Ревизор: возвращение в СССР 32

Глава 20

Румыния. Бухарест.

— Валер, а тебе сколько лет? — уточнила Галия, чтобы отвлечься. А то он сам нервничал, и она, глядя на него, тоже начала.

— Двадцать девять, — на автомате ответил он, работая над её причёской.

— О! А мне двадцать! В сумме сорок девять! Как раз, номер нашего зеркала!

— Серьёзно? — удивился он, подняв глаза на номер. — И что?

— Это к победе! — уверенно ответила она.

— Ну-ну, — скептически отозвался Валера. — Тут хоть какое-нибудь место получить бы, уже победа… Тут же по очкам считается, в смысле, по баллам… Раз десять надо поучаствовать, чтобы всё понять, за что снимают, за что начисляют…

— Значит, и будешь участвовать, пока не победишь, — улыбнулась Галия ему в зеркало.

— Угу. Перед этим надо во всесоюзных конкурсах сначала побеждать…

— Значит, будешь побеждать… Кстати, ты же после Воронежа собирался в Москву перебраться?

— Сейчас конкурс пройдёт и буду думать. У меня в Москве ни жилья, ни знакомых, ни прописки…

— А ты на ЗИЛ иди. У меня там отец и брат работают. Там и общежитие есть. Я тебя с братом познакомлю, он тебя научит, куда идти, к кому обращаться… Поработаешь сколько-то лет на заводе, квартиру получишь и можно будет подумать о дальнейшем трудоустройстве…

— И кем я пойду на завод? — удивлённо посмотрел он на неё в зеркало. — слесарем, что ли?

— Парикмахером, Валер! Там несколько кабинетов на разных территориях! ЗИЛ — как город в городе!

Москва. Институт археологии.

Литвинов остался очень доволен тем, что нам с Иваном понравились реконструкции. Мы с ним упаковали их обратно в коробки и перенесли ко мне в машину.

— Я зайду к тебе сегодня вечером, — сказал Иван, прощаясь, — узнать, согласились ли художники. Или они так сразу не дадут ответ?

— Не знаю. Попробую к ним зайти, может, застану… Но ты, в любом случае, заходи.

Приехав домой, сразу зашёл к художникам. Повезло, они оба были дома. Начал с планов построить музей, рассказал, как экспедиция Ивана раскопала там в кургане двойное захоронение.

— Получается, мы их могилу потревожили, — продолжал я. — Хотим перезахоронить там же на территории музейного комплекса, а в самом музее большое художественное полотно выставить в память о них. Вы не возьмётесь за эту работу?

Бобровы потрясённо переглянулись между собой.

— Это же то место, где наш Иван клад нашёл? — уточнил Михаил Андреевич. — Про который ты в газете писал?

— Да, оно, — кивнул я.

— Так это что, ты нам предлагаешь ту самую Городецкую мадонну написать? — спросила Елена Яковлевна.

— Во, точно! — обрадовался художник. — А то я забыл, как её?..

— Ну, да, — подтвердил я. — Антропологи закончили восстановление лиц по черепам. Забрал сегодня реконструкции…

— О… А можно посмотреть? — воскликнула Елена Яковлевна.

— Конечно. Сейчас принесу. Они в машине.

Михаил Андреевич вышел со мной во двор, и вскоре художники с интересом прохаживались вокруг стола в своей гостиной, изучая получившиеся бюсты.

— Иван Алдонин готов оказать всяческое содействие, — продолжал я уговаривать их. — Обещал показать остатки их украшений, не помню, сколько там чего при них было обнаружено, но они не простые смертные были… Ещё он обещал устроить консультацию по костюмам той эпохи, сказал, что есть знакомые специалисты. Они же будут в полный рост…

— Интересная может оказаться работа, — заинтересованно произнёс Михаил Андреевич, переглянувшись с Еленой Яковлевной. — А какого размера портреты нужны?

