Москва, Лубянка
Майор Румянцев начал уже волноваться. Ни через два часа, ни позже Вавилов его к себе не вызвал, как обещал.
Не случилось ли чего? Мало ли, Андропов вдруг в Ивлеве и его прогнозах разочаровался? Он тут же стал вспоминать, не было ли чего-то такого в последних докладах Ивлева, что председателя КГБ могло разозлить и отвернуть от пацана…
Не рассчитывая на свою память, пересмотрел даже сами доклады и ответы на вопросы, что давал Ивлев. Нет, вроде бы, ничего особенно острого тот не говорил… По крайней мере, не острее, чем обычно…
Но пойти к Вавилову с вопросами, почему тот его к себе не вызывает, конечно, он не решился. Если Андропов к Ивлеву отношение пересмотрел, то Вавилов сейчас должен быть очень расстроен. Румянцев прекрасно отдавал себе отчет, что для Вавилова, как и для него самого, Ивлев – прекрасный способ усилить свои позиции в глазах начальства. И если генерал потерял прекрасную возможность при помощи прогнозов от Ивлева почаще попадать на глаза Андропову, то он может быть не просто расстроен, а и вообще быть в бешенстве. Очень глупо было бы в такой момент к нему прийти со своими наивными вопросами…
Нет, надо ждать и надеяться, что просто Андропов сильно занят чем-то другим, и все будет в порядке…
***
Городня
Жуков не очень охотно, но все же начал отвечать по существу на заданные вопросы по причине визита местного начальника.
– Да Аржанов этот, когда увидел, как мои работяги вьетнамские аккуратно и красиво работают, без всякой выпивки и срыва сроков, с тех самых пор ко мне и подкатывает, – вздохнул Жуков. – Уговаривает часть бригады кинуть на строительство его дачи. Сначала пятьсот рублей предлагал, потом уже и тысячу. А чего мне с этим местным князьком подрабатывать за ваш счёт, если я ваш заказ принял? Работы, опять же, задерживать ради его дачи? Вот я максимально вежливо в отказ и хожу, а он, видимо, по этому поводу нервничать начал.
Посмотрел бы что ль хоть на то, что уже декабрь и морозы. Подумал о том, что даже если он меня сейчас вдруг уговорит, то что – нам кострами ему землю разогревать, чтобы фундамент для его дачи делать?
Нет, ему, похоже, скорее всего, просто обидно, что у него не получилось меня подкупить…
Переглянулись вместе с Мещеряковым явно с одинаковыми мыслями. Лицо у него такое стало… Было видно, что едва сдерживается, чтобы матами Жукова не покрыть. Мне и самому много что хотелось сказать в адрес прораба. Но у нас всё‑таки безопасностью занимается структура Мещерякова. И хоть он теперь уже в ней не главный, но он здесь как полноправный её представитель. Так что пусть он сейчас Жукову и скажет всё, что думает по этому поводу.
– Семеныч, – сказал Мещеряков, покачав головой, – вот ты совсем сейчас не прав. Главная твоя промашка, что ты нам об этом не сообщил. Я ж так понимаю, что это не вчера началось всё, по твоим словам. А я же у тебя здесь был буквально три недели назад. И в Москве ты всё время наездами, на выходные. Так что возможность сообщить обо всем у тебя была. Такие вещи нам обязательно необходимо говорить. И сразу же, а не чтобы мы вот так случайно все узнавали…
– Но никаких проблем он строительству же не создавал, – удивленно сказал Жуков. – Всё, что договорено было с местными отпускать для строительства – нам в срок и отпускали. Да и кто он по сравнению с тем же товарищем Захаровым? – недоуменно пожал плечами Жуков.
