Противофаза (СИ)

Глава 23

Среда, 19.03.1975 г.

Через час с минутами мы уже выгружались у просторского очага культуры. Юлю нашёл в студии, где репетировали народники Агнессы Павловны. Здесь же встретились «Спектровцы», теперь уже бывшие. Сейчас они назывались ВИА «Простор». Немного неуклюже звучит, но вполне закусочно. Придумал такое название сам руководитель ансамбля Вадим Леньков, теперь уже без приставки ио. Все, с кем я здесь раньше генерил музон, встретили очень радушно. В ансамбле остались только Раиса на скрипке, Лёшка на ударных и сам Вадим на духовых. К ним присоединились девушка Марина на клавишах и двое парней на позиции бас- и лидер- гитар. Игорь-блондин и Игорь-брюнет, соответственно. Все питомцы ангелининой музыкалки. Оба парня, по уверению Вадима, неплохо вокалировали. Помнил их смутно по школе. Кажется, они учатся ещё в десятом классе. Зато парни меня прекрасно знали по «Спектру» и хоккею, и явно состояли в рядах моих фанатов. Напомнили мне, скалясь во все свои зубастые пасти, про мой бенефис на танцах с песней «Шесть гадов» с прочими тухмановско-антоновскими штучками.

Очень порадовало меня появление тёти Иры, вовкиной мамы, пребывающей наконец-то в отличнейшем настроении. Сказала, что Вовку должны скоро выписать. Сердечно поприветствовали меня Ангелина Давыдовна и со своими подругами: Антониной Глебовной и Евгенией Евгеньевной. Присутствовали на репетиции пионеры Наташа Костина и Вова Пряхин. Как раз до моего пришествия делался прогон песни «Прекрасное далёко». Исполнять на вечере решили не только композиции на стихи Есенина, но и прочие за авторством Чекалина.

Ангелина с довольным видом сообщила, что дал своё согласие приехать Геннадий Белов и обещает вроде бы привести с собой целого Муслима Магомаева. Должны прибыть лауреаты конкурса военной песни ВИА «Алый луч». Я, со своей стороны, обрадовал организаторш согласием приехать «Весёлых Ребят» и Градского со своими «Скоморохами». А вечер, однако, обещает быть довольно таки шумным.

Отработали новую инструменталку «Красного коня». Прежняя, с главной партией аккордеона, разработанная Агнессой, меня никак не впечатлила. Вокал мальчишки был выше всяких похвал. Перешли к прогону песен на стихи Есенина «Заметался пожар голубой» и якобы Есенина «Губами губ твоих коснусь», исполняемые Игорьками соответственно Сухановым, который белый и Каменским, который чёрный. Последний стих кто-то слегка переделал, снизив религиозность. Получилось как-то корявовато, но терпимо. Вокал у парней, грубо говоря, никакой. Посоветовал Игорянам исполнять обе композиции в два голоса. Бился над ними битый час, пока что-то там у них вытанцевалось. Парням хотелось ещё сыграть «Варвару», но не все строки помнили. Написал им клавир. С инструменталкой они пусть решают сами, как хотят. Любой вариант здесь судоходен.

Предложил от имени Пашки Чекалина композицию на есенинский стих «Край ты мой заброшенный» в адаптации Пеленягре для ансамбля Агнессы Павловны. Если эту песню исполняла в своё время Надежда Кадышева, то вовкиной маме то будет, как пару раз чихнуть. Для ансамбля Вадима предложил подготовить ещё две песни уже в своём исполнении: маликовскую «Ещё, ещё…» и альфовскую «Я сделан из такого вещества».

Ангелина попросила найти какую-нибудь фотку Павла, чтобы на её основе клубный художник нарисовал большой портрет рядом с уже нарисованным портретом Сергея Есенина. В школьном архиве нашлись фото с классом, то там он совсем мальчишка.

— Фотографий нет, но могу сделать графический набросок лица, — придумал я.

— Хорошо, сделай. Посмотрим, что получится, — согласилась женщина.

