Москва, банный комплекс завода «Полет»
Несколько осторожных разговоров – с каждым разом всё более доверительных – между Бочкиным и Захаровым привели к тому, что он оказался на этом собрании в новой должности.
Захаров ему понравился: жёсткий, прижимистый мужик, высоко взлетевший в официальной карьере, но оказавшийся способен возглавить и вот такое дело, приносящее серьёзные дополнительные доходы, но гораздо большее впечатление на него прямо сегодня произвёл этот молодой паренёк Павел Ивлев, который вёл себя совсем не на свой возраст.
Он сходу оценил, что парнишке, несмотря на его очень юный вид, дали задачу не только престижную, ответственную, но и с двойным дном. Не сложно было это понять, увидев, как неприязненно на него стали смотреть, хоть и старательно это скрывая, другие члены новой группировки.
И в полной мере оценил ту импровизацию, при помощи которой тот тут же смог снять значимую часть этого недовольства с их стороны. Причём видно было, что это нисколько не срежиссировано, что никакой договорённости с Захаровым по этому поводу у него нет. Потому что Леонид увидел, что и Захаров тоже был удивлён тем, что от Ивлева услышал.
***
Когда все кураторы отчитались по своим предприятиям, Захаров поднял следующий вопрос:
– Так, теперь рассмотрим вопрос по музею в Городне. Товарищ Мещеряков недавно туда ездил. Ну как недавно – недели три назад уже, правда. Попрошу доложить о ситуации.
– Ну что сказать, в принципе, нормально там все, – начал докладывать Мещеряков. – При мне уже половину черепицы положили, обещали в течение двух недель полностью закончить. Бригады, что раньше работали на строительство музея, сейчас перекинули на строительство ресторана и дома для работников музея. Фундаменты там, как и планировали, до заморозков успели залить. А кирпич-то можно и при небольшом морозе класть. В общем, Жуков там очень неплохо даже справляется. Не зря нам его рекомендовали. Надо на будущее его тоже иметь в виду.
– Очень хорошо, – кивнул Захаров. – Но, думаю, надо снова сейчас съездить. И уже Ивлева с собой прихватить. Учитывая, что это была его инициатива с самого начала, пусть там пройдётся тоже и своим глазом работу оценит.
Все посмотрели на меня. Я тут же подтвердил, что задачу принял.
***
Сразу после собрания Бочкин решил расспросить Мещерякова об этом интересном парнишке…
– Павел Ивлев? – хмыкнул тот, услышав его вопрос. – Так это наш местный вундеркинд. Ему, кстати, ещё восемнадцать лет, и формально он ещё студент третьего курса МГУ. Но на деле уже и в журналистике преуспел, и в Кремле на полставки работает – в Президиуме Верховного Совета.
– Похоже, что это какой-то невероятно шустрый студент, – покачал головой в ответ на слова Мещерякова Леонид.
– Ну так я же и не зря использовал это слово – «вундеркинд». Он у нас тут такие дела прокручивал… Впрочем, мне всё равно нужно о них рассказывать, потому что это необходимо, чтобы понимать, как у нас тут всё устроено.
– Отойдем тогда от всех, посидим где‑нибудь под водочку, всё это и обсудим, – предложил Леонид своему новому заместителю.
Переместились в угол комнаты отдыха, там и отдельный стол стоял. Прихватили с собой водочку и закуску, само собой.
– Парень очень умный, буквально нарасхват, – начал охотно рассказывать Мещеряков, сразу, как устроились. – Кстати, для информации. Его даже и в КГБ позвали лекции читать для офицеров.
Брови Леонида, когда он это услышал, взметнулись вверх.
– То есть, несмотря на то, чем вы тут занимаетесь, вы сочли нормальным, что человек, который знает так много, сотрудничает с КГБ?
Мещеряков язвительно улыбнулся и сказал:
– Ну надо же быть реалистами, какое еще сотрудничество? Ивлев с нами уже почти два с половиной года. Если б он действительно сотрудничал с КГБ и там кого‑то наши дела интересовали хоть в какой‑то степени, то мы бы все уже давно сидели. Стали бы с нами возиться столько времени, согласитесь?
– Слушай, давай на «ты», – махнул рукой Леонид. – Будем мы ещё тут на «вы» танцевать друг вокруг друга, два офицера.
– Согласен, – кивнул Мещеряков. – Так вот, Ивлев в КГБ вообще впервые попал по линии общества «Знание». С лекцией отправили туда, поскольку он с этим обществом сотрудничает. Трудолюбивый парень, везде свою копейку зашибает. Кто же откажется в такой ситуации, будучи молодым любопытным пацаном? А поскольку под костями головы у него действительно мозг, в отличие от некоторых, которые туда только пьют и едят, то комитетчики заинтересовались возможностью продолжить сотрудничество в этом же плане.