Да тут у нас, похоже, чистые понты, – понял я. – Наш прораб, похоже, очень счастлив, что он с такими серьёзными людьми, как мы, завязался, и пытается самоутвердиться, игнорируя местную власть. Да, так-то он всё правильно говорит, что Аржанов на фоне товарища Захарова вообще не смотрится. И для Жукова какие‑то проблемы побоится создавать, опасаясь, что тот Захарову на него пожалуется. Но это, конечно, сиюминутное мышление, не стратегическое. И мы с Мещеряковым вовсе не готовы поддержать его сведение счетов с местной властью.
– В общем так, – сказал Мещеряков, – на будущее: ежели что‑то подобное возникает, немедленно мне сообщать. Это не менее важно, чем ход строительства по графику. А эту проблему я беру лично под контроль. Мы с ней разберёмся.
Жуков после такого выговора откровенного немножко прежний апломб потерял. Посмирнее стал комментировать все, о чем расспрашивали, больше языком со мной не цеплялся вплоть до конца осмотра здания музея.
Прошлись потом по стройке ресторана и жилого дома. Тут, конечно, пока что только стены возводились. Но видно было, что строится всё добротно, как мы и заказывали: стены толстые, кирпичи ровненько вьетнамцы кладут, швы красивые. Никакой штукатурки тут тоже мной не было запланировано. Никаких нареканий не было и к фундаменту. Толстый, цвет правильный, видно по нему, что цемент не экономили, и трещин никаких не видно.
После этого пошли уже перекусить. Жуков быстро поел и убежал куда‑то, сказав про какие-то срочные дела. Видно, выговор по поводу Аржанова ему не понравился, вот он и не захотел с Мещеряковым водку пить, как в прошлый раз было, когда мы с ним вдвоем приезжали.
Ну зато мы сразу же тему Аржанова и подняли с Мещеряковым тут же, на месте, раз уж вдвоем остались.
– Балбес этот Аржанов, конечно, – покачал головой Мещеряков. – Что же он к прорабу‑то пошёл, который в партийной линии не разбирается? Вот что ему стоило к тебе или ко мне обратиться? Как маленький, прямо…
– Ну, психология такая у некоторых мелких чиновников, – пожал плечами. – Боятся они к слишком серьёзным людям идти, находят кого‑то, с кем пытаются привычными методами работать: надавить или подкупить. Так что в этом плане я как раз и не удивлён.
– Да, нам однозначно конфликты с местными не нужны, – вздохнул Мещеряков. – Так и что по этому поводу будем делать? Что ты предложишь?
И внимательно так на меня смотрит, что мне полностью понятно – сам он моментально, конечно, с его-то богатым жизненным опытом решение нашел. Очередной экзамен для меня устраивает, хочет посмотреть, способен ли я придумать, как красиво этот вопрос разрулить… Ладно, что уж там…
– Ну что делать? Идти навстречу, конечно же, этому Аржанову. Не за счёт нашей стройки, само собой. Но, думаю, что до весны он подождёт, в особенности если ему сказать, что дачу мы ему построим бесплатно. Подарок от нас.
– Согласен, – с довольным видом кивнул Мещеряков, – и думаю, что Захаров согласится, конечно. Но, к сожалению, сейчас мы этого узнать не сможем, не вопрос это для телефонного разговора… Так что с Захаровым нужно предварительно лично переговорить. А то мало ли скажет этого не делать. Может, у него какие‑то свои выходы на этого Аржанова есть, чтобы иначе этот вопрос с ним решить.
– Согласен, – кивнул я.
В любом случае вряд ли мне эту миссию Захаров поручит. Значит, Мещерякову придётся ещё один раз самому сюда съездить, только для того, чтобы с местной властью конфиденциально переговорить.
А так‑то правильно Мещеряков мыслит. Мало ли Захаров там уже обо всём так договорился, что Аржанов и в жизни не помыслит какие‑либо проблемы тайком нам устраивать, несмотря на то, что он с нашим Жуковым не нашел общий язык. Может, Захаров сына того же Аржанова пообещал куда‑нибудь в московский горисполком пристроить или в какое‑нибудь министерство. Мы же об этом понятия не имеем и понятия иметь и не должны. О некоторых вещах слишком много болтать не надо.
