Ревизор: возвращение в СССР 49

Глава 2

Москва, Лубянка

Капитану Дьякову было неимоверно стыдно. С Кубы они приехали чинно, мирно, но только успели разместиться в выделенном общежитии, как он тут же свалился с жесточайшей температурой. Так и не понял сразу: грипп это был или просто простуда. Но приложила болячка его очень конкретно.

В первый день, когда нужно было выйти на работу, он, конечно же, как настоящий офицер, пришёл на новое рабочее место – хоть и постоянно чихая и не убирая далеко платок от текущего носа. Но когда новый начальник, к которому он пришёл представиться, подполковник Кутенко, увидел, в каком он жалком состоянии, то немедленно отправил его на больничный. Так что, по сути, к полноценной работе он приступил только сегодня, выйдя с больничного. Снова пришёл к подполковнику Кутенко, а тот поручил его заботам своего заместителя, майора Румянцева.

Так что сейчас Дьяков пошёл вслед за Румянцевым в его кабинет получать инструкции.

Первым делом Румянцев потребовал от него, чтобы он рассказал о своём предыдущем опыте работы. В особенности – за рубежом.

Весь зарубежный опыт работы Дьякова был связан с пребыванием на Кубе. Но, к его стыду, рассказать особенно‑то было и нечего, учитывая, что страна предельно дружественная к Советскому Союзу.

Рассказывая о том, чем занимался в резидентуре на Кубе, он ощущал острый стыд. Хоть и прочитал в глазах майора Румянцева некоторое сочувствие и понимание к его ситуации.

Ну да, он сам прекрасно понимал, что с точки зрения профессионального роста ничем особо похвастаться за кубинский период не может. Эти три года для него были больше отдыхом, чем возможностью усилиться в плане полезности для своей организации.

Естественно, он ни слова не сказал про то задание, которое получал лично от заместителя председателя КГБ Вавилова. Поэтому был весьма удивлён, когда Румянцев, усмехнувшись, спросил его:

– А что же ты про Кубу рассказывая, ничего не сказал про Ивлева? Ты же в ноябре в основном только им и занимался, насколько я понимаю. Учитывая, что всё остальное, что ты перечислил, особого значения не имело.

Сказать, что Дьяков изумился – это ничего не сказать. Он никак не ожидал, что рядовой майор, хоть и в Первом главном управлении КГБ, будет знать про такое… Он воображал, что участвовал в секретнейшей операции, которую проводил лично заместитель председателя КГБ, раз уж ему не было велено сообщать о деталях операции даже своему руководству на Кубе. Он был полностью уверен, что рядовой майор тоже не может этого знать.

– Да не тушуйся ты так. Мне генерал Вавилов лично рассказал, как тебе эти поручения давал, – усмехнулся снова Румянцев. – Так что давай делись нюансами. Как тебе Ивлев глянулся? Насколько легко тебе было с ним работать?

Спрашиваю это потому, что на меня сейчас очень много работы свалилось как на нового заместителя начальника отдела. Так что, помимо работы с резидентурами в Болгарии и Югославии, я тебе также и работу с Ивлевым поручу, которую до этого сам полностью курировал. Не всю, но часть ее. Поэтому мне нужно знать, как вы там сошлись характерами. Сошлись же? Надеюсь, не было каких‑то эксцессов?

Дьяков был вынужден признаться – и не хотелось, конечно, об этом говорить, но это было бы непрофессионально:

– Наверное, всё же эксцесс был. Когда я выполнял срочное поручение генерала Вавилова, мне пришлось Ивлева найти вне рамок наших договорённостей. И на нас его сестра с мужем‑арабом наткнулись. Так что ему пришлось представлять меня как своего друга, советского инженера. Он мне даже определённый выговор по этому поводу потом сделал.

– Ну, это не очень хорошо, конечно, – задумчиво сказал Румянцев. – Но, думаю, всё же ничего страшного.

Следующие полчаса Дьяков старательно фиксировал всё, что ему говорил Румянцев: и по поводу его обязанностей в отношении Ивлева, и по поводу того, чем ему нужно будет заниматься с болгарским и югославским резидентами КГБ.

