Ревизор: возвращение в СССР 32

Глава 16

Москва. У дома Ивлевых.

Приехали Жариковы, и Аришка решила остаться с нами во дворе. Познакомили их с Ларой. Что наша посматривала на Лару с опаской, что та на новую знакомую.

— Сейчас мы поздороваемся, и я тоже к тебе выйду, — пообещала мне сестра и скрылась с Петром и Санькой в подъезде.

Юрий Викторович предложил девчонкам поиграть с мячиком в «Съедобное — несъедобное». Они «съели» по сандалику, нахохотались и расслабились. Вскоре они уже с визгом носились от него по площадке, а он с довольным видом рычал и изображал злого леопарда.

— А мы в футбол будем играть. Да, сын? — вышел к нам Пётр с Санькой на руках.

Мы втроём с Костяном взяли мальчишек за руки, и они, когда сами, а когда с нашей помощью пинали друг другу мячик и при этом визжали от удовольствия не меньше удирающих от деда девчонок. Ещё и мы с парнями перекрикивались, войдя в азарт. Шуму было на весь двор…

Мытищи.

Василий подъехал на своём «Москвиче» к пустырю за жилыми домами. В ближайших домах уже должны были находиться Дубинин с Курносовым. Майор огляделся, до домов метров пятьдесят, если не больше… Он встал у машины и закурил. От домов через весь пустырь проходила хорошо натоптанная тропинка, а сам пустырь зарос кустами и крапивой.

Куда ведёт эта тропа? — подумал Василий. — Впереди же нет ничего, кроме оврага…

— Здорово, — ещё издали поздоровался с ним Каменщиков, широко улыбаясь.

Вдвоём припёрлись, — недовольно отметил про себя майор, обернувшись, и увидев с ним и Погашева.

— Привет, — протянул ему руку тот. Мужчины поздоровались. — Мы с Аркашей посоветовались… Ну, мы скинем тебе четвертной с каждой.

— Это мало, — недоумённо посмотрел на них майор. — Я рассчитывал на сотню.

— Ну ты даёшь, — перестал улыбаться Аркаша. — С какого?..

— Я же тоже должен что-то заработать, — уверенно ответил Василий.

— Тихо, Аркаш, — остановил Погашев набравшего уже в грудь воздуха приятеля. — Про сотню это ты, конечно, загнул… Полтинник скинем, это максимум.

— Мужики, были бы у вас ещё монеты, я бы ещё согласился, — развёл руками Василий. — Мы бы с вами договорились, что, если с первой партии я ничего не заработаю, тогда в следующий раз вы мне сделаете скидку и цену на вторую партию снизите. А так… На кой мне за копейки рисковать? Через две таможни всё это тянуть?..

— А откуда мы узнаем, заработаешь ты или не заработаешь? — с неприязнью спросил Каменщиков.

— Аркаш, отойдём? — взял его за локоть Погашев. — Мы сейчас вернёмся, — взглянул он на Василия.

— Ты чего выпендриваешься? — спросил он приятеля, как только они отошли на достаточное расстояние, чтобы негр их не слышал.

— Да он нам наговорит сейчас, что ничего не заработает! — огрызнулся Каменщиков.

— А ты его деньги не считай! — резко ответил Погашев. — Тебе, дураку, золото бесплатно досталось? Вот и радуйся, что продаёшь его втридорога! Ты слышал, он готов потом ещё партию взять? Для нас очень хорошо только одного покупателя иметь, да еще если наши монеты за рубеж будут уходить! Продавать в Москве по одной монетке рискованно, нарвемся со временем либо на криминального авторитета, который нас под себя подомнёт и выдоит, либо на ментов. Неужто непонятно?

— Да понятно мне всё, — недовольно выдернул свою руку Аркаша из цепкой хватки Погашева.

— Вот и не пыхти! — прошипел тот. — Я говорю негру как будет, а ты кивай.

Василий сел в машину и наблюдал, как спорят подельники. Настоящий барыга так и сделал бы, с его внешностью светиться средь бела дня на виду у нескольких домов, мягко говоря, непредусмотрительно…

Но похоже, Погашеву удалось убедить Каменщикова. Хоть и с недовольными лицами, но они направились, наконец, к машине и подсели к нему. Погашев сел вперёд, а Каменщиков назад. Василий развернулся вполоборота, чтобы видеть их обоих.

— У нас есть ещё монеты, — проговорил Погашев. — Это не последние. Мы просто не рискуем сразу помногу привозить…

— Серьёзно? Это же совсем другое дело! — сделал он вид, что обрадовался. — И сколько их у вас?

— Извини, дружище, но мы тоже подстраховаться хотим, — многозначительно посмотрел на него Погашев. — Ты сначала эти продай. А потом скажешь, сколько тебе ещё надо, а мы посмотрим, сколько у нас осталось и привезём. Правильно? — посмотрел он на Каменщикова, и тот пожал плечами и кивнул с обалдевшим видом.

