Ревизор: возвращение в СССР 32

Глава 6

Москва. Квартира Ивлевых.

Мама сменила Ирину Леонидовну, и мы сели с ней в большой комнате, приглядывая за мальчишками.

— Инна звонила, — поделилась она. — На три часа нас в гости пригласила.

— Отлично, всё успею, — обрадовался я.

Вскоре вернулась с работы жена и мама ушла к себе.

Черкашин с «Красного металлиста» позвонил ровно в восемь, как будто стоял у телефона-автомата и на часы смотрел, ждал, когда звонить время подойдёт. Еще раз укрепился во мнении, что все сказанное о том, что он пьет, было чистой воды клеветой. Уважаю обязательных людей! Сообщил ему, что договорился с юристом о встрече завтра в десять у завода.

— Он сказал, что это на пару часов где-то, и добавил, — сказал я ему, — что ваше присутствие завтра может значительно ускорить процесс. Вы же сможете подъехать?

— Конечно! Я обязательно буду! Подменюсь на завтра, это несложно, у меня с другим грузчиком в нашем магазине очень хорошие отношения сложились! — пообещал он и мы попрощались до завтра.

Когда купали мальчишек, поделился с женой идеей, что надо детскую площадку во дворе переделывать. Она к ней отнеслась с полным восторгом!

— Я представляю, что там должно быть, схематично изображу, но хорошо бы это всё нарисовать, чтобы производственникам легче было представить, что от них требуется. Поможешь мне?

— Конечно! — охотно согласилась она.

Уложив детей спать, мы уселись на кухне и принялись прикидывать, как должна выглядеть и из чего состоять наша дворовая детская площадка.

— Надо сделать что-то для совсем маленьких, — решила Галия. — Но детям постарше там будет не интересно. Давай, сделаем им площадки отдельно? В разных местах. А то старшие бегают всё время, будут маленьких сшибать…

В итоге у нас получился целый детский городок с двумя игровыми зонами в разных концах площадки, отдельно для малышей и для детей постарше. Между ними песочница под крышей-грибом. А за ним несколько лавок для взрослых.

— Может, добавить лавки и перед песочницей? — предложил я.

— И сидеть спиной ко двору? — поморщилась Галия. — Лучше там невысокое бревно гимнастическое установить.

Стали продумывать игровые зоны. Начали с малышовой. Жена сразу предложила игровой домик туда включить и невысокую открытую горку, чтобы мамочкам удобно было подходить со всех сторон и детей страховать. Качелей решили сделать не меньше трёх, детей у нас во дворе много. Галия вспомнила про качалку-противовес для двоих.

— Надо бы ещё качалок на пружинах для малышей сделать, — произнёс я задумчиво. — Схожу на автобазу, поговорю с мужиками, подберём каких-нибудь пружин автомобильных…

С площадкой для старших детей было проще. Турники, шведские стенки, рукоходы. Горку тоже предусмотрели. Предложил ещё горизонтальную сетку из каната сделать, но жена не поняла, что это такое.

— Ну, как на парусниках, — объяснил я, — в кино, разве, не видела ни разу?

Качели для старших детей тоже предусмотрели. Жена обещала нарисовать всё это. А мне надо пока решить, на каком заводе всё это заказать.

В пятницу с самого утра поехал на завод «Красный металлист». Черкашин уже стоял у проходной, когда я подъехал. Альникин прикатил на четыреста третьем голубом «Москвиче». Он сразу понял, что мы его ждём и направился к нам. Тоже высокий, как мы с Черкашиным, взгляд его метался с меня на него, он, явно, не мог понять, кто же из нас с ним вчера договаривался.

— Здравствуйте. Это я вам вчера звонил, — поспешил объяснить я, улыбаясь. Зачем человека в неловкое положение лишний раз ставить, если планируешь с ним сотрудничать в дальнейшем?

— Альникин, — протянул он мне руку.

— Ивлев, — представился я, — а это товарищ Черкашин.

