вежливый и культурный человек может и постесняться напомнить… Не знаю, как там на съёмочной площадке, может, там Шапляков и гоняет всех в хвост и гриву, как Галия рассказывает, но у нас в гостях он очень робко себя ведет…

– Спасибо вам огромное! – искренне поблагодарил нас режиссер, с горящими глазами прижимая к груди очередную партию журналов, что снова получил от нас. – От всей души.

– Да что вы, нам не трудно, – махнул я рукой. – Пойдемте лучше чайку попьем. Давно не виделись.

Шапляков вытащил из портфеля бутылку коньяка и пакет с конфетами «Мишка на полянке» и вручил Галие.

– Это к чаю, – подмигнул он нам, усмехнувшись.

Пошли тут же на кухню. Быстренько с женой сообразили на стол.

Режиссер, уже видевший в «Труде» статью про Фиделя, с живейшим интересом начал расспрашивать нас и про отдых на Кубе, и про то, как я умудрился с кубинским лидером пообщаться. Рассказал ему в общих чертах эту историю, не вдаваясь в подробности, а потом жене перекинул в беседе «эстафетную палочку», и она с удовольствием начала делиться впечатлениями от отдыха на тропическом острове. Шапляков слушал с большим интересом, особенно фотографии его заинтересовали. Судя по вопросам, которые он задавал, я так понял его больше всего «фактура» впечатлила, так сказать – тропическая природа, краски, ракурсы… Видимо, прикидывать сразу начал, что и как на такой «фактуре» можно было бы поснимать. Профдеформация как она есть.

– Да что мы все про нас. Как у вас дела, Семен Денисович? – поинтересовался я. – Над чем-то работаете может интересным?

– Ну, работа всегда есть, жаловаться не на что, – хмыкнул задумчиво режиссер. – Но в последнее время все больше какие-то небольшие задания. Ничего масштабного пока, увы, не наклевывается… Но я не жалуюсь, – тут же энергично замахал руками он, – всему свое время. Да и небольшие работы тоже бывают вполне интересны. Вот буквально пару дней, как получили задание от Минпищепрома. Будем делать сюжет про миллиардную бутылку «Советского шампанского».

– Ого, миллиардную, – удивилась Галия.

– Да, мы сами удивились, что уже столько его в СССР произведено, – кивнул Шапляков. – В 1958 году отмечали производство 100-миллионной бутылки, даже в журнале каком-то писали об этом. А в этом году почти столько же всего за один год произвели шампанского, представляете?

– Да, масштабы впечатляющие, – удивленно кивнул я.

– Согласен, – кивнул режиссер. – Так что сейчас делаем сценарий, прикидываем, где и как снимать будем и актеров ищем. Суматохи много в общем… А вот интересно, – Шапляков неожиданно застыл и внимательно посмотрел на Галию, – ты ведь, деточка, помнится мне, опыт съемок уже имеешь в рекламе?

– Ну да, – кивнула жена удивленно, – в рекламе напитка один раз снимали меня.

– Отлично, – потер руки Шапляков. – А давай мы тебя возьмем сниматься в ролик про шампанское? Внешность у тебя подходящая, опыт есть, да и работали мы уже вместе, общий язык найдем. В фильме для туристов ты неплохо позировала, по идее и с рекламой вполне справишься.

– Ой, я даже не знаю, – смутилась Галия, бросив на меня взгляд в поисках поддержки, – у меня же опыта с гулькин нос, уверены, что я справлюсь с этой работой, Семен Денисович?

– Конечно справишься, даже не сомневайся, – закивал энергично режиссер. По его лицу было видно, что пришедшей в голову идеей он очень доволен и отказываться от нее не хочет. – Там ведь ничего сложного нет, тебе просто улыбаться надо красиво и все.

– Соглашайся, – кивнул я с улыбкой жене. – Тебе этот опыт только на пользу. Мало ли, когда пригодится.

– Вот-вот, – подхватил мою мысль Шапляков. – В жизни разные возможности подвернуться могут. Хорошее портфолио лишним не будет.

Галия еще немного посомневалась, но в итоге согласилась. Было видно, что идея ей понравилась, хоть и была неожиданной.

– Вот и чудненько, – улыбнулся Шапляков, – тогда завтра подъезжай в студию на пробы. Сможешь раньше с работы отпроситься?

– Постараюсь, – кивнула жена. – Я вас тогда наберу, как с Морозовой переговорю, и скажу, во сколько смогу приехать.

– Договорились, – ответил довольный Шапляков.

