Ревизор: возвращение в СССР 32

Глава 19

Москва. Квартира Головиных.

— Ах ты, сволочь! — закричала она и замахнулась второй раз.

Главное, по голове не дать стукнуть! — успел подумать он, перехватывая её руку.

— Ах ты, подонок! Мерзавец! — кричала жена, пытаясь вырвать руку и огреть его.

— Прости, Свет. Бес попутал, — вырвал он грозное оружие, обнял её и прижал к себе.

— Ты что же, все деньги за дом бабкин на шалаву свою спустил⁈ — продолжала вырываться она.

— Да с чего ты взяла? — отодвинул он её от себя на вытянутых руках. — Лежат они вон, в шкафу, на верхней полке, под постельным бельем! Все до копеечки! — честно глядя жене в глаза, ответил он, а в голове у него уже сложился план обороны. Раз ее деньги главным образом волнуют, то есть шанс выпутаться…

— А на что же ты любовнице квартиру снимал и икрой чёрной кормил?

— Это кто тебе уже такое наговорил? — возмутился он, холодея от уровня осведомленности супруги.

— Ирка Истомина звонила и всё мне про тебя рассказала!

— И ты ей поверила? Эта корова всегда тебе завидовала! Это ж надо, пару букетов превратить в съёмную квартиру и чёрную икру!

— А на букеты где деньги брал? — недоверчиво спросила она.

— Премия была, — виновато опустил он глаза.

— Сволочь! Премию какой-то шалаве отнёс! Вместо того, чтобы о семье подумать! О детях!..

Из своей комнаты выскочили перепуганные дети. Пришлось им обоим снизить градус накала, чтобы успокоить их и загнать обратно в детскую.

А потом жена горько разрыдалась, и он долго и старательно успокаивал её, крепко обнимая…

— Ты меня так опозорил! — сквозь рыдания повторяла она. — Спать будешь в детской!

— Хорошо, дорогая.

— На полу!

— Да, дорогая.

— Выгнала бы тебя к чёртовой матери, если б не дети! Скотина такая!!!

— Согласен, дорогая, — начал он целовать её в макушку, безмерно радуясь, что она не гонит его прочь из квартиры…

Москва. Гагаринский райком.

Получив от председателя парткома трикотажной фабрики «Луч» информацию о проведенных мероприятиях, Володин позвонил Захарову.

— Виктор Павлович, по главному инженеру трикотажной фабрики «Луч», той самой фабрике, помните? Звоню сообщить, что меры приняты, — поспешил доложить он. — Сегодня на фабрике состоялось партсобрание, на котором его исключили из партии за аморальное поведение. Парторг фабрики «Луч» также побывал в МГУ по поводу его любовницы. Все ответственные лица поставлены в известность.

— Вижу, что работа проведена, Герман Владленович. Но хотелось бы, чтобы впредь нужды в ней больше не было.

— Разумеется, Виктор Павлович, — поспешно согласился Володин и они сухо попрощались.

Посторонний, случайно услышавший этот их разговор, не обратил бы на него никакого внимания, обычный разговор двух партийных функционеров. Однако Захаров понял из доклада Володина гораздо больше, чем понял бы кто-то другой, и крепко задумался, положив трубку.

Значит, Быстрову сбивал с панталыку Головин, — сделал он вывод, — Володину пришлось его убрать… И это правильно. Зачем такой неуправляемый персонаж в таком серьёзном деле? Но Головин был посвящён во все тонкости работы трикотажной фабрики. А фабрика-то теперь наша… Что же с ним делать? Нельзя его из-под контроля выпускать. Сегодня уже поздно, а завтра надо обязательно по его поводу какое-то решение принять и его в известность поставить. Пока он с горя не запил и не начал языком трепать направо и налево.

Москва.

Придя домой после комсомольского собрания, Регина не знала, чем заняться, чтобы убить время до прихода Юры. Ярость и обида не давали думать ни о чём другом, кроме того, что её сегодня, не считаясь ни с чем, исключили из комсомола! Она не видела на собрании Гусева, но Луппиан без его ведома и шага ступить не может! Он знал обо всём, наверняка! Небось, это он и велел Луппиан устроить сегодня этот цирк! Ну он ещё пожалеет об этом! На что он рассчитывал? Что она станет унижаться и оправдываться перед ним? Или, может, она перед студентами сегодня должна была распинаться и оправдываться? Да кто они такие?

