Москва. Трикотажная фабрика «Луч».
— Что случилось? — услышала Ирина Николаевна Истомина на том конце взволнованный голос жены Головина. — С Юрой что-то?
— С Юрой… Из партии его сейчас исключили… Я только что с партсобрания.
— Да ты что⁈ А за что же?
— За любовницу, Свет… Об этом вся фабрика сегодня узнала. Я подумала, лучше ты от меня узнаешь…
— Что за ерунда? Какая любовница? Он же дома всё время, на глазах…
— Студентка первокурсница, он квартиру ей снимает, подарками и цветами задаривает, ещё и дефицит сумками таскает. Её соседи видели даже икру чёрную в авоськах с дефицитом… А уж как она одевается и обувь меняет, не чета нам…
— Да что за ерунда? Это точно про моего Юрочку? Откуда у него деньги на всё это? — не могла поверить Головина.
— Светочка, у нас у всех на собрании тот же вопрос возник, — ответила ей Истомина. — Вот только Юрочка твой на все вопросы молчал, как партизан. Но по морде видно было, что все признает.
— Ладно… Пусть только придёт домой, — проговорила Головина и положила трубку, не попрощавшись.
Истомина хмыкнула, услышав короткие гудки. Эх, сейчас Головин жене всё расскажет, и что за студентка, и откуда у него деньги на такую красивую жизнь? Одно жаль — полюбоваться бы на это зрелище собственными глазами!
Вернувшись к себе в кабинет после партсобрания, председатель парткома Кудряшов сел за свой стол и устало вздохнул.
Как же всё это неприятно, — думал он. — Головин, дурак, всех подставил, и себя, и меня… Но как я всё-таки правильно сделал, что взял с собой на проверку сигнала Истомину и Блохина! На собрании они, в основном и выступали, я всего несколько фраз добавил. Никто не скажет, что я кровожадный… Истомина протоколы сейчас оформит и можно звонить Володину… А, хотя, чего ждать?
Он пододвинул к себе телефонный аппарат поближе и набрал телефон приёмной второго секретаря Гагаринского райкома партии.
— Здравствуйте, Герман Владленович, — поприветствовал он его, когда их соединили. — Провели мы собрание по Головину, исключили. Партбилет его и протоколы бюро и собрания занесу вам завтра… Единственное, Герман Владленович, он, возможно, жаловаться к вам придёт, мы всё одним днём оформили, и протокол заседания бюро, и собрания…
— Да пусть приходит! — ответил Володин. — Никто ему уже партбилет не вернёт! Жаловаться он будет… Пусть попробует!
— В МГУ я тоже уже был у секретаря комсомольской организации, всё ему передал.
— Хорошо, Иван Степанович, — благосклонно ответил Володин. — Вы всё правильно сделали. Такому показному барству и пренебрежению всеми возможными нормами морали не место в нашем обществе, а среди членов комсомола и партии и подавно!
— Абсолютно с вами согласен! — поспешно ответил Кудряшов и они попрощались.
Ну, может, и не всё ещё потеряно, — подумал парторг, положив трубку. — А то уже думал, плакало моё повышение. Вроде, теперь, получается, Володин мне услугу должен за то, что я все оперативно сделал, как он велел.
Румыния. Бухарест.
Лейтенант КГБ Глушкова, сопровождающая советскую делегацию, недоумённо пожала плечами. Посмотрев вслед побежавшей за Ивлевой Наталье Суворовой, она перевела взгляд на второго сопровождающего, капитана КГБ Зорина. Он, не спеша закуривая, вышел вслед за иностранцами из гостиницы. Тех ждало такси, они сели и уехали. Капитан же остался курить на крыльце, а Глушкова, оглядевшись по сторонам, решила вернуться с остальными членами делегации в ресторан, чтобы не выделяться.
Там было шумно, громко играла музыка, о чём говорили члены делегации, было не разобрать, но, однозначно, приезд этих иностранцев не остался незамеченным. Она села у барной стойки. Вскоре вернулся капитан, сел рядом и заказал коктейль.
— И что это было, Виктор Михайлович? — спросила его тихонько Глушкова.
— Хрен его знает, — ответил Зорин. — Но вряд ли это по нашему профилю. Ни одна из серьезных западных спецслужб не решится так светить своего агента. Знают они прекрасно, что мы своих граждан на выезде пасем, в особенности если делегация приезжает на какое-то мероприятие. Надо только в общих чертах все равно разузнать, что это за иностранцы были, но это нам, я думаю, завтра же местные доброхоты из делегации во всех деталях расскажут. Вернёмся, укажем в рапорте, а дальше пусть сами разбираются, что это такое было?..
