Ревизор: возвращение в СССР 32

Глава 22

Москва.

В спецхране работал часов до четырёх, пока чувство голода не затмило все остальные. Не стал себя больше мучать, а то и до гастрита так можно доработаться. Вернувшись домой, заметил, что почтовый ящик не пустой, нашёл газету и открытку…

Открытка от Тимура и Виолетты, блин! Нас приглашают на свадьбу! Четвёртого августа в Святославль. Ну, вот и свершилось! Почти свершилось… Не заметил, как вбежал на третий этаж. Дома была только мама.

Бабушка с Трофимом укатили с мальчишками гулять, а мама кушать на кухне готовила.

— А ты что не на работе? — поинтересовался я.

— Так я же в отпуске с той недели, мне в декрет уже одиннадцатого июня… А что ты такой счастливый? — спросила она, и я, улыбнувшись, протянул ей открытку.

— Ух ты! Ну, теперь все понятно. Красивая пара. Мне как раз рожать где-то в это время, — заметила она, прочитав приглашение. — Давай, садись кушать.

Вот же, как всегда… Такое совпадение. Надеюсь, мама не родит, когда я в Святославле буду…

Оставшиеся минут сорок до тренировки просидел за оформлением записок для Межуева и начал собираться на ЗИЛ.

Тут зазвонил телефон. Это оказалась Вера из редакции. Огорошила меня тем, что Эмму хочет видеть заместитель главного редактора.

— Ваша статья очень понравилась главреду. А я тебе говорила! Когда она сможет приехать? — тараторила она.

— Сегодня же дам телеграмму, чтобы позвонила мне срочно… Блин, у неё ещё сессия на носу, — озабоченно проговорил я. — Попробую выдернуть её в Москву как можно скорее!

— И позвони мне сразу! — попросила она и мы на этом попрощались.

Пришлось мчаться на почту. Дал Эмме телеграмму, что жду звонка срочно. На тренировку немного опоздал.

Сатчан поделился во время парных упражнений, что Бортко пристроил Головина в двадцатый таксомоторный парк.

— Ездить ему на работу, конечно, далековато теперь, но он на машине, — рассказывал он. — Талонов на бензин у него будет до черта и должность хорошая, мастер на мойке.

— Ну что? Очень даже неплохо, — согласился я. — В деньгах, во всяком случае, он вряд ли потеряет, если там столько же машин, как у нас в таксопарке.

— Если не будет дураком и найдёт общий язык с начальством, то сможет хорошо устроиться, — добавил Сатчан.

— Ну, мы для него сделали даже больше, чем он мог рассчитывать, — заметил я. — Когда мне можно зайти на фабрику?

— Подожди недельку-две, пусть он дела сдаст, уволится… Бортко договорился, что его по собственному с фабрики уволят.

— Тогда тем более, ему не за что на нас обижаться!

После тренировки в раздевалке поговорили с Маратом насчёт подарка Аише. Объяснил, что договорился о покупке на завтра, уточнил, что бы он, конкретно, хотел ей подарить?

— Выбери что-то на свой вкус, — ответил шурин после короткого замешательства. — У тебя и квартира хорошо отделана, и вещи у вас красивые, как на подбор. Уверен, что-то красивое точно найдешь…

— Да без проблем. А в пределах какой суммы?

— Ну, рублей до пятидесяти, — важно проговорил он. — Нет, до ста, если будет что-то совсем уж особенное!

— Хорошо, — не смог я сдержать улыбку.

В четверг мне с утра пораньше уже звонила взволнованная Эмма. Небось к открытию на переговорный пункт прибежала. Поспешил её успокоить, рассказал, что её статья очень понравилась главному редактору «Труда».

— Эмма, попросили меня передать тебе приглашение посетить Москву. Тебя ждут в редакции, хотят познакомиться.

— Не может быть… Ты, небось, там всю мою статью переписал? — с сомнением спросила она. — Вот она им и понравилась.