— Хотелось бы в увеличенном масштабе, — развёл я руками. — Вот тоже нужно с вами посоветоваться… Как большие полотна перевозят? Они же ни в двери, ни в окна не проходят…

— На валу перевозят, — ответил он. — Ну, это катушка такая деревянная специальная, — пояснил художник, видя, что я не понял. — Это не важно, технология отработана, я договорюсь о доставке… Но хорошо бы понимать, в каком помещении работа будет выставляться, какое будет освещение… Можно же сразу конкретные условия учесть.

— Там на нулевом цикле ещё строительство, — ответил я. — Считаете, нужно окончания подождать?

— Зачем? У вас же есть проект? — уточнил он.

— Ну, конечно.

— Можно же сразу сказать, в каком именно месте будет Мадонна выставляться?

— Посмотрю, — пообещал я. — По–хорошему, это надо бы согласовать с будущим руководством музея… Организация музейных экспозиций, не совсем мой конёк… Точнее, совсем не мой…

— Да мы понимаем, — улыбнулась Елена Яковлевна. — Это вообще редкие специалисты. И очень часто люди не от мира сего.

Как и художники, — подумал я, не став озвучивать эту мысль.

— Ты нас, главное, сведи с руководством музея, — сказал Михаил Андреевич, — а там мы уже определимся все вместе и по размеру полотна, и по местоположению.

— А, понял… Я так понимаю, пока мы с размером не определимся, то и о цене говорить рано?

— Ну, в любом случае, — взглянул он на жену, — это будет не дороже четырех тысяч?

Елена Яковлевна неопределённо пожала плечами.

– За одну или за обе? — решил уточнить я.

— За обе, конечно, мы же не собираемся драть деньги за такое нужное дело. Не в Москве же музей будет на территории Кремля, а в глубинке… — сказал Михаил Андреевич.

— Я скажу начальству, не дороже пяти, на всякий случай, — кивнул я.

— Хорошо бы туда съездить, — заметила художница.

— Обязательно, Леночка, съездим, — пообещал он.

— А что с реконструкциями делать? — спохватился я.

— Оставь их нам! — потирая руки, ответила Елена Яковлевна. — Над эскизами, пока, поработаем.

— Ага! — обрадовался я, поняв, что договоренность теперь точно достигнута, и они в деле. — Мы ещё зайдём к вам вечером с Иваном насчёт костюмов и украшений?

— Конечно, Леночка обожает все эти кружева, меха, жемчуга выписывать, — улыбнулся Михаил Андреевич, глядя на жену, и мы с ними попрощались до вечера.

Ну и отлично. На самом деле, почему-то был уверен, что художники согласятся. Работают они хорошо, добротно, я буду уверен, что дело в надежных руках.

Москва. МГУ.

В середине последней пары в аудиторию зашла методист, сухонькая женщина лет сорока, похожая на мышку, извинилась перед преподавателем и сказала ему, что Быстрову вызывают в деканат.

Тот говорить ничего не стал, только, глядя тяжёлым взглядом на Регину, кивнул на дверь, мол, будь любезна на выход. Все, в том числе и она сама, поняли, с чем этот вызов может быть связан и смотрели, как она собирает с парты свои вещи в красивую сумочку. А Регина демонстративно не спешила. Методист не стала её ждать и ушла.

Когда же Регина зашла в деканат, методистка положила перед ней с ехидной ухмылочкой приказ об отчислении за аморальное поведение. Регина прочла его, не веря до конца, что это правда.

— Но почему? У меня же нет хвостов! — возразила она. — Я хорошо учусь!

— Это пока у тебя нет хвостов, — возразила ей методистка. — Трудно, знаешь ли, совмещать беготню по женатым мужикам с учёбой в МГУ.

— А причём здесь учёба? — возмущенно спросила Регина. — Я же хорошо учусь. Пустите меня к декану!