Хотелось выполнить рисунок по примеру абриса лица Градского на обложке пластинки с песнями к фильму «Романс о влюблённых». Получилось немного шаржево из-за удлинённой кадыкастой шеи. Черты решительного лица в пол-оборота вышли чем-то похожими на мультяшного Ален Делона. Организаторши тем не менее работу мою одобрили.

Закрутились с творческими делами до глубокого вечера, почти до полуночи. Поговорил с ребятами из ансамбля, чтобы пристроить на ночлег Хвоста. Не поведу же я его в юлину норку, где мы с ней там собрались сильно побезобразничать. А что такой вариант наиболее вероятен, обещали взгляды прекрасной учительницы. Откликнулись все. Хвост выбрал пойти к драммеру Лёхе домой. Он, кстати, проживал всего в пару минут от ДК.

Мы с Юлей хотели напитаться романтического настроения и прогуляться по улочками ночного городка, но в итоге почти бежали к её жилищу. Влетели в квартиру и с порога принялись лихорадочно раздеваться. Даже дверь входную, наверное, забыли запереть. Я срывал одежды с прекрасного женского тела, покрывая освободившиеся места поцелуями. Моя ласковая Белочка реагировала сладострастными стонами и в свою очередь пыталась мне помочь разобраться со своими шмотками. Оставшись без одежды и не добежав до спальни, устроились громыхать на столе в большой комнате. Чего-то там полетело на пол и разбилось.

Белка отдавалась мне страстно и желанно, как после долгой разлуки со своим самым близким человеком. Она дарила себя, свою радость и переживания каждым прикосновением, каждым движением своего прекрасного тела. Я словно бы купался в её эмоциях, но сам не мог в полной мере ей раскрыться. Ведь в своих мыслях я всё-таки был предназначен для другой. И женщина это как-то почувствовала:

— У тебя уже есть кто-то, кого ты больше всего на свете любишь? — даже не спросила, а будто утвердительно подчеркнула она.

Мы лежали уже в постели, обнявшись и остывая после жаркой схватки.

— Не говори глупости, ты для меня единственная, — бодро соврал я.

Мне ли не знать женскую психологию, перепахавшего туеву кучу альковов ещё в своём первоначальном естестве Мустанга. Каждая женщина в душе мечтает стать единственной и неповторимой для того мужчины, который её завоевал. Это во-первых, а во-вторых любой женщине нравится слышать слова любви, даже если они не вполне искренние. Выспаться нормально не удалось, потому что хотелось то мне, то ей.

Утром встал пораньше, принял душ и сел за стол на кухне перелопачивать текст ТЗ. Иначе как мне обосновать должностные оклады своих сотрудников перед очами Лейсан. Основу текста Светки Белоусовой решил пока оставить, убрав оттуда только явные ляпы. Может быть из-за недосыпа, или по другой какой-либо причине, но в голову нагло впёрлась гениальнейшая идея — цирковая арена. Вернее, не в голову, а сначала в глаза. На холодильнике лежал журнал «Советский экран». Я его взял, чтобы подложить под листки ТЗ, ну и на автомате перелистал. Наткнулся на статью про солнечного клоуна Олега Попова с его фоткой на фоне арены цирка. Есть ведь такой цирк в Москве, где меняются арены на проспекте Вернадского. Даже радостный вопль испустился, разбудив мою Беляночку. Юле нужно было выходить на свою работу к пол девятому, а стрелки на часах показывали без пяти минут семь. Легко сообразить, чем мы с ней снова занялись.

Неизбежно настала пора вставать и готовиться провести достойно наступивший день. Белка сообразила нам на двоих омлет с зеленью и кусочками колбасы, а также бутерброды с сыром для кофе. По моей просьбе она позвонила Лёхе, что на ударных, чтобы Хвост тоже потихоньку вытаскивал свои кости на солнышко, а я позвонил Лейсан, чтобы согласовать время встречи. Сегодня она собирается пробыть весь день в комсомольском Комитете, если не возникнут какие-нибудь срочные срочности. Договорились увидеться около двух дня.