– Звучит логично, – согласился Леонид.
– А не будь Ивлева, кстати, у нас бы сейчас доходы, наверное, раза в два‑два с половиной меньше были бы у нашей группировки. Ты просто не представляешь, Леонид, сколько он всего дельного предложил за эти два с половиной года – как в области укрепления безопасности, так и в области дополнительных доходов. Сам же сейчас от Захарова слышал, что у нас теперь на тех заводах, кураторы которых к Ивлеву прислушались, всё шито‑крыто. Но, правда, как ты понял из этого выступления нашего начальника, не все, к сожалению, готовы к умному человеку прислушиваться.
– Так что теперь у Ивлева новые полномочия, которые явно не добавили ему популярности, – сказал Леонид.
– Ну, что есть, то есть, – согласился Мещеряков. – Поглядывали на него действительно теперь люди неприязненно. Его как бы теперь ревизором сделали… Но, с другой стороны, как бы они ни косились на него недовольно, всё равно же все понимают, что делать так нужно, что это не прихоть Захарова. Чем лучше у нас всё оформлено, чтобы концов в случае чего найти нельзя было, тем больше у каждого шансов умереть свободным и на воле.
– Да, по этому поводу, кстати, тоже нужно будет поговорить, – кивнул Леонид. – Есть ли у нас в организации слабые звенья, которые могут нас слить?
– Был такой у нас, – признал Мещеряков. – Ганин – жадная очень сволочь, настолько жадная, что здравый смысл напрочь перед жадностью отступал. Пришлось однажды даже послать пару ребят, чтобы с ним поговорили иначе, раз он слов не понимает. Он даже в больничке после этого несколько недель пролежал. Но самое интересное – урок не выучил…
В итоге большую часть денег, что он у нас же воровал, у него пришлось забрать, и сейчас он на очень низкой позиции в нашей организации. Сам понимаешь, наверное, что просто выкинуть его у нас нет возможности.
– А как же еще один вариант, финальный? – вроде бы индифферентно спросил бывший сотрудник ГРУ.
– Ну а ещё один вариант мы не рассматриваем. У нас не такая организация, которая этим может заниматься, – прекрасно понимая, что вопрос проверочный, ответил Мещеряков. – Мы же здесь собрались все для того, чтобы жить лучше и богаче, а не такой грех на душу брать. Так что глупости не делаем и делать их не намереваемся.
Продолжили беседовать дальше. Мещеряков рассказал о том, что в обязанности службы безопасности входит и периодическое сопровождение членов группировки – с целью выяснить, не следит ли кто‑то за ними.
– Толково, – одобрил Леонид. – А это кто придумал?
– Ты будешь смеяться, но тоже Ивлев, – ухмыльнулся Мещеряков. – До этого у нас и в помине таких идей не было. Сама служба безопасности была в три раза меньше. Это теперь, в том числе и с его подачи, у нас гораздо больше функций, чем раньше.
Леонид, услышав это, только головой покачал.
– Так что, у вас, получается, главный мозг, который новые идеи генерирует во всех сферах, это вот этот вот пацан???
– Да ладно, – сказал Мещеряков. – Гайдар в шестнадцать лет полком командовал. Просто одним дано людьми руководить и умные мысли рожать, а другим нет. И с возрастом это, к сожалению, никак не связано.
***
После заседания я внимательно следил за Захаровым. Так‑то, конечно, многие хотели воспользоваться возможностью с ним спокойно поговорить. Мы болтали с Сатчаном о разном, а я краем глаза постоянно Захарова отслеживал – а то мало ли, он, закончив с кем‑то беседовать, возьмёт и домой уедет. Далеко не всегда он долго после окончания формальной части заседания задерживался.
Наконец улучил момент и тут же к нему подошёл, опередив, кстати, Ригалева, который тоже, видимо, с целью один на один пообщаться Захарова сторожил. Но я первый успел.
Люди у нас все серьёзные – набиваться мне в компанию он не стал, прекрасно понимая, что каждый, кто к Захарову подходит, не нуждается точно в дополнительных ушах, чтоб какой‑то свой вопрос с ним обсудить. Так что разочарованно вернулся за стол.
Первый вопрос Захарову я про Гусева задал. Конечно, не называя его фамилию, а просто спросив, а кто же сообщил ему и Межуеву о том, что у меня неприятности на Кубе?