— Ну уж нет, голубушка! — тут же подключилась вторая методистка, крупная и круглая женщина за пятьдесят. — Первый раз, когда с женатым спуталась, ты ещё могла бы сказать, что ошиблась. Поняли бы, возможно и простили. А второй раз на молодость и наивность уже не спишешь. Значит, тебе женатиков окучивать и подарки с них драть важнее учёбы! Ты свой выбор сделала!

— Откуда вам знать, какой я выбор сделала? — в сердцах воскликнула Регина. — Мне надо к декану!

— Его нет! Уехал! — ответила первая методистка.

— А я подожду!

— А его не будет сегодня! — начала злиться методистка. — Его в ректорат вызвали, оттуда сразу домой пойдет.

— Ничего… А вдруг появится! — ответила ей Регина, зыркнув недобро.

— В коридоре жди! — ответила ей та и указала на дверь.

Регина стояла, периодически двери открывались и закрывались, заходили то студенты, то преподаватели. Ей казалось, что все они с любопытством косятся на нее, а однажды, когда дверь открыл, заходя внутрь, высокий и красивый преподаватель лет тридцати, она отчетливо услышала свое имя. Методистки, сучки, языки про меня чешут! — решила Регина.

Декан, и правда, сегодня так и не появился. Регина ждала до последнего, пока сотрудницы не заперли деканат и не ушли домой.

Она шла по коридору в замешательстве. Перед глазами стояли ухмыляющиеся лица этих сучек. Что же делать? Что делать? Май заканчивается. Кто оплатит квартиру за следующий месяц?

Ну, допустим, несколько месяцев я сама буду платить, а потом? — лихорадочно думала Регина. — На что я буду жить?

Румыния. Бухарест.

Андриянов помогал Валерии Николаевне собирать образцы книжных новинок со стола. Они решили не рисковать и не оставлять их до утра без присмотра, так что уносили на ночь с собой в гостиницу.

— Когда там Ивлева от своего парикмахера освободится? — устало спросила она.

Андриянов тяжело вздохнул. Он уже выяснил, что Земченко заявился, как участник, во все номинации с длинными волосами, так что Галия будет занята все три конкурсных дня.

Сейчас ей сказать, или завтра? — мучительно соображал он. — Лучше, завтра, а то весь вечер сегодня будет испорчен. Как начнет ныть…

— Надеюсь, завтра у них будет последний день участия, — неопределённо ответил он, закрыл чемодан с книгами и потащил его к выходу.

Москва.

Прокурор Томилин уже который день думал над просьбой дочери. Он-то и не прочь оказать помощь хорошим людям. И мальчонку жалко. И Ларочка всё ждёт, когда они в гости к Мишке в детдом поедут… Но! Но…

Председателю комиссии по усыновлению Исакову уже так просто не позвонишь, — рассуждал Томилин. — Он, наверняка, понял, что я не согласовал с Лёвой согласие на усыновление, обманув его. Брагин же сразу на меня ополчился тогда в ресторане, значит, он уже звонил в райисполком и узнал, что это я отбой дал… И как там у него с председателем комиссии разговор сложился, одному богу известно. А если они на повышенных тонах пообщались?.. Исаков, в любом случае, может Брагину позвонить, а Лёва может и упереться мне в отместку за то, что, фактически, обманул их обоих с усыновлением Ларочки. Да и Исаков может тихой сапой мне отомстить, скажет, что хотел бы помочь, да нет возможности, а сам специально что-нибудь придумает, чтобы пацан под усыновление не подходил. Как ни крути, а любые мои попытки могут только всё испортить…

Прикинув, что дочь должна уже приехать на работу, он позвонил в оформительский цех ЗИЛа. Узнав, как у дочки с внучкой дела, он перешёл к делу.

— Дочь, не получится у меня вам помочь с Мишкой.

— Почему? — удивлённо спросила Женя.

— Ну, нет у меня выхода на председателя комиссии по усыновлению.

— Но ты же смог нам помочь!