Похоже, сам первый раз только что услышал, что у них ещё монеты где-то спрятаны, — едва сдержал улыбку Василий.

— Ну, тогда пробная партия по четыреста пятьдесят, а если у меня с неё навара будет мало, тогда мы это второй партией отрегулируем. Договорились? — пристально посмотрел он на Погашева.

— Договорились, — ответил тот, достал из кармана джинсовой куртки две продолговатых коробочки и подал Василию.

В каждой лежало по девять монет, переложенные бумажными листочками. Василий придирчиво проверил каждую монетку, изображая натурального барыгу. Изучил пристально, только что на зуб не попробовал. Затем аккуратно уложил монеты обратно в коробки и достал пачку сотенных из внутреннего кармана пиджака. Отсчитал от них девятнадцать соток, а остальное отдал Погашеву. Тот принялся пересчитывать деньги…

— Подожди, — остановил его майор. — Идёт кто-то…

— Собачник, — презрительно процедил Каменщиков, оглянувшись на мужика в потрёпанной кепке, надвинутой на глаза.

Мимо машины прошёл небритый Курносов с какой-то шавкой на поводке. Подельники не обратили на него никакого внимания. Чуть он прошёл вперёд, Погашев принялся заново пересчитывать сотенные…

К часу дня вся наша многочисленная компания собралась у Алироевых. Вручили ему с Галиёй нашего бронзового орла под восхищённые возгласы собравшихся.

— Поставишь на рабочем столе у себя в кабинете, — улыбаясь, объяснил я. — Все сразу будут понимать, что здесь серьёзный человек работает.

Все остальные поздравляли тоже шумно, радостно, от всей души, было сказано много тостов и просто хороших слов. Обратил внимание, что все, сидящие за столом, воспринимали повышение Ахмада, как должное, не было ни у кого ни зависти, ни ревности к чужой удаче. Люди искренне радовались за него, и каждый был уверен и в своём будущем. Наверное, это одна из лучших вещей, что мне нравится в СССР — уверенность людей в своем будущем. За спиной — могучее государство, безработицы — нет, медицина бесплатная, образование тоже, так чего же тревожиться-то лишний раз?

Пётр рассуждал, что в декабре семьдесят четвёртого будет три года, как он ходит в капитанах и можно будет уже рассчитывать на повышение по должности и на звание майора.

А Инна же у нас тоже военнообязанная, как врач. У неё звание младший лейтенант, так Пётр её всё подначивал, что она младшая по званию…

Хорошо провели время. Посмеялись. Поиграли с мужиками в домино, пока женщины уходили к нам детей спать укладывать. У них там своя тусовка, у нас — своя.

Как дети проснулись, опять все собрались за общим столом. Вынесли очередное горячее. Потом немного потанцевали, а перед сладким пели песни и женщины, и мужчины. Тоже присоединился к нашему стихийному хору, должен заметить, очень взбодрился. Что-то в этом, всё-таки, есть… Утратили мы с годами эту традицию, а, видимо, напрасно. Хором поёшь себе как можешь, не стесняешься, напряжение выходит, настроение поднимается, да и атмосфера за столом создается непередаваемая…

Часам к восьми вечера бабушка с Галиёй понесли детей домой купать и спать. Хотел им помочь, но мне ответили, что мы втроём в ванной не поместимся.

— Третий — лишний? — рассмеялся я.

Раз уж со всеми попрощался, то не стал возвращаться на праздник, а решил зайти к председателю нашего кооператива вопрос с детской площадкой обсудить, пока не очень поздно.

Дмитрий Васильевич пригласил меня в большую комнату и усадил на диван. У них был включен телевизор. Обе его Лены, жена и дочь, занимались вязанием, сидя в креслах перед ним. Причём у матери вязалось что-то глобальное, вроде свитера. А младшая Лена только осваивала премудрости этого рукоделия. Если у старшей Елены спицы двигались быстрыми, короткими движениями, а вся фигура при этом была расслаблена, то младшая, напряжённо сгорбившись над вязанием и растопырив пальцы во все стороны, старательно вывязывала петлю за петлёй.

— Это что же у тебя будет такое красивое? — решил я поддержать её.

— Шарфик, — скромно ответила она.

— Рукодельница растёт, — подмигнул я отцу, еле сдерживающему снисходительную улыбку.

— Конечно, — ответила мать. — Сначала шарфик, потом и шапочку, да доча?

Девчонка кивнула, не отрываясь от вязания, и я рассказал, зачем, собственно, пришёл.

— К сожалению, эскизы были в одном экземпляре и остались на заводе, — пояснил я. — Думал, они мне просто посчитают, сколько это может стоить, чтобы мне предложение на собрании ближайшем выдвинуть. А они сразу загорелись и себе два городка сделать, в пионерлагерь и детский сад. Зато предложили нам бесплатно опытный образец во дворе установить.

