Та самая Аннушка, третий том, часть вторая: Долгий привал

Глава 24 Прикладная археология

— Ну что, — сказала мрачно Аннушка, когда я вернулся, — стоило мне отвернуться, и вы уже в кустах?

— Там нет кустов.

— Ваше счастье. Очень любезно было встать так, что я вас видела. Но не слышала, и это ни фига не любезно!

— Мы просто поговорили.

— И это секрет?

— Не от тебя.

— Отойдём? — Аннушка покосилась на аккуратное розовое ушко Сашенции, направленное как раз в нашу сторону.

— Как скажешь.

— Спальники захвати. Пусть все думают, что мы ушли трахаться.

— А мы нет?

— Зависит от того, что я услышу.

Аннушка, пока ходила за бутылкой, нашла на берегу что-то вроде домиков для отдыха купальщиков — просто фанерные кабинки с двумя лежанками, как в купе поезда, но они защищают от ветра, любопытных глаз и ушей. Мы уселись друг напротив друга, подстелив спальники, она зажгла свечку и держит в руках.

— Ну, давай, солдат, не тяни. Если ты решил уйти от меня к чёрным сиськам, то…

— Во-первых, — сказал я успокаивающе, — Алина сказала, что не собирается меня домогаться.

— А что тогда это, блин, за стрип-шоу было сегодня?

— Она дразнилась.

— Оторвать бы ей дразнилки… Ладно, принимается, чувство юмора у неё всегда было странное. Продолжай.

— Она сказала, что мелефиты — это что-то вроде противовеса Ушедшим. Если кто-то вытаскивает из небытия одну древнюю хтонь, то самое время вытащить оттуда же другую, чисто для равновесия.

— Хм, — задумалась Аннушка, — а в этом что-то есть, пожалуй. Мне доводилось слушать, что мелефитов создавали как оружие против Ушедших… точнее, не оружие, а… как бы это сказать? Вытеснитель? Замещающее… что-то.

— Вот сейчас не понял.

— Ну, например, чтобы в саду не росли сорняки, можно их выпалывать, травить дефолиантами, можно всё нафиг забетонировать — но это временные меры, потому что даже бетон природа в конце концов победит. Но можно вместо этого засеять специальной газонной травой, которая такая живучая, что сама задушит конкурентов, но при этом выглядит миленько и аккуратно. Вот мелефиты типа этой травы. Основатели, как говорят легенды, выпололи Доминаторов, то есть заставили уйти, сделав Ушедшими, а чтобы тем некуда было вернуться, создали мелефитов, которые абсолютно иммунны к их воздействию. Решение не самое банальное — создать целую искусственную расу, абсолютно оригинальную и ни на кого не похожую. Но Основатели были те ещё затейники, уж поверь мне. Умные и решительные, как никто. А уж детишки их, Хранители, надо полагать, как минимум, им не уступали. Так что да, понимаю логику Алины. Но тебя, я вижу, что-то смущает?

— Видишь ли, я так себе ботаник, но, если память меня не обманывает, то трюк с газонной травой работает только в одном случае.

— В каком?

— Если её регулярно косят.

В домике и заночевали. Не знаю, как провели ночь остальные, а мы — отлично. Правда, немного не выспались, но дело того стоило. Вернувшись, увидел радостно машущую из воды Алину, устроившую утреннее купание. Девчонки потрогали море босыми ножками, решили, что вода с утра слишком холодная, и ограничились умыванием.

Позавтракали, выпили кофе, собрали вещи, покидали их в кузов — и вернулись к нашим проблемам. У меня парадоксально возникло знакомое по прежней жизни грустное ощущение: «Отпуск кончился».

Аннушка вывела нас ровно туда же, откуда мы прыгнули на Дорогу — на заброшенное пыльное шоссе. Наших преследователей тут, разумеется, уже нет — прошли почти сутки, и поджидать нас, рискуя быть накрытыми мобгруппой, они не стали. Я вызвал по рации «Башню», сообщил, что мы живы-здоровы, продолжаем выполнять свою задачу. Какую именно — не ваше дело, но спасибо за заботу. Нам пожелали счастливого пути, я по традиции послал их к чёрту, на том конце связи посмеялись и оставили нас в покое.