— Детка, это был разовый вариант. Им не получится второй раз воспользоваться. Мне очень жаль…

— Что же нам делать? — чуть не заплакала Женя.

— Вам надо Костиного отца просить. Он поможет. Попробуйте его уговорить. Только на меня не ссылайтесь.

— Почему, пап?

— Ну так сейчас сложилось… Сошлетесь на меня, только ухудшите ситуацию.

— Ладно, пап, — озадаченно ответила она, — спасибо за совет. Поговорю сегодня с Костей.

— Держи меня в курсе, дочь. Я уже и сам переживаю из-за этого Мишки.

— Хорошо, пап, — ответила ему дочь, и они попрощались.

Хорошая у меня, всё-таки, дочка, — подумал прокурор Томилин, положив трубку. — Молодая, конечно, ещё, зелёная… Максималистка, идеалистка… Но хорошая.

Москва. Дом Ивлевых.

Выйдя от художников, заметил торчащий уголок в нашем почтовом ящике. Я же уже несколько дней почту не проверял. Выгреб две газеты, вчерашний и сегодняшний номер, и письмо от Эммы. Ну, наконец-то! А то я Шанцева просил разузнать, что с ней, а в ответ тишина. Я так понял, что у него дел по горло, он замотался и попросту забыл о моей просьбе. Но были бы плохие новости, они бы, ясное дело, до меня бы быстро долетели…

Поспешил к себе и с нетерпением вскрыл конверт. Эмма извинялась, что давно не писала, учёба поглотила с головой, писала курсовик, моталась по субботам в Брянск на консультации. Она прислала всего одну статью, но какую! Про солдата, который честно отдаёт долг Родине уже полтора года. Как он служит, как он гордится своими командирами, которые в таком же возрасте, как он сам сейчас, воевали на фронтах Великой отечественной. Рассказывает ей восторженно, когда видятся, какие подвиги они совершали в этом возрасте. Как им гордятся родители. Как его ждёт девушка уже полтора года. Почему ждёт и как им тоже гордится, как её младшие братья его боготворят… Написано было так патриотично, так вдохновенно, что мне самому в армию захотелось. Ясное дело, по мотивам ее отношений со Славкой статью написала. И смогла передать словами все эмоции, что чувствует к нему…

Сразу отправился в кабинет оформлять статью. Замечательно написано, у Эммы, определённо, талант. Незачем такому тексту долго вылёживаться, завтра же отвезу статью в редакцию…

От себя добавил, что в мирное время не все ценят армию, а очень напрасно. Во-первых, никто не знает, что будет впереди. А если завтра война? А во-вторых, подготовленная, боеспособная, технически хорошо вооружённая армия — это гарантия безопасности любого государства, и нашего, в том числе. Кто бы что не говорил, а добро должно быть с кулаками, чтобы иметь возможность защищать от тех, кто понимает только силу, и себя, и тех, кто слабее.

Рабочее название статьи придумал «Народ и армия едины», если что не так, редколлегия поправит. Указал в конце «по материалам Эммы Либкинд» и положил статью сразу в портфель, чтобы не забыть завтра.

Посмотрев на часы, решил сегодня же сходить на почту и отправить ей перевод, чтобы завтра время не терять.

Москва. Партком завода «Серп и молот».

У Вагановича в исполкоме Святославля осталось несколько бывших коллег из особо приближённых, которые поддерживали отношения с ним.

Во-первых, они считали себя ему обязанными, за то, что избавил, как они считали, от проблем с ОБХСС. А главное, они думали, что, несмотря на все сложности, он ушёл в Москву на повышение, а это очень много говорит о его связях и возможностях. Ваганович и сам охотно поддерживал эту версию невинными, но многозначительными фразами.

Вот и сегодня ему позвонил из Святославля начальник отдела торговли и услуг Горлов. Новости рассказать и заодно о себе напомнить.

— Вряд ли вы знаете, Аркадий Павлович, главного энергетика на ЖБИ Левичева? — поинтересовался он.

