Москва.
Как же помочь супругам Данченко мальца усыновить? — ломал я голову всю дорогу домой. — Опять Захарова просить или к Межуеву идти?.. Не лучшая идея — зачастил, скажут… Люди-то занятые и чрезвычайно серьезные по любым меркам. Стоп! А чего я так спешу сам все сделать? Это же Женька Брагина всех взбаламутила. Это же с её подачи Данченко на усыновление решились! Ну так вот к кому мне и нужно обратиться за подмогой. Если Женька чего-то захочет, её мало что остановит. А я знаю, что она очень этого хочет. Надо её энергию в нужное русло направить, пусть, отца со свёкром мобилизует… Когда отец и свекор — это генерал и прокурор, много всяких возможностей есть, которые простым людям недоступны…
Святославль.
Вчера всю вторую половину дня Оксана выдумывала повод позвонить Антону в Москву. Сначала думала рассказать, как Пашка вероломно ограбил её младшую сестру Марию, но передумала. Вспомнила, как приезжал её муж разбираться, а затем Шанцев грозился уволить с должности заведующей детским садом с волчьим билетом, если будет болтать лишнее…
Точно! Шанцев! Их тогда с отчимом Пашки арестовали, и зять приехал разбираться. И разобрался же, да так, что потом люди стали приходить за помощью… Как он смог их от тюрьмы отмазать? Взятки давал? Наверняка! Но как это мог сделать зелёный пацан, который ещё жизни не нюхал? Нет… Пашка не так прост. И бандит он с опытом. Небось, какие-то его родственники или друзья давно его вовлекли во все это, вот и набрался дурного…
Найдя повод для звонка, Оксана заказала межгород с Москвой.
— Андриянов. Слушаю, — услышала она в трубке голос, показавшийся ей знакомым.
— Антон, это вы? Это Оксана Якубова из Святославля, — сухим и деловым тоном представилась она.
— О, здравствуйте, Оксана! — довольно приветливо отозвался он.
— Добрый день, Антон, — так же официально поздоровалась она. — Вы просили позвонить, если я что-то вспомню. Я вспомнила. Только не хотелось бы об этом по телефону говорить.
— Я понимаю, — напряжённо ответил он. — И что вы предлагаете? Мне опять ехать к вам? К сожалению, это неудобно. Я же начальник…
— Зачем же? Я бы и сама в Москву съездила. Тем более, повод серьёзный нашёлся.
— О, замечательно! — откровенно обрадовался он. — Только я вот-вот улетаю в зарубежную командировку. Вернусь через неделю в пятницу вечером.
— Может, мне тогда на следующие выходные в Москву и рвануть?
— Смотрите, как вам удобно, — ответил он. — Можем пересечься где-нибудь в ресторане. Спокойно всё обсудим…
— Хорошо, — спокойно ответила она, хотя сама ликовала в душе. — А куда мне вам позвонить, как приеду в следующую субботу?
— Так… Ну… Запишите мой домашний телефон, — после секундного колебания продиктовал он.
Москва. Трикотажная фабрика «Луч».
— Товарищи, я собрал вас сегодня по очень неприятному поводу, — посмотрел на двоих членов своего парткома Кудряшов. — Меня вызвали сегодня в райком… Скандал, товарищи! На одного из наших работников поступил сигнал, мол, любовница… Квартиру ей снимает… А ведь он женат, и детей двое!
— Это ты про кого, Иван Степанович? — обеспокоенно спросил Блохин, невысокий, сухонький мужичок лет пятидесяти.
— Про главного инженера нашего, — ответил Кудряшов, грустно разведя руками, — Головина.
— Да ну! Иван Степанович! — воскликнула Ирина Николаевна Истомина, лет сорока, серьёзная, солидная женщина в теле. — Я вас умоляю. Я жену его знаю. Светка такая баба! У неё не забалуешь, шаг в сторону — расстрел!
— Я, честно говоря, тоже засомневался, — согласно кивнул председатель парткома. — Жена у Головина — женщина ещё молодая, интересная… С чего бы Головин во все тяжкие пустился?
— Ну, не знаю, что там интересного, — поджала губы Истомина.
— Постой, Ирин, — остановил её Блохин. — Вы мне лучше скажите, на какие шиши Головин квартиру бы любовнице снимал? У него же семья…
— Вот и я о том же, — поддержал его Кудряшов. — Сомневаюсь я. Обознался кто-то… Но дело это на контроле в райкоме. Проверить нам этот сигнал, всё равно, придётся. Я почему вас двоих пригласил? Если это всё окажется или наговором, или обознался кто-то, то всё это останется между нами. Договорились? Не стоит об этом распространяться, а то слухи поползут, то ли была любовница, то ли нет?.. А у честного человека репутация пострадать может и проблемы в семье начнутся.