— Ничего я не переписывал! Добавил от себя немного, не больше трети твоего текста. Развил немного, в продолжение твоих слов, тему армии и её значения в целом. Но основа статьи — это твой текст и без него так хорошо не вышло бы.

— Правда? — недоверчиво переспросила Эмма. — И что же мне делать?

— Брать билет и ехать! А я тебя тут встречу.

— Ой… Это так неожиданно…

— То ли ещё будет! Собирайся, Эмма, пока сессия не началась. И приезжай на несколько дней!

— Хорошо. Я попробую, — не очень уверенно ответила она.

Мы попрощались, а я задумался, кому мне в Святославль позвонить, чтобы дали ей волшебного пенделя?

Москва. Гагаринский райком.

— Герман Владленович, а что такое у Региночки вчера случилось? — огорошила с утра в четверг помощница Володина. — Уж она вас ждала вчера, ждала! Пока я домой уже не собралась, сидела тут все в приёмной.

— Вот же ж! — с досадой воскликнул тот и сразу понял, что надо срочно что-то делать. Эта молодая заноза, наверняка, ещё раз притащится. Что же сказать помощнице, чтобы странно не прозвучало, после всех этих визитов Регины к «дяде». Впрочем, он быстро придумал, что сказать:

— Вчера ещё от матери её попало!.. Ольга Константиновна, не пускайте её больше ко мне, и вахту предупредите. Она стала слишком на меня полагаться. Ни учёбы самостоятельной, ни ответственности за свои поступки… Дядя прикроет, дядя договорится, дядя отмажет… Она уже родителей слушать перестала, надеясь на мою поддержку! Они требуют, чтобы она училась сама справляться со своими жизненными неурядицами. Тем более, что сама их и создаёт…

— Я вас так понимаю, Герман Владленович! — воскликнула помощница, сочувственно покачав головой. — Молодёжи, конечно, надо учиться самостоятельности. А не тому, как садиться на шею своим родственникам.

Москва. Пролетарский исполком. Комиссия по усыновлению.

Генерал решил лично поговорить с председателем комиссии по усыновлению и приехал в Пролетарский райисполком с самого утра, чтобы не корректировать собственные планы на день.

— Юрий Дмитриевич, понимаю, что мы уже надоели вам со своими просьбами, — обратился он к Исакову, напряжённо ожидавшему, что же понадобилось опять генералу? — Но дети требуют вдумчивого подхода, тем более сироты… Тут супруги Данченко, соседи моего сына с женой, хотели усыновить мальчишку из девятнадцатого детдома и получили отказ…

— А… Вот вы о чём? — заметно уверенней стал себя чувствовать Исаков. — А вы, Лев Борисович, разве не знаете, что они цыгане?

— Ну так и что? Цыгане цыганам рознь! Я лично с ними знаком, интеллигентнейшие люди. Я видел их выступление, видел, как они работают, — многозначительно посмотрел он на председателя комиссии. — Они годами безупречной службы в театре доказали, что не имеют ничего общего с криминалом. Уж поверьте моему опыту работы в милиции! Я преступника от порядочного человека за версту отличу.

— А что делать с тем, что у него была судимость? — недовольно спросил Исаков.

— Условная? Без отбытия наказания? Двадцать шесть лет назад? Да по постановлению Пленума от 18 марта 1970 года он признается не имеющим судимости, и это даже в справке не надо было указывать, по большему счету, — с явным скепсисом перечислил генерал. — Юрий Дмитриевич, а кроме этого есть ещё какие-нибудь причины, чтобы им отказать в усыновлении?

Исаков неприятно удивился, что генерал подготовился к визиту и заранее выяснил всё о судимости Якова Данченко. Это означало, что он всерьез заинтересован в этом усыновлении. Тем более лично приехал. И то, каким скептическим тоном он говорил об этой судимости, тоже многое объясняло… Оценив ситуацию, Исаков вынужден был вслух признать, что иных причин для отказа супругам Данченко нет.

