Я пытаюсь сообразить, что мне напоминает помещение, в которое привёл нас Мелехрим, и в голову приходит старое фото — подводная лодка первой половины двадцатого века. Нечто сложное и недружелюбное пользователю — целая стена из труб и разнокалиберных вентилей. На мой взгляд, здешняя машинерия примерно так же неюзерфрендли, абсолютно нелогична и разобраться в ней невозможно.
— Впечатляет? — спросил Мелехрим.
— Похоже на винтажную котельную.
Я убрал пистолет, но не теряю бдительности.
— В некотором роде это она и есть. Только степень её винтажности нельзя оценить даже приблизительно.
— И вы знаете, что здесь зачем? — удивился я, оглядывая стрелки приборов с немаркированными шкалами, переключатели без подписей и регуляторы без табличек.
— Нет. Мой брат, наверное, смог бы разобраться. Он гораздо более талантлив в научно-технической части. Я больше по административной.
— Тогда почему вы его сюда не пускаете?
— Именно поэтому. Настоящим учёным нельзя давать в руки рычаги к Мирозданию. Они начнут дергать их туда-сюда просто из любопытства.
— Это такая важная котельная?
— Наиважнейшая. После того, как погасли последние маяки Ушедших, это единственное устройство, которое поддерживает целостность Мультиверсума.
— Тогда нафига его взрывать?
— Ради хаоса. Ради выгоды. Ради выгоды от хаоса.
— А какая может быть выгода, если всё идёт по звезде?
— Встать во главе нового миропорядка, разумеется. Открывшаяся внезапно возможность стать наследниками Ушедших многим вскружила голову, но обычно процесс наследования непосредственно связан с чьей-нибудь смертью. Каждый надеется, что умрёт не он, но тут уж как повезёт. Сама эта возможность скорее гипотетическая, но делиться ей никто не хочет. Да, вот, я так и думал, — Мелехрим показал на какие-то круглые хреновины со стрелками, — вышли из строя два компонента, а не один. Один из них тот, откуда пришли вы, а другой, надо полагать, всё-таки успешно взорвали.
— И что теперь будет?
— Ещё немного уменьшится стабильность Фрактала. Немного ослабнет Дорога. Мультиверсум станет ещё менее населённым, потому что каким-то срезам не хватит прочности удерживать накопленный сенсус, прокатится волна коллапсов. Затем установится новое равновесие, и все к нему постепенно адаптируются.
— А если они не остановятся? Сколько ещё осталось работающих частей?
— Не могу сказать с уверенностью. Я, к сожалению или к счастью, очень неквалифицированный пользователь. Знаю несколько простых последовательностей, позволяющих балансировать пары при изменении потока. Мне их показал здешний смотритель, сам бы я ни за что не разобрался.
— Тут есть смотритель?
— Был. Один мелефит, занявший эту должность ещё при Основателях.
— Они так долго живут?
— Скажите, сколько времени вы тут находитесь? С того момента, как вошли в Цоколь?
— Несколько… — я завис, потому что вдруг понял, что совершенно не представляю, «несколько» чего. Часов? Дней? Лет? Веков?
Отсутствие ощущения времени оказалось настолько острым и неожиданным переживанием, что я совершенно растерялся. Расширившиеся от удивления глаза Лирании показали, что не я один. Пожалуй, я не смог бы описать словами то, что я чувствую, потому что все слова имеют форму времени — настоящее, будущее, прошлое, — и совершенно не подходят для ситуации, когда времени нет.
— Забавный опыт, да? — улыбнулся Мелехрим. — Это место не имеет времени, но мы не способны это воспринять, потому что оно составляет основу нашего существования. А если не пытаться анализировать, то наш мозг создаёт собственное локальное время внутри себя, что позволяет нам воспринимать здешнюю метрику в привычных нам иллюзиях последовательности событий. Нельзя сказать, сколько времени пробыл здесь тот мелефит. Нисколько. К сожалению, я успел от него узнать слишком мало — он, несмотря на мои предостережения, решил покинуть это место, воспользовавшись найденной мной дверью.
— И что с ним случилось?
— Он буквально рассыпался в прах. Разница временных потенциалов, я полагаю. Всё упущенное им время догнало его разом. Но, некоторым образом, он всё ещё с нами, — Мелехрим показал на условно человекообразную железяку на стене. — Исполняя его последнюю волю, я поместил туда содержимое головы.