— Отлично, — пожали они друг другу руки. — Ну, ведите нас, товарищ Черкашин. Сначала в отдел кадров.

Проходную прошли без препятствий, помогло мое удостоверение из Верховного Совета. Моих спутников пропустили как сопровождающих меня лиц. Так что наше появление в отделе кадров было неожиданным. Если с проходной куда и позвонили, о том, что человек из Верховного Совета пришел на завод, то явно лишь директору, и тот нас у себя, скорее всего, ждал. Пришлось подождать, когда личное дело Черкашина найдут в архиве. Но всё так и было задумано, чтобы не успели подчистить…

Пока дело искали, появился и директор. Скорее всего, начальник отдела кадров его велела позвать. Вмешиваться не стал, поздоровался с нами, и присел неподалеку. Никаких вопросов, что мы делаем на его заводе, не задавал — помог наш недавний представительный визит с делегацией по линии Верховного Совета. Он был уверен, что это официальное его продолжение, а я не стал его никак в этом разубеждать.

Мне было интересно, насколько современное трудовое законодательство отличается от того, к которому привык в будущем. Поэтому сидел рядом с юристом и ловил каждое его слово. Он сразу обратил внимание, что в акте о нахождении работника в состоянии алкогольного опьянения все подписи проставлены одной ручкой, а в акте об отказе Черкашина в нём расписаться разными…

А расписываться он в нём не стал, так как вообще не знал, что его составляли. Зато сегодня он изучил оба документа вдоль и поперёк. Его заинтересовали подписи в актах. Помимо уже уволенного мастера Мурзина, в актах расписался бывший начальника цеха, который уже вышел на пенсию, как нам объяснила начальник отдела кадров Стрельникова.

Но больше всего Черкашина потрясла третья подпись. Третьим в обоих актах расписался второй мастер цеха Вдовин, который сейчас стал начальником цеха.

— Михалыч? — недоверчиво поднял на нас глаза Черкашин. — Но почему? Он же нормальный мужик…

— Вы эти документы раньше видели? — сразу заинтересовался этим фактом Альникин.

— Нет, конечно… Я б такого не забыл, — уверенно ответил Черкашин.

— На мой непредвзятый взгляд, — положил два акта рядом юрист перед начальником отдела кадров, — подпись товарища Вдовина в одном из этих документов подделана.

— В каком? — скрестив руки на груди, недобро взглянула на него Стрельникова.

— Может, у него самого спросим? — предложил я, хотя и так ясно было, что в акте об опьянении его подпись сделана той же ручкой и рукой, что и подпись Мурзина.

Дальнейшие разборки, что учинил адвокат, доказали эту мою догадку. Вызванный по приказу директора Вдовин открестился от первого акта с вполне искренним возмущением. Причём припомнил, что акт об отказе Черкашина расписаться в первом акте оформили позднее и он подписал его только потому, что сам видел, что Черкашин психанул и послал Мурзина по матери.

А тот опять разнервничался и вместо того, чтобы дать слово адвокату, начал ругаться, что тут работают одни жулики! Покрывают друг друга… Еле уговорили его с Альникиным помолчать немного.

— Борис Андреевич! Вы хотите продолжить здесь трудиться? — спросил он Черкашина.

— Да видал я этот завод! Ноги моей здесь не будет! — в ярости прокричал он.

— Тихо, тихо… Тогда предлагаю вам исправить статью в приказе об увольнении товарища Черкашина и запись в трудовой, — произнёс Альникин, глядя на директора.

Они сверлили друг друга глазами несколько мгновений, но в конце концов, директор сдался и нехотя кивнул.

— Когда товарищу Черкашину принести трудовую? — спросил Альникин.

— На следующей неделе, — ответила начальник отдела кадров, переглянувшись с директором.

На том мы и разошлись.

— А почему мы не стали официально оспаривать подпись Вдовина на акте о нетрезвом состоянии? — поинтересовался я, когда мы уже вышли с Альникиным и Черкашиным на улицу.