– Гусев, твой комсорг из МГУ, – тут же ответил Захаров. – Мне позвонил и, как я потом выяснил, Межуеву тоже. А я разве не сказал тебе? Ну да, получается, не сказал. Ну ты почаще по три недели отсутствуй, так я и вовсе половину того забуду, что хотел бы тебе сказать.
– Ясно, спасибо за информацию, – поблагодарил я. – Вроде пока снова не планирую никуда на три недели уезжать, уже до лета. И такой ещё вопрос – есть у меня один лейтенант милиции на примете. Ну, вернее, уже старший лейтенант. Из моего родного городка Святославля. Хотел предложить его кандидатуру для того, чтобы к моменту открытия музея в Городне он там уже на какой‑нибудь должности серьёзной милицейской сидел. Ну и, конечно, и на нашей зарплате тоже – чтобы присматривал за тем, чтоб там никаких подозрительных людей возле нашего музея не вертелось.
Нам не нужны ни бандиты, которые решат позариться на какой‑нибудь экспонат коллекции, ни сотрудники ОБХСС, которым мало ли что в голову придёт по поводу нашего музея…
– Насколько ты уверен, что он годится для наших дел? – тут же заинтересованно спросил Захаров.
Видимо, сотрудники милиции, да ещё молодые, были в определённом дефиците. Одно дело – старые, разочарованные в жизни матёрые зубры наподобие Мещерякова, которые готовы совсем иначе на наши дела смотреть, чем на заре карьеры. А другое дело – молодые кадры, во многом ещё часто идеалистически настроенные.
Ясно, что есть риск, что такой начнёт о нас нехорошо думать и однажды возьмёт просто всех и сдаст, считая, что делает доброе дело для родины. А то, что в результате прекращения работы нашей группировки резко сократится выпуск дефицитных товаров народного потребления… О таких вещах, не будучи экономистом, ты вообще подумать не сможешь. Ясно, что Захарову нужны серьезные доводы, чтобы поверить в то, что Иван нам может пригодиться. Ну что же, расскажу кое-что про наши совместные приключения…
– Когда я с ним познакомился, он ещё, конечно, был весь в иллюзиях. Даже клад, который я нашёл, взял и почти целиком сдал государству, – начал рассказывать я.
– Ты нашёл клад, Паша? – удивлённо спросил меня Захаров.
Ну да, мы с ним как бы не так много общаемся, чтобы я такие вещи ему о себе раньше сообщал…
Рассказал буквально в нескольких предложениях всю нашу эпопею с завбазой Цушко и то, какую сумму Иван сдал государству. Захаров только присвистнул.
– Зато потом, когда начальство, я так понимаю, все лавры от этого себе присвоило, а его даже не повысили, Иван стал совсем другим человеком, – улыбнулся я и тут же рассказал о том, как мы его использовали с Шанцевым для того, чтобы найти заначку Вагановича и вернуть городу. И особо подчеркнул, что и от своей доли этой заначки Иван не отказался. То есть сохранить руки чистыми он уже не пытается.
– Ну что же, – сказал Захаров, – думаю, такой человек нам точно пригодится. Тем более мы в любом случае не будем посвящать его слишком глубоко в то, почему именно этот музей для нас так важен… Правильно?
– Конечно, – согласно кивнул я. – Так как, можно мне с ним уже переговорить по этому поводу?
– Да, давай, – согласно кивнул Захаров. – Скажи ему сразу, что с должностным ростом мы его не обидим. Сразу и капитаном его сделаем, чтоб был стимул сюда переехать. Плюс получит свою квартиру в том доме, что мы для работников музея и ресторана строим. У нас там есть в резерве три штуки, исходя из того штатного расписания, что мы уже утвердили – как раз на такой вот случай. Жена, дети у него имеются?
– Да, жена и дочка.
– Ну, в этом случае двушку тогда дадим. А если вдруг прибавка в семействе у него будет, то частный дом поможем ему построить. Договоримся, чтобы лучший участок ему под дом выделили с видом на Волгу, стройматериалы выделили, строителей за наш счет пришлем. Так ему и скажи: для надежных людей нам ничего не жалко. Ну и к своей зарплате он ещё 200 рублей сверху получать будет каждый месяц. А со временем сможем эту ставку ещё пересмотреть в сторону увеличения. Но это уже только по заслугам…
– Хорошо, спасибо. Передам ему обязательно, – благодарно кивнул я.