И конечно, мы не отпустили Шаплякова, пока он не рассказал нам, где и когда мы сможем увидеть тот самый фильм, который в июле столько времени с участием Галии снимали.

– Потерпите буквально немного еще, недельку, и будет у нас премьера! – пообещал он.

***

Завидово

Откушали гуляша, собственноручно приготовленного Брежневым, выпили водки, Фидель отправился на боковую, а Брежнев и Косыгин задержались.

– Николаич... Чего это Фидель вдруг в экономику полез, как ты думаешь? – недоумённо спросил Брежнев Косыгина. – Раньше же он никогда этими вопросами особенно не интересовался, тем более все эти слова про социалистическую кооперацию… Просьбы разве что всякие были. Мол, нужны деньги, нужно оружие, нужна нефть. По экономике всегда Рауль приезжал же к тебе… ну или кто еще из их Совмина…

– Согласен, Ильич, – кивнул Косыгин. – Никогда такого не было. И вдруг на тебе, Фидель начал про социалистическую кооперацию рассуждать и про корпорации… Значит, я так понимаю, нам нужно Громыко по этому поводу как следует расспросить. Может быть, он знает, откуда ноги растут у этого необычного поведения Фиделя.

– Ну ладно, а как твоё мнение по поводу этих самых идей? Тех, конечно, что по экономическому профилю?

– Ну, главная выгода, конечно, у Фиделя будет, а не у нас, – развёл руками Косыгин. – А нам ему очередные кредиты придётся под всё это дело выделять, само собой. Которые, как мы с тобой прекрасно понимаем, вряд ли когда‑то он нам вернет. А с другой стороны, его тоже понять можно. Американцы наверняка хорошие гостиницы построили. Для себя же это делали, чтобы деньги большие зарабатывать. Обидно, когда всё это ветшает и приходит в негодность прямо у тебя на глазах. А так… Да, с Балтийского побережья Ил‑62 летать на Кубу и обратно может без пересадок. Надо только решить, с кем лучше договариваться – с поляками или немцами – по поводу аэропортов. Для Ил‑62 нужна длинная взлётная полоса. Вот сейчас прямо так и не скажу, у кого из них там есть такие в аэропортах на побережье.

– Ну если нет, то скажем, и построят, – пожал плечами Брежнев. – Делов‑то на полгода. А народ, мне кажется, положительно отнесётся к возможности на Кубе отдохнуть за счёт профсоюзов. Надо нам, получается, профсоюзы к этому делу тоже подключать? Переговори там с Шелепиным по этому поводу.

– Хорошо.

– Ну и вопрос, конечно же, на Политбюро тоже вынесем.

– Только, наверное, в январе уже, – сказал Косыгин. – Надо же сначала просчитать всё, во что нам это станет.

– Да, конечно, спешка тут не нужна, – согласился с ним Брежнев. – Ладно, а эти две идеи – по поводу кондитерских заводов и создания общей социалистической корпорации для экспорта товаров… По ним что скажешь?

– Ну, с заводами всё ясно. Это будет очередной наш подарок социалистической Кубе. А вот с единой корпорацией дело интересное. Что‑то в этом определённо есть. Если у нас не будет в ней определяющей доли, а, скажем так, процентов двадцать‑двадцать пять – чуть побольше, чем у других стран СЭВ, – то есть шансы, что у такой корпорации в её зарубежной торговле будет меньше проблем с всякими санкциями. Не секрет же, что страны Запада пытаются подружиться с нашими союзниками по социалистическому лагерю против нас. И кое с кем у них это, к сожалению для нас, уже неплохо и получается. Поэтому им сложнее будет создавать препятствия для открытия магазинов у корпораций, где основные товары не советские, а других социалистических стран, к которым они пытаются подкатить. Так что с этой точки зрения над идеей можно и нужно думать и внедрять её. Вполне возможно, это неплохая идея в целом...

– Вот оно как, – даже крякнул Брежнев, – а что же мы сами до Фиделя до этого не додумались?

– Ну, у нас, у СССР, есть на самом деле кому экспортом заниматься. Нет у нас никакой проблемы с тем, чтобы побольше товаров на продажу отправить за рубеж, – развёл руками Косыгин. – А сейчас же ещё за нефть хорошие деньги пойдут… Видел, как она подорожала на мировом рынке? И говорят, что это ещё не предел. А ведь газ за ней тоже потянется непременно. Пусть, может, и не в той же пропорции. Так что вот какой‑то прямо экстренной нужды для Советского Союза в такой корпорации не имеется. Для нас это больше способ, действительно, как Фидель говорил, социалистической кооперации – помочь дружественным странам СЭВ продавать больше за рубеж, и выручать валюты больше.