В самом конце инструктажа он всё же набрался храбрости и задал Румянцеву вопрос, который его мучил ещё с Кубы:

– Товарищ майор, а вы не подскажете, кто такой вообще этот Ивлев? А то у меня сложилось впечатление, что меня с Кубы в Москву перевели сугубо из‑за него…

– Ну, прежде всего запомни, что ты не должен ни с кем его обсуждать – как на работе, так и за пределами работы. А то есть, скажем так, и у меня лично, и у него, тут недоброжелатели. Завистников, знаешь ли, всегда хватает.

– Да, конечно, товарищ майор, – пообещал Дьяков.

А то можно подумать, он сам собирался болтать о таких вещах...

– Но ты прав – знать тебе это надо. Досье я тебе его, кстати, тоже дам посмотреть. Главное, что ты должен усвоить: парень, несмотря на свой возраст, очень умный, и у него есть определённые таланты, которые чрезвычайно полезны для нашей организации. В частности, он очень хорошо умеет прогнозы делать по различным странам и процессам, причём достаточно неожиданные прогнозы. Но самое главное, что они у него имеют свойство сбываться. Тебя же по акциям задействовали, правильно? Сходи потом посмотри через несколько месяцев, что изменится с курсом именно тех акций, которые он тебе продиктовал, и ты поймёшь, о чем я говорю. Практически наверняка они очень резко вырастут.

Естественно, для нашей работы не это самое главное. У него и поважнее прогнозы были, которые полностью оправдались. За это его высокое начальство и ценит. А ты должен стараться как можно больше у него именно такой информации и добывать. Он, кстати, у нас лекции для офицерского состава регулярно читает, в твои обязанности будет входить аккуратно, его доставлять к нам в здание на машине, чтобы никто этого снаружи не заметил, и так же аккуратно вывозить потом за пределы комитета. Ну и заранее согласовывать с ним и время и темы этих лекций. Какие-то вопросы ко мне ещё есть?

– Никак нет, товарищ майор!

– Настолько официально можно не общаться. Замучаемся, потому что каждый день будем плотно общаться по работе. Лучше просто по имени-отчеству. У нас тут настолько ответственная работа, что необходимо думать не о чинах и званиях, а о пользе для государства.

– Хорошо, Олег Петрович, – тут же ответил Дьяков, правильно сориентировавшись.

***

Москва

На приём в болгарском посольстве мы ехали без каких‑то чрезвычайно больших ожиданий. В особенности, конечно же, обсуждали с Галией всю дорогу, что на кухню приличную рассчитывать не приходится.

Она уже была в курсе после своей поездки, что болгары обожают класть свою брынзу во все блюда, в которых мы вовсе не ожидаем её увидеть. Для неподготовленного к такому человека вкус получается весьма специфический, который многим откровенно просто не нравится.

Так что с тем, что кухня будет не очень, мы смирились заранее. Расчёт был на приятное времяпровождение в окружении приличных людей. И такие наши ожидания неожиданно оправдались, да ещё как!

Обнаружили, встав в очередь, когда человек перед нами развернулся вполоборота, что стоим за самим Андреем Мироновым. И в очереди, конечно, ему спокойно не стоялось.

Три четверти пришедших, конечно же, были различными советскими гражданами, которые тут же узнавали чрезвычайно популярного актёра. Так что к нему, то и дело выходя из своей очереди, подходили люди, чтобы взять автограф.

Я, впрочем, этим заниматься не был намерен. Человек сюда пришёл отдохнуть, расслабиться – я так понимаю, как и мы, собственно, с Галией. А его всё дёргают. Я не хотел быть одним из тех, кто будет этим заниматься.

Галия, к моему удивлению, тоже не бросилась за автографом. Я реально ей гордиться сразу начал. Долго растолковывал ей перед первым приемом про этикет на дипломатических приёмах, про то, что уместно, что неуместно. Ну естественно, как сам это понимал, я же не профессиональный дипломат, чтобы все нюансы знать. И вот он – результат: она тоже прекрасно понимает, что это вовсе не то место, где на людей можно бросаться с радостными криками и требовать от них автографы.

Да и к чему мне автограф от Миронова? Перед кем мне хвастаться им? Достигнув определённого возраста, понимаешь, насколько неважны некоторые вещи, которые почему‑то в молодости имеют для тебя огромное значение. Вот я в прошлой жизни также нескольких серьезных голливудских актеров поблизости видел, что мне лично очень нравились, в своих поездках за рубежом. Того же Чарли Шина, к примеру, или Орландо Блума. И ничего – каждый раз приезжал домой без автографов. Сфотографировал аккуратно издалека, чтобы не мешать, и этим и ограничился.