Она сама не заметила, что нервно ходит взад-вперёд по комнате, то и дело поглядывая на часы. Вот сейчас Юра придёт, и она все ему расскажет!.. Они ещё пожалеют все!

Но прошло обычное время, когда он приходил, а он так и не появился. Прошло ещё полчаса. Она стояла у окна и с каждой минутой осознавала всё яснее, что он уже не придёт…

Регина не смогла ждать и отправилась к нему, благо адрес его она знала, списала с его паспорта как-то, пока он в душе мылся…

Как знала, что пригодится! — думала она, начиная злиться и на любовника тоже. — Не мог зайти и предупредить, что его не будет сегодня! У меня и так неприятности, а ещё и из-за него волноваться!

Придя к дому Головиных, она быстро определила, в каком подъезде нужная ей квартира. Она не спешила заходить в подъезд, а осталась во дворе, просчитывая, как ей лучше поступить?

Если у него дома жена, она не даст нам спокойно поговорить, да и он может разозлиться, что перед женой его появилась, проблемы ему создаю, — думала она. — Надо его как-то вызвать во двор… Может, кого-то из соседей попросить помочь?

Пока она стояла и ждала, что кто-нибудь выйдет из нужного ей подъезда, высчитала и Юрины окна по номеру квартиры. По её прикидкам, они должны были выходить во двор. Единственное, она не знала, сколько комнат у Головиных в квартире, одна, две или три? Сколько всего у них окон?..

Жена уже почти перестала плакать, только изредка всхлипывала. Она стояла, отвернувшись от него, около обеденного стола, Юрий обнимал её сзади за талию и целовал в шею, в ухо, куда мог дотянуться.

— Уйди от меня! — шлёпнула она его по плечу. — Не зли, пока не передумала! Иди в детскую! Детей лучше успокой, кобелина!

Пришлось ему идти в детскую. Оба ребенка опасливо посмотрели на него, когда он вошел. Крики, которые они слышали, их напугали. Они понимали, что между родителями происходит что-то нехорошее. Головин попытался успокоить их, как мог. Наконец, вроде, получилось. Сын сел рисовать, и Головин присел рядом с ним на ковер, а старшая дочь пошла к окну, задернуть шторы, как велел ей отец.

— Пап! Посмотри, внизу какая-то девушка странная стоит, чужая. Она не на наши окна смотрит? Мама говорила, что воровка в соседнем подъезде что-то украла недавно. Может, она снова пришла?

Юрий подошел к окну и не поверил собственным глазам! Прямо под их окном стояла Регина собственной персоной.

Только её сейчас не хватало! — подумал он, лихорадочно соображая, что же делать?

— Пока не разделся, давай мусор выброшу, — предложил он жене, выскочив в гостиную, и, не дожидаясь ответа, схватил мусорное ведро и поспешил во двор.

Понимая, что жена наблюдает за ним, он сделал вид, что не знает Регину и пошёл от неё в другую сторону в конец дома к помойке. Услышав стук женских каблуков, он понял, что Регина догадалась пойти за ним.

Дойдя до помойки, он зашёл за неё и развернулся в ожидании любовницы. Она не заставила себя долго ждать.

— Ты зачем сюда пришла⁈ — набросился он на неё.

— Юра, ты чего так кричишь? Неужто разлюбил? — расстроилась она.

— Не до того сейчас! У меня максимум минута! Дома скандал! Про нас с тобой узнали! Меня исключили из партии и вот-вот уволят! Нам надо с тобой срочно расстаться, чтобы не усугублять!

— Но ты же говорил, что у тебя сильные связи! — удивлённо возразила ему Регина.

— Связи работают, только когда ты сам при должности и есть перспективы карьерного роста! А какие у меня теперь перспективы? Из партии выгнали! Я больше никто!

— И ты так просто сдашься? — с негодованием спросила она.

— А есть выбор?

— Меня тоже сегодня из комсомола выгнали, могут из университета отчислить! И что, мы это так и оставим? Вот кто во всём этом виноват?

— Володин, кто же ещё? Он мне ультиматум выдвинул насчёт тебя, а я не послушал. Вот и результат!

— Я так и знала! — внезапно услышал он голос жены над ухом. — Это что же делается-то⁈ Шалава! Совсем стыд потеряла! Средь бела дня уже к женатому мужчине пристает!

Юрий не успел опомниться, как жена уже вцепилась Регине в волосы с криками, что кормильца из семьи уводят! Девушка от боли истошно завизжала на весь двор.