Едем весь день, поднимая за собой облака пыли, периодически останавливаясь, чтобы перекусить, попить, пописать и умыться — последнее касается в основном Даши, которая заскучала и сначала травила нас странными несмешными анекдотами, а когда её попросили этого не делать, надулась, вылезла в кузов и поехала там, несмотря на жару, ветер и пыль.

Сашка всю дорогу читает и молчит, а Алина рассказала нам историю здешнего коллапса, который представлял собой, разнообразия ради, не очередную вариацию на тему войны, а пример вопиющего экологического идиотизма. Аборигены на фоне топливного кризиса заморочились переработкой мусора, вывели для этого какую-то супербактерию, которая радостно хавала пластик и серила нефтью, но забыли ей объяснить, где кончается мусор и начинаются хозтовары. У учёных такое сплошь и рядом. Так что бактерия вырвалась на свободу, огляделась, сказала себе: «О! Сколько вкусного! Это я удачно зашла!» — и пошла жрать весь пластик подряд. «Да, хрень какая-то вышла, — сказали учёные, почесав ушибленные падением на пол с развалившихся пластиковых стульев жопы, — это мы мальца перестарались. Говно вопрос! Сейчас исправим!» И вывели другую бактерию, которая принялась жрать первую, чтобы та не жрала пластик. Да, супербактериофаг, хавающий супербактерию, что тут может пойти не так? Ну, например, у какого-то пацана или девчонки в этот момент окажутся внезапно синие глазки, в дело вступит фактор коллапса, всё пойдёт по наихудшему сценарию, пожиратель мутирует и расширит своё меню. Зачем ограничивать рацион одним видом бактерий, когда вокруг много разных? В общем, мир микроорганизмов подвергся тотальному геноциду, а макроорганизмы без микро не работают. Тотальный, так сказать, дисбактериоз. Вымерло всё, от травки и мушки до собачки и человечка. Быстро и довольно, надо полагать, мучительно, так что сенсуса, наверное, выделилось море. Впитал ли его последний синеглазик, из последних сил сдерживая дисбактериозный понос, или всё вхолостую рассеялось — это науке неизвестно, потому что науки к тому времени уже не стало. Мир заполнился мертвечиной, которая даже сгнить не могла, потому что гниение тоже бактериальный процесс, да и сам бактериофаг проголодался и вымер. Полная, так сказать, стерильность, руки можно не мыть. Постепенно дохлая органика на поверхности выветрилась и рассеялась, став пылью, которая теперь превращает в лохматый кочан голову упрямо едущей в кузове Даши.

Мне эта история про борьбу с супербактерией с помощью супербактериофага напомнила историю с мелефитами, выведенными против Ушедших, но я не стал комментировать, чтобы не расстраивать Сашку.

Цели поездки достигли к вечеру. Руины того, что, со слов Алины, было городом, практически стёрты с лица земли временем. Так, торчит что-то невнятное.

— Сколько же лет прошло? — удивился я. — Тысяча?

— Гораздо меньше, — ответила Алина. — Но сильные ветра, вызванные переменой климата, и песок, который они несли, ничего не пощадили. Терминалу повезло, сначала его прикрывали горы и мёртвый, но плотный лес, потом ураганы прекратились. Но место, которое мы ищем, под землёй, оно должно было уцелеть.

Странное кубическое сооружение из металла и частично выветрившегося бетона имеет признаки недавнего активного интереса.

— Тут кто-то копал! — сообщает выпрыгнувшая из кузова Даша. — Оу, моя спина! И жопа! И вообще всё!

— А нефиг было в кузове ехать, — ответил я.

— Па-а-думаешь. Зато весело. Гляньте, тут куча следов! И люди, и техника. И вот ещё яма странная…

— Это воронка от взрыва. Кто-то раскопал песок до пола, используя, судя по следам, небольшой экскаватор, а потом заложил неслабый такой заряд, килограммов на десять ВВ. Очень хотел попасть внутрь, но обломался, тут перекрытие как в противоатомном бункере. Песок разметало, а бетон только поцарапали.

— Здесь был исследовательский центр потенциально опасных технологий, — пояснила Алина. — Самое защищённое место в нашем мире.