— Юрий Дмитриевич, если комиссия по усыновлению пересмотрит своё решение по ним, вы осчастливите кучу народу. А главное, поступите по справедливости.

— Хорошо, мы рассмотрим заявление Данченко повторно, — нехотя ответил Исаков. — Но, если оставшиеся члены комиссии будут против, я ничего не смогу сделать.

— А вы объясните им, что тут есть ещё один немаловажный момент, — пригнулся к нему поближе через стол генерал. — Очень бы не хотелось, чтобы куда-то просочилось, что вы ориентировались на национальность заявителей при принятии решения. Это будет большой скандал, вы же понимаете?

— Понимаю, — ответил Исаков, пристально вглядываясь в лицо генерала и пытаясь понять, что это сейчас было? Уж больно похоже на угрозу. — Сделаю всё, что в моих силах, — пообещал он, не отводя взгляда.

— Спасибо вам большое, — поднялся, улыбаясь, генерал и протянул ему руку. Исакову ничего не оставалась, как пожать её на прощанье.

Но едва генерал вышел за дверь, председатель комиссии негромко выругался. Все это ему очень не нравилось…

И как теперь объяснить членам комиссии, — думал он, — почему я неделю назад убеждал их, что Данченко не достоин взять ребёнка, а сегодня, вдруг, стал достоин⁈ А наплевать! Так и скажу, что за этих цыган генерал милиции хлопотал. Кто ж знал, что у них такие связи окажутся?.. Это все тут же поймут, кто же в здравом уме захочет переть против генерала милиции? Мало ли что в жизни случится…

Москва. УВД Пролетарского района города Москвы.

— Итак, товарищи, сотрудник Загорского музея Мешков вынес вчера штемпели и передал их Погашеву. Мы вышли с вами на финишную прямую, — оглядел начальник ОБХСС подполковник Градов собравшихся сотрудников своего отдела и угрозыска. — Руководством принято решение произвести задержания сегодня же сразу всех подозреваемых. Мешкова в Загорском музее, Каменщикова в морге городской Мытищинской больницы и Погашева во время встречи с майором Барановым. К сожалению, наружка потеряла Погашева в ГУМе, но не считает, что он заметил слежку и стряхнул хвост. Просто не повезло, новые итальянские сапоги выкинули, и сквозь эту толпу, что рванула к кассе, не смогли пробиться вслед за объектом, не вызывая подозрений. Приходится предполагать, что штемпели либо при нём, либо на квартире у Голубевой…

— Хотел бы напомнить, — взял слово майор Баранов, — что лейтенант Миронова давно уже не была в парикмахерской, где работает Голубева. Это может спугнуть Погашева. Он довольно проницательный…

— Что ты хочешь сказать? — спросил его начальник угрозыска подполковник Овсянников. — Что надо сегодня ей снова туда съездить?

— Да, полагаю, что лейтенанту Мироновой надо звонить и записываться сегодня к Голубевой от греха подальше, — ответил Василий. — А то мы в понедельник в последний раз там были.

— Так… Ну, зерно истины в этом есть, конечно, — поддержал его Градов. — Только я не вижу смысла вам обоим сегодня туда ехать. Ты, майор, нам здесь сегодня будешь нужен. Пусть Миронова одна съездит, как будто у тебя какие-то дела до встречи с Погашевым в ресторане появились. Но на саму встречу, пусть пожалуется, что он ее не берет.

— Уверен, что Погашев тоже свою подружку не возьмет, ни к чему ему, чтобы она увидела, какие суммы между нами ходят, — согласился Василий.

— Значит, Миронова, звони, записывайся, как ни в чём ни бывало, — решил Градов. — Поедешь одна и скажешь Голубевой вот это все, что мы тут обсуждали. Что сегодня пролетаешь мимо ресторана.