Бросив ведро, он кинулся к женщинам разнимать их, но они так увлеклись, что кто-то из них звезданул ему локтем в глаз со всей дури. Так сильно прилетело, что от острой боли он потерял ориентацию в пространстве и равновесие. Кто-то подхватил его подмышки, оттащил в сторону и усадил на бордюр. Он попытался встать, но ничего не видел. Слышал крики, чужие голоса…

— Милиция!!! — истошно закричал женский голос откуда-то с верхних балконов. — Убивают!!!

Пострадавший глаз заплыл, но второй, вроде, начал видеть свет сквозь слёзы. Но очень нечетко. Головин поднялся. В голове зашумело.

— Не надо милицию! — сумел он выдавить из себя. — Женщины! Успокойтесь!

Он пошёл, выставив руки вперёд, на голос жены, выкрикивающей яростные проклятья.

— Только появись ещё возле нашего дома! Проститутка! — кричала она. — Гоните её отсюда поганой метлой, люди добрые! Чтобы эта шалава раз и навсегда дорогу сюда забыла!

Головин понял, что Регина уже вырвалась и ушла.

— Юра!.. Что с тобой⁈ — заметила его наконец жена. — Юрочка⁈

Регина уходила, глотая слёзы боли и обиды. Ощупывая на ходу голову, она нашла минимум два места, откуда эта безумная тварь вырвала по хорошему клоку волос.

Как он только с этой идиоткой живёт⁈ — думала она. — Хотя, так ему и надо! Тряпка! Ничтожество! Правильно его из партии турнули! Не смог защитить свою любимую женщину! Ни от своей бешеной жены, ни от Володина! Но ничего! Она сама за себя отомстит! Главное, она теперь знает, кто во всём этом виноват!

Головины вернулись домой. Пострадавший глаз у Юрия совсем заплыл, голова болела. Он лёг на диване. Жена принесла ему подушку.

— Неужели эта шлёндра стоила того, чтобы вылететь из-за неё из партии? — причитала жена, прикладывая к его лицу что-то ледяное из морозилки.

— Светуль, конечно, не стоила, — оправдываясь уже несколько раз, повторил он.

— Ты должен бросить её! Пообещай мне!

— Уже бросил, дорогая.

— Поклянись!

— Клянусь, чем хочешь, — устало ответил он.

Жена немного успокоилась, сходила и поменяла ему слегка оттаявший кусок замороженного мяса на другой. Дети подходили к нему и с ужасом смотрели на него, как будто он смертельное ранение получил.

За что мне всё это? — думал он. — И так скандал на работе, а завтра, вообще, стану посмешищем для всей фабрики, приду с фингалищем таким на работу… И не докажешь же никому, что это не жена меня так отделала за измену. Хотя, может, и жена. Чёрт его знает, на чей локоть я там напоролся?

Светка поутихла, слава богу, а, ведь, это она ещё не знает, что меня с должности вот-вот попрут! Без партбилета меня на должности, в любом случае, не оставят, и хорошее место мне на фабрике не светит. А работать под началом своих бывших подчинённых совсем не хочется… Хорошо, хоть, ума хватило не все деньги на Регинку спустить! Отложил прилично, будет, на что перекантоваться, пока буду думать, куда устроиться. На хлеб с маслом деньги в семье будут и, даже, с икрой…

Румыния. Бухарест.

Наташа с коллегами осталась ещё танцевать, а Галия решила, что на первый раз достаточно и поднялась в номер. Было, вроде, ещё не очень поздно, но в Москве уже было на час больше, и клонило ко сну.

Галия собрала подарки с кровати и уложила их в новенький чемодан. Как же здорово, что ей подарили такой красивый чемодан и кучу подарков. И что особенно приятно, отношение других членов делегации моментально изменилось. До этого на неё смотрели, как на красивую дурочку, которую взял с собой парикмахер, чтобы с ней в конкурсе участвовать. А как важный иностранец с переводчиком появился и подарок сделал, так теперь прямо зауважали, и разговаривать стали совсем по-другому.

После тренировки Сатчан отдал мне две пачки шестого тома Конан Дойля.

— Слушай, забыл совсем, — оправдываясь, произнёс он. — Из-за дочки всё из головы вылетело.

— Да ладно, я и сам каждый раз вспоминаю, когда мы уже с тобой разъезжаемся. Мне Марьяна ещё недели две назад сказала, что ты всё вывез, — ответил я.