— Последнюю волю? То есть он знал, что погибнет, но всё равно вышел?
— Предполагал такую возможность. Я уговаривал его не рисковать, но ему слишком надоело пребывать вне времени и хотелось ощутить его течение. Увы, оно оказалось слишком стремительным для существа из эпохи Предтеч. К сожалению, в нынешней своей форме он не может или не хочет общаться, а я не успел его толком расспросить. Возможно, я был первым и единственным посетителем этого места с момента запуска Мораториума Основателями.
— А разве его не Ушедшие сделали?
— Они. Но Основатели, создавая Мультиверсум, радикально изменили его настройки и перезапустили устройство. По крайней мере, такой вывод я сделал из краткого общения со Смотрителем. Теперь, он, увы, некоммуникабелен.
— Мы видели целый зал таких корпусов, — показал я на висящее на стене железное подобие человека. — И что, в каждом заперт мелефит?
— Полагаю, что да, — пожал плечами Мелехрим, — но я не проверял. Боюсь что-нибудь испортить, я не техник. И там не один такой зал.
— А сколько?
— Вопрос так же лишён смысла, как и «Который час?». С пространством тут тоже всё сложно. Интересуетесь мелефитами?
— Так, немножко. А вы нет?
— В Мультиверсуме так много загадок, что пытаться разгадать все бессмысленно. Возможно, стать Оркестратором Мораториума было изначальной целью существования мелефитов. А может быть, в какой-то момент Хранители использовали то, что было под рукой, потому что цена не имела значения.
— Вы тоже? — прямо спросил я. — Используете тех, кто под рукой, не думая о цене?
— Приходится. Да, я знаю, какая у меня репутация. И она заслужена. Но не я придумал систему, которая существует по принципу «меньшего зла»: «Убей нескольких, чтобы выжили многие». Разве вы, вояки, не занимаетесь тем же самым? Убиваете людей, чтобы жили другие?
— Мы не убиваем детей и гражданских. Как правило.
— Гражданских мобилизуют, дети вырастут в ненависти, и всё начнётся заново. Так работает система. Даже Основатели не смогли изменить её полностью, хотя при них, конечно, крови лилось поменьше, чем при Ушедших. У тех всё работало только на ней. Самое эффективное топливо. Но это лирика, разумеется. У меня нет необходимости оправдываться, я делаю то, что должен. Вы хотели выбраться? Я тут закончил, могу проводить вас к выходу.
— Прекрасная идея, — согласился я. — А как то, что тут нет времени, отразится на том, когда мы выйдем?
— Это, скажем так, момент внутренней дисциплины. Время сохраняется внутри нас, и если очень чётко фиксировать в себе момент входа, то выйдешь в то самое тогда, в какое входил. Если оно ещё существует, конечно. Иначе может случиться обидный казус, как с мелефитом-смотрителем. Я только прихвачу кое-что из кабинета, и двинем на выход.
— Цоколь — прелюбопытное место, — рассказывает Мелехрим по дороге. — Абсолютно невозможное и, тем не менее, даже более реальное, чем сам Мультиверсум. Поскольку оно не является частью Фрактала, то здесь не работают фрактальные способности, и человек, который является его творцом и частью, тут выжить не может. Но Мораториум при работе создаёт утечки нестуктурированной первоматерии, и за счёт этого мы ещё живы. Я даже не знаю, было ли так задумано, или следствие изношенности древней конструкции, просто пользуюсь возможностью. Да, сюда, минуту…
Мы вошли в тот же кабинет, где его встретили.
— Это небольшое личное пространство, которое я могу себе позволить. Тут я абсолютно недостижим, и никто не может меня побеспокоить. Точнее, так было, пока не явились вы. Надеюсь, это уникальный случай, и вы не будете водить сюда экскурсии.
Мелехрим открыл небольшой сейф в стене достал оттуда чёрную пластинку, сунул в карман, потом предупредил:
— У меня тут пистолет. Я его достану и положу в сумку. Не сочтите за агрессию, я не любитель оружия, он даже не мой, — он взял оружие двумя пальцами за ствол и показал мне. — Видите?
— Вижу, что не ваш, — кивнул я, доставая свой. — Где она?