— Хорошо, Александр Демидович, — кивнула она.

К одиннадцати приехал к антиквару.

— Вы Павел, ко мне уже, как на работу ходите, — радостно приветствовал он меня. — У кого в этот раз юбилей?

— Не юбилей, но тоже очень важная дата, Илья Павлович. Девушке шурина исполняется восемнадцать!

— И кто же у нас эта счастливая барышня?

— Студентка экономфака МГУ!

— О!

— Да. И к тому же она иностранка…

— Так… Значит, ей понадобится вывезти этот подарок из страны? — сразу стал серьёзным Некредин.

— Ну, я бы не стал исключать такую возможность.

— Так-так… Тогда сразу исключаем антикварные посуду, книги, музыкальные инструменты, часы…

— А что же тогда остаётся?

— Великолепный жостовский поднос конца прошлого века.

Вышел он в соседнюю комнату и вернулся вскоре с подносом, который в традиционной манере был расписан только по краям, а в центре была натуральная картина. Маленькая пастушка с собачкой…

— Чудо какое, — проговорил я, разглядывая. — Я бы и жене такой купил.

— А больше нету, — виноватым тоном ответил Некредин.

— Жаль. А сколько он стоит?

— Пятьдесят пять рублей.

— Пятьдесят пять, значит… А молодому итальянцу на двадцать пять лет, наверное, ничего не подберём? Ему точно надо будет из страны выезжать… Может, что-то просто довоенное?

— Там тоже много нюансов, — возразил Некредин. — Вещи двадцатых годов с революционной символикой тоже может оказаться проблемно вывезти.

— Ну ладно. Подарю ему что попроще, — махнул я рукой. — Зачем людям проблемы создавать?.. А для меня есть что-нибудь?

— Такого, как вы любите, пока нет.

— А что есть?

— Обычные оборотные червонцы.

— Ну, давайте оборотные. Сколько их у вас?

— А сколько вам надо?

— Я бы и двадцать взял, если они в хорошем состоянии.

Раз он играет со мной по-честному и цену не дерёт, то надо вкладывать деньги. Тем более, не сегодня-завтра очередное собрание, ещё один конверт дадут… Не солить же мне эти рубли в банках? Один, вон, уже пострадал из-за своих закруток.

— Один момент, — скрылся антиквар в соседней комнате и вскоре вернулся. — От состояния монеты цена тоже зависит, — посмотрел он на меня многозначительно. — На износ могу хорошую скидку сделать.

Мы рассортировали с ним имеющиеся у него, в настоящий момент, двадцать шесть червонцев по степени износа. Скидку он, и правда, сделал хорошую, хотя совсем уж слепых экземпляров и не предлагал. Забрал у него все монеты и поднос. С трёх тысяч, что я взял с собой, у меня ещё и осталось двести сорок пять рублей.

Москва. Политическое управление МВД СССР.

Генерал Брагин был уверен, что вопрос с усыновлением мальчишки будет решён положительно в ближайшее время. Ему очень хотелось сообщить об этом детям, успокоить их. Он позвонил сыну в Комитет по миру, но ему сказали, что сегодня не его смена. И тогда он позвонил в прокуратуру.

— Здорово, свояк, — приветствовал он прокурора Томилина. — Как дела? Что нового?

— Да вроде всё по-старому… — напряжённым голосом ответил тот.

— Маринка как там, не остыла?

— Не знаю. До сих пор на меня злится.

— Повезло тебе, что я отходчивый, — хохотнул в трубку генерал. — Был я сегодня в комиссии по усыновлению. Сын вчера просил соседям их помочь. Помнишь, на свадьбе у детей артисты выступали, цыгане? Вот, им не дали мальчишку усыновить, который с нашей дружит.

— И что? Ты их убедил?

— Куда они денутся? — рассмеялся генерал. — Я, собственно, хотел детям сообщить, дай мне Женькин телефон на работу.