— О, — заинтересовалась Аннушка, — так это тут придумали тут штуку, от которой в конце концов все сдохли? Мило, мило. Сразу захотелось оказаться внутри. Там, поди, ещё много всего такого, что может нас убить, да?

— Это правда, — согласилась Алина. — Но это не значит, что убьёт. Например, я тоже потенциально опасна, и, некоторым образом, создана здесь. В лаборатории Центра собрали мою первую комплектацию и наложили мою первую прошивку.

— Так у тебя ностальгия? — засмеялась Даша. — Ничего себе! А я, вот, очень люблю всякие такие опасные штуки, у меня прям зудит залезть и потыкать пальчиком. Но, похоже, не выйдет. Нужна бомба побольше.

— Да, — согласился я, ковыряя ботинком края воронки. — Какой-нибудь тяжёлый противобункерный боеприпас, типа БетАБ тыща, или даже полторы тыщи. Правда, внутри после этого придётся соскребать всё со стен…

— Не надо ничего взрывать, — покачала головой Алина. — Те, кто пытался вломиться здесь, просто не знали, где вход.

— А ты знаешь?

— Я тут родилась.

Искомая дверца спрятана неподалёку, в совершенно неприметном заглублённом подвальчике под несохранившимся зданием. Нам даже копать почти не пришлось. Ну, как, дверца… Изрядный кусок железа, на самом деле. Ржавый, но крепкий. Будь она заперта, я даже не знаю, что бы мы делали, но достаточно было налечь всем вместе, и вход открылся.

Внутри темно, спёртый воздух, коридоры индустриального стиля и много закрытых дверей. Даша всё время порывается сунуть туда свой нос, но я её удерживаю, и мы идём за Алиной, нацепившей на голову налобный фонарик и ведущей нас вполне уверенно.

Пыли внутри почти нет, похоже, что помещения герметичны, а значит, что бы тут ни хранилось, оно должно было уцелеть.

В одном месте свежая осыпь штукатурки — похоже, что мы как раз под воронкой недавнего взрыва. Рядом лестница вниз, Алина уверенно сворачивает туда.

— Блин, неужели мы так ничего и не посмотрим! — возмущается Даша. — Тайный бункер безумных учёных, уничтоживших мир, а мы просто по коридорам прогуляемся? Вы чего такие скучные-то?

— Это не тайный бункер, про Центр знали все, — отвечает ей Алина. — И учёные были не безумные, а вполне обычные. И мир уничтожили не они, а случайная мутация бактериофага.

— Вот ты зануда! Алё, тут обязано быть что-то интересное!

— Самое интересное тут, как по мне, — мрачно сказала Аннушка, — что кто-то об этом месте знает и настойчиво пытается сюда попасть. Кто мог узнать о Центре?

— Никто, — невозмутимо сказала негритянка, спускаясь по лестнице в густую пыльную темноту. — Я единственная, кто уцелел с времён коллапса. И я никому не рассказывала.

— Но они явно ломились не наугад.

— Скорее всего, — предположила Сашка, — они ищут то же, что и мы. У мелефитских модулей есть что-то вроде маячков…

— Да брось, Саш, — усомнился я. — С такой глубины никакой маяк не добьёт, да и представь, сколько энергии понадобилось бы…

— Не, пап, это не так работает. Там нет рации или типа того. Мелефиты — информационная раса, в отличие от нас… вас, они манипулируют не сенсусом, который рассеивается, разрушая Фрактал, а другой формой первоматерии, информацией, которая накапливается и его фиксирует. Их… нас для этого и создавали, помнишь? Чтобы мы крепили Фрактал, размываемый Ушедшими. Маячки ничего не излучают, они как бы тихо, в фоновом режиме ткут свою тонкую информационную нить, вплетая её в структуры Фрактала. Энергии для этого не требуется, наоборот, она как бы пополняется… Я точно не знаю как, — призналась Саша. — Слишком мало книг.

— Хренассе, мало! — удивилась Даша. — Да у Аннушки их целая стена!

— Их всегда мало, — упрямо сказала девочка. — В общем, если где-то лежит модуль мелефита, то информация об этом непременно рано или поздно дойдёт до того, кто его ищет.