Для меня Миронов лично – один из самых любимых артистов. И я очень расстроился, когда он так рано умер, не реализовав и половины своего творческого потенциала.

При этом особенно меня мучил парадокс: насколько мне известно, он же вроде бы и в отборе в отряд космонавтов в молодости участвовал – и прошёл там даже. То есть здоровье у него было в молодости абсолютное. И как же так?

Глубоко в причинах его ранней смерти я не копался. Кто же знал, что пригодиться такое может? Этот вопрос так и остался для меня загадкой. Если бы знал, конечно, в прошлой жизни, что мне это может пригодиться, то покопался бы, уделил бы этому время.

Хотя, опять же, конечно, вопрос достаточно специфический. Ну знаешь, к примеру, что человек от инфаркта помрёт – как ему сказать об этом так, чтобы он не принял тебя за сумасшедшего?

По моей твёрдой убеждённости – никак. Тебя услышат только в том случае, если у тебя будет какой‑то огромный авторитет предсказателя, который известен всем, в том числе и тому человеку, с которым ты беседуешь. А так – это будут просто слова очередного сумасшедшего, который зачем‑то, как и все остальные, подошёл к очень популярному человеку и решил отличиться.

Ладно, будем исходить из оптимистической версии, что он тоже после своей смерти попал в кого‑нибудь и живёт сейчас в какой‑нибудь из эпох, раз уж я знаю, что это технически возможно. Хороший он человек, насколько я знаю, помимо того, что большой талант! Ну а сейчас он и вовсе вполне себе жив…

Приметил, что автографы у Миронова все берут на своих приглашениях. Ну да, в карманы костюмов не принято запихивать с собой бумагу для автографов. Максимум у некоторых, кто пришёл сюда контакты заводить, небольшой блокнотик с ручкой имеется. Совсем небольшой, чтобы не оттопыривался в кармане – на таком клочке бумаги, наверное, не очень удобно просить автограф от известного актёра.

Правда, может быть, ещё мелькнула у меня мысль, для тех, кто автограф просят на приглашение в посольство написать – это такая целенаправленная задумка на дополнительный элемент престижа. Чтобы, когда потом хвастаться им будешь, сказать так небрежно: «Ах, мы тут недавно с Андрюшей Мироновым вместе в болгарском посольстве приём посещали. Кстати, он нам столько всего интересного рассказал. А, ну и да, конечно же, автограф тоже оставил». И достаёшь так небрежно своё это приглашение, и показываешь. А все тебе завидуют и одновременно тебя ненавидят. Как говорится, понты – это наше всё.

Поздоровавшись с верхушкой посольства, прошли внутрь, в зал с угощениями. Тут же несколько опасливо осмотрелся. Ясное дело, чего я опасался: что на меня снова тут же коршуном спикирует японский посол.

Тору Фудзиту я и в самом деле увидел недалеко от себя. Только в этот раз он просто дружески мне кивнул и отсалютовал бокалом шампанского.

Автоматически сделал также, всё ещё не веря, что он сейчас не подойдёт и не начнёт со мной минут десять беседовать, задавая какие‑нибудь неожиданные вопросы.

Нет, не подошёл. И я тут же воспрял духом. А жизнь‑то, кажется, начинает налаживаться. Можно теперь просто в расслабленном режиме с людьми общаться. И с женой – в том ритме, который мне самому удобен.

Правда, всё же наследие японского посла дало о себе знать. Ко мне всё равно достаточно часто подходили люди, которые приметили, как выяснилось, как мы с ним беседовали на прошлых приемах. Но в прошлые разы у них не получалось в связи с огромным потоком желающих со мной тоже познакомиться.

Но всё же за приём я переговорил всего с десятком людей. Уже почти в два раза меньше, чем раньше. Причём к двум из них я сам подошёл – к тем, с кем мы по‑дружески общались на предыдущих приёмах.

Я уже прикидывал, как эти знакомства тоже обратить на пользу Тареку. Ну а что, посол Италии в Советском Союзе очень даже может семье Эль‑Хажж пригодиться в будущем, если я с ним как следует задружусь… Ну и швейцарский посол в СССР тоже может пригодиться, учитывая, как недавно мы с ним тепло общались на его приёме. Там уже и у Дианы фирма открыта, и у Тарека, если он последовал моим рекомендациям, новая фирма по безопасности тоже там же основана. Пригодится такое знакомство, несомненно.