С Юликом мы прощались у выхода из подъезда. С большим трудом смогли оторваться друг от друга. И то только по причине явления моего пузатого армянского недруга, спускающегося вниз по лестнице. Белочка смущённо пискнула слова прощания и вылетела за дверь, а я одарил мерзкое существо таким взглядом, что его грушевидное тело приобрело немыслимое ускорение, проносясь мимо меня. Так обычно поступают кометы, когда сильно прибавляют в скорости, пролетая вблизи солнца. Против небесной механики не попрёшь, ёперный болид.

Хвост уже законопослушно ждал меня в Волге у входа в ДК. Я наметил план заехать сначала в «Красный Луч» к музыкантам и кое-чем их там нагрузить, коль они вознамерились завтра приехать на вечер памяти. Мой спутник не сумел скрыть на своей хитрой мордахе довольного выражения. Походу, ему в тех краях что-то очень хорошо обломилось.

Директрисса товарищ Стародубцева нашлась в своём кабинете и так обрадовалась моему появлению, что полезла обниматься и целоваться. Хорошо, что не по брежневски взасос. Последовала затем чайная церемония в закутке для отдыха с обалденно вкусными пирожными и расспросами, словно я отсутствовал здесь целых два года, а не каких-нибудь два дня. Подробно рассказал о подготовке к вечеру памяти поэта Сергея Есенина и композитора Павла Чекалина. Мероприятие грозило разрастись до масштабов целого фестиваля. Ещё поведал о своём желании подключить ВИА «Алый луч» к этому представлению, хотя они и так туда собрались. Без лишних вопросов начальница отрядила своего сотрудника забрать лучиков с уроков в школе и с мест работы, и отвести их в клуб для последующей встречи со мной. Об исполнении прийти и доложить. Сами же мы продолжили наслаждаться общением, попивая прекрасный душистый чай и поедая обалденные пирожные. Периодически Римма Алексеевна срывалась с места, о чём-то вспомнив, и убегала в свой рабочий кабинет. Потом возвращалась и продолжала беседу ровно с того места, где окончила. Поделилась со мной забавной новостью. Вчера, оказывается, звонил сам товарищ Полянский, который министр сельского хозяйства СССР, и предложил должность своего заместителя. Вот только она совсем не горит желанием покидать родной совхоз, куда столько труда и заботы вложено. Спросила совета. Я, ясен пень, нацелил её на продвиж вверх, если предоставляется такая возможность. Сельское хозяйство в нашей чудесной стране сейчас находится в глубокой… хмм, впадине. Марианской, по всей видимости. Может быть, с появлением деятельной Риммы Алексеевны в сонном мирке совковых бюрократов чего-нибудь там вымутится к лучшему, или же номенклатурная серая среда поглотит её всю, как вязкая топь беспечную корову.

Сотрудник управления сообщил, что музыканты меня уже ждут в своей студии. Я попрощался с Риммой Алексеевной и прошёл через площадь к зданию-шатру. Хвост вместе с машиной не беспокоили своим присутствием линию горизонта. Куда-то опять умотался. Ребятки меня ждали в вестибюле с радостными и малость удивлёнными рожами. Не было только руководительницы, которая сейчас занята на уроках, и небезызвестного администратора Ароныча. Думаю, они не будут на меня в обиде. Ларик всегда успешно замещал Наташу при необходимости.

Я объяснил всем причину своего внезапного появления. Мои предложения были приняты на ура. Тем более, что все новые песни потом останутся у них в репертуаре. А когда я продемонстрировал сами песни, то начался такой оглушительный ор, будто мартовские коты вышли на прогулку. Сначала репали песню И. Слуцкого на стихи Есенина «Думы мои, думы». Я наиграл мелодию на гитаре, распределили партии. Очень долго добивались от ударника нужного ритма, потом работали с органолой, с басами. За час с четвертью композиция было более-менее слеплена. Вокал и партия на лидер-гитаре естественно остались за мной. Следующая есенинская песня была мне известна в исполнении группы «Альфа» — «Я московский озорной гуляка». На неё убили больше двух часов. Потом я ещё писал клавиры для этих двух песен. Ларик с восторгом удивлялся тому, как я догадался так органично соединить мелодию «Цыплёнка жареного…» со стихом великого поэта. Пришлось ему напомнить, что создателем всех этих шедевров является гениальный Пашка.