— Всё равно с какой целью? — уточнила Аннушка.

— Да, наверное. Я не уверена. Думаю, то, что в этом срезе аборигены нашли место крушения волантера, не было простой случайностью. Примерно так и работают маячки. Информация просачивается до тех пор, пока не достигнет того, кто её ищет. Раньше это были спасатели, разыскивающие пропавших в Мультиверсуме мелефитов, теперь… не знаю, пап. Например, мы.

— Или кто-то ещё, решивший, что вернуть их хорошая идея, — прокомментировала Аннушка. — Давайте опередим этих прекрасных людей, кем бы они ни были. Лично я не уверена, что они не вернутся с бомбой побольше и не подорвут всё к чертям вместе с нами.

Хранилище артефактов выглядит внушительно: коридоры суровые, двери стальные, интерьеры служебные. Алина ориентируется по каким-то меткам на стенах, на мой взгляд, совершенно неинформативным, но ей виднее.

— Неужели мы и тут не пошарим в закромах? — ноет Даша, оглядываясь на закрытые ячейки хранения. — А вдруг что полезное? Или прикольное?

— А вдруг там ещё какая-нибудь бактерия? — возражает Аннушка. — Которая жрёт, например, не пластик, а безалаберных лохматых девиц?

— Ой, да ладно. Не будьте занудами. Глянуть-то можно?

Головы… Нет, модули, которые в них когда-то находились, собраны в отдельном запертом помещении. Точнее, запертым оно было когда-то давно, теперь все электрические запоры отключились, и мы беспрепятственно вошли в большую комнату, где целую стену занимает нечто вроде вокзальной камеры хранения с закрытыми ячейками. Ну, или морг, если учитывать, что это в каком-то смысле мёртвые люди.

Алина решительно потянула на себя металлическую ручку, открывая одну из ячеек. Внутри круглый предмет, такой же, как тот, что Сашка выковыряла из останков мелефита в локали со сломанным мораториумом.

— Выглядит целым, — сказала Аннушка. — Но их, как я понимаю, вообще повредить сложно. А вот скажите мне одну вещь, дорогие мои. Каждая такая штука весит два кило примерно. Здесь их навскидку под две сотни. И как мы, блин, попрём два центнера железных мячиков? Об этом кто-нибудь подумал?

Несколько часов спустя мы сидим на песке и дышим, как загнанные ломовые лошади, а «Чёрт» стал похож на машину торговца арбузами. Только они не зелёные и полосатые, а металлические и серые. Полный кузов, с горкой, мелефитских мозгов. Хорошо, что Алина отыскала на складе что-то вроде электрической тачки. Плохо, что электричество в ней давно отключилось, и её пришлось толкать, как обычную. Ещё хуже, что вверх по лестнице она вообще никак не ехала, а лифты, разумеется, не работают. Я так набегался вверх-вниз с мешками электроголов, что у меня, кажется, даже протез сводит, не говоря уже о ноге. К счастью, Алина оказалась в этом теле весьма выносливой, да и Сашка сильна не по годам, а вот Аннушка всё прокляла ещё на половине груза. Сказала, что ходить пешком — дурацкая идея, и ноги у неё не для этого росли. Но всё-таки таскала, как все.

Сашка сидит на краю кузова и заворожённо трогает круглые модули, то один, то другой, зачем-то перекладывает их.

— Ищешь родителей? — спросил я.

— Я никак не могу их узнать в этом виде, — ответила девочка. — Боюсь, я вообще никак не смогу узнать. Я ведь видела их только во сне. Даже если мы сможем вырастить новые тела, выглядеть они будут иначе. И я выгляжу иначе. А моя мелефитская инфоматрица, по которой мы опознаем друг друга в любом теле, если и сохранилась, то в виде архива, и неактивна.

— Хочешь вернуть её себе? Стать юной мелефиткой?

— Не знаю, пап. Я не так давно живу, но мне уже жалко потерять эту себя. Жалко потерять тебя, маму Алину, маму Аннушку, Дашу, ребят из клана Костлявой, Криссу, Кардана… Всех. Я много узнала об этой жизни, мне хорошо тут, я полезна. А потом вдруг раз — никакой Сашки. Как и не было. Вместо неё какая-то незнакомая мелефитка третьего возраста, ничего не знающая и не понимающая, которая закрыла глаза в роскошной каюте на волантере, а открыла в пустыне перед кучей из голов соплеменников. То-то она удивилась бы! — захихикала девочка.