— А смысл какой? — ответил мне юрист. — Исправить статью они и так согласились.

— Можно же было восстановиться и получить зарплату за всё время вынужденного прогула? — предположил я.

— Нет. Оспорить увольнение на таких условиях можно было только в первый месяц после увольнения, — ответил он. — Сейчас уже ни один суд на это не пойдёт…

— То есть, мы сегодня выжали максимум из этой ситуации? — уточнил я для Черкашина.

— Да.

— И сколько мы вам должны за помощь?

— Времени потрачено немного… пятьдесят рублей, — ответил он.

— Спасибо, — схватил его руку Черкашин и стал благодарно трясти. — Вывели этих аферистов на чистую воду!

Он попросил у адвоката телефон и адрес работы, чтобы отблагодарить уже не только на словах. Явно с собой у него столько денег не оказалось. Я подумывал было сам тут же расплатиться с юристом, но понял по лицу Черкашина, что тот обидится. Даже если у тебя полно денег, ты не вправе считать, что каждый, кого ими облагодетельствуешь, будет тебе благодарен. Тем более советское время, деньги многими рассматривается всерьез, как зло, с которым разберутся, построив коммунизм. Даже те, кто уже не верит, что к 1980-му году он будет построен. Так что все, что связано с деньгами, вопрос уж больно щепетильный… Но ничего страшного. В принципе, все проблемы Черкашина с будущим трудоустройством по специальности я решил, так что да, полсотни он и сам может отдать. И его благодарность за помощь мне не будет омрачена воспоминанием, что я пытался еще и денег сунуть его же юристу…

Но странный все же человек, этот Черкашин. Пунктуальный, не запил, даже когда такой удар судьбы получил… А с другой стороны, если посмотреть, как он действовал, когда на него напраслину начали гнать? Ехал домой и думал, откуда у наших людей такая вера в русский авось? Неужели нельзя было просмотреть все документы, когда увольнялся и подписывал приказ об увольнении? Сразу бы пошёл к Вдовину и спросил, какого черта он на него засвидетельствовал то, чего не было? Тот сразу бы ему и сказал, что не расписывался в акте о нетрезвом состоянии, и уволили бы Мурзина за подделку подписи, а не Черкашина…

Получается, сам себя наказал… Меньше надо было психовать, а больше думать.

Москва. Пролетарский исполком. Комиссия по усыновлению.

— Вы серьёзно, Александра Мироновна? — с неподдельным изумлением уставился на директора детского дома председатель комиссии по усыновлению Исаков. — Отдать ребёнка цыганам?

— Это необычные цыгане, Юрий Дмитриевич, — поспешно ответила та. — Это серьёзные люди, артисты театра! У них новенькая квартира в кооперативном доме… Да вы посмотрите на их характеристики с работы…

— Театр «Ромэн», — разочарованно проговорил Исаков, ознакомившись с документами.

Не понимая, в чём, собственно, проблема, Александра Мироновна решила сейчас с ним не спорить.

Пусть лучше сам их увидит и поймёт, что это не обычные цыгане, которых он, видимо, себе мысленно представляет, — подумала она.

— Справок о судимостях нет, — пролистав ещё раз все документы, заметил он.

— Они их уже заказали, ждут, когда будут готовы, — ответила Титова.

— Ну, в четверг у нас комиссия, — недовольно ответил Исаков. — Если успеют со справками…

— Поняла, Юрий Дмитриевич, — поднялась Александра Мироновна и попрощалась.

Какая муха его сегодня укусила? — недоумённо думала она, выйдя из его кабинета. — Ну, цыгане. И что?.. Главное — что люди приличные, и Мишу отдать таким совсем не страшно! И видела она, как они на него смотрят… Такие будут хорошими родителями мальчику!