Время близилось к часу дня. Надо было уже рвать когти в сторону комсомольского главка. Работы над песнями оставалось ещё очень много. Ребята обещали оставаться в студии столько времени, сколько нужно для качественного звучания двух композиций. Попрощался с воодушевлёнными музыкантами и загрузился в поджидавшую меня машину. Оказалось, что предприимчивый Хвост уже сгонял на автобазу и заправился там халявным бензином по горлышко, и сам подзаправился котлетами с чесноком. Из пасти его доносилось такое амбре, что хотелось стать космонавтом. В смысле, скафандр им бесплатно выдают. Предложил мне тоже перекусить там, но у меня такого желания не возникло. Тем более после директорских пирожных.

Чтобы скоротать время в дороге, надумал пообщаться со своими призрачными помощниками. Орловы появились незамедлительно. Дедок Семёныч выглядел как всегда бодрячком, а вот его боевая подруга была чем-то смущена. Первой начала свой доклад именно она:

— Дорогой Мишенька! Прости меня, дуру старую. Весь Кавказ, все больницы и санатории облазила, но твою любушку не нашла. Прям даже не знаю, что и делать дальше.

— Найдите мне её, милая Таисия Степановна. Постарайтесь, пожалуйста, — взмолился я.

— Дык я ж спросить ни у кого не могу, ибо сама тень бессловесная, — запричитала старушка.

— Ох, и глупа же ты, старая кочерыжка. Может, кто из родственников про её местопребывание знает? Узнать у них не пробовала? — съехидничал её призрачный муженёк.

— Ишь ты, умный какой. А что же ты мне раньше про то не сказал, сучок скрипучий. Затаился, аки змей, а теперь вишь как выцеживается, — завелась Степановна.

— А ты бы сама спросила, если бы головой соображала, а не пустым местом, — контратаковал Семёныч.

— Хорошая идея, Алексей Семёныч. Спасибо тебе! Степановна, найдите её отца и пристройтесь возле. Рано, или поздно он сам с дочкой свяжется, а вы подслушаете.

— Так и сделаю, — согласилась старушка.

— А у тебя какие новости, Семёныч?

Дедок гордо поглядел на свою суженую и сообщил, что сделал много занятных записей про врага народа Андропова и его прислужников, и что готов меня с ними ознакомить.

— Ладно, Семёныч, залазь ко мне. Только не хулигань, прошу. Помни, что у меня сегодня очень напряжённый день, — решился я.

— Не волнуйся, Мишенька. Я пригляжу за своим обалдуем. Не дам ему разгуляться за твой счёт, — зловредно хихикнула бабулька.

— Не надорвись, старая грымза, — огрызнулся дедок.

Таблетки Жени Чазова действительно помогали. Головные боли и тяжёлые кошмары отступили. Андропову удавалось теперь высыпаться. Сегодня ему с группой товарищей по Политбюро предстояло встречать Брежнева и Суслова, прибывающих поездом в Москву около четырёх дня, на так называемый «правительственный вокзал». Соизволением Андрея Кириленко его включили в эту группу.

Обычно списками встречальщиков занимался секретарь ЦК Капитонов Иван Васильевич. Несмотря на внешнюю брутальность, этот партийный «фигаро» отличался нерешительностью и трусоватостью, стараясь по возможности угодить всем. Если список подлаживался к Подгорному, или к Косыгину, то Андропов не всегда мог найти в нём себя. Попадание в эти списки ценились так же высоко, как и приглашения к Самому в Завидово. При ожидании высокого иностранного гостя, или же первого лица страны в зале делегаций аэропорта, или вокзала нередко происходили обсуждения важных вопросов в неформальной обстановке, которые потом получали своё реальное воплощение в решениях Пленумов ЦК. Оба ЦЦ также собрались встречать генсека, составляя своеобразный конвой Андропова.