Потрясённая увиденным Наталья побежала следом за подругой к лифту, но не успела, двери лифта закрылись, и Галия уехала одна, увозя с собой невероятно красивый чемодан.
Недолго думая, Наталья бросилась к лестнице. Одержимая любопытством, она взлетела на нужный этаж, почти не отстав от лифта. Подруга даже не успела докатить свой чудо-чемодан до номера, когда она, немного задыхаясь, выскочила с лестницы.
— Галия! — на ходу начала задавать вопросы Наталья. — Это кто был⁈
— Сослуживцы родственников, — улыбнулась та, открывая номер.
— Каких родственников? — ошарашенно спросила Наталья, наблюдая, как в замедленной съёмке, как Галия поднимает чемодан на кровать и открывает его.
— У мужа сестра замужем за иностранцем, — как ни в чём не бывало ответила подруга. начиная вынимать из чемодана яркие упаковки, коробки и коробочки и складывая их на кровати. — Вот его родители подарки для всех в Москву передали…
— Ничего себе! — с горящими глазами присела рядом Наташа. — Сколько всего!..
— Ага, это явно моим мальчишкам, — перекладывала Галия коробки и упаковки, довольно быстро ориентируясь в иностранных этикетках. — Им же всё в двух экземплярах надо…
— А это что такое? — с благоговением вытащила Наталья из-под детских вещей какой-то яркий пакет.
— Похоже, сладости какие-то итальянские, — мельком взглянула на него подруга.
— Ничего себе!..
— Часто у них упаковка только красивая, — равнодушно ответила Галия. — А на вкус наши конфеты и привычнее, и вкуснее. Муж говорит, это потому, что у нас из натурального сырья все делают, а на Западе, чтобы сэкономить, начали серьезно экспериментировать с тысячами пищевых добавок.
— Не может быть, — чуть ли не с обидой посмотрела на неё Наталья, думая, что та её специально обманывает, чтобы не делиться.
— Ну, хочешь, что-нибудь откроем? Сама попробуешь и убедишься, — предложила та.
Галия выложила перед Натальей несколько красочных пакетиков и коробочек, и у той разбежались глаза. Не в силах выбрать что-то одно, она перекладывала их и подносила к носу, пытаясь почувствовать запах сквозь упаковку…
— Давай, вот эти откроем, — предложила с проказливой улыбкой Галия. — Если я правильно помню, там внутри какой-то алкоголь. И выпьем, и тут же и закусим!
— Серьёзно? Давай! — ухватилась за это предложение Наталья, и они тут же вскрыли коробку с обычными с виду конфетами в ярких блестящих обёртках.
Девчонки слопали штук по пять конфет с различными ликёрами внутри, и решили вернуться в ресторан, очень уж пить захотелось…
Не успели члены делегации обсудить эту новость и выдвинуть хоть сколько-нибудь правдоподобные объяснения произошедшему, как обе девушки, и Галия, и Наталья, вернулись в ресторан. Они тут же направились к бару, попросили по стакану минералки, были в приподнятом настроении, шутили и смеялись, а потом заиграла ритмичная музыка и девчонки отправились на танцпол, где их тут же окружили коллеги.
— Что это Галие привезли? — с нескрываемым любопытством и в тоже время беспокойством, спросила Наталью Корчагина, когда Галия отошла подальше.
— Ой, Элла Родионовна! Там такое! — сделала круглые глаза Наташка и присела, сложив руки у груди. — Как в пещере Али Бабы и сорока разбойников!
— Сокровища пиратов! — со смехом подсказал кто-то.
— Лучше! — откликнулась Наташка. — Я такого никогда в жизни не видела! Всё блестит и сверкает!..
— И что вы обо всём этом думаете, Антон? — спросила Белоусова Андриянова, выслушав очередную версию происхождения пиратских сокровищ, которые Ивлева собирается провезти в СССР.
— Да ерунда всё это. Культурные и материальные ценности так просто не ввезти, не вывезти. На первой же таможне всё арестуют. Нет там ничего такого!
— Но люди же не просто так болтают, — возразила Валерия Николаевна. — Нет дыма без огня.
— Ну, что-то ей, конечно, передали, но явно не пиратские сокровища. Что это за бред вообще? Кому только в голову пришло?..
— Эх, Антон, не романтик вы! — фыркнула, улыбаясь, Белоусова, и направилась игривой походкой к танцполу.
— Не романтик… Это почему это я не романтик? — удивлённо посмотрел он ей вслед. — Ещё какой романтик!..
Москва.
Приехал на камволку и застрял у них на несколько часов. Встретился сперва с директором фабрики Колесниковой. Обсудили с ней выполнение плана. Новая линия у них уже вовсю работала. Старую линию остановить и требовать замены они не решились.