Вернулся домой, дети спали, а Ирина Леонидовна мне сказала, что был звонок сегодня, мол, посмотри на трёхканальнике. Звонил Румянцев. Ну, правильно, чёрта вспомнишь — рога появятся, только вчера о нём вспоминал. Тут же набрал его. Он попросил заехать к нему, начав разговор с нашего шифра, что всё нормально. Значит, лекция будет нужна. Интересно, какая тема в этот раз? После охраны здоровья матери и ребёнка как-то уже стрёмно представить, что они там еще придумают на мою голову…

Договорились, что сейчас и поеду к нему.

Москва. УВД Пролетарского района города Москвы.

— Погашев вчера приехал за Голубевой в парикмахерскую в конце рабочего дня, проторчал там минут сорок и проводил её домой. Ночевал у неё, — докладывал капитан Дубинин.

— А нам сегодня визит Голубева, как раз, на вечер согласовала, — заинтересованно наклонился к нему через стол майор Баранов. — Клюнули?

— Ну, будем надеяться… Он же ни разу к ней на работу не ездил, сколько мы его пасём? — спросил подполковник Градов.

— Нет, точно, не ездил, — подтвердил Дубинин.

— Пасти нас будет до ресторана? — задумчиво спросил майор. — Или на контакт сразу пойдёт?

— Надо и тот, и тот вариант предусмотреть, — решил Градов. — Выбери ресторан, съезди прямо сейчас, подмажь швейцара, посиди символически, как будто пообедать просто зашёл, чтобы он тебе вечером кивнул как завсегдатаю и пропустил сразу.

— А на встречу ко мне кто придёт? — уточнил Василий.

— К Овсянникову пойду просить кого-нибудь из его оперов, — решил Градов.

— А сами, что, не справимся? — недовольно спросил лейтенант Курносов.

Баранов мысленно усмехнулся. Явно лейтенант не против в хорошем ресторане посидеть, хоть и по работе.

— Справиться-то справимся, — ответил ему Дубинин. — Только мы все за Погашевым ходили. Ты уверен, что он тебя или меня не вспомнит, что где-то уже видел?

— Да что вы из него спецагента делаете? — удивлённо оглядел присутствующих Курносов. — Обыкновенный работяга, он даже не проверялся!

— Ага! То-то я смотрю, мы никак не выясним, где он золото для своих подделок берёт, — ехидно ответил ему Градов. — Прямо типичная ситуация, когда имеешь дело с простачком!

— И, кстати, специалист так проверится, что ты и не поймёшь, — улыбаясь, добавил Василий. — А заметив «хвост», сделает вид, что не заметил. Так что, не расслабляйся! Кучу времени уже потратили, нельзя все просохатить!

Румянцеву действительно понадобилась от меня лекция. Выдал он мне и тему, в этот раз, к моему облегчению, вполне по моему профилю. «Приоритеты в развитии отраслей экономики СССР».

— В понедельник сможешь привезти на согласование? — уточнил он. — А лекцию на вторник будем планировать на десять утра.

— Понял, сделаю, — ответил я, записывая все к себе в ежедневник, и он проводил меня на выход.

Потом отправился на стрельбы. Наши парни упоминали, что Евдокимов с военной кафедры уже пару раз возил их в воинскую часть. Правда, первый раз они не стреляли, а с ними только провели занятие в классе огневой подготовки.

Догеев встретил меня как старого знакомого, с улыбкой и шутками насчёт того, что мне сокурсники на соревнованиях на пятки будут наступать.

— После одного-единственного практического занятия? — не понял я сразу, что он прикалывается.

— До соревнований ещё целых два занятия, — слишком серьёзно проговорил он и я рассмеялся.

— Когда у нас сие мероприятие намечается?

— Первого июня, — мечтательно ответил он. — Первый день лета, пятница…

Ну, понятно, — усмехнулся я мысленно. — Похоже, уже договорился с другими офицерами, что ещё и отметят это дело в узком профессиональном кругу… было бы желание, а дата найдется.

Пострелял очень душевно. На каждый выстрел настраиваешься, успокаиваешься, дыхание выравниваешь… Прям, медитация… А потом поехал на самбо, наоборот, взбодриться.