— Это правильно, Иван Степанович, — уважительно кивнул Блохин.
— Ерунда это, конечно, какая-то, — согласилась с ними Истомина. — Сколько стоит квартиру снимать?
— Ну, не меньше пятидесяти рублей? — предположил Блохин. — Если в Москве.
— В Москве, в Москве, товарищи, — с досадой подтвердил председатель и выложил на стол фотографию Головина при параде. — Вот… С доски почёта снял!..
— А зачем нам она? — не поняла Истомина.
— Так покажем соседям по той квартире, проверим, узнают или нет. Беда-то какая! Позор на весь район!
— Да ладно вам заранее расстраиваться, Иван Степанович, — заметил Блохин. — Не он это. Откуда у него пятьдесят рублей на квартиру бабе?
— Вот, сейчас мы всё и выясним, — поднялся он. — Готовы? Сходим, проверим всё и по домам.
Идти пришлось недалеко, пару кварталов всего. По дороге председатель думал, что не зря он Истомину пригласил. Ему нужны были свидетели и единомышленники на собрании, чтобы поддержали исключение Головина из партии. А то, если он сам будет инициатором, то могут и не переизбрать его в председатели в следующий раз. А Истомина баба принципиальная и вредная, как раз то, что надо для такой роли, её на жалость не возьмёшь. И Блохин тоже, слишком правильный, слишком принципиальный коммунист, он молчать не станет из мужской солидарности. Но все же хорошо бы было, если бы все это оказалось ошибкой, и это вовсе не их главный инженер…
Найдя нужный подъезд, они тут же нарвались на двух всезнающих бабушек на лавочке и представились им представителями общественности от фабрики «Луч». Бабушки дружно опознали Головина по фото. Рассказали, что ездит он к девице с четвёртого этажа и привозит ей сумасшедшие букеты.
— Во какие! — показала одна из пожилых женщин руками. — Я не вру! Весь наш дом знает, любого спроси. И авоськи с продуктами ей носит. И сплошь дефицит! Даже банку с икрой черной видела как-то раз…
— И одевается она не как мы с вами, — подлила масла в огонь вторая бабулька. — Подарочки-то он ей делает будь здоров какие!
— Может, он ей деньги даёт? — предположила первая. — Что-то я не видела его с обувными коробками. А она обувь-то частенько меняет…
Истомина от удивления села рядом с ними на лавку и слушала, как их главный инженер красиво живет, открыв рот. Второй лавки рядом не оказалось, а то Кудряшов с Блохиным тоже сели бы рядом. Ощущение нереальности происходящего не покидало всех троих.
— А это точно он? — показал ещё раз старушкам фотографию Головина председатель парткома.
— Да он!
— Точно он!
— Постойте! — придумал он, как убедиться в этом. — А на какой машине он ездит?
— Знамо дело, на зелёных «Жигулях».
— У Головина тёмно-зелёные «Жигули», — потрясённо проговорил он.
— Номер 15–25, — услужливо продолжила закапывать их главного инженера старушка.
— Но как же так? — растерянно спросил Блохин.
— Вот так! Получается, что мы совсем не знали нашего товарища Головина, — ответил Кудряшов. — А вы, случайно, не знаете, кто эта девушка? — обратился он к бабулькам.
Лавочное информбюро и в этот раз не подкачало.
— Студентка она. Внук Свиридовых её в МГУ частенько видит.
— А как её зовут? Фамилия? Не знаете? — с надеждой спросил он.
— Зовут Регина. А фамилию нет, не знаю, — ответила одна старушка, переглянувшись со второй. Та с видимым сожалением, что впервые не может помочь, пожала плечами в ответ.
Надо же, всё совпало! — поразился Кудряшов. — И про Головина, и про любовницу! Фух… И в МГУ придется, в любом случае, ехать…
— Н-да… Ну что ж, товарищи, — переглянулся он с членами своего парткома. — Мы всё выяснили. Нам здесь больше делать нечего.
— Это же надо! — потрясённо проговорила Истомина, когда они уже отошли немного от дома.
— Да уж… Слов нет, — поддакнул Блохин, многозначительно переглянувшись с Кудряшовым. — Он что же, вообще, жене денег не давал?
— Понятия не имею… Придётся, товарищи, в понедельник партийное собрание организовывать, — расстроенно ответил председатель. — Признаться, я до последнего надеялся, что это какая-то ошибка… Но тут уже ошибки быть никакой не может, даже нет смысла сверять названный женщинами номер с его номером… Займётесь завтра собранием, Владимир Иванович? А я в райком съезжу, доложусь…
— Ко скольки людей собрать? — уточнил Блохин.
— Ну, давайте на три часа, — ответил Кудряшов, подумав, что к этому времени уже успеет вернуться из МГУ и из райкома.
— А Головину будем говорить по какому поводу будет собрание? — спросила Истомина.