Примерно через час после начала приема стоим мы с Галией неподалёку от стола с десертами, угощаемся, болтаем между собой. И тут раз – неожиданно к нам Андрей Миронов подходит:

– Так вы, граждане, оказывается, наши, русские? А я думал, иностранцы какие за мной в очереди стояли. Раз русские, вроде же узнали меня, а за автографом ко мне почему не подходите?

– Да просто, товарищ Миронов, не хотелось навязчивыми быть, – улыбнулся я. – Но, чтобы вы не подумали, что мы вас как актёра не уважаем, может быть, вы сможете нам свой автограф дать?

Он, рассмеявшись, тут же спросил, на чём нам автограф оставить свой.

Я достал свой блокнот. Он у меня покрупнее был, в силу обыкновения: всё же надо очень много различных данных, помимо телефонов и имён людей, записывать, учитывая, что я над предприятиями кураторствую. Впрочем, ничего компрометирующего, что кто-то другой сможет понять, если блокнот попадет не в те руки, я туда не пишу просто так. Использую обильно сокращения, которые у меня в будущем сложились уже в рыночной экономике. Сейчас в СССР хрен в них кто что поймёт, пусть даже это будет и самый лучший специалист по криптографии. Сейчас некоторых и слов-то таких нет… Так что листок из него вполне прилично будет выглядеть с автографом.

А Галия тем временем с гордостью Миронову и говорит:

– А муж у меня, кстати, тоже немножечко к вашей профессии относится. Он пьесу написал, её в «Ромэне» ставят. Премьера в сентябре была.

– А, так вы драматург с супругой? – удивился и обрадовался Миронов. – Наши люди, в общем…

Автограф по итогу мы получили предельно странный: «Драматургу Ивлеву и его очень очаровательной супруге Галине».

Я, конечно, не стал уже ничего поправлять просить. Будет такой прикол на будущее.

Поговорили ещё буквально с минуту. Причём Миронов всё время меня расспрашивал про эту пьесу для «Ромэна». Очень его эта тема почему‑то зацепила. Возможно, с профессиональной точки зрения, мало ли, рассматривает возможность участия в новых постановках прямо сейчас. Хотя даже не представляю, как настолько популярный актёр может свободное время для этого находить, но я же не знаю его специфики.

А потом увидел кого‑то знакомого и, просияв, пошёл к нему общаться, вежливо попрощавшись с нами.

– Какой же обаятельный человек! – взволнованно прошептала Галия.

Тут я автограф молча подсунул под нос супруге.

– «Драматургу Ивлеву и его очень очаровательной супруге Галине», – растерянно прочитала Галия. – Ой, и зачем я сболтнула про то, что у тебя пьеса есть? Я что-то, когда он сам подошел к нам, перенервничала и решила сдуру, что так он нас больше ценить будет…

– Да ладно, забавно даже вышло, потом вспомнить будет что. И чисто технически – раз уж пьеса у меня уже есть, то я уже действительно и драматург тоже… он же журналист, сотрудник Кремля и так далее. Так что жаловаться ни на что не приходится. А так ты молодец, что не побежала к нему сама автограф просить. Видела, какая у человека реакция? Ему самому захотелось нам автограф дать, потому что мы себя достойно ведём и не пристаём. Вот так в жизни часто бывает: веди себя скромно – и тебе предложат и то, что ты не просил даже. А так, когда сами предлагают, по сути, получить автограф намного приятнее.

В общем, Миронов этим красивым жестом нам настроение, конечно, сильно поднял.

А вскоре нам с Галией смешно стало, когда совершенно неожиданно для всех болгарский посол вышел и сказал, что сейчас на основе приглашений, которые предъявят гости, будет разыграна лотерея с тремя призами: первый приз – японский аудиоцентр, второй – советский телевизор, и третий – болгарская магнитола.

Как тут задёргались все те граждане, кто у Андрея Миронова автограф взяли именно на приглашении в посольство! Тут же такое дело – и автограф дело не лишнее, и выиграть приз какой‑нибудь ценный тоже же очень хочется. Но если приглашение отдашь организаторам, чтобы сложили в ящик, откуда их будут случайным образом доставать, чтобы определить выигравших в лотерею, то не факт, что обратно его вернуть получится.