Отошел от Захарова, к нему сразу Ригалев рванул. Заметил, что Мещеряков, который в уголке пристроился о чем-то с новым шефом безопасности беседовать, в бассейн уже плюхнулся. Решил, что идея неплохая. Сходил в душевую, плавки надел, и тоже туда же прыгнул. Пока плавали, договорились с Мещеряковым, что завтра с самого утра в Городню и поедем, к чему откладывать?
***
Москва, у дома Ивлевых
Встал в полседьмого, побегал с Тузиком, быстро принял душ, позавтракал и спустился к подъезду. Мещеряков уже ждал меня внизу в машине.
Сел на пассажирское сиденье рядышком с водительским – и поехали. Андрей Юрьевич хмурым, конечно, был до сих пор. Всё никак, похоже, не может смириться с мыслью, что его понизили.
Понимая это, я, конечно, сам эту тему подымать не хотел. Также был уверен, что и он её тоже затрагивать ни в коем случае не будет. Не такой у него типаж, чтобы при парне моего возраста начать скулить, что его понизили, ища сочувствие. Это сильно уязвило его самолюбие, но чего он точно от меня не ждет, так это жалости и сочувствия…
Предполагаю, что единственный способ обсудить понижение и его обиды на это с ним – это напиться вусмерть вместе водки. Только в таком состоянии такие люди обычно и делятся такого рода печалями.
Ясно, что я на такой подвиг не готов. И не только потому, что с женой договорились, что пить жестко не будем, а потому, что мне самому есть что рассказать Мещерякову такое, что он меня тут же лично в психушку захочет сдать, едва протрезвеет. Попаданец, ага. Из 2023 года… В котором СССР давно нет. И не таких вылечивали!..
Так что авось он найдёт кого‑нибудь из наших, кто захочет вместе с ним напиться и всё про его обиды выслушать. Многим, кстати, такая славянская психотерапия реально помогает. А то американцы придумали – выслушивать человека, беря за это четыре сотни долларов за час…
До Городни доехали молча. Если у человека нет настроения болтать – кто я такой, чтобы ему мешать? Да я и сам не склонен к праздной болтовне. А все наши дела, что у нас с ним были, мы уже как бы обсудили.
С Жуковым Мещеряков вчера вечером созвонился, так что тот нас ждал. Тут же устроил нам экскурсию.
Ну что сказать? Когда видел проект, который сам помогал прорабатывать, это, конечно, было красиво. Но увидеть теперь всё вживую было гораздо приятнее… Красные кирпичные стены, черепичная крыша, высокие узкие окна, имитирующие бойницы в настоящем средневековом замке. Хотел сделать здание музея похожим на замок – и вот моя задумка воплощена теперь на берегу Волги. Красиво, блин!
Пошли вместе с Жуковым по помещениям музея. Я особенно тщательно присматривался к швам между кирпичами, поскольку особо настаивал, чтобы их красиво выполнили.
Посмотрев за тем, как я швы изучаю, Жуков меня спросил:
– Вы точно не передумаете по поводу штукатурки? По уму, конечно, всё это заштукатурить стоило бы. Непривычно как‑то объект в таком виде будет сдавать.
Вот всё ему неймётся. Впрочем, хороший прораб обычно старается всё сдать в том виде, как он привык. Если везде раньше штукатурку делал, то и тебе он тоже эту штукатурку будет пытаться навязать.
А зачем мне штукатурка? Мне нужно, чтобы изнутри музей тоже выглядел максимально похожим на древний замок. А если мы всё это великолепие красных кирпичей заштукатурим, то чем он, собственно говоря, будет отличаться от тысяч других безликих помещений, музеев с оштукатуренными стенами? Цветом окраски штукатурки? Нет, это не серьёзно.
– Нет, однозначно никакой штукатурки тут быть не должно, – твёрдо сказал я. – Стены мы сделали толстенные, так что холодно в музее в самый сильный мороз не будет. Зато у нас будет очень красиво внутри – настоящий средневековый антураж.
– Значит, и балки деревянные оставляем? – вздохнул он. – Не будем доской закрывать?
Я поднял голову на массивные балки. Специально настаивал на том, чтобы он выбрал огромные брёвна сантиметров по 40 шириной и клали их, только минимально обтесав. И пропитав пропиткой, естественно, чтоб всякие жучки не сожрали их.
Пропитку при этом настаивал, чтобы он нашёл такую, которая исконный цвет дерева изменять не будет. И, судя по виду балок, это тоже получилось.
Сверху я велел бросить два раза внахлёст доску‑пятёрку. Итого пол получился в десять сантиметров толщиной. Учитывая, что балки кидали через каждые полтора метра, на этом полу сверху можно ставить хоть крепостную пушку с ядрами в горку – такой пол прекрасно выдержит любую тяжесть в рамках разумного.