— Последний том Конан Дойля в работе. Что думаешь дальше запускать? — спросил он.

— Ничего себе. Мне казалось, Конан Дойля ещё печатать и печатать… Вот Марьяна молодец у нас, взялась по-серьезному за дело, не то, что Ганин. Правда, есть проблемка. Давно мне уже не попадался на глаза тот список литературы, что ты мне отдал. По-моему, я его последний раз ещё до ремонта видел…

— Ну, поищи… Надо подумать, что нам дальше выгоднее запустить в работу.

— Да, конечно. Приеду сейчас домой, займусь поисками.

Но дома меня ждали записки на трёхканальнике. Ирина Леонидовна бабушку научила, она мне всё записала, и что Константин Брагин заходил, и что звонил Литвинов из Института археологии. Литвинову на работу звонить, понятное дело, уже поздно было. А к Брагиным я решил зайти, вдруг что-то срочное.

— По усыновлению Мишки новости появились? — предположил я, когда Костян пригласил меня пройти в кухню.

— Нет, — странно усмехнувшись, покачал он головой. — Хотел рассказать, что твою старую знакомую сегодня из комсомола вышибли. Быстрову, — пояснил он в ответ на мой удивлённый взгляд.

— О, как. И за что?

— За аморалку. Любовница, понимаешь, женатого мужчины. Он ей квартиру снимал, обувал, одевал, цветы букетами носил в любое время года. А у самого семья, дети…

— Сурово с ней в этот раз, но поделом. У Самедова тоже были жена и дети…

— Ну да, у неё же ещё строгий выговор был за ту историю с тобой.

— Точно. Ну, сколько верёвочке не виться, а конец, всё равно, будет…

— Закономерный конец, — усмехнулся Костян. — Там же ещё и вопрос об отчислении стоит… Луппиан так пылала от ненависти к Регине, что в деканат по этому поводу предложила обратиться…

— Ну, я лично жалеть не буду, если так все сложится… На редкость настырная девица, вообще удержу не знает. Как река по весне, из берегов выходит и все вокруг затапливает. Она бы свою эту дурную энергию лучше бы на учебу пустила, а не на интриги и интрижки с женатыми мужиками… Вот на ту же Луппиан бы глянула, в качестве примера для подражания. У нее все всегда хорошо будет…

— Ага, есть такое.

Вернувшись к себе, долго искал список литературы. Но поиски мои не увенчались успехом. Даже не вспомнил, когда я видел этот список последний раз? Блин, любой серьезный ремонт просто катастрофа для бумаг…

Во вторник с самого утра отправился в Пролетарский райком посоветоваться с Сатчаном, что же теперь делать? Можно ли связаться с заказчиком и обновить этот список?

— Слушай. Можно, конечно, и список новый запросить, и запросим, — ответил мне он. — Но я бы хотел сейчас что-то для детей запустить.

— Это я и сам как-то хотел, — хмыкнул я. — Но можно печатать дополнительный тираж только тех книг, которые уже были изданы. Нужен образец.

— А то я не знаю, — задумался он. — Вот, есть «Золотая библиотека» для школьников. Там двенадцать книг… Как насчет нее?

— Это нам на целый год работы, — задумчиво посмотрел я на него.

— Ну так, самое то. А есть ещё библиотека приключений. Там восемь книг…

Тут у него зазвонил телефон и кто-то, видимо, спросил его, чем он занят?

— Ивлев приехал, вот, обсуждаем рабочие моменты, — ответил он и, положив трубку, поднялся. — Пошли. Бортко что-то зовёт.

— Очень хорошо, — увидев нас у себя в кабинете, проговорил тот. — Захаров о встрече попросил. У нас на трикотажке новой ЧП… Нет, не ЧП, но возможны проблемы… Головина, любовника твоей Быстровой, вчера из партии исключили. А это автоматически повлечёт за собой увольнение с должности главного инженера.

— Интересно девки пляшут, — заметил я. — Это из-за Быстровой?

— А что Быстрова? — заинтересованно спросил Бортко.

— Да её тоже вчера турнули из комсомола, — пояснил я. — Причём это ещё не всё, стоит вопрос об отчислении её из университета.

— Давай-ка, раз ты так глубоко в этом вопросе разбираешься, ты с нами к Захарову съезди, — решил Бортко.

И мы отправились опять по привычному маршруту к Лубянскому скверу. Захаров уже ждал нас на лавке недалеко от памятника героям Плевны.