Встали из-за стола и сразу и поехали обратно в Москву. Не пришел Жуков прощаться с нами, обиделся, что выговор получил за самоуправство в вопросах, о которых имеет слабое понятие, ну так это его проблемы.
***
Москва
Как и велел Захаров, Мещеряков немедленно после приезда отправился к нему на доклад. Ивлева с собой тащить не стал – по нему распоряжения не было. Может быть, отдельно с ним хочет встретиться и сопоставить их доклады. Раньше он точно знал, что Захаров ему доверяет, а после того, как вместо него другого главным по безопасности поставили, уверенности в этом поубавилось…
А может быть, не нужно ему быть таким подозрительным только потому, что его задвинули, поставив другого человека на его место? Может, он просто уверен, что Мещеряков передаст ему всё, включая и то, что Ивлев по этому поводу говорил? Не уволил же его, не отправил в отставку полностью, оставил при группировке. Значит, всё же доверяет. Просто не простил тех сделанных ошибок.
Погода была не очень, чтобы в парке гулять, так что беседовали в машине. Мещеряков подробнейшим образом рассказал шефу о том, как они съездили, и об общих впечатлениях от строительства – сугубо положительных. И конечно же, затронул и эпизод с разногласиями между Жуковым и Аржановым.
– Да, жаль, конечно, что нельзя было сразу со мной связаться, нахмурился Захаров, – а предложение вы с Ивлевым по решению этой проблемы выработали вполне себе рабочее. Да, надо будет тебе ещё раз съездить в начале следующей неделе и один на один с Аржановым переговорить. Построят, конечно, наши вьетнамцы ему по весне эту дачу полностью бесплатно и, может быть, даже ещё какой-нибудь подземный этаж дополнительно в подарок сделают...
***
Москва, квартира Ивлевых
Вернувшись в Москву, увидел, что почтовый ящик почти переполнен. Странно, вчера вроде бы все полностью из него вытащил. Но нет, все верно, засунул в него руку и начал доставать письмо за письмом. Пять писем, и все очень характерные… Пять приглашений на посольские приемы, начиная со следующего понедельника… Японцы, румыны, британцы, норвежцы и финны жаждут увидеть меня с супругой на своих мероприятиях…
Зря, получается, я беспокоиться начал, куда пропали все те дипломаты, с которыми я визитками обменивался… Теперь впору о другом волноваться – справимся ли мы с Галией со всеми этими визитами. Нет, абсолютно правильно я с женой договорился об ограничениях по норме выпивки… Так реально спиться можно… Все эти бутылки такие красивые со спиртным на приемах, и официанты буквально уговаривают тебя попробовать, уверяя, что эти напитки отражают национальный характер страны, устраивающей прием. Могут и целую лекцию прочитать, если неосторожно спросить, чем же именно отражают… А уж фужер вина с подноса тебе за время приема разносящие их официанты предложат раз двадцать, не меньше…
Зайдя в квартиру, сразу же обзвонил все посольства и подтвердил, что приглашение получено, и мы с женой придем. Затем сразу же набрал режиссёра. Тот уже, конечно, был в курсе, что сценарий согласован их чрезмерно упрямым парторгом, и очень искренне по этому поводу радовался, когда со мной говорил.
Я даже подумал, что он чрезмерно доверчиво относится к своим коллегам по комнате. Он же сам говорил, что там у него ещё три человека сидит помимо него. А он мне тут напрямую в их присутствии говорит про парторга, что тот слишком вредный.
Не знаю, может быть он всем остальным режиссёрам тоже уже надоел хуже горькой редьки. Так что они его только в таком тоне и между собой, и с другими людьми обсуждают. Ну или он просто чрезмерно наивен и не понимает, что стукануть на него может даже тот, кто для вида всегда с ним соглашается и тоже парторга поносит последними словами. Делает это сугубо для того, чтобы вот такие лопоухие и наивные не стеснялись при нем представителя партии ругать…
Ну да ладно, не мне его жизни учить. Был бы он моим хорошим другом, наподобие Славки или Мишки, конечно, обязательно бы этим занялся. Хотя кто его знает – может, и станем с ним друзьями. Парень вроде открытый, честный.