— Директора завода Руднева знаю, само собой, а главного энергетика? — Ваганович напряг память, но нет… Главный энергетик небольшого завода и первый секретарь горкома партии? Им и пересечься-то негде было. — Может, в лицо и знаю, а так нет, не припомню.

— Арестовали его, короче, Аркадий Павлович!

— Серьёзно⁈ Вот, у вас там жизнь бьёт ключом, Александр Борисович! И за что арестовали?

— Это просто цирк! Оказывается, он несколько лет подряд два раза в год выписывал материалы на перекладку несуществующего коллектора.

— Во даёт… А как он так умудрился? Два раза в год одни и те же работы проводить…

— Всё гениальное просто! Сначала у директора материалы на ремонт коллектора выписывал, потом он в отпуск уходил и Левичев с тем же самым к его заму шёл. А где там этот коллектор? Он же под землёй. Раскапывать, что ли, будешь?

— Ну, так-то да, — озадаченно поглаживал подбородок Ваганович. — И на чём он спалился?

— Да кто ж его знает? ОБХСС этим делом заинтересовалась… Сигнал, видать, получили от неравнодушных граждан. Этот же идиот у себя возле дома из выписанных блоков гараж выстроил и ещё там что-то…

— Правда, идиот. О чём он думал?

— Ну, формально, дом-то бывшей жене принадлежит, они в разводе…

— Ты смотри, не совсем идиот, — усмехнулся Ваганович.

— Но это его, всё равно, не спасло, — ответил Горлов. — Весь город гудит.

— Да уж… Спасибо тебе, Александр Борисович, что не забываешь старого друга.

— Что вы, Аркадий Павлович! Всегда рад вас слышать!

Они попрощались. А Ваганович задумался, положив трубку. Это же каким придурком надо быть, чтобы похищенный материал у себя оставить? Не мог продать и обычный кирпич купить?.. А, вообще, идея-то, и правда, гениальная! Подземный коллектор! Ремонтируй его хоть каждый год! Кто проверит?.. Главное, быстро материалы сбыть с рук и всё шито-крыто! Вывезти их подальше… Накладные только нужны для ГАИ.

Тут к нему заглянул на огонёк главный энергетик Лосев.

— Приветствую, Аркадий Павлович! — с довольным видом зашёл он к приятелю и поставил ему на стол бутылку кубинского рома. — Конец дня, можно и чуть-чуть расслабиться с чашечкой чаю?

— А давай, Вадим Матвеевич, — сделал радостное лицо Ваганович и поднялся, беря в руки кипятильник. — Мне друг сейчас звонил со старой службы. Он до сих пор отдел торговли и услуг в горисполкоме возглавляет. У них там такое!

— Что случилось? — не скрывая своего любопытства, спросил Лосев.

— Сейчас всё расскажу, Вадим Матвеевич!.. Это просто гениально!

Москва. Квартира Брагиных-младших.

Вернувшись с работы, Женя посадила Лару рисовать на кухне, а сама привычным движением поставила на плиту сковороду и зажгла газ. Скоро придёт муж с работы, надо успеть приготовить ужин. Рожки ещё утром сварила… Она достала из холодильника кастрюлю и в ней дуршлаг с рожками.

— Сколько макароны не промывай, они всё равно, слипаются, — вслух произнесла она, приподняв крышку.

— Ай-яй-яй, — погрозила рожкам Ларочка маленьким пальчиком.

— Ничего, мы сейчас их победим! — шутливо воскликнула Женя и достала из холодильника молоко и яйца.

— С колбаской, — попросила малышка.

— Хорошо, — потрепала её по голове Женя и достала варёную колбасу.

Когда Костя пришёл, Женя уже купала малышку. Он сам поужинал и сел заниматься.

Когда Женя уложила Ларочку, она подсела к мужу за стол на кухне.

— Отец не сможет помочь Мишке. Тебе надо своего отца просить.