Приехал немного раньше, поболтал с Аишей перед тренировкой. У неё голова была занята предстоящей сессией. Спросил, какие планы на лето?

— У нас Лайла рожать собирается в июне. Слетаем с Фирдаусом и Дианой в Европу ненадолго, как родит, поздравим. Потом вернёмся с родителями в Союз, поедем в Ленинград все вместе с Маратом на машине, а потом ещё не знаю, что делать будем…

— Галопом по Европам, — улыбнулся я.

Думал, что Сатчан не придёт на тренировку, но он появился как ни в чём ни бывало. Бодрый, похоже, бурно отметил рождение дочки и завязал на этом. Молодец! Пошептались с ним насчёт последних новостей.

— Познакомились мы с Бортко с Гончаруком, — поделился он. — Вроде, нормальный мужик. Говорит, ему наша политика безопасности нравится, просит оценить работу его предприятий в этом плане… Надо будет тебе на его предприятия сходить, посмотреть, что там да как. По трикотажке ситуация, пока, непонятная. Главный инженер пообещал бросить Быстрову, но тут сам знаешь, доверяй, но проверяй. Мещеряков приставил к нему своих людей, проверить, порвал или нет…

— А если не порвал, что будем с этим делать? — озадаченно спросил я.

— Думаем пока. Его же из обоймы так просто не выбросишь, слишком много знает…

— Ох, Быстрова, Быстрова… Человек-катастрофа, — с досадой заметил я. — Как её маленькая жопка может создавать столько больших проблем?

— И не говори, — рассмеялся он.

Москва. Салон-парикмахерская «Ворожея».

— Привет, девчонки, — увидела Люба в зеркало высокого стройного мужчину лет тридцати двух — тридцати пяти. — Долго вам ещё?

— Мы только начали, котик, — счастливо улыбнулась ему парикмахерша Лера. — Хочешь, иди, вон, с парнем Любани познакомься, — кивнула она за большую витрину, где стоял «Москвич» майора.

— Да ладно, зачем? — отмахнулся тот. — Это вы, девчонки, везде парами ходите. А мужику и одному хорошо.

Он сел на ближайший стул и приготовился ждать. Люба сразу поняла, что это и есть их подозреваемый Погашев.

Интересно, а Василий заметил, как он подходил к нам? — обеспокоенно поглядывала она на напарника.

Минут через десять Погашев поднялся и вышел на улицу. Засунув в рот сигарету, он беспокойно пошарил по карманам. Люба заметила, как Василий опустил окно и протянул на вытянутой руке зажигалку. Тот прикурил, но возвращать зажигалку не спешил, а с любопытством разглядывал её.

Предполагая, что они могут оказаться сегодня под плотным наблюдением Погашева, Люба и Василий уделили большое внимание мелочам, собираясь в парикмахерскую. В том числе, разжились в вещдоках, американской зажигалкой с изображением авианосца Хэнкок, принимавшего участие в войне США против Вьетнама.

Погашев то ли сделал вид, то ли искренне заинтересовался импортной зажигалкой, но разговор между ним и майором завязался. Поймав взгляд Любы, Василий улыбнулся ей и она послала ему воздушный поцелуй.

Погашев это тоже увидел. Вернул Василию зажигалку и, показывая, на девушек, стал что-то ему объяснять. Судя по всему, Погашев ему сказал, что его подругу укладывает сейчас его, Погашева, подруга. Потому что Василий вышел из машины и, улыбаясь, протянул тому руку. Они познакомились и остались стоять, поглядывая на девушек и оживлённо о чём-то беседуя. Люба с облегчением выдохнула.

Теперь главное не назвать его товарищ майор или Василий Абимболаевич, — подумала она, и принялась мысленно повторять: — Векеса, Векеса, Векеса…

— Ты что-то хочешь сказать? — подметила, что ее губы шевелятся, парикмахер. — Что-то не так с укладкой?

— Ой, нет, так, о своем задумалась!