Востриков пылал от трудового энтузиазма. Оказалось, что он мне звонил уже несколько раз, а я просто на холодильнике записку не посмотрел. Няня-то с детьми куда-то гулять ушла, во дворе я их не видел. Ну мало ли дом пошли по кругу обходить, чтобы дети лучше научились пешком ходить.
Встретились с Востриковым через сорок минут в той же самой кафешке, где в первый раз встречались. Он себе коктейль взял, а я себе стакан томатного сока.
Вспомнил как‑то вдруг неожиданно, что каждому мужику надо в день минимум стакан томатного сока выпивать – очень полезно для здоровья. И да, сырые помидоры в качестве замены абсолютно не годятся: какие‑то особо полезные нашему мужскому организму вещества именно в томатном соке – переработанных помидорах – и содержатся.
Правда, я лично томатный сок люблю пить слегка подсоленный и на борту самолёта. Тогда у него какой‑то вкус особенно привлекательный получается. Ну ладно, буду заботиться о здоровье с молодых лет, раз шанс появился это сделать.
Прошлись по всему моему сценарию, детализируя при необходимости. Забавно вышло, что режиссёр не нашёл нужным отменять ни один из моих эпизодов и добавлять тоже ничего не стал.
А когда мы с ним минут за сорок закончили этот разбор, сказал задумчиво:
– В принципе, совершенно не зря вас рекомендовали нам по этому фильму и сказали вас дожидаться на заводе. А это правда, кстати, что вы драматург и у вас уже пьеса своя в театре в каком‑то есть? Нам ваше начальство намекнуло на это…
– Да, всё верно, в «Ромэне» в сентябре была премьера. – улыбнулся я.
– В таком случае считаю, что будет совершенно нормально, если обе наши фамилии в титрах фильма будут указаны в качестве сценаристов, – решительно заявил он. – Ваше начальство, конечно, сказало, что они на этом не настаивают. Но мне совесть не позволит поступить иначе, учитывая, что, по большому счёту, у вас сценарий‑то уже и без меня готов.
Я подумал иронично, что совесть вполне позволяет ему к этому сценарию ещё и свою фамилию добавить, помимо моей, хотя, собственно говоря, ничего особо нового он по нему и не предложил во время нашего рассмотрения. Но всё равно был тронут тем, что он не пытается внаглую присвоить себе весь сценарий.
Ну и я, в принципе, не жадный абсолютно. Для меня, честно говоря, это вообще не очень важно. На специалиста в области сценариев документальных фильмов я не претендую – вот чем‑чем, а этим точно не планирую заниматься в будущем.
Но, кстати говоря, может, мне Галию на это сориентировать? Она там уже на студии с Шапляковым примелькалась. Сейчас ещё в новом рекламном ролике снимется. Это у неё уже третья работа будет в этой сфере. Глядишь, ещё несколько вот таких же работ – и она там со всеми уже будет абсолютно знакома. А если притащит тому же Шаплякову приличный сценарий документального фильма, тот вполне будет способен его пробить. И тоже, может быть, её фамилию рядом со своей поставит.
А эти сценарии я могу клепать по три штуки в день, получается, даже не пытаясь ничего воровать из будущего… Главное, что я, посмотрев за свою жизнь сотни документальных и художественных фильмов, принцип их создания как-то случайно освоил… Почти что интуитивно понимаю, что людям захочется смотреть, а что не привлечет их внимания.