С аппетитом пообедав в ведомственной столовой в обществе генерала Чебрикова и оставив его на хозяйстве в главном здании, председатель Комитета спустился на личном лифте в гараж, к служебной Чайке и с удобством расположился на заднем сидении, приготовившись к поездке на секретный вокзал, что на перегоне между станциями Рижская и Каланчёвская. Этот вокзал Брежнев распорядился построить после того, как в ЦК стали поступать письма от раздражённых трудящихся, недовольных затруднениями в работе московских вокзалов из-за приездов, или отъездов государственных и партийных деятелей. Андропов тоже поспособствовал принятию этого решения, настаивая на безопасности высокопоставленных лиц и лично дорогого Леонида Ильича. Строительство велось ударными темпами в течение двух с половиной лет и было закончено в прошлом году. Снаружи секретный объект выглядел абсолютно незаметным. Обычное здание из жёлтого кирпича. Зато внутри имелись зал для приёмов, буфет и прочие помещения, отделанные лепниной, мрамором, с расположенными в них дубовыми шпалерами, картинами и гобеленами, с установленной широкой барной стойкой и высококачественной мебелью. Единственная небольшая платформа для приёма литерных поездов была зажата между стеной депо и залами для ожидающих. Сверху платформа была прикрыта массивным бетонным козырьком, исключающим возможность покушения каким-нибудь снайпером.

Вспомнился позавчерашний визит к Кириленко. Общаться с этим косноязычным и грубым человеком доставляло мало удовольствия. Уж насколько в ЦК не стеснялись использовать мат в общении, умению выражаться по-кириленковски позавидовал бы любой уважающий себя сантехник. В устах Андрея Павловича мат звучал как-то по-особому туалетно. А уж матерился он самозабвенно, особенно когда волновался. Иногда, нервничая, он выдавал целые предложения из одних только матерных слов, перемежаемых междометиями. Смысла сказанного не мог постичь никто, включая даже самого автора.

Уже в коридоре, на подходе к кабинету Кириленко, что на пятом этаже здания ЦК КПСС на Старой площади, были слышны разносящиеся оттуда крики, перемежаемые сочной матерщиной:

— Пипипипи пипипипи. Я теперь самый главный для вас всех во всём Союзе. Понял, пипипи пипипи?

Далее послышался неразличимый бубнёж его собеседника. И снова:

— Твою пипипи! В твоей пипипи области такой пипипи завод не нужен. Пипипипипи!

Снова последовали невнятные возражения, и снова:

— Ты пипипи тут мне брось вбивать пипипи клин между мной и генеральным секретарем! Мы с Леонидом Ильичом всегда думаем… в унитаз.

Андропов, находясь уже в приёмной, издал икающий звук и упал в кресло для посетителей, сотрясаясь от беззвучного и неудержимого смеха. Андрей явно оговорился, намереваясь сказать «в унисон». Через короткое время из кабинета вывалился вспотевший и красный, не то от злости, не то от смеха, один из областных секретарей Саша Коваленко. Увидел Андропова, поздоровался, покрутил загадочно рукой у виска и буркнул, уходя:

— Маразм крепчает!

Юрия «Самый главный теперь» принял с большим радушием, что было необычно, учитывая прежние довольно-таки прохладные отношения. Угостил молдавским коньячком, хотя ни для кого в ЦК не было секретом, что главный по госбезопасности алкоголь категорически не приемлет. Обижаться на его поступки было также бессмысленно, как требовать от кота игнорировать сметану. Рюмку коньяка пришлось принять и даже немного пригубить, опасаясь возможных маразматических вывертов со стороны хозяина кабинета. Разговор поначалу касался общих тем. Затем Андрей начал осторожно прощупывать собеседника на предмет отношения к некоторым членам Политбюро. Невольно подумалось, что заметные уже признаки деменции этого деятеля не особо сильно повлияли на его мастерство искусно лавировать в аппаратных играх.