— Надеюсь, вы уже подумали над нашей проблемой? — спросил он нас, едва мы подошли. — У меня времени не очень много…

— Виктор Павлович, а что тут думать? — спросил Бортко. — Оставить его на той же фабрике с понижением…

— Это большой риск, — возразил я. — Головин связан с Быстровой, она упёртая и самоуверенная, а он, похоже, в их тандеме ведомый, раз так глупо подставился. Это очень опасно. На наших объектах его точно не стоит оставлять.

— Согласен, — нахмурившись, ответил Захаров. — Неоправданный риск утечки информации… Пристроить его, что ли, куда-нибудь в исполком с глаз долой? И при деле будет, и обижаться на нас и пакостить повода не будет. А, нет! Не получится. Его же из партии исключили. Чёрт! И что с ним делать? Вернуть ему партбилет?

— Не стоит, Виктор Павлович, — возразил ему Бортко. — Тогда он сообразит, что мы его слишком опасаемся, чтобы серьёзно на хвост наступить. Непонятно, что он тогда о себе возомнит… Володин же не случайно его из партии турнул. Я так понимаю, что он его ослушался, не прекратив свои шашни с этой Региной.

— Не девка, а какая-то катастрофа, уже даже хочется лично на нее взглянуть, — проворчал Захаров, изрядно напугав меня. Еще не хватало, чтобы Регинка к нему в любовницы пристроилась… Эта может. Она же через него мне выжженную землю устроит. Власти у Захарова немерено, а она его в постели будет уговаривать меня прессовать…

— А давайте, его в какой-нибудь таксопарк пристроим по технической части что-нибудь возглавить, — предложил я поспешно, возвращая разговор к трудоустройству Головина. — Только, конечно, не в наш таксопарк! В любой другой. Там же сумасшедшие деньги крутятся! У него будет куча левых доходов, но к нам он, при этом, никакого отношения иметь не будет. А если возьмут его однажды на этом леваке, то авось, ума хватит про фабрику промолчать, чтобы срок себе не увеличивать…

— Ну а что? Вариант, — кивнул Бортко. — Обижаться если будет после такого, то на Володина, а не на нас… Мы ему вон как помогли!

— Согласен, — добавил Сатчан. — Не будет повода на нас камень держать за пазухой…

— Ну и через пару лет на фабрике уже всё по-другому будет, даже если вдруг и запоет, — согласился Захаров. — Если его там не будет, ты совершенно спокойно сможешь там навести порядок и с работой, и с документооборотом, — посмотрел он на меня.

— Не вопрос, сделаю, — согласился я.

Захаров дал поручение Бортко найти вакансию в одном из таксопарков Москвы, а потом переговорить с опальным главным инженером, и мы закрыли эту тему.

Вернулись с Бортко и Сатчаном в райком как раз к обеду, и я вспомнил, что не позвонил Литвинову в Институт археологии. Тут же его и набрал. Он сказал, что реконструкции готовы, он их к себе в кабинет привёз.

— Так что, можете приезжать в любое время за ними, — радостно предложил он.

— Как они, хоть, получились? — поинтересовался я, обрадовавшись, что после моего упоминания так быстро все решилось. — Лица хорошо видны?

— Конечно, хорошо! — рассмеялся он и я решил сразу к нему поехать, объяснив Бортко и Сатчану, что собираюсь начать переговоры с художниками.

— Торгуйся только там, — шутя сказал мне Михаил Жанович. — А то закажешь сейчас шедевр за сто тысяч.

— Посмотрим, — улыбнулся я и попрощался с ними.

У Литвинова меня ждал ещё и Иван Алдонин. Ему тоже очень было интересно, что у антропологов получилось.

Мы втроём молча разглядывали коричневые головы. Каждый думал о своём. Обычные лица, такие и сейчас можно встретить. Ну, логично, не гоминиды же какие-нибудь.

— А они красивые, — вдруг сказал Иван. — Были…

— Вань, планируем для музея заказать полотно в полный рост. Хочу нашим Бобровым предложить. У тебя же будет возможность их проконсультировать насчёт эпохи, какого они роду-племени? Чтобы у нас соответствие было художественного полотна и исторических фактов. — спросил я его.

— С удовольствием! — сразу заинтересовался он. — Я им и остатки украшений их покажу!

— А с костюмами как быть? — порадовался я его энтузиазму.

— По этому периоду есть хорошие специалисты по бытовой культуре, помогут, — пообещал он.