Прокурор продиктовал по памяти, они попрощались, и генерал сразу позвонил невестке.

— Здравствуй, Женя, — приветствовал он её и сообщил, что посетил комиссию по усыновлению. — Принципиальных возражений у них больше быть не должно. Но когда они всё оформят, не могу сказать. Заседают они по четвергам. Может, включат этот вопрос в сегодняшнюю повестку, а может через неделю. Тут надо держать руку на пульсе.

— Спасибо, Лев Борисович! — начала всхлипывать Женька. — Спасибо вам огромное!

— Ну, на то мы и родня, чтобы друг другу помогать. Ты на меня всегда можешь рассчитывать, тем более в том, что детей касается…

— Я директору детского дома прямо сейчас позвоню! Пусть она тоже узнает всё…

— Подожди, Жень! — остановил её генерал, так и не сказавший ещё самого важного, что запланировал. — Я всегда помогу, чем смогу, не важно, свои дети, чужие… Но я бы хотел и родного внука увидеть когда-нибудь… А лучше нескольких.

— Угу, — растерянно промычала она в ответ и поспешно свернула разговор.

Вот, дурацкая ситуация вышла, — расстроился генерал. — А если она, правда, родить не может? Получается, я ей сейчас на больную мозоль наступил? Вот, болван старый. Надо было с сыном говорить… Плохо, что у них телефона нет. Надо что-то придумать, а то ерунда какая-то получается. Москва, двадцатый век, а у сына генерала телефона нет… Разве что хорошо, что с Томилиным впервые нормально поговорили. Не могу долго на него обижаться, да и в принципе, ничего особенно плохого он не сделал. Слабину просто дал, увидев это мелкое страшненькое чудо в детдоме. Ну и ему виднее, на что его дочь пошла бы, если бы не помог ей забрать эту девчонку оттуда… Женька, честно говоря, у него сильно упертая. Во, вся в мамашу, получается…

Москва. Гагаринский райком.

Не найдя понимания у декана, который настаивал, что добросовестный студент должен не только хорошо учиться, но и соблюдать моральные и этические нормы строителя коммунизма, Регина отправилась к Володину. Она ещё вчера выработала стратегию поведения и всерьёз рассчитывала на его помощь. Она уже собиралась проскочить мимо милиционера на входе, как всегда, просто улыбнувшись ему, но тут её ждал очень неприятный сюрприз.

— Не велено пускать, — перегородил он ей путь.

— Как? — опешила было она.

— Вот так. Сказано, пора уже вырасти и стать самостоятельной. Не стыдно на шее у дяди все время сидеть?

Она вышла на улицу, хватая ртом воздух от переполнявшего её возмущения. Ну, Володин! Ну, сволочь! Вот так, значит! Ну ты ещё об этом пожалеешь!

Она ринулась на съёмную квартиру и нашла свои записи, что сделала, когда у неё Самедов напился. Переписала всё аккуратным почерком и добавила туда всю информацию, что узнала от Головина про трикотажную фабрику.

Вы у меня все ещё пожалеете! — скрежетала она зубами от злости и обиды по дороге в ближайшее отделение милиции.

Подойдя к дежурному, она заявила ему, что у неё есть информация о хищениях на промышленных предприятиях района. Тот вызвал какого-то лейтенанта и попросил его проверить, что там за информация у девушки.

Лейтенант, ознакомившись с заметками Регины, взял у неё все её данные и поспешно отправился с её тетрадью в ОБХСС.

Москва. Салон-парикмахерская «Ворожея».

— А где твой арап Петра Великого? — удивилась Лера.

— Сказал, что сразу в ресторан подъедет, но меня не возьмет сегодня. Дела у него какие-то с твоим, — недовольно поджала губки Люба. — А мне придется дома сидеть и скучать…

— Ну и ничего страшного. Мой тоже сказал, что меня сегодня не возьмет. — начала её успокаивать Лера. — Нам ни с руки в мужские дела лезть. Нам главное, чтобы у них шло все хорошо, и они нам подарки дарили.