— Мы тебя не бросили бы всё равно, — заверил я.

— Я знаю, пап. Но пока не хочу. Может быть, если мы оживим родителей… — она рассеянно смахнула пыль с металлического мячика чьего-то мозга. — Тогда я подумаю об этом снова.

— Кстати, Саш, — спросила Аннушка, — а где Даша?

Мы огляделись. Девушки нет, и никто не может толком припомнить, когда её видел в последний раз. Она сначала таскала головы по лестнице, потом сказала, что ноги сейчас отвалятся, и осталась внизу на погрузке…

— Куда её унесло? Надо валить отсюда, пока волны информационного эфира, или как там это у мелефитов, не разнесли вести о том, что мы их спёрли.

— Нет, мам, не эфира, — поправила Аннушку Сашка, — нет никакого эфира. Это скорее нити, вплетённые в структуру Фрактала, они…

— Да поняла, поняла, — отмахнулась та. — Даша-то где? Идти её искать сил уже нет, ноги как желе после этой лестницы.

— Я тут! — девушка объявилась, как чёртик из табакерки. — Поехали быстрее!

— Где тебя носило? — спросил я.

— А? Что? Просто засмотрелась кое-на что! — отвела глаза Даша. — Поехали, чего сидим!

— И на что же ты засмотрелась? — мрачно уточнила Аннушка. — Не оно ли у тебя в рюкзаке?

— А хоть бы и так! Оно же ничьё!

— Пожалуй, Алину можно считать наследником здешней цивилизации, — возразил я.

— Алин, тебе что, жалко?

— Нет, — покачала головой негритянка. — Что бы ты ни взяла, можешь оставить себе.

— Только покажи сперва, — попросил я. — Хочу убедиться, что эта штука не уничтожит мир. Ещё раз.

— Вот вы душные! Ну вот, смотрите. Довольны?

Даша достала из рюкзака небольшой, с пару кулаков размером, резной шарик.

— Ты знаешь, что это? — спросила Аннушка.

— Конечно. Это мораториум. Мелкий, карманный, но, скорее всего, рабочий. Они, вроде, вечные или типа того. Нечему там ломаться. Не в курсе, откуда он тут взялся, но хрен я его на место верну, даже не просите.

— Он тоже с волантера, — пояснила Сашка, — на нём были такие. Не знаю, зачем. Может быть, чтобы аккумулировать сенсус при пролёте через активные срезы, ведь сами мелефиты его не вырабатывают. Но это просто гипотеза, простите.

— Да пофиг, — отмахнулась Даша. — Прикиньте, я теперь сама смогу собирать себе сенсус! То-то Мафсала обломается! Хрен ему, а не мои денежки!

Возвращались на удивление спокойно и почти без приключений. Разве что Аннушка устала настолько, что впервые уступила мне руль. Останавливаться на ночной привал не хотелось, местность не располагала — песок, пыль, ветер, дневная жара, ночной холод. Выходить на Дорогу и искать очередной приятный пляжик долго, да и груз наш… Мало ли, кто на него наведётся. Хотя Сашка заверяет, что «маячки» не маячки, и работает всё это не так, но рисковать не хочется. Не каждый раз везёшь целую расу в кузове.

Аннушка сначала бухтела, что я и сцепление дёргаю, и переключаюсь рано, и вообще… Но потом уснула, и стало тихо. Так и летели в свете фар — спереди тьма, сзади пыль, пассажиры спят. Нормально я веду, зря она.

Утром на горизонте показался терминал, я свернул на подъездное шоссе и сбросил скорость, заметив сопровождающий нас беспилотник.

— Что там? — отреагировала на изменение темпа Аннушка. — Доброе утро.

— Подъезжаем.

— Машина на дороге! — ожила рация. — Назовитесь.

— Башня, это «Чёрт», мы возвращаемся.

— С прибытием, «Чёрт», отметьтесь на КПП.

— Принято.