— Кто?
— Аннушка.
— А ты не спешил, солдат, — недовольно сказала Аннушка, глядя на меня через прутья решётки. — Времени тут нет, это бесит даже сильнее, чем я ожидала.
— Стоп, а разве не ты должна меня всегда спасать?
— Ну, знаешь, иногда хочется какого-то разнообразия в отношениях. Сейчас как раз тот случай. Вон там рычаг. Открой уже дверь. Мне и той дуре.
— Привет, Марта, — поздоровался я. — А ты что тут делаешь?
— А как ты думаешь? — буркнула девушка в соседней камере. — Наслаждаюсь последствиями своей глупости. Пожалуйста, воздержись от комментариев. Аннушка за эти… не знаю, сколько, времени… уже в пыль растоптала остатки моего самолюбия.
— Она залетела, представь себе, — безжалостно сообщила мне подруга, — решила, что от Мелеха.
— Я точно знаю! Мы были вместе, я рассказывала!
— Тебя потом, извини, в тюряге драли как хотели.
— Я всё равно знаю, что это его ребёнок! Я чувствую!
— Ой, я вас умоляю! Чувствует она! Ладно, что взять с беременной бабы… В общем, решила обрадовать счастливого отца, свалила от нас и оказалась здесь.
— Ты и сама тут оказалась! — ответила Марта зло. — И кто ты после этого?
— Тоже дура, — самокритично ответила Аннушка. — Кто знал, что тут фрактальные способности не работают, и я не смогу уйти на Изнанку. Да и от Мелеха я такого не ожидала. Снотворное в вине, это ж банально, как в романе! А ты как меня нашёл, солдат?
— Пистолет, — я протянул ей оружие. — Ты таскаешь его в кармане кожанки. Характерная потёртость от молнии на воронении затворной рамки, видишь?
— И ты её запомнил?
— Ещё при первом знакомстве, когда ты мне ствол в нос совала.
— Я-то думала, ты тогда на мои ноги пялился, а ты, значит, пистолет запоминал. Ладно, а Мелех где?
— Запер в какой-то будке.
— Не пристрелил даже?
— Решил, что предоставлю эту честь тебе.
— А, спасибо. А это кто?
— Лирания, снайпер Слоновский.
— Привет, — сказала девушка. — Мы виделись пару раз.
— А, точно, припоминаю. Будем знакомы, значит. И как вас сюда занесло?
— Ждали тебя. Не дождались. Вот, пришли сами.
— Сдаётся мне, ты упустил какие-то подробности, но ладно, это терпит, пошли Мелеха навестим. У меня к нему поднакопилось вопросиков.
Будка пуста. Дверь всё так же закрыта, но внутри никого.
— Ни фига себе, — удивился я. — Тут же нет этой вашей Изнанки, как он мог уйти?
— Да хрен его знает, — ответила Аннушка, рассматривая помещение с одной дверью. — Но тут какие-то приборы. Кто знает, что они делают.
— Похоже на пневмопочту, — сказала Марта. — Я видела. Может, он позвал на помощь, и его спасли?
— Хреново. Я так и не получила от него то, за чем пришла.
— Кстати, за чем? — спросил я. — Чего это тебя внезапно понесло в Конгрегацию?
— За ответами, солдат. Надоело тыкаться вслепую, ставки слишком высоки. Раньше с Мелехом можно было договориться, обменяться инфой, и вообще он, в целом, был вменяемый, хоть и жопа. Но теперь я его не узнаю. Брать меня в заложники? Охренел совсем.
— Наверное, ставки и правда выросли, — заметила Лирания.
— Возможно, — не стала спорить Аннушка. — Давайте выбираться отсюда.
— Ну, я, наверно, смогу найти дверь, через которую мы с Лиранией вошли, но с той стороны…
— Нет, мне надо в Центр. Там «Чёрт» стоит. У Конгрегации.
— То есть, — уточнил я, — любой, кто хоть сколько-то тебя знает, может просто подождать на парковке?
— Ага. Мелех, конечно, в курсе, что я за ним приду. Но я же всё равно приду! Кроме того, у меня теперь есть ты. И пистолет. И эта девочка с ружьём. Прости, опять забыла, как тебя зовут.
— Лирания.
— Да, точно. Странное имя.
— Я и сама странная.