На словах описал им, что там будет.

— Заманчиво, — переглянулся с женой председатель. — Жаль, у нас Алёнка уже взрослая…

— Спортивная часть на школьников рассчитана, — возразил я. — И качели с той стороны большие.

Старшая Елена отложила вязание и подсела к нам. Младшая тоже, нет-нет, да бросала в нашу сторону заинтересованные взгляды. Чувствую, забросит вязание «выросшая дочка» с появлением во дворе новой площадки.

Мы обсудили, во что может вылиться ежегодное содержание городка. Поднял я также вопрос о беседке для взрослых и дополнительном освещении над детским городком.

— Там два фонаря, как минимум, надо поставить до осени, — прикинул я. — А лучше три.

— Так. Ну, сначала пусть сделают городок, — решил председатель, — потом уже будем ставить вопрос дополнительного освещения.

— А насчёт беседки для взрослых? — напомнил я.

— Да сами сделаете, — заявила старшая Елена. — Материалы только надо достать. Устроим субботник, мужики с удовольствием сами себе столик с лавками сделают…

— Да, собственно, правда. Что мы, беседку сами не построим? — посмотрел на меня председатель.

— Построим, конечно, — ответил я. — О чём разговор?..

Короче, все мои предложения были предварительно одобрены. Значит, можно спокойно дальше действовать.

— Документацию на детский городок будут готовить частями, — предупредил я. — И монтаж будет тоже частями. Как только что-то будет готово, я сразу вам документы принесу.

— Договорились, — ответил председатель, я попрощался с ними, и они проводили меня.

— Тебе обязательно надо собрать собрание и объявить об этом членам кооператива, — сразу позвала жена председателя на кухню, как только их гость ушёл. — Как будто это ты всего добился! Пусть все думают, что у тебя такие серьёзные связи и опять выберут тебя председателем в следующий раз.

— Я уже и сам об этом подумал… Надо расклеить объявления, что будет собрание по поводу бесплатного опытного образца детского городка у нас во дворе… Кто-то придёт, кто-то не придёт. Формально соберёмся, я потом по квартирам ещё пройдусь и подписи дособеру в этот же день…

— Правильно. И всем намекай, что это ты для всего дома хлопочешь! — настаивала жена.

Бабушка с Трофимом ради нас остались в Москве на неделю. Бабуля договорилась на работе за свой счёт. В этот раз мы с женой убедили их занять у нас детскую комнату.

— Надо будет бабушке компенсировать потерю в зарплате, — произнёс я мысли вслух, уже засыпая.

— Я им обоим подарков привезу из командировки, — пообещала жена.

— Правильно. А то деньгами она, боюсь, не возьмёт. Такой разговор лучше даже и не начинать.

В воскресенье до полудня опять гулял с детьми во дворе. А к часу нас бабушка с Трофимом отпустили поздравить художницу с юбилеем.

Вручили Елене Яковлевне бинокль и, как оказалось, очень угадали с подарком. Вроде намёк, что шестьдесят лет — это ещё не возраст. Самое время жить активной жизнью, ходить в театр. Бинокль необычный, все сразу это оценили, и он пошёл по рукам.

У Бобровых собралось не очень много народу. Был Дробышевский с супругой Елизаветой Самсоновной. Был ещё один дядечка с супругой, которому я как-то, в отсутствии художников, картину продал по их просьбе год назад. В этот раз мы познакомились, он представился Робертом Фёдоровичем, а жена его — Марией Юрьевной. Галия сразу впряглась Елене Яковлевне со столом помогать.

Чуть позднее подъехала ещё одна пара. Нам представили художника-мультипликатора Леонида Ароновича и его супругу Татьяну Владимировну. Дядька как дядька, с залысиной, с боцманской бородкой, скромный, приветливый… Но потом мне Дробышевский шепнул, что это Шварцман, создатель мультфильмов «Золотая антилопа», «Дядя Стёпа», «Снежная королева», «Аленький цветочек», «Крокодил Гена», «Чебурашка» и многих других. Вот тут я выпал в осадок даже больше, чем когда мне сказали, что я разговариваю с автором сценария «Человека-амфибии».

Галия очень расстроилась, когда пришло время ехать в аэропорт. На неё огромное впечатление произвела встреча с автором любимых мультфильмов. Подумал, что такие встречи очень полезны. Они мотивируют, показывают, что в жизни всего можно добиться. Ведь ты общаешься и видишь, что перед тобой обычный человек, который упорным трудом и увлеченностью делом развил свой талант до впечатляющих высот. И ты понимаешь, что тоже сможешь, если захочешь. Главное — верить и стараться. Ведь хоть какой-нибудь талант у каждого есть. Надо лишь найти его и развивать…

— Деточка, — смеялась над ней Елена Яковлевна, — можно подумать, мы тебя в ссылку в Сибирь провожаем, а не в загранкомандировку в Румынию.