Галия тоже этот момент оценила. Так что мы с ней с иронией наблюдали за тем, как переживают те, кто взяли таким именно образом автографы у знаменитого актёра.

У них, конечно, первая мысль возникла, что надо в лотерее принять участие, а у Миронова новые автографы взять. Уже хоть на чём угодно, на любом клочке бумаги. Но, как обычно и бывает со звёздами, Миронов очень быстро с этого приёма уехал, вскоре после того, как с нами пообщался. Так что всё – поезд ушёл. Либо оставайся с автографом, либо принимай участие в розыгрыше дефицита.

Наше приглашение было чистеньким, так что мы его тут же в ящик для розыгрыша и положили без всяких колебаний – вместе с теми, кто никаких автографов не брал.

С некоторым удивлением обратил внимание на то, что иностранные дипломаты тоже очень охотно в лотерее участвуют. Казалось бы, им‑то зачем дефицитные товары? Они вполне себе хорошо зарабатывают, чтобы позволить себе купить всё что угодно – в разумных пределах, конечно.

Видел, что даже японский посол пошёл и своё приглашение положил. А вслед за ним это и посол Швейцарии сделал. Послы‑то уж точно очень неплохо зарабатывают, без всяких сомнений.

И болгары, что приглашения собирали, тоже совершенно нормально к этому отнеслись – словно так и надо. То есть, похоже, на дипломатическом приёме не так и важно, кто ты тут по статусу. Во всех увеселениях и лотереях все на равных вполне могут участвовать.

Выиграть мы, конечно, ничего не выиграли. Две сотни человек минимум на три приза пришлось. Впрочем, я никогда в жизни не верил в лотереи. Только на себя и свои усилия и стоит рассчитывать в этой жизни.

А первый приз посол Италии в итоге утащил…

Вернулись домой уставшие, но довольные. Вдоволь с Галией пообщались на приеме в этот раз. Не пришлось ей одной бродить, пока со мной кто-то все время разговаривает.

И еда, кстати, вполне себе пристойной оказалась. Болгарские дипломаты люди умные, так что блюд с брынзой было совсем немного. И около таких было специально указано, что это по рецептуре полностью блюда национальной болгарской кухни.

И на прощание они еще каждого гостя бутылкой белого вина одарили…

Вошли в квартиру, и Галия тут же начала с восторгом рассказывать Валентине Никаноровне, что мы Андрея Миронова встретили, и он к нам сам подошел. Посмеялись вместе и над тем, почему автограф дали «драматургу с супругой»

Отпустили Валентину Никаноровну, и минут через пять к нам зашли Аполлинария и Ахмад с сыном. Женщины тут же уединились с детьми в гостиной, а мы с Ахмадом прошли на кухню. Я уже понял, что он пришёл рассказать о своём кадровом решении.

– В общем, дал я добро заместителю министра на предложенную им должность. Он меня сразу и в кабинет мой новый отвёл. Ты знаешь, Паша, он всего лишь немного меньше размером, чем его собственный кабинет. Сказал, что я могу уже и вещи туда переносить, все кадровые формальности он сам в отделе кадров уладит, мне потом только в приказе о переводе нужно расписаться будет. Так что я сегодня вещи свои переносил из старого кабинета в новый и обустраивался.

– Ну что же, поздравляю, – ответил я. – Теперь у тебя точно не должно быть свободного времени для чтения художественной литературы в рабочее время.

– Да, заместитель министра мне уже накидал дел на завтрашний рабочий день, – с довольным видом кивнул Ахмад. – А ещё он на эту субботу пригласил меня с супругой к себе домой в гости, чтобы познакомиться. Хотел заранее с вами договориться, чтобы ребёнка вам подкинуть на это время.

– Да, конечно, – сказал я. – Просьба только за пару дней уточнить, в какое именно время пойдете, а то мы в субботу можем уже с Галией на стрельбище отправиться. Я ей ещё не говорил – это сюрприз будет. Но ничего страшного. В этом случае я просто Валентину Никаноровну попрошу ещё и с вашим Ринатом посидеть, кроме наших.

– Спасибо, Паша, за понимание, – с благодарным видом кивнул Ахмад. – Но если что не так, то скажи – мы тогда Аннушку попросим посидеть с ребёнком. Загит, не помню уже, дежурит в эту субботу или не дежурит, а она, по идее, точно должна быть дома.