Правда, жена заикалась о том, что ей в драматургию захотелось. И да, первичный интерес у супруги появился, когда она услышала по поводу оплаты труда драматургов. Значит, именно это для неё принципиальный вопрос. Сомневаюсь, что режиссерам документальных фильмов также хорошо платят, как драматургам…
Ну всё же, конечно, этот вопрос можно будет поднять с ней, если появится у неё вдруг желание каким‑то новым творческим видом деятельности заняться.
Сказал, конечно, режиссёру, и что у меня уже есть предварительные намётки на некоторых персонажей. В том числе и Загита упомянул, сказав, что это очень фактурный будет актёр, который точно будет выглядеть настоящим героем на плёнке.
Упомянул и про коллекционера раритета, связанного с пожарным трудом. Назвал ему и номер «Труда», в котором найти можно ту статью нашу про его коллекцию, чтобы он себе пока что хоть первичное впечатление о нём и его коллекции составил.
И договорились также, что я созвонюсь со старичком, а потом сообщу ему, когда мы с ним можем вместе втроём встретиться – чтобы режиссёр тоже посмотрел на его коллекцию и выбрал то, что, с его точки зрения, наиболее выгодно впишется в наш фильм.
***
Япония, Токио
Министр внешней торговли и промышленности Кэйсукэ Хаяси созвал совещание, по итогам которого он должен будет потом сделать доклад наверх – в канцелярию премьер‑министра. Вся собранная на конференции информация уже поступила к аналитикам министерства, и он ожидал, что они готовы уже будут сделать какие‑то выводы.
Когда все собрались, он щелкнул пальцами, и самый старший из аналитиков начал доклад:
– Уважаемый министр, уважаемые коллеги! К сожалению, со всей очевидностью мы не достигли цели этого мероприятия. Не получилось у нас найти ни одного серьёзного учёного в Советском Союзе, из числа тех, что участвовали в этой конференции, которые высказывали бы хоть что‑то отдалённо близкое к тем идеям, что мы получили от Павла Ивлева.
Сложилось впечатление, что либо искомый специалист там отсутствовал по какой‑то причине, что было бы удивительно, поскольку эта конференция очень даже для него профильная, либо это вообще тупиковый путь, и такого человека просто не существует.
– Но а по какой уважительной причине мог отсутствовать такого рода специалист? – сразу же спросил министр.
Он привык, что в Японии для специалиста такого рода престижное мероприятие имело бы только одну уважительную причину для отсутствия – это смерть.
– Для СССР причин может быть много, – сказал второй аналитик, который немножко разбирался в обстановке в Советском Союзе. – Одна из возможных причин: он задействуется в каких‑то серьёзных государственных проектах с грифом «секретно». Его КГБ не подпускает к подобного рода мероприятиям с международными участниками, опасаясь, что тот может случайно в кулуарах разгласить что‑то секретное.
Вторая возможная причина: в отношении него есть подозрения в диссидентских настроениях. В этом случае его тоже могли не допустить к конференции с иностранными участниками.
Но это, если не считать более банальных причин. Он мог, к примеру, сломать ногу или с инсультом попасть в больницу.
– Но вы же просмотрели автобиографии тех специалистов, что работают в Московском государственном университете? – спросил министр.
На этот вопрос тут же отозвался третий аналитик, который, видимо, сугубо по нему и работал:
– Господин министр, к сожалению, нам не удалось найти в штате Московского государственного университета никого, кто высказывал соображения, схожие с теми идеями, что мы видели в той статье в газете «Труд». Такое впечатление, что, если этот специалист существует, то Павел Ивлев познакомился с ним за пределами Московского государственного университета.
– То есть хотите сказать, что в МГУ, таком крупном университете, вообще никто не занимается Японией? – недоумённо спросил министр.
– Почему же, господин министр, занимаются, но это не имеет никакого отношения к футурологии. Есть и специалисты по истории нашей страны, и экономике, и нашу древнюю культуру изучают. И язык японский изучают на филологическом факультете..,
– А что по этому поводу говорит наш посол в Москве?