– Ну, даже если основная польза будет не для нас, а для наших союзников, то ничего страшного, – махнул рукой Брежнев. – Мы же должны им помогать. Правильно?

– Правильно то правильно, – проворчал Косыгин. – Хотелось бы ещё, чтобы они об этом тоже помнили – о том, как мы им помогаем. А события в Чехословакии и Венгрии в 56‑м и 68‑м году ясно показали, что рассчитывать на это особенно не стоит. Ладно, не будем об этом. Немало уже времени с тех пор утекло. Да и убедились, авось, все те, кто хотел посредством такого восстания расстаться с Москвой, что ничего не получится. Пулю лишь получат или в тюрьму попадут. Так что, авось, новых добровольцев больше и не будет на такое.

– Эх, умудрился ты мне настроение испортить, напомнив про всю эту ерунду в Венгрии и в Чехословакии, – расстроенно махнул рукой Брежнев. – Охота ж такая была чудесная. И в баньке так душевно попарились. Вот и надо было снова про это начинать!

Косыгин лишь виновато развёл руками, мол, случайно вышло.

– Ладно, – сказал Брежнев, – тогда эти же вопросы выноси на то же самое заседание, где по туризму на Кубу будем рассматривать вопрос. Зачем это на отдельных заседаниях рассматривать? Если дело с Кубой связано, легче будет понять вообще, что к чему. Ну и с Гаваной свяжись, конечно. Пусть они там более подробно всё пришлют, то, что Фидель говорил. Мало ли, он что напутал и потом сам от своих слов открестится, сказав, что мы неправильно его поняли. А то мы уже тут напринимаем всяких решений… Ну ладно, впрочем, это твоя епархия. Ты в ней и сам прекрасно разбираешься.

Косыгин ушел, а Брежнев сделал себе пометку в памяти – надо же еще и по этим якобы существующим комсомольским отрядам велеть справки навести. Впрочем, это он распорядится сделать уже завтра…

***

Москва, Министерство обороны

На встречу с адъютантом я приехал минут за десять, чтобы не опоздать, если все эти процедуры с проходом через охрану внизу затянутся. Но нет, не затянулись.

Меня уже ждал внизу капитан, который, изучив моё журналистское удостоверение, тут же сделал знак меня пропустить и сопроводил до кабинета адъютанта.

Когда я зашёл к нему в кабинет, тот, встав из‑за стола, сделал несколько шагов мне навстречу. Так что поздоровались мы примерно на середине.

Руку он мне жал очень крепко. Я, улыбнувшись, без проблем усилил рукопожатие. Я же, когда работаю у себя в кабинете, не сижу по пять часов подряд, встаю время от времени, гантельками балуюсь.

Так что адъютант одобрительно оценил силу моего рукопожатия. Даже сказал пару слов о том, что я правильно делаю, что спорт уважаю.

Затем он, конечно, попросил текст моей статьи для того, чтобы его изучить. Я, предвидя это желание, привёз его с собой, конечно.

Более того, когда он его изучил, я тут же попросил листки обратно. И жёлтым карандашом пометил места, где будет уместно увидеть цитату от министра обороны. И даже примерный текст предложил – на случай, если у них она ещё не готова.

Одобрительно кивнув мне, адъютант, подумав, сказал, что мой вариант звучит интереснее, чем то, что у них придумали. Записал тщательно цитату, посмотрел на неё ещё с минуту. Кивнул потом утвердительно и пригласил меня с собой в приёмную министра обороны.

Впрочем, дальше приёмной я не прошёл. Посидел в ней минут пять, пока он с текстом статьи и с цитатой зашёл внутрь и, видимо, с министром там всё это обсуждал.

Ну, в принципе, я и так сомневался, что меня по такому незначительному поводу заведут прямо к министру обороны. Более того, я прекрасно понимал, почему он не оставил меня у себя в кабинете. А вдруг я американский шпион и буду там все ящики и шкафы тщательно обыскивать, пока он у министра будет?

Так что да, лучше оставить меня в приёмной министра под бдительным присмотром двух секретарш в военной форме.

Выйдя из кабинета министра обороны, адъютант кивнул мне, мол, порядок, и мы вернулись в его кабинет.

– Вот тут ещё министр пару слов дописал, – протянул мне цитату, – а статью одобрил. Сказал, что она хорошо написана. Велел даже найти кого‑то, кто похожий материал к нам в «Красную звезду» разместит.