— Как хотите, — ответил председатель, махнув рукой.
Приехав домой занимался с детьми, помогал Ирине Леонидовне. Потом поехал на тренировку. Марат, перед началом занятий, решил со мной насчёт подарка Аише посоветоваться.
— Восемнадцать лет будет, совершеннолетие, — торжественно произнёс он, чтобы я прочувствовал ответственность момента.
— Слушай, я ж не знаю, на какую сумму ты рассчитываешь? — ответил я. — А кстати, что у вас там с народным домом? Начали строить? Анна Аркадьевна с Загитом, вроде, хотели платить прорабу и не появляться там… Ты тоже так планируешь? Узнавал уже, во что это тебе встанет?
— Так, а у кого узнавать? Строительство же ещё не началось.
— А когда? — повернулся я к подошедшему только-только Сатчану. — Что там с «народным домом» слышно?
— Согласования, — пожал он плечами. — Думаете, это всё так быстро? Новоселье уже планируете? В лучшем случае, через год!
— Понятно. Время ещё есть, — улыбнулся я, взглянув на Марата. — Ну а что касается подарка… Можно и что-то антикварное приобрести, безделушку какую-нибудь.
— Антиквариат? — удивлённо посмотрел на меня Марат. — А это очень дорого?
— По-разному, — ответил я. — Бывает, и не очень дорого. Вот, недавно приобрёл для соседки-художницы на юбилей театральный бинокль конца девятнадцатого века с перламутром, это ракушки такие, за тридцать пять рублей.
— О! Это нормально!
— Конечно, нормально, — улыбнулся я.
— Я подумаю над твоим предложением, — сказал Марат задумчиво и пошёл в зал.
— А у кого ты бываешь? — уточнил Сатчан.
— У Некредина Ильи Павловича.
— Нормальный? Или как в прошлый раз?
— Вроде, нормальный, — пожал я плечами, а сам подумал, что два раза у него уже монеты брал, а проверить их так и не успел еще. Но с другой стороны, поймал себя на мысли, что Некредину я доверяю, может, поэтому и не спешу свои покупки специалисту показать.
Москва. У салона-парикмахерской «Ворожея».
— О, привет, Век, — подошёл к Василию Погашев. — Скоро там девчонки?
— Минут двадцать уже прошло, ещё столько, значит, осталось. — пожал майор протянутую руку. — Ну, поговорил я со своими…
Василий повернулся лицом к Погашеву и многозначительно посмотрел на него.
— Я возьму всё, что у вас есть, — он замолчал, оценивая реакцию собеседника. — Но сам понимаешь, мне нужна скидка.
— Сколько? — спросил, не выдержав игры в гляделки, Погашев.
— А сколько дадите?
Погашев не выдержал и рассмеялся. Негр торговался уверенно и напористо. Ему нужны эти монеты. Кто-то ему посоветовал забирать всё, что есть. Это же просто здорово! Нет, это офигенно!!! Это значит, что он купит ещё, если ему соврать, что на самом деле, есть ещё монеты из того клада! И не говорить ему сколько их есть всего, мол, извини, дружище, своя рубашка ближе к телу, мы тоже обезопаситься хотим…
— Сделаем мы тебе скидку, — пообещал он. — Обязательно сделаем, но какую, пока не знаю. Мне посоветоваться надо с Аркашей.
Они договорились о встрече на завтра на пустыре, недалеко от того дома, где праздновали день рождения Голубевой.
После тренировки не стал задерживаться и сразу поехал домой. Если у Брагиных ещё будет гореть свет, сразу к ним зайду, расскажу про вчерашний отказ супругам Данченко.
Свет горел, но только на кухне. Понятно, ребёнок спит уже. Постучался, чтобы не разбудить. Костян открыл дверь, удивился только на мгновение и тут же пропустил меня на кухню. На столе были учебники, ну да, зачеты уже вовсю идут… Это мне по барабану, и так выставят.
Вышла, щурясь на свет, Женя.
— Разбудил? — прижал я руку к груди и сделал виноватое лицо.
— Да нет. Я Ларочку укладывала, — ответила она. — Как дела?
— Плохо, — вздохнул я. — Супругам Данченко отказали в усыновлении Мишки вчера. Я ездил сегодня в детский дом, Александра Мироновна сказала, что нашла коса на камень… Я так понял, что могли бы и не отказывать, если б захотели… Надо что-то делать. Так нельзя оставлять. И артисты себя очень плохо чувствуют из-за того, что ребёнка обнадежили, и он ждёт, когда они за ним придут… А сделать они ничего не могут…
— Я их прекрасно понимаю, — тут же возмутилась Женя. — И знаю всё, что они чувствуют. Нам же тоже отказали сперва… Это просто ужас какой-то! Врагу не пожелаешь!
— Тише, тише, — попытался успокоить её Костян. — Ларчёнка разбудишь.