– Ничего не говорит. Он нам молча вот эту фотографию вручил. Сказал, что лично ее сделал, сфотографировал президиум конференции. Вот, пожалуйста, держите фотографию, господин министр! – помощник с поклоном передал фотографию министру.
Кэйсукэ с интересом посмотрел на нее. Большая сцена, на ней много людей сидит рядом с кафедрой для выступлений. Все возрастные, некоторые даже и с седой бородой, и на их фоне резко выделяется один молодой человек. Он, кстати, на фотографии был красным фломастером обведен.
– Это и есть тот Павел Ивлев? – спросил министр.
– Все верно, господин министр! – снова поклонился помощник.
Кэйсукэ принялся вспоминать, что именно про Ивлева говорил и писал посол. А ведь Тору не поддержал их идею о том, что мысли, высказанные Ивлевым, принадлежат не ему, а какому-то профессору МГУ. Не возражал, но и не поддержал… И что он хочет сказать этой фотографией? Ясно что – что сам этот парень для русских настолько важен, что они посадили его в президиум международной конференции…
Получается, что посол очень вежливо, чтобы не оскорбить высокое начальство в Токио, но тем не менее намекает, что Ивлев сам и придумал все то, что говорил на радио и опубликовал в том номере советской газеты про Японию. Но как такое возможно? Где он взял ту же информацию по расходам на зарубежные патенты? А с другой стороны, профессора они не нашли… Может, Тору и прав?
– Напишите запрос послу в СССР Тору Фудзите с просьбой изложить, как он сам видит эту ситуацию, – велел он. – Особо укажите, что нам нужно полное его видение, потому что свои варианты мы уже исчерпали…
***
Москва, Лубянка
Наконец, председатель КГБ всё же решил, что именно он напишет в ответ помощнику генсека. Да, вариантов у него не особо много – придётся всё же соврать… Но сделать это надо, как он и планировал в таком случае, очень искусно: смешивая правду с полуправдой, что позволит и защитить Ивлева от пристального внимания со стороны Политбюро, и избежать недовольства членов Политбюро, которые могут решить, что он их разыгрывает с этим юным вундеркиндом. Ну и, что очень важно, получится не дать переманить Ивлева никому из конкурентов. А то и без таких вопросов вон, Ивлева уже к Громыко вызывали. А ну как парень тому глянется, когда поймут уровень его профессионализма?
Решил он, и о чём ему нужно написать…
Вызвав секретаршу, он начал ей диктовать:
– Товарищ Куницын, на ваш запрос от 14 декабря сообщаю: Ивлев Павел Тарасович является уроженцем Святославля – города в Брянской области, в котором проживает 19 200 человек. Аттестат о среднем образовании включает помимо отличных и хорошие, а также удовлетворительные оценки. Закончив в шестнадцать лет школу, Ивлев прибыл в Москву и поступил на экономический факультет МГУ. Имеет широкий круг общения, хорошо разбирается в международных отношениях. В связи с этим периодически привлекается к лекциям для личного состава КГБ. Кандидат в члены партии. По месту учёбы характеризуется крайне положительно.
Отвечая по сути вашего вопроса, считаю, что можно высказать предположение, что кубинским спецслужбам удалось выявить то, что Павел Ивлев читает лекции для КГБ по внешней политике, и поэтому они решили использовать его фигуру для того, чтобы ввести в заблуждение западные спецслужбы в надежде, что, выйдя на Ивлева, они выйдут потом и на КГБ, и это защитит автора, являющегося кубинцем по национальности...
Вскоре письмо было готово. Это главное. А отправит он его уже завтра.
Андропов очень довольно улыбнулся. Ловко он придумал вставить про то, что Ивлев читает лекции для офицеров КГБ. Какому бы члену Политбюро, помимо Брежнева, ни попала в руки эта записка, он не испытает ни малейшего желания вводить Ивлева в свое окружение, вообразив, что тот агент КГБ… Ну а как еще его могут позвать работать с офицерами такой секретной организации?