— А куда людей девать? — спросила она. — На швейную фабрику перешло только пять человек.
Вызвали с ней главного инженера Воздвиженского.
— Давайте новую линию в две смены пустим, — предложил я. — Старое оборудование, в любом случае, надо менять. А если его не остановить под предлогом фатальной поломки, то и замену не пробить.
— Новая линия производительней. Нам сырья не хватит на две смены, — тут же прикинул Глеб Николаевич.
— А помните мы с вами говорили про вискозную пряжу? — спросил я. — Удалось вам её найти?
— Найти-то удалось, — переглянулись они между собой. — Но у нас нет вискозных тканей в плане.
— А вы делайте из неё ткань сверх плана, — предложил я. — Потом, вискозу можно мешать с хлопковой пряжей…
— И куда столько такой ткани? На швейку? — с сомнением спросила директор. — А они переработают её в таком объёме?
— Вот! — торжественно поднял я вверх указательный палец. — И мы с вами подошли к теме розничного магазина при фабрике. Это позволит нам спокойно и официально продавать внеплановые излишки и закупать под это дело вискозу. Только надо соотношение разных волокон в составе отработать… Есть с кем посоветоваться на этот счёт? Может, у нас профильный научный институт есть какой-то? Министерство вам разрешило, кстати, опробовать вискозу на новой линии?
— Разрешить-то разрешило. Но мы же не про смесовые ткани запрос делали, — ответила Колесникова.
— Ну, ничего страшного. Сделайте ещё один запрос. В чём проблема? Разрешат и сразу начинайте экспериментировать.
— Можно попробовать, — глядя на неё с задумчивым видом, заметил Воздвиженский. — С новой линией это вполне реально.
— И надо выбивать ещё одну такую же линию, — добавил я. — Или аналогичную. Останавливайте одну из старых, мол, сломалась окончательно… Вы же ставили министерство в известность, что у вас все оставшиеся старые линии на ладан дышат?
— Ставили ещё в том году, — подтвердила директор. — Только страшно как-то… А если они нас пошлют куда подальше с нашими просьбами?
— А вы их в известность ставили, что в конкурсе победили?
— Да они и так это знают. Они же сами эти конкурсы и организуют, — недовольно махнула рукой Колесникова.
— Ну и что? А вы в своём запросе напомните им об этом, — улыбнулся я. — Нет ничего страшного в том, чтобы о своих заслугах чиновникам напомнить.
— Ладно, — нехотя согласилась она.
Эх, робкие они все же… Не очень умеют свои интересы отстаивать в госструктурах. Чувствуя, что и так уже здорово её загрузил, переключился на Воздвиженского и попросил его показать мне новую линию. Попрощался с директором, и мы оставили её размышлять над моими предложениями.
Понятно, что ей не хочется лишний раз тревожить министерство и что-то просить для своего производства. Похоже, что слоган «если ты не можешь решить проблему, ты сам становишься проблемой», который в девяностых висел на дверях многих кабинетов высоких начальников, родился как раз в недрах именно советской номенклатуры.
Каждый подчинённый, увидев такое на дверях своего начальства, тысячу раз подумает, стоит ли к нему идти с той или иной проблемой?..
С одной стороны, Колесникову можно понять, но должна же и она понимать, что с тех пор, как они попали в нашу обойму, ситуация для них резко изменилась! Что бы ни случилось, теперь ей всегда помогут очень серьезные люди.
Воздвиженский привёл меня в новый цех. Чистый, светлый, просторный… Ну, неужели Колесникова сомневается, что надо стремиться на всей фабрике такие же прекрасные условия создавать?
Собственно, я сюда рвался, чтобы про американку узнать… А она нас увидела и сама к нам подошла. Поздоровались. Выглядела она спокойной, улыбалась приветливо. Сразу поблагодарила меня за статью в «Труде». Ей сразу показали. Я тут же успокоился — волновался немного, вдруг ей что-то в моей статье не понравится? Всем не угодишь, когда статьи пишешь, даже упоминая человека в позитивном духе. Один обрадуется, что столько хорошего про него сказали, а другой расстроится, решив, что слишком мало хорошего сказали. Он себя еще выше ценит…
— Рад вас видеть, Анна. Как у вас дела с советским гражданством? — поинтересовался я.
— Оформляем, — развела руками она. — Это оказалось не так быстро.
— Но на работу вас, смотрю, взяли? — взглянул я на Воздвиженского.
— Нам такие специалисты нужны, — пожал он плечами. Мол, какие ко мне могут быть вопросы?
— А вы к нам ещё придёте? — спросила вдруг Анна.
— А что? — удивился я.
— Да у меня та газета с вашей статьёй про меня лежит дома. Хотела у вас автограф попросить…
Ах, молодца, девка! Наш человек!