— А кто тут нормальный, я тебя умоляю. Марта, ты с нами?
— Нет, блин, тут останусь сидеть на вечном втором месяце!
— Тогда двинули. Когда Мелехрим привёл меня в кабинет, я дорогу запомнила. Обещал, сволочь, что всё увижу сама, а сам в вино что-то подмешал. Снаружи бы на меня не подействовало, но тут всё иначе. Чёртово дурацкое место. Кое-что он всё-таки рассказал.
— Что?
— Потом, ладно? Мне не терпится надрать ему зад. Да, вот, вроде, эта дверь. А теперь скажи, солдат, что ты можешь её открыть. Потому что я могу только пнуть и выругаться.
Я потянулся к двери и только коснувшись ручки почувствовал слабую вибрацию кросс-локуса.
— Без проблем, — и открыл.
Мелехрим стоит, опершись на кузов «Чёрта». Аннушка решительно шагает к нему через пустую парковку, мы с Лиранией и Мартой почти бежим следом. Подойдя, сходу бьёт в челюсть так, что голова чуть не отрывается с шеи, и добавляет два хука слева-справа. Теконис не пытается защититься и валится на землю рядом с задним колесом.
— Успокоилась? — спрашивает он спокойно, сплёвывая кровь на асфальт и осторожно вытирая рукой разбитое лицо. — Это было больно, кстати.
— Больно? Это больно? Ты не знаешь, что такое больно! Марта, хочешь пнуть его по яйцам?
— Э… — смутилась девушка, — хм… Наверное, всё же, нет. Как-то это… неправильно.
— Ей я и не позволю, — заявил Мелехрим, вставая, — тебе я должен, ей нет.
— То есть то, что ты её огулял, обрюхатил и слил уродам Гремарха в выжималку, не создаёт для тебя долгов?
— По первому пункту она не возражала, второй — случайность, третий не ко мне. Не прошедших тест должны были просто вернуть обратно, но один из членов комиссии решил подзаработать. Он уже испытал ту судьбу, что была уготована ей. Рад, что девочке удалось спастись.
— Так рад, что засунул её в клетку?
— И её, и тебя я хотел спасти. С тобой пришлось поступить нечестно, но иначе ты бы не согласилась. Поэтому ты имела право меня ударить.
— От чего, блин, спасти, спасака чёртов?
— От кризиса, который уже входит в терминальную фазу. Ты пришла спросить, как быть, если ты Искупительница? Это был мой ответ. Честный и идеальный. Цоколь — единственное место, где нет Фрактала, твоё предназначение там ничтожно, а я бы выпустил тебя, когда всё закончится. Тебя и её. Вы бы даже соскучиться не успели, потому что времени там нет. Но, похоже, судьба — это даже больше, чем Фрактал.
— Может, его пристрелить уже? — спросил я.
— Вы упустили шанс, — равнодушно ответил Мелехрим. — В Цоколе я был беззащитен, но здесь не дам себя убить. Да она вам и не позволит, верно, Аннушка?
— Да, солдат, плохая идея, к сожалению, — признала та. — Мне и самой хочется, но он прав. Те, кто его сменят, будут хуже. Он хотя бы понимает, что делает, а они просто ненасытные твари.
— Что делать, других нет. В целом, я их контролирую. Хотя эксцессы, извини Марта, случаются. Люди, что с них взять.
Я заметил, что из здания, возле которого стоит машина, выходят люди. В основном молодые, много подростков, некоторые совсем дети. Многие в чёрных круглых очках, похожих на сварочные, но некоторые сияют синими глазами открыто. Они подходят ближе, останавливаются, смотрят, перешёптываются. За нашими спинами постепенно собирается толпа.
— Та самая Аннушка! — слышу я восхищённые голоса позади.
— Ты видел, как она Мелехриму врезала?..
— Аннушка крутая, все говорят…
— Круче некуда! Мне старшие ребята рассказывали, что…
Гул нарастает, и Теконису в конце концов надоедает его игнорировать.
— Что вам надо, корректоры? — спросил он устало. — Разве занятия закончились? У нас тут небольшая встреча выпускников, ничего интересного.
— Мы не уйдём! — выкрикивает какая-то отважная девчушка. — Марта нам всё рассказала!