— Ну, в целом идея была правильная! — продолжил я. — Ларочка и Мишка уже сдружились, во дворе бы встречались. Это всем вам было бы очень удобно. Вам надо ребёнка оставить ненадолго, вы к Данченкам идёте. Им надо, они к вам. Мало ли какая помощь нужна. Это же дети… Хорошая мысль была… Так может, вам поговорить со своими родителями? Ну, нельзя это так оставлять. Начали уже, так надо довести до конца.
Женя с Костяном переглянулись. Она с решимостью, а он с сомнением. Ну, этого и следовало ожидать. Но главное — меня успокоил Женькин взгляд. Кто у них в семье главный, я же знаю.
— Потормошите своих, — добавил я. — Пусть они разберутся, такие ли уж там были серьёзные основания для отказа в усыновлении? И вообще, что за предубеждение к артистам театра?
— Завтра отец приедет, я с ним поговорю, — решительно сказала Женя.
Пожелал им спокойной ночи и пошёл, наконец, домой.
Галия мне первым делом сообщила, что художники собирают всё-таки друзей, и нас пригласили в воскресенье к часу дня.
— У меня самолёт в восемь с чем-то вечера, — начала прикидывать она. — В шесть нам всем сказали уже быть в Шереметьево. Это значит, во сколько нам надо из дома выехать?
— Давай, в половине пятого от греха подальше, — предложил я.
— Это в четыре нам надо будет из гостей вернуться? — разочарованно посмотрела она на меня.
— Ну, что тебе не хватит трёх часов пообщаться? — удивился я.
— У них такие друзья интересные! — возразила мне жена.
— Понимаю, — вспомнил я драматурга Дробышевского. — Но ничего не поделаешь, у тебя загранкомандировка.
— Точно, — рассмеялась она.
В субботу с самого утра мы с Ахмадом укатили на рынок. По возвращении мне выдали коляску, детей и отправили во двор гулять. Согласился с радостью. Там как раз и Брагины гуляли со своим Ларчёнком. С ними был и отец Жени Юрий Викторович.
Ларочка сразу на моих мальчишек переключилась. Вцепилась в коляску и начала катать. Женя ходила за ней по пятам и направляла её.
— Как я удачно вышел погулять, — глядя на них, заметил я, и мы с мужиками рассмеялись. — Насчёт детской площадки, — взглянул я на Костяна. Появилась мысль, сделать вообще новую площадку. Уже подготовили схемы, эскизы и отдали знакомым на один завод, узнать, сколько это может стоить? У нас же кооператив, надо всё через собрание делать, — взглянул я на Юрия Викторовича. — А их директор увидел и загорелся себе в пионерлагерь и детский сад такие же площадки сделать. Первый опытный образец обещали установить у нас во дворе бесплатно.
— Серьёзно? — приятно удивился Костян. — Класс! Значит, не надо будет никаких собраний?
— Я бы всё равно к председателю с этим вопросом сходил, — заметил Юрий Викторович. — Бесплатно, не бесплатно. А обслуживать потом кто эту площадку будет?
— И то верно, — согласился я. — Зайду обязательно. Спасибо за совет.
— Домик детский будете делать? — спросил он.
— Конечно.
— Вот сделайте его максимально открытым, чтоб молодёжь, что будет вечерами тут собираться, туалет там не устраивала.
— Блин, — с досадой посмотрел я на Костяна. — А ведь точно, будут собираться…
— А что ты с этим сделаешь? — развёл он руками. — Ничего не сделаешь.
— Надо где-то в стороне поставить для взрослых беседку, — предложил я. — Если там будет стол, лавки, крыша над головой, зачем им на детской площадке сидеть?
— У вас тут бои начнутся за эту беседку, — рассмеялся Юрий Викторович. — Молодёжь с гитарой против мужиков с домино.
— Ничего, было бы, что делить, — махнул рукой я. — Расписание составят. До восьми вечера домино, а после парни с гитарами.
А вообще, надо бы сразу и этот вопрос тоже поднять, когда к председателю пойду. Уж одну несчастную беседку наш кооператив сможет осилить?
По-хорошему, надо и дополнительное освещение над детской площадкой продумать. Зимой темнеет рано, это, во-первых. А во-вторых, алкаши всякие яркий свет не любят, когда они у всего двора на виду… Ну и гадости всякие делать на свету страшно… А то есть всякие придурки, которых хлебом не корми, а дай сломать что-то…
Моим мальчишкам надоело ездить в коляске, и они стали требовать поставить их на землю. Мы с Костяном принялись водить их за руки. Лариса играла с ними в догонялки, она убегала, а мальчишки догоняли. Женя хоть получила возможность немного передохнуть и села рядом с отцом. Видел, что у них серьёзный разговор. Надеюсь, это по поводу артистов и Мишки.