— Буду рад пригласить вас к нам домой. Думаю, жене будет очень интересно с вами познакомиться! — искренне ответил я, радуясь, что даже придумывать ничего не пришлось, чтобы побольше о ней узнать.
— Правда? — удивлённо распахнула она глаза.
— Только жена сейчас в командировке, — спохватился я. — Вернётся только в пятницу…
Взял рабочий телефон Анны и обещал позвонить, как мы с днём определимся. Она покраснела и явно ещё что-то хотела спросить, но промолчала, с опаской взглянув на Воздвиженского.
— Что ты на меня зыркаешь, Юрченко? — спросил он, едва сдерживая улыбку. — За Озерова хочешь попросить? Сама к журналисту центральной газеты в гости внаглую напросилась, ещё и его за собой тащишь?
— Я же не специально напросилась, — совсем смутилась она.
— Да ладно вам, Глеб Николаевич, — заступился я за девушку, мысленно покачав головой. Да уж, с персоналом главный инженер не очень умеет работать. — Пусть и Озеров приходит, мы с женой только рады будем.
Мы попрощались с ней, и главный инженер пошёл меня проводить.
— Можно подумать, никто не знает, что у них с Озеровым роман, — смеясь, проговорил он, когда мы уже вышли из цеха. — Всё стесняется чего-то…
— Может, она вину чувствует, что из-за мужчины от своей страны отказалась, — предположил я.
— А и правда, может быть, — совсем другим тоном произнёс тот, внимательно взглянув на меня. — Не буду тогда ее больше поддевать по этому поводу… А то сбежит еще в свою Америку, а мы тогда тут все влипнем.
Мы попрощались, и он направился к себе, а я сел в машину и глянул на часы… На тренировку ехать было ещё рано. И домой ехать смысла нет, только приедешь и сразу на тренировку выдвигаться надо будет…
Решил заехать к Васе на службу, что-то он пропал куда-то, давно новостей не было… А мне же интересно, что там с этими мошенниками у него, ну и в целом, как у него жизнь складывается. Тем более, мне было по пути. Правда, дежурный мне сказал, что Баранов переведен в РУВД и подсказал мне, где это. Ехать оказалась недалеко, нашёл быстро.
— Давно же мы с тобой не виделись, — удивлённо высказал я Васе, когда он вёл меня к себе. — Это повышение так повлияло? Бегаешь весь в мыле?
— Вообще-то, да, — улыбнулся он.
— Поздравляю! Что нового по делу фальшивомонетчиков? Есть успехи?
— Есть, — ответил он. — Вышли на финишную прямую. Но больше сказать пока ничего не могу, сам понимаешь…
— Поинтересуйся у своего руководства по завершении дела, может оно сочтёт возможным что-то обнародовать? Я бы о ваших подвигах статью написал! — предложил я.
— Разумеется, дружище, — рассмеялся тот, тут же оценив мое предложение, и мы попрощались. Я знал, что он честолюбив и оценит шанс засветиться в центральной прессе.
Москва. Трикотажная фабрика «Луч».
Придя к себе в кабинет, Головин на автомате достал початую бутылку коньяка из шкафа и выпил граммов сто чуть ли не одним глотком.
До дома тут рукой подать, доеду, — подумал он. — Надо будет что-то сказать жене… Сто процентов, ей уже кто-нибудь донёс!
Он вдруг осознал, что совсем не хочет терять семью. Светка у него хорошая жена, никогда он в ней не сомневался. Дети всегда чистые, сытые, учатся хорошо и папку уважают. Да и внешностью её бог не обидел, мужики, вон, с работы всегда ему завидовали… Внушало надежду то, что однажды она его поймала почти на измене… Увивался он за одной сослуживицей, не подумав, что добрые люди заметят и сообщат жене. Ни до чего серьезного не дошло у них, Светка узнала и скандал ему устроила. Но все же простила. А потом вот нарисовался на горизонте этот Димас с предложением студенточку на содержание взять. Ну и взял вот. Говорят, его в тюрягу скоро законопатят. Туда ему и дорога, гаду, с такими предложениями!
Рабочий день закончился.
Что тянуть? Надо ехать домой. Будь что будет, — решил он и махнул ещё стопочку для храбрости…
Дома было подозрительно тихо, было слышно только, как жена гремит посудой на кухне.
Он переобулся и прошёл на кухню. Жена занималась готовкой и делала вид, что не видит и не слышит его.
— Свет, — позвал он, но она не отреагировала. — Светка, — подошёл он к ней сзади и попытался обнять за талию.
Тут её прорвало… Он едва успел увернуться от разделочной доски, которую жена удобно ухватила за ручку. Куски хлеба полетели на пол…