Они обсудили новый Любин брючный костюм.

— Красивый, но в нём так жарко, — жаловалась она. — Даже если пиджак снять.

— Зато кримплен, — возразила ей Лера. — И цвет шикарный…

Цвет, и правда, был невероятно красивый, морской волны. Люба к нему ещё и бусы подобрала из больших белых пластмассовых шаров. Смотрелось очень эффектно. Она сама себе завидовала, глядя в зеркало, пока Голубева колдовала над её причёской.

— Спасибо, Лерочка, — сунула она ей пятёрку в карман халата уже привычным движением. — Привет Серёге! Пока, дорогая. Я побежала!

Она вышла из парикмахерской и направилась торопливым шагом к метро, как будто торопится. Но отойдя метров пятьдесят от парикмахерской, он перешла на спокойный шаг, на каблуках сильно не разбежишься. Сегодня эта операция закончится и завтра она опять будет ходить в форме. А пока она шла к метро и украдкой посматривала на своё отражение в витринах…

— Люба, привет! — услышала она вдруг и оглянулась.

Рядом стоял её однокурсник по школе милиции Григорий Сойкин.

— Гриша! Привет! — обрадовалась Люба.

Она была влюблена в Гришу, пока они учились. Да что она, половина девчонок в него была влюблена. Никакой взаимности в такой давке добиться не получилось, но чувства у нее к нему сохранились.

— Миронова, ты что, из милиции ушла? — спросил тот, настороженно оглядывая её.

— Да нет, так надо, — подмигнула ему Люба.

— Ага, понял! Ну, ты похорошела! — расплылся в улыбке Сойкин. — Как дела? Рассказывай. Сколько мы уже не виделись?

— Гриша, надо бы уйти куда-то с глаз долой, а то ты в форме…

Быстро прибравшись на рабочем месте, Валерия отправилась домой. Она уже почти дошла до метро, когда вдруг увидела свою клиентку Любу, разговаривающую с молоденьким милиционером.

Опаньки! За что это её остановили? — замедлила она резко шаг.

Но тут она увидела, что милиционер улыбается ей, как родной. Валерия спряталась за киоском Союзпечати, не понимая, что происходит. Милиционер, более того, взял ее под ручку, и, смеясь чему-то, повел ее в ближайший гастроном. Лера смотрела им вслед и чувствовала, как ноги начинают подгибаться.

— А говорила, дома будет сидеть, — потрясённо пробормотала она. — Она же…! Не с негром она водится, а с этим ментом! Или и негр тоже мент? Серёжа! Он говорил, что будет с этим негром снова встречаться сегодня вечером… Надо же его предупредить!

Москва.

От антиквара поехал сразу домой, а то ездить по Москве с золотым запасом целого московского антиквара так себе идея. Спрятал поднос у себя в кабинете на шкафу, а монеты в тайник в столе.

Фух, можно выдохнуть. Как-то стрёмно немного было, пока домой добирался, девяностые живо вспомнились… Тогда и из-за одной такой монетки ты мог домой не доехать, если слухи пошли, что она у тебя есть…

Начал думать, чем мне дальше заняться, но тут раздался телефонный звонок, и я поспешил к телефону, пока дети не проснулись. Но Трофим меня опередил и первый схватил трубку.

— Тебя, Паш, — протянул он её мне.

Это оказался главный инженер завода «Полёт» Прокофьев.

— Павел, у нас тут вопросы появились по детскому городку. Вам не трудно будет подъехать к нам?

— Конечно, могу прямо сейчас выезжаю, — ответил я.

Что там уже за вопросы такие, которые по телефону нельзя озвучить? Проблемы какие-то возникли, что ли?

Всем, кто был с нами и Пашей, большое спасибо! Следующая книга серии — здесь: https://author.today/work/418779