— Серьёзно? — Мелехрим иронически покосился на Марту. — Так ты не сразу побежала за алиментами?
— Я зашла в общежитие и всё рассказала. Мне не нужны никакие «лименты»! Я хочу, чтобы все узнали правду!
— И в чём она, по-твоему, состоит?
— Вы всех используете! Корректоров! — закричали из толпы. — Мы для вас сырьё!
— А что, это какая-то новость? — громко спросил Мелехрим.
— Мы думали, что спасаем Мультиверсум!
— Спасаете. Немного не так, как вы думали, но, поверьте, польза от вас есть.
— Конгрегация нас обманула!
— Нет. Вам говорят только правду.
— Далеко не всю!
— А вы думали, что в ваши милые пустые головёнки поместится вся? И вам её просто скормят ложечкой, за папу и маму, которых у вас нет? Никто не запрещал вам познавать мир, ребятки. Некоторым хватило ума разобраться, и они пошли дальше, подняв ранг. Некоторым, вот как ей, — Мелех показал на Аннушку, — хватило не ума, так храбрости, и они выбрали свой путь. Остальные предпочли делать, что скажут. Это путь баранов. Бараны — еда.
— Мы больше не будем вам подчиняться! Не пойдём на коллапсы! Мы имеем право знать! Мы вам не стадо!
— Кто это там пищит? — пригляделся Мелехрим. — О, малышка Тиция? Выйди, выйди сюда. Не бойся, ты ведь не стадо? Давай, давай, не стесняйся, говори открыто, я тебя не съем.
Из толпы уверенно выступила зеленоволосая девушка в тёмных круглых очках в медной оправе, в перепоясанном ремнями джинсовом костюме, симпатичная и задорная. Поддерживающие взгляды, реплики и похлопывания по плечам дают понять, что в коллективе она фигура не последняя.
— И скажу! — заявила она гордо. — Думали, испугаюсь?
— Ты? — смеётся Мелех. — Нет, ты не испугаешься. Чтобы чего-то бояться, это надо сперва понять. Вот, Аннушка, смотрю на неё и вижу тебя молодую. Прорва азарта, море отваги, бездна обаяния и ни капли ума. Однажды она тоже сбежала бы, но теперь всё изменилось. Говори, Тиция.
— Мы решили, — твёрдо сказала девушка. — Мы требуем, чтобы Конгрегация перестала держать нас за детишек и распоряжаться нашими жизнями, как ей угодно! Мы требуем, чтобы нам рассказали правду! Мы требуем самоуправления! Мы создали Совет корректоров…
— Во главе с тобой, надеюсь? — перебил Мелехрим.
— Я вошла в инициативную группу, — скромно ответила Тиция. — Мы ещё не определились со структурой, но… Неважно! Мы требуем, чтобы с нами считались! Мы не остановим ни одного коллапса, не вытащим ни одного фокуса, не выйдем ни на одно задание, пока Конгрегация не примет наши условия! Мы объявляем бессрочную забастовку, вот!
Девушка гордо вскинула зелёную голову, с видом непримиримым и бескомпромиссным. Я аж залюбовался этим манифестом юности.
Мелехрим тоже оценил эстетику момента, даже похлопал в ладоши:
— Скажи, хороша же? А могла бы погибнуть со срезом или переродиться в коллапсе и сгинуть в ловушке. Разве эти дети не стоят той цены, что мы платим?
— Они платят, — напомнила Аннушка.
— Мы. Ими, но мы. И не думай, что это было легко.
— Было?
— Было. Итак, — обратился он к Тиции, — вы победили. Ура вам. Поздравляю.
— В смысле? — растерялась девушка.
Мелехрим подошёл, торжественно пожал зеленовласке руку и чмокнул в щёчку.
— Все ваши требования выполнены. С этого момента Конгрегация прекращает свою деятельность, Ареопаг распущен, школа корректоров полностью переходит на самоуправление. Я хотел объявить об этом позже, в более торжественной обстановке, но вышло, как вышло. Ещё раз поздравляю тебя, Тиц. Не сомневаюсь, что именно ты возглавишь ваш Совет и войдёшь в историю. В каком-нибудь качестве.
— Но что нам теперь делать? — спросил кто-то из толпы.
— А что хотите, детишки. Вы хотели свободы — вот она, кушайте. Приятного, как говорится, аппетита.