— Жень, неудобно мне. Он и так нам квартиру купил, машину отдал… Как я ещё о чём-то буду его просить?

— Ну, при чём здесь мы? Мы же не для себя просим, — возразила ему Женя. — Откуда ты знаешь, может он и сам захочет просто хорошим людям помочь и маленькому Мишке.

— Жень… Просто так ничего не делается. Он же будет своим положением пользоваться, а этим нельзя злоупотреблять. Если ты кого-то о чём-то просишь, ты становишься его должником. Понимаешь? Услуга за услугу. Вот зачем отцу это?

— А, может, артисты и отблагодарят его за помощь!

— Может, отблагодарят, а может, и не отблагодарят…

— Всё равно, тебе надо поговорить с отцом, — настаивала Женя. — Откажет, так откажет… Будем дальше что-то думать. За спрос денег не берут!

— Хорошо, хорошо. Я поговорю, — сдался Костя с несчастным видом.

— Хочешь, я с тобой поеду? — предложила Женя.

— Не надо. Если ему неудобно будет при тебе меня послать, он только разозлится.

— Правда? Ну, ладно, — насупилась Женя. — А когда ты поговоришь?

— В выходные.

— Это долго.

— И что теперь, мне после работы к нему ехать? — неприятно удивился Костя.

— После Верховного Совета можно заехать, — предложила она. — Оттуда до Сокольников ближе, чем со стройки. — У тебя же завтра, как раз, смена там.

— Фух! Женя! — устало выдохнул Костя. — Сама неугомонная и всем вокруг покоя не даёшь.

— Бе-бе-бе! — улыбнулась она и чмокнула его в нос. — Только не говори, что мы к моему отцу уже обращались, и он не смог помочь. Он намекнул, что между ними черная кошка пробежала.

— Надо же! И по какому они, интересно, поводу, поссориться-то могли?

— Сам-то веришь, что хоть один из них нам расскажет?

— Ну, нет, согласен…

Москва. Дом Ивлевых.

Вечером мы с Иваном Алдониным и Ксюшей спустились к художникам. Ксюша не смогла пройти мимо такого события и поставила нас с Иваном перед фактом, что идёт с нами.

Работа предстояла колоссальная, и для меня было приятно то воодушевление, с которым они все обсуждали предстоящий проект.

Михаил Андреевич уже договорился в театре, что ему сошьют костюмы по эскизам, чтобы они могли с Еленой Яковлевной выписать их в деталях.

— Возьмём у них манекены напрокат, — радостно делилась художница. — Поставим их в нужных позах…

— Вы уже всё продумали? — поразился я.

— Это так интересно! — воскликнула Елена Яковлевна. — Мне ещё никогда не приходилось писать портреты людей, которые умерли тысячу лет назад!

— Вам бы ко мне в институт подъехать, посмотреть украшения, — предложил Иван.

— А пофотографировать можно будет? — спросил художник.

— Конечно, — кивнул Иван. — Только нам бы сразу и со специалистом по костюмам поговорить… Я завтра всё узнаю и вечером к вам ещё раз зайду. Ладно?

— Будем ждать, — улыбалась художница.

— А-аа! — вдруг заныла Ксюша. — Мне так завидно! Я тоже хочу Мадонну писать!

— Куда тебе на восьмом месяце? — удивлённо посмотрел на неё Иван.

— Ксюша, дорогая, там всем работы хватит! — поспешила успокоить её Елена Яковлевна. — Вопрос только в том, позволит ли тебе малыш писать?

Мы ушли, пожелав Бобровым спокойной ночи. Ксюша уходила с таким несчастным видом, что я не выдержал и рассмеялся.

— Ребёнок подрастёт и будешь делать мини-копии разного размера с этого большого полотна на продажу туристам. Тебе ещё это так надоест!

— Не надоест, — уверенно ответила она. — Это же история!

— Посмотрим, посмотрим! — улыбнулся я.