– Павел, ты ж представь, – горячился Жуков, – это ж музей! Вот мы с тобой на первом этаже сейчас ходим, и наверху тишина, потому что там никого нету. А представь, что тут экскурсия идёт и на втором этаже тоже экскурсия будет. Представляешь, какой адский топот будет сверху раздаваться? Десять сантиметров доски – это вовсе не хорошая звукоизоляция, особенно если прямо по ней шагают.
– Евгений Семёнович, – усмехнулся я, – вы забываете, что это провинциальный музей, расположенный достаточно далеко от Москвы. Если к нам сюда в один день вдруг две экскурсии приедут, которые одновременно должны будут по музею ходить, я буду предельно счастлив. Но, увы, боюсь, что у нас и одна экскурсия не каждый день‑то будет, особенно в первое время.
Ну и к тому же… А как, по‑вашему, было в старых настоящих феодальных замках? Думаете, они сильно озабочивались звукоизоляцией потолочных перекрытий? Да нет, ничего подобного. Вот я и хочу, чтобы всё выглядело максимально примитивно, воссоздавая атмосферу настоящего древнего замка XVI–XVII веков.
– Так, может, тогда и окна не будем ставить? – фыркнул Жуков. – Натянем этот, как его там, бычий пузырь растянутый. В феодальных замках он же и был вроде вместо стёкол.
– Нет, бычий пузырь – это было у тех, кто победнее. У крестьян. Те, что побогаче, себе окна из слюды делали, – сказал Мещеряков, заставив нас обоих удивлённо на него посмотреть.
Ходит себе, помалкивает, а сам, оказывается, в истории древнего зодчества неплохо разбирается.
Мещеряков, очевидно, был польщён нашими удивлёнными взглядами. Тут же и объяснил:
– Когда Павел эту идею со строительством музея, который будет похож на старый замок, затеял, я, конечно же, навёл определённые справки, почитал кое‑что на эту тему…
– А вы знаете, Евгений Семёнович, наверное, всё‑таки неплохая идея сделать все так, как в старину делали, – сказал я. – Спасибо, Андрей Юрьевич, что про слюду подсказали…
Глаза Жукова испуганно округлились. Он только что сообразил, что, возможно, сам себе дальнейшие строительные работы осложнил. Потребую сейчас категорично сделать окна из слюды и как он этим заниматься будет?
– Вы окна обычные, из дерева и стекла, уже заказали? – спросил я его.
– Да, заказали, – поспешно ответил он.
– Жаль, – сказал я и сделал вид, что расстроился. – Ну ладно, ничего страшного. Главное, что у нас витражи во всех главных залах с самыми важными экспозициями будут красивые. Правильно же?
– Да, правильно, – подтвердил Жуков. – Специалистов уже нашли, через недельку приступать будут.
– Вот и славно, – сказал я.
Убедился также, что проводку везде проложили в толще стены. Так что из стен в нужных местах – там, где будут различные экспозиции освещаться или просто для общего освещения – торчали просто электрические провода, и на каждом из них была выведена лампочка. Ну, за исключением тех мест, где розетки по плану были встроены.
А то знаю я этих электриков: покажут, что провода выпущены, мол, всё сделано как надо. А когда придёт время монтировать осветительное оборудование, вдруг выяснится, что ток никакой по этому проводу вовсе не идёт. Бракованный провод положили, или кирпичом перебили во время кладки.
А с лампочкой всё понятно. Если она горит, значит, никаких проблем с проводкой нету.
А то, учитывая, что мы штукатурку делать не будем, это ж колоссальные проблемы можно получить, если окажется, что с электропроводкой какие‑то вопросы есть серьёзные. Придётся застывшие кирпичи выдалбливать, да ещё и непонятно, сколько – огромный пласт работы, который в копеечку встанет. Еще и учитывая, что потом, когда провод обновишь, нужно будет всё заново закладывать.
Исходя из этого, я также настоял на том, чтобы этих выводов под лампочки и под розетки было с избытком. Столько на самом деле, возможно, не понадобится. Но это сейчас, конечно.
Зато если лет через пятнадцать – двадцать вдруг какой‑то провод откажет, то можно с соседнего места вместо маломощного фонарика поставить более мощный фонарь, освещающий экспозицию. Пусть немножко с другого ракурса, чем раньше, главное, что никаких серьёзных ремонтных работ проводить вообще не будет нужды. Просто в распределительной коробке отключить отказавший провод – и всё на этом.
Проводка, кстати, везде была медная – по высшему разряду. Никаких алюминиевых проводов.