— Венгерские товарищи сообщили мне, что Лёне стало плохо ещё по прилёту в Будапешт, — перешёл к сути встречи Кириленко, — После он всё же оклемался и нормально поработал на съезде. Однако… Догадываешься, к чему я клоню? Будь за меня, когда в ЦК придёт время избирать нового генсека. В Политбюро пока что перевес у Миши, но если он будет незначительный, то у меня появится реальный шанс продавить свою кандидатуру через ЦК. Можно на тебя рассчитывать, Юра?

У Андропова внезапно пересохли губы. Пришлось налить в стакан воды из графина и медленно пить, обдумывая предложение. До него только сейчас дошло, что Кириленко за всё время разговора ни разу не матюгнулся. К тому же, раздражающее косноязычие стало не таким заметным. Неприятно, конечно, что лично его амбиции никто не воспринимает всерьёз. С другой стороны, вынужденная незаметность в данной ситуации будет даже предпочтительней. Его соратники работают аккуратно и не засветили намерения своего босса. Что ж, кандидатура рыхловатого Андрея с его недостатками выглядела выгодней варианта с сухощавым и подтянутым Сусловым, сильно озабоченного своим здоровьем. Стоит проверить ставки:

— Почему только Миша? Николай пока ещё не отказался от желания побороться за это место.

— Коля рвётся в первые, хотя за ним уже почти никого не осталось. Раньше я его помнил более умным товарищем, — последовал ответ.

— Я бы не отказался от должности секретаря по идеологии, — скромно объявил Андропов.

— Именно это я и хотел тебе предложить, Юра, — обрадовался Кириленко и даже приобнял своего нового союзника, — Афишировать нашу близость не будем, не то Миша начнёт неправильно дёргаться. Послезавтра Лёня прибывает на спецвокзал ровно в полдень. Ты в списках встречающих. Кого хотел бы убрать оттуда? Шелепина?

— Да пусть они все там останутся. Мне так будет даже лучше.

— Ну, смотри! — заговорщецки подмигнул Андрей, — Колю я всё-таки вычеркну, ёпипи президента нашего. Давай, Юра, чекалдыкнем на посошок пятьдесят капель и разойдёмся по своим баранам.

— Я не пью, Андрей. Извини, врачи не разрешают.

Выйдя из здания ЦК на Старой площади, Андропов из своей машины позвонил генералу Питовранову и предложил срочно прибыть на секретный объект СКК-6, под которым значилась новая конспиративная квартира, находящаяся по другую сторону площади Дзержинского, в доме с аркой входа в метро «Дзержинская», на пятом этаже. Трёхкомнатная квартира была обставлена весьма комфортабельно и располагала к приятному времяпрепровождению. В соседней квартире располагалась пост охраны, где во время переговоров располагался лейтенант госбезопасности Алексей, молодой, но очень хозяйственный и заботливый служака, заточенный на выполнение абсолютно любого поручения своего хозяина. Подумав, Андропов взял радиотелефон и позвонил Евгению Чазову, застав его на рабочем месте. Попросил при возможности быть готовым подъехать на эту же квартиру.

Пока ждал Питовранова, принял ванну с успокаивающим нервы хвойным экстрактом. Стало немного легче. Юрий одел пижаму, вышел в гостиную и включил проигрыватель, поставив пластинку джазмена Дейвиса Эдди на опорный диск. Затем он взял из бара бутылочку любимого вина «Либфраумильх» с фужером, приглушил звук, уселся в кресло, вытянув ноги и расслабившись, наслаждаясь напитком с нежнейшим вкусом загадочных растений. Приятные звуки успешно конкурировали с тревожными мыслями в голове.

Питовранов не заставил себя долго ждать. О прибытии доложил по телефону порученец Алексей, проводивший гостя от парадного подъезда до двери квартиры. Генерал вошёл лощёный, холёный, широко улыбающийся, удивительно похожий на самого Андропова, только в более здравствующей версии. Недаром по Комитету ходили слухи, что они есть тайные братья только от разных родителей. По привычке подколол главу госбезопасности:

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник!