Два мешка писем с радио так и лежали на заднем сидении в машине. Чемодан жены пришлось положить в багажник. Ну, так и удобнее.

В аэропорту жена быстро увидела своих знакомых. Они стояли отдельной группой. Познакомился с парикмахером жены Валерой Земченко. Он долго жал мне руку.

— Как с твоей женой познакомился, так стал по радио слушать передачи для школьников, — доверительно поделился он со мной. — Голос твой я давно знаю!

— Ну, надо же! — искренне рассмеялся я.

Галия меня ещё начала знакомить с членами делегации, но столько народу перед глазами сразу оказалось, что утратил всякую надежду всех запомнить, кому она меня представила. Их ехало ни много ни мало, а человек сорок.

У Андриянова с Белоусовой командировка формально была на другое мероприятие, поэтому они держались немного в стороне от делегации, отправляющейся на конкурс парикмахеров по единому списку.

Увидев Ивлеву с мужем, Антон откровенно разочаровался. Совсем молоденький… Конечно, высокий, фигуристый, но ничего особенного, таких толпы вокруг…

Он поглядывал на него со стороны, пытаясь понять, что в нём нашла его жена, которая, откровенно гордясь им, представляла его своим знакомым из делегации Министерства бытового обслуживания.

Ну, держится-то он очень уверенно, — отметил Андриянов. — Даже слишком для мальчишки восемнадцати лет.

И когда он естественным движением обнял и поцеловал жену в губы на прощанье, у Антона возникли большие сомнения насчёт собственной версии о его номинальности, как супруга Галии Ивлевой.

Что за ерунда? — думал он весь полёт, сверля Ивлевой, сидевшей тремя рядами впереди, затылок взглядом. — Кто он такой? Эх, жаль не успел перед полетом с тёщей его встретиться… Что она там вспомнила про него?

Проводив жену, отправился домой. Бабуля с Трофимом уже уложили детей, и я получил возможность немного поработать. В десять отправил стариков спать и сам заступил на вахту у нас в спальне возле детских кроваток.

В понедельник с утра решил-таки показать монеты знакомому спецу из Института археологии и созвонился с ним под предлогом того, что нужна консультация. Он вопросов лишних не задавал, поняв, что к чему, и пригласил меня подъехать к обеду. А я до этого времени решил закинуть письма в МГУ. Сколько они у меня в машине будут кататься?

Позвонил Гусеву, уточнил, будет ли он на месте? Он хотел было у меня что-то спросить, но я ему сказал, что скоро буду у него и быстренько попрощался. Знаем мы его! Небось, насчёт Быстровой хотел узнать…

Через час я уже был у него в кабинете со своими мешками.

— Ну, что там насчёт Быстровой? — действительно, первым делом спросил он.

— Анатолий Степанович, я этот вопрос задал кому мог. Ждем реакции. У меня ощущение, что все решится достаточно быстро.

— Понятно. Ну, ладно…

Он взял ключ от группы разбора писем, и мы оттащили туда мешки. Он тут же уточнил у меня, откуда они, и аккуратно подписал.

Москва. МГУ.

Вернувшись к себе в кабинет, когда Ивлев ушёл, Гусев сел за стол и задумался. Что-то непонятная какая-то ситуация складывается вокруг Быстровой. Письмо они ей грамотно подбросили, а толку никакого… Зная, какие люди стоят за Ивлевым, сам собой встаёт вопрос, а какие же тогда люди стоят за Быстровой, если ей все, как с гуся вода?

Очень бы не хотелось оказаться между молотом и наковальней, — нервно стуча пальцами по столу, думал он, пытаясь понять, что же можно сделать? Пришла в голову мысль запросить личное дело Быстровой в деканате, чтобы попробовать понять, кто ее может поддерживать из серьёзных людей. Мало ли, какие-то догадки появятся… Они и так, в принципе, были… Может, в школе ее матери ребенок у какого-то серьезного человека учится, и мать, как директор, через него свою дочку и продвигает, и защищает? Или отец в своем министерстве подружился с каким-нибудь сынком кого-то очень влиятельного? Он за ним присматривает и следит, чтобы его работой сильно не загружали, а в ответ отец молодого человека за его дочкой присматривает? Внезапно размышления его прервал стук в дверь и в кабинет зашёл незнакомец.

— Анатолий Степанович Гусев? — спросил он, и, получив утвердительный ответ, представился. — Моя фамилия Кудряшов, я председатель парткома Трикотажной фабрики «Луч». Анатолий Степанович, тут форменный скандал случился с одной вашей комсомолкой. Даже не знаю, с чего начать?..