Я тут же сообразил, что есть неплохой шанс Эмме Либкинд услугу оказать.

– Так а зачем кого‑то искать? – сказал я. – У вас есть молодой талантливый корреспондент в «Красной звезде» – Эмма Либкинд. Она уже приличное количество статей опубликовала и самые хорошие отзывы у них. Если нужно, могу оставить её рабочий телефон. Можете на меня сослаться.

– Девушка и хорошую статью на такую тему сможет написать? – удивился полковник.

– Ну так конечно, – сказал я, – иначе бы её к вам в «Красную звезду» и не взяли. Её, кстати, лично генерал Ветров из политуправления в редакцию брал.

Услышав это, адъютант успокоился и тут же записал предоставленные мной данные Эммы.

Ну а из министерства обороны уже и в МИД поехал. Не спеша, потому что времени было с запасом. И даже так пришлось еще прилично времени в машине посидеть у МИД, не идти же к Громыко раньше назначенного времени?

Нервничал ли я? Было такое, конечно. Хоть и знаю о Громыко из будущего только хорошее, если не считать того, конечно, что Горбачева он продвигал, но все же кто его знает, как наш разговор может повернуться?

Что хорошо – так это когда ты приходишь на прием к действительно большому человеку, все работают чрезвычайно энергично. Стоило мне только предъявить на посту паспорт, как милиционер тут же кивнул стоящему неподалёку от него одетому в чёрный костюм с красным галстуком молодому человеку лет тридцати. И тот тут же подскочил ко мне:

– Павел Тарасович, пройдёмте. Министр вас ждёт.

Я почувствовал со стороны этого дипломата, конечно же, определённое удивление. Видимо, очень нечасто люди моего возраста вызываются к Громыко для личной беседы.

Он, конечно, это любопытство тщательно скрывал, но некоторые вещи скрыть полностью невозможно.

Я даже примерно предполагал, о чём он думает. Пытается понять, чей же этот молодой пацан родственник, если его лично Громыко хочет у себя принять. Наверное, воображает, что я племянник или сын какого‑нибудь очень значимого человека во власти, и тот договорился с Громыко, что он устроит мне смотр с последующим трудоустройством на какое-нибудь теплое место… А сам он явно не из таких, учитывая, чем он тут занимается…

Да, он вполне может подумать, что мне не восемнадцать, а немного за двадцать. Так что, наверное, думает, что я закончил этим летом какое‑нибудь высшее заведение и готов трудиться где‑нибудь в недрах аппарата Министерства иностранных дел с последующим скорым выездом на какую‑нибудь лакомую зарубежную позицию…

Иллюзий я, впрочем, не имел: в любом государстве точно так же всё работает. Всегда есть блатные. И нет таких министров, которые могут полностью отказаться от назначения блатных на какие‑то должности в своём министерстве.

Чтобы стать министром, всегда приходится задолжать кому‑то. А чтобы остаться министром, надо впадать в дополнительные долги. И назначая потом всяких сыновей и племянников на разные позиции, ты эти долги частично и выплачиваешь.

Ну и строишь коалиции на будущее, которые позволят тебе наращивать своё политическое влияние, оставаясь на высокой позиции, а то и давая возможность и на большее замахнуться. Можно же и самому инициативу проявить – предложить чьего‑нибудь родственника пристроить в своём поистине огромном министерстве, для того чтобы укрепить связи с тем или иным чиновником.

Учитывая невероятный престиж работы в МИД в Советском Союзе – когда для многих эта должность была единственной возможностью выезжать за рубежи Советского Союза, – многие желают пристроить в МИД на различные позиции своих родственников.

Такова жизнь. Так всё обстоит в СССР, так всё обстоит в США и в какой‑нибудь Франции – всё то же самое. А про какие‑нибудь африканские государства я вообще помалкиваю. Там, скорее всего, другого способа устроиться в серьёзное министерство и не существует: без блата ты вообще никуда не пройдёшь на серьёзную позицию...

Молодой человек привёл меня к приёмной министра и представил тому самому помощнику Громыко, который мне звонил на дом.

Невысокий такой, щуплый человек с простоватым лицом. Тоже чёрный костюм, галстук, правда, уже лазурного цвета.

Но я, конечно, понимал, что это простое лицо ни в коем случае не должно меня обманывать. Помощником такого человека, как Громыко, по определению не может быть кто‑то слишком простой.

По идее, это должен быть какой‑то монстр.