Такое подшучивание установилось с той поры, как Андропову, никогда не имевшему воинского звания даже в годы войны, в конце 1973 года было присвоено это звание. Тогда как Питовранов, прошедший долгую службу в силовых ведомствах, остался в генерал-лейтенантах.

Юрию пришлось всё рассказать про компромат, умолчав, правда, о содержании разговора с Моррисом. Объяснил так, что там были очень критические высказывания по личностям многих советских руководителей, в том числе и Самого. Женя попенял Юрию, что раньше не поставил об этом прискорбном инциденте в известность.

Проговорили с генералом часа три. Всплыли кое-какие интересные решения, среди которых предлагалось снова устроить что-то типа покушения на Генерального. Конечно же притворного. Питовранов уже не стремился к радикальным действиям, как шесть лет назад. Позиции его среди армейского руководства значительно ослабли, зато среди коммерческих работников, если можно так называть советских никчёмышей, он приобрёл неплохой авторитет. Он прекрасно понимал, что Брежнев в нынешних условиях является гарантом установившейся в стране состояния, крайне выгодного для таких ушлых дельцов как он сам.

Андропов стал возражать, полагая на невозможность подготовить за столь короткое время хоть какую-либо операцию. Выяснилось, что генерал Женя предлагает лишь предупредить генсека о готовящемся на него покушении, допустим, западноукраинского националистического подполья и попытаться изменить маршрут литерного поезда. Например, через Белоруссию.

— Как бы не окочурился наш Лёня с испугу, — посетовал Андропов.

— Тогда постарайся его так напугать, чтобы не сильно испугался, — ответствовал Питовранов.

Обсудили также другие текущие дела. Было решено снизить активность по операции «Скорпион», пока Крючков с Плешей не выявят крота из ближнего круга Андропова в КГБ, сливающего секретную информацию в Комитет партийного контроля товарищу Пельше. Далее пошли экономические подсчёты по предприятиям в странах Западной Европы, курируемых «Фирмой». Если не сложится в Союзе получить власть, то на Западе можно спокойно превратиться в неплохо обеспеченного буржуа с состоянием, которое даже правнуки не смогут растранжирить. Евгений толсто намекал на подобную перспективу для себя самого тоже.

После ухода генерала Юрий набрал номер Чазова. Тот терпеливо ожидал звонка на своём рабочем месте, хотя уже было полдесятого вечера. Через десять минут он уже пересекал порог тайного пристанища начальника госбезопасности с несколько напряжённым лицом. По сути, всё, что было нужно, удалось обговорить с Питоврановым. Начали разговор с Татьяны, жены Андропова, снова слёгшей в кремлёвскую больницу на этот раз с гипертонией. Женя обещал использовать какие-то новые западные препараты, обещающие прекрасный положительный эффект.

Юрий поведал также о своих проблемах со сном и состоянии непрекращающейся тревожности. Чазов на это сказал, что все эти проблемы прекрасно видны на лице, и что желателен отдых в санатории на Кавказе, предпочтительно в Железноводске. А для улучшения сна и общего психического состояния Председателя были предложены специальные таблетки в прозрачной пластиковой упаковке в виде маленькой оранжевой цилиндрической капсулы. Он их специально захватил с собой для друга.

Под конец встречи началось обсуждение самой важной темы — состояния здоровья товарища Брежнева и связанных с этим фактором различных вероятностных сценариях. Лично Андропову никакие потрясения на вершинах власти сейчас были не выгодны. Лидера партии во что бы то ни стало требовалось удержать в функциональном состоянии.

Чазов тяжело вздохнул. Сколько же сил потрачено на то, чтобы Брежнев как бы естественным образом приблизился к последней черте. Теперь его придётся с ещё большими усилиями от этой черты осторожно оттаскивать. Так и ушёл он, печально сутулясь.