Рассвет красит облака в оранжевый, по утреннему времени вокруг здания ещё пусто, перед нами поднимают шлагбаум.

— О, мы дома, — потягивается сзади зевающая Алина, — хорошо. Так странно спать, если раньше этого не делала. Я даже видела сон. Хороший. Это приятно. Лёха, езжай вокруг здания, с той стороны есть грузовой спуск на склад, я покажу. Не стоит демонстрировать наш груз кому попало, в отеле наверняка полно шпионов.

Кучу голов мы накрыли брезентом, машина выглядит странновато, но, надеюсь, все ещё спят. Скатились вниз по наклонному спуску, перед нами открылись ворота, за ними уже выстроились киберы с тележками.

В ресторане, куда мы отправились завтракать и пить кофе, на меня вихрем налетела Донка:

— Лёха! Привет, Лёха! — напрыгнула, повисла на шее, чмокнула в щёку. — Привет, Аннушка! И вам здрасьте, всякие люди. Я Донка, вольная глойти в поисках найма.

— Здравствуй, Донка, — вежливо сказала негритянка. — Мы знакомы, я Алина. Это Александра, моя дочь, и Дарья, её подруга.

— Вот теперь бедная Доночка уже нифигашечки непонимашечки. Если ты Алина, то это кто? — она показала пальцем на стоящую у входа роботессу.

— Тоже Алина. Но другая. Мы разделились, теперь я буду выглядеть так.

— То-то, я смотрю, Алина стала не та, скучная какая-то… Так вся нескучность досталась тебе, что ли? — она с интересом осмотрела негритянку. — Ничего, симпатично вышло.

— Да, со мной не соскучишься, — совершенно серьёзно сказала Алина.

— А почему ты в поисках найма? — спросила Аннушка. — А как же Костлявая?

— Костлявенькая таскается туда-сюда, как шнурок в ботинке, это скучно. И у неё есть Лоля, она нормально тащит. А Доночка не хочет просрать ещё одну жизнь на унылый каботаж от рынка к рынку. Доночка хочет, чтобы весело, интересно, и всякое новое, и отвал башки, а не один и тот же маршрут день за днём.

— В таком случае, — предложила Алина, — я хотела бы тебя нанять.

— У тебя будет свой караван? А куда?

— Нет. У меня будет всего одна машина. Но она очень красивая, тебе понравится. И я обещаю, что будет не скучно.

— И куда мы направимся?

— Донка, помнишь тот срез, о котором я тебя просила забыть? — спросила Аннушка.

— Тот, что после поезда? С большой летающей сарделькой?

— Именно.

— Доночка никому, ни-ни, ни словечка, чесслово! Если что, это не я растрепала!

— Верю. Но Алине туда можно. Я же правильно поняла, — обратилась она к негритянке, — ты собралась туда?

— Да. Я и Александра, вдвоём.

— Чёрта с два! — заявила Даша. — Я с вами! И даже не надейтесь от меня избавиться! Мне дико интересно, что там! Кроме того, кто-то должен за вами присмотреть, вы же все малахольные!

— Хорошая идея, — поддержала её Аннушка. — Не отказывай ей, Алина. Даша может за себя постоять и даже защитить вас. Кроме того, она вас вытащит, если что-то пойдёт не так.

— Да-да, — закивала растрёпанной пыльной головой девушка, — я полезная! И крутая. И вообще.

— Я не против, — кивнула Алина. — Александре с ней веселее, а машина у меня большая.

— Не наделаешь глупостей? — прямо спросила Аннушка.

— Не волнуйся. Это просто разведка. Может быть, тот срез — совсем не то, что мы о нём думаем, а волантер… Мало ли, где он мог застрять. И помни: я это я. Как бы я ни выглядела. Ты можешь мне доверять.

— Очень надеюсь. Солдат, кофе допил?

— Да, как раз, — я поставил чашку на стол.

— Тогда пошли.

— Куда мы? — спросил я в коридоре.

— В ванну, конечно. Мне надо смыть с себя всю эту пыль, а тебе отвлечься от зрелища огромных чёрных сисек.

— Я вовсе…

— Заткнись. Нет, скажи, что мои лучше.

— Твои лучше!

— Вот то